На рассвете — по степи к селению уже маршировала дивизия. Впереди шли музыканты, играя на барабанах и флейтах. Солдаты — пели, заметно устало, но бодрясь и не показывая виду, ибо офицеры бдительно поглядывали на них.
Чей шаг — заставит степь дрожать?
чей ряд — плотней стены?
Не поворачивают вспять
империи сыны!
Кто в наших душах есть всегда,
кто нам отец и брат?
Владыка Беренгар-Густав,
что славен тыщекрат!
Мы — чёрные отряды!
за Уайтшорсом идём!
Мы волю императора
приносим в каждый дом!
Пусть реет наше знамя,
пускай враги дрожат,
Познав в кровавой схватке
штыки лихих ребят!
Напоим их же кровью —
всех трусов и врагов,
Проткнуть штыком их десять раз —
любой из нас готов.
Каждые несколько куплетов сопровождались кровожадным припевом:
Когда наш штык войдет
В противника живот,
Мы дернем взад-вперед!
Мы дернем взад-вперед!
Нас воля императора к триумфу приведет!
Штыки карателей действительно были особыми — с зазубринами, как гарпун, и страшно было представить,
что такое оружие способно сотворить с человеком при дословном исполнении строевой песни.
Конница двигалась по краям колонны. Пушки тянулись сзади. Генерал Уайтшорс, едущий на черной лошади впереди оркестра, был несказанно рад, что смог добраться до указанной императором местности раньше, чем ожидал — хоть для этого и пришлось загнать пехоту. Осталось дойти до города Соколиных Перьев, что виднелся вдалеке — ориентировочно в полутора часах хода. Вызывало беспокойство лишь непонятное сияние, окутывающее гигантские каменные тотемы по сторонам от поселения и свечой уходящее в небо.
Навстречу армии — военным галопом скакала дюжина всадников. Ими были генерал Чермелль, сержант Пеппер и жалкие остатки приданной в командование полководцу дивизии.
— Генерал Уайтшорс! — крикнул Чермелль, — Благословенна воля императора, пославшего вас сюда! Ночью мои люди угодили в засаду. К сожалению, мы были вынуждены отступить, но у нас есть точный план города, это может помочь вам…
— Где ваши войска? — процедил Уайтшорс.
— Я… Мы… Мы понесли потери, — задушено прохрипел в ответ Чермелль.
— Чермелль, — мягко промурлыкал Уайтшорс, — Ты бестолковый глупец! Как только император мог послать такого некомпетентного болвана, как ты, со столь важным поручением? Из-за тебя пали лучшие сыны его величества! Не сомневаюсь, ты получишь свое наказание. Но потом. Сейчас мы идет на штурм. Мы пригнем голову остроухих к имперскому сапогу.
Когда мы поднимаем
родное знамя вверх,
Тотчас же император
одолевает всех!
Его стратегия мудра,
нет жалости к врагам,
Пускай теперь — и впредь — они
падут к его ногам!
Во время беседы солдаты, которым не было команды останавливаться, продолжали маршировать и петь. Но по мере приближения к городу они понимали, что дело оборачивается не так весело. То один солдат споткнется, то у пушки колесо отвалится, то кони обезумеют.
Вдруг пустоши окутал густой туман. Колонна военных встала. Черно-красные камзолы еле видели друг друга за дымкой — как будто бы легкой, но одновременно глухой, как стена.
— Что происходит, Чермелль? — сухо спросил Уайтшорс, — Ты был здесь, ты должен знать.
— Скорее всего, колдовство, сэр Уайтшорс. Иллюзия. Ничего страшного. Нужно идти вперед!
Уайтшорс кусал губы, одержимо глядя вперед, на его лице читался хорошо сдерживаемый страх.
— Нет, это не просто иллюзия. Я знаю иллюзии, тут что-то посильнее.
— Ну что вы, я так не думаю, сэр Уайтшорс…
— Да болван ты, Чермелль. Попробуй рассеять чары руническим камнем. Генерал ты Нольбианской Императорской Армии или нет!
Чермелль попробовал. Кисло сообщил:
— Ничего не выходит. Значит, это просто немного более серьезное колдовство! Но все равно — иллюзия, не более чем иллюзия…
Из-за тумана, где-то вдалеке, послышалось нарастающее рычание.
— Это — тоже по-твоему иллюзия? — прошептал Уайтшорс, бледнея.
Раздался крик откуда-то с правого фланга. Затем — ржание и топот копыт уносящейся без всадника лошади. По левую руку от генералов — кони стали сходить с ума. В безудержный визг раненых лошадей начали вплетаться вопли терзаемых солдат. Мимо генералов пробежал, спотыкаясь, обливающийся кровью человек.
— Остановитесь, паникеры! — кричал Уайтшорс, — Отставить, я сказал! Каждого десятого расстреляю!
Ничего не помогало. Рев в тумане становился все ближе. Похоже, твари, что его издавали, начали смыкаться. Солдаты бежали к центру колонны, наиболее удачливые лошади, сумевшие скинуть всадника со своей спины, исчезали в тумане. Совсем скоро воцарилась полная неразбериха. Лошадь Уайтшорса тоже начала лягаться, но он смог ее утихомирить. Чермеллю повезло меньше — при очередном взбрыке скакун сбросил его.
— Бесовщина… — тихо сказал Уайтшорс, трясущимися руками закуривая папиросу, — Не иначе…
— Дешевые фокусы! — раздался снизу голос невредимого генерала — Чермелль отряхивался от пыли, — От этих примитивных созданий я другого и не ждал.
Рев из тумана нарастал, так, словно к скрывающимся там чудовищам присоединялись новые и новые их когорты; равно же достигли предела ужаса и боли крики солдат… Постепенно, впрочем, стихая, замолкая — но это молчание и было наиболее ужасно. Оба полководца понимали, что оно значит.
— Байкоки, — определил, наконец, сидящий на лошади Уайтшорс, увидев силуэты, показавшиеся из тумана.
Он начал отстреливать наступающих из револьвера, с потрясающей четкостью, как на турнире, садя пулю за пулей в головы мертвецам. Чермелль же стоял неподвижно, закрывая ладонями лицо и читая молитву.
В какой-то момент в голову лошади Уайтшорса прилетел томагавк. Быстро выпрыгнув из-под падающего животного, генерал продолжил защищаться — с яростью фанатика, пока не обнаружил, что от всей колонны осталось пара дюжин солдат, которые и выжили-то лишь потому, что сгрудились спина к спине, отстреливая тянущую к ним лапы нежить из ружей и револьверов. Чермелль, читающий молитву, тоже неким чудом избегал пока внимания нечисти. Лошадей не осталось — все они, сойдя с ума, разбежались во все стороны, сломя голову, нередко — затаптывая в пыльную землю пытающихся подняться раненых. На заднем плане, отвлекая, взрывались сами собой заряды оставленных без присмотра пушек, ружья выживших то и дело давали осечку… Но вскоре паводок байкоков кончился. Остатки войск смогли отбиться, на самом пределе сил.
— Тяжело стрелять, когда не видишь врагов, — сказал Чермелль, вытирая пот платочком.
— Трус. Ты бы хоть раз попытался. Почти все мои люди мертвы. Мы не можем идти на штурм с таким количеством солдат. Это самоубийство. И все потому, что ты не смог предоставить верную тактическую информацию! Тебе - отвечать за это поражение перед императором, Чермелль!
Раздалось шесть выстрелов. Шестеро солдат пало.
— Ну, кого еще бесы принесли? — заорал Уайтшорс, обращаясь к туману, — Выходи, ублюдок!
Туман развеялся. Одновременно пали без сил на землю четверо шаманов, поддерживавших заклятье. Пред нольбианцами предстала армия коноп. Сотни лучников и сотни копейщиков угрюмо смотрели на врага. Впереди стоял мужчина в старой рейнджерской куртке.
— Ублюдок? — прозвучал его холодный, как могила, голос, — Да, я тот еще ублюдок. Но ты можешь звать меня и по имени, я не обижусь. Эдвард Мейсон, — мужчина разогнал рукой последние лоскуты холодного тумана, словно бы не желавшие улетать от его лица, — А вы, должно быть, войска его величества? Мастера делать живое мертвым. Не доводилось терпеть поражение от тех, кто уже мертв, хм?
— Огонь по этому человеку! — истерически скомандовал Уайтшорс.
Раздалась жалкая серия хлопков — все, что мог выдать десяток измученных перепуганных вояк с отказывающим оружием. Однако, они все старались попасть в Мейсона, зная, что от меткости зависит их жизнь. Бедняга уже походил на решето, но все еще стоял на ногах.
— Не выйдет, — скорее пожаловался, чем похвастался, тот, — Я и сам пытался. И не один раз, — обратился Мейсон к карателю, — Но сейчас у меня дело к толстому, — Мейсон показал револьвером на стоячего рядом с Уайтшорсом Чермелля, — Вождь приказал казнить его. Не знаю, за что этой твари такие привелегии, вы оба друг друга стоите, но не возражаю: давно было пора ее прибить. Что я незамедлительно и сделаю.
Сказав это, Мейсон, не целясь, выпустил четыре пули в сторону Чермелля. Все они попали бы в генерала… Если бы тот не притянул к себе еще быстрее Уайтшорса, прикрывшись им.
— Пас… ку… да… — только и смог выдавить тот, умирая.
— Очень верная характеристика, — молвил Мейсон, — Впрочем, знаешь, я передумал. Такое ничтожество как ты, я не хочу убивать. Не пойми неправильно, мне не тебя жалко, а пули. Противно представлять, что священное серебро коснется твоей мерзкой туши.
— Ч-что? — заикающимся голосом переспросил Чермелль
— Беги, — вместо разъяснений Мейсон пару раз выстрелил у ног генерала
— Отступаем, — крикнул опамятовавшийся Чермелль и побежал к войскам. Нольбианцы кинулись прочь, не дожидаясь генерала.
***
— Думаешь, он скоро очнется?
— Ну сегодня-то уж точно должен…
— Твоими бы устами... Не знаю, из чего был этот отвар, но галлюцинации он вызывал мощные.
— Га… Люнци… Рико любит новых словей! Рико хочет знать, что такое гальнуциляции! Хочет! Хочет! Хочет!
Эндрюс некоторое время слушал с закрытыми глазами, затем приоткрыл их.
Пробежался глазами по комнате. Судя по обстановке — все еще дом вождей. Но как светло, какие радостные лица вокруг! Мэт… Эл… Джоанна… Мик и… пакваджи?!
— Это еще что за херня? — спросил спросонья Тед, не зная, что в третий раз повторяет ту же самую фразу. Этим он вызвал общий смех.
— Ты провалялся один день без сознания, после того, как испил из шаманской чаши, — ответила Джоанна.
— Да нет же, я про ту хрень, рядом с тобой. Конопы их уже приручают, что ли?!
— Это Рико. Он теперь член нашей команды.
— Замечательно. Стоило проспать один день, так вы уже меня на пакваджи заменили…
— Никто тебя не заменял, — ответил Мэт, — Рико — новенький в нашей команде, разведчик и взломщик, а ты — остаешься в прежнем статусе лоботряса. Кстати, — Мэт достал клинок и оберег, — это твое. Подарок от вождя.
— Красивый, — не сдержал похвалы Тед, вращая в руках предметы, на которых красовался пятый из зверей — пес, — А что, это вся оплата за работу?
— Не, еще четыре унции золота! — радостно уведомил Эл, — Мы можем теперь считаться богачами.
— О как, — без эмоций сказал Тед, — Потрясающе.
— Еще мы бесплатно можем питаться в трактире у южных ворот…
— О как! — в голосе прорезались нотки радости.
— А еще — скоро нам дадут тысячу клинтов, за плевое дельце.
— Ого-го как! — теперь Тедди выглядел совершенно ожившим, — Тогда — идем за деньгами?
— Именно. Заодно и поедим, — кивнул Мэт, — Встреча назначена в том же трактире, где нас кормят.
Путь «Негодяев» к выходу вел мимо дверей тронного зала. В нем — они увидели Мейсона, перед вождем, склонившимся над бездыханным телом шамана. По впалым щекам неупокоенного катились слезы.
— Он должен был расколдовать меня… — повторял мертвец, — Он обещал! Обещал! А теперь — вот. Отдал все свои силы на этот чертов туман!
— Велика скорбь твоя, о мученик, — молвил вождь, — Но ничего не поделать. Ныне твой вечный удел — скитаться неприкаянно по землям племени, ибо лишь шаман, наложивший заклятье, снять его может.
Услышав это, «Негодяи» свернули и подошли к Мейсону.
— Не печалься, друг. Знаешь, многие только и мечтают, что о вечной жизни.
— Спасибо, Мэтью. Жаль только — эти мечты обращаются в противоположность, как только обретаешь то-самое бессмертие…
— И чем ты теперь планируешь заниматься? — спросила Эдварда Джоанна.
— Видимо, придется все так же отстреливать байкоков. До начала Дикого Гона.
— Постой, — поднял орлиный взор вождь, — ныне вину ты искупил свою, пусть душа твоя и не может быть упокоена. Быть гостем желанным у племени теперь можешь. Ко двору своему зову тебя я. Доблестным стражем станешь ты, коли пожелаешь сам.
Мейсон пожал плечами и без огонька ответил:
— Ну, всяко лучше скитаний по одним и тем же местам, без возможности перекинуться словом с живой душой. Спасибо, вождь. Клянусь служить твоему племени верой и правдой.
***
В трактире было полно коноп. Все они радовались, пели песни, танцевали, пили настойки на травах и кактусах.
— А, мистер Робертс, — обратился к Мэту Монтгомери Сойер, — Не ожидал, однако. Тут такая заварушка была, я думал, вы уже в сотне лиг, бежите на всех парах... Я-то не могу, у меня кит.
— Тысяча клинтов, мистер Сойер, тысяча клинтов.
— Да-да, конечно, — Сойер достал из кармана две купюры по пятьсот и помахал ими, — Конечно, я бы не сказал, что… Ваша роль в произошедшем выглядит… Что она кажется… Что вы, как бы, действительно приложили руку… Скорее, это случайное совпадение… Но я человек слова. Глядите, тысяча клинтов! — он помахал деньгами еще раз и отдал их Мэту, — Все честно.
— Они поддельные, — скривился лидер, — Чернила подтекли.
— Ой! — театрально воскликнул Сойер, — Что за неприятности-то со мной творятся! Видимо, те студенты одурачили меня. Вы слышите? Я сам остался с носом! Совсем без денег!
— Вранье.
— Нет, нет, что вы, мистер Робертс. У меня есть, конечно, кое-какая мелочь… Ну, еще, скажем, триста клинтов. Но эту сумму я планировал отдать за работу! Тем, кто меня и мою партию будет эскортировать!
— Никогда не отказывался от работы, — встрял Эл, — Когда выдвигаемся?
Археолог внимательно посмотрел на парня, прежде чем ответить.
— Завтра на рассвете, мистер Тейлор. Но я...
— ...Но деньги ты нам отдашь сейчас, — завершил Мэт.
— Мистер Робертс, я…
— Ладно, сто пятьдесят сейчас. Ты нам задолжал тысячу, не забыл? Еще двести доплатишь, как довезем твои кости, куда тебе там надо.
— В Республиканскую Историческую Академию. Это в Спрингвуде, недалеко от Йеллоуфилда. Но, мистер Робертс, я могу заплатить вам только триста клинтов!
— Хочешь, чтобы все узнали, что в Академии работают люди, «случайно» расплачивающиеся фальшивыми купюрами? Что уважаемые Элом профессора, кумиры молодежи — мошенники?!
— Рико не любит мошенников, — цокнул языком пакваджи, — как-то такие пытались поймать Рико и показывать в цирке, как гнома. Рико — не гном!
— Рико, потом поговорим, — ответил коротышке Тед, невольно ухмыльнувшись, и обернулся к Сойеру. Тот тяжко вздохнул.
— А вас тяжело переубедить, мистер Робертс. Я согласен!
— Тогда — по рукам.
В тот день «Негодяи» отдыхали в таверне, обсуждали с Рико его прошлую жизнь, смеялись над минувшими бедами, выпивали с конопами их настойки, а поутру — отправились в пустыню Гранд Скалл. Но это уже совсем другая история…
