"Негодяи" или злоключения группы незаконопослушных джентльменов и леди в жестоком мире

— А ну, быстро в дом! — гаркнул въехавшим в деревню героям крепкий мужичок, заводя свою лошадь в конюшню, — Немедля! Скоро она выйдет! Быстро, в дом, а лучше — прочь из деревни! — Я Мэтью Робертс, — отозвался конник, — Я и моя группа направляемся в Йеллоуфилд. Просто проездом, не более. Отчего такая суета? — Проездом, не более? Мистер Робертс, вы не понимаете, в какой вы в опасности здесь. Даже я, патрульный Льюис, не уверен, что смогу сберечь ваши жизни, если вы останетесь! — И что же у вас, патрульный Льюис, за беда такая? — поинтересовался Мэт, спешившись и встав в воротах конюшни. — Ох… — патрульный вздохнул, привязывая лошадь и пугливо оглядываясь, — Неделю назад это началось. Каждую ночь, с полуночи до четырех утра… Она ходит по улицам и стучится в двери и окна. А кто откроет ей, так и все… Никого потом в живых в доме. Уже четыре семьи так погибло… — Кто — она? — спросил подошедший Эл, сделав акцент на слове «она». — Привидение, кто ж еще. Всю деревню кошмарит, как сама утопилась! А рейнджеры ехать сюда не торопятся. Видите ли, у них есть и другие заботы. Шериф говорил, что сегодня, вроде бы, отряд прибудет. Да только этого самого отряда я и не вижу. Вы-то, ребят, уж простите, на рейнджеров слабо похожи. Особенно этот, синий, шипастый… Да чтоб они, все эти рейнджеры пропадом пропали! Тьфу! — Льюис заторопился в дом, чуть ли не расталкивая «Неготяев» по пути. — Где можно укрыться от бестии? — буднично, будто не опасаясь за свою жизнь, спросил вслед Мэт. — Да хоть в трактире «Седьмая Пуля». Он там, за углом. Можете, конечно, и у меня остаться. Да только еды у меня нет, и спать негде. Приедь вы в иное время, постелил бы вам хотя бы в конюшне. А сейчас… Даже за лошадей страшно… Всё, я домой, а вы как хотите! — не дождаясь, пока приезжие решатся поставить своих лошадей, Льюис взбежал на крыльцо. — Стой, — почти возмутился Мик, — А что, защищать селян ты не будешь? — Да что можно сделать с привидением, обычным оружием? — взбеленился Льюис, аж присев и расставив руки от возмущения, — Против приведения — чары надо, только у нас таких чародеев нет! Священник, вон, Уинстон, пытался. Читал себе в церкви молитвы Всесоздателю и Сыну Небес. Да только дверь-то он открытой оставлял, специально. А на утро — нашли его, иссохшего всего, волосы седые, кожа синяя… А глаз-то у него… — Льюис содрогнулся, уже взявшись за дверную ручку, — Глаз и вовсе нет. Дверь захлопнулась. Загремели замки и засовы. — Скверно… — Мэт закурил сигарету, — По всему выходит, и ехать сейчас дальше — опасно, и оставаться — рискованно… — Мэт, давай уедем, у меня сердце не на месте… — тихо прошептала Джоанна. — Не в этот раз, — Мэт затянулся, по его лицу невозможно было угадать эмоции, — Мы останемся. Может, удастся и помочь этим людям. — Давно ли ты в рейнджеры записался? — нарочито-грубо спросил Тед, — Я давно тебя знаю, Мэтью Робертс, и все понимаю, но это! Это край даже для тебя! — Во-во! — поддержал Эндрюса Мик, — Людей жаль, но защищать их, жертвуя собой — не наша работа! Это ненормально! — А я согласен с Мэтом, — вдруг заявил Эл, — сказано же, рейнджеры прибудут. Нам главное — продержаться, с ними-то — не так страшно. К тому же, ехать ночью, через места, где бродит призрак… Никак, поопаснее будет? — Рико хочет остаться тут! — подал жизнерадостный голос пакваджи, — Свою деревню Рико спасти не смог, эту смогет! — Трое на трое… — констатировал Эндрюс, — Неожиданно. Вы самоубийцы, если взаправду хотите заняться подобными делами. Серьезно. Для борьбы с нечистью есть рейнджеры, специально обученные, не чета нам. — Мы можем и просто остаться в трактире. Никто не заставляет тебя бежать бить призрака. Просто отсидимся в безопасном месте и все, лезть будем только туда, где точно сможем помочь. — Как ты это представляешь себе, Мэт? Будешь сидеть и дрожать всю ночь от страха, слыша вопли умирающих? Да ты же первый полезешь на рожон, будто я тебя не знаю… — Альтернатива? Предлагаешь ехать через землю, по которой бродит привидение? Представляешь, вот ты так едешь, а на тебя из-за кустов — такое, белое. Ты стреляешь — а пуля насквозь проходит. — А я его — мечом! — Это если достать успеешь. И если сработает. Мечи-то — они против конопской нежити, не нашей. — А я… — А ты? — А я… Да я… Да ты… Ну, ты… — Эндрюс вздохнул и почесал в затылке, — Ладно, поехали в этот твой дебильный трактир. Но с тебя пиво! — Как обычно, голденхиллзское светлое? — ехидно уточнил Мэт. — Да иди ты в пакваджевскую задницу! — Что? Рико не понял, — синекожий на всякий случай прикрыл тылы, — Рико не хочет в задницу, Рико хочет, чтобы ему объяснили! — Счастливое наивное примитивное существо, — проворчал Мэт, успокоительно похлопывая нелюдя по плечу и одновременно направляя его в трактир. Туда же, оставив повозки и лошадей, зашли остальные герои. Внутри было мало людей, все почему-то сидели спиной ко входу. — Чем могу помочь, путники? — спросил худощавый до изможденности бармен. — Нам нужно шесть спальных мест и еда, — громко объявил Мэт — разрывая неестественно бодрым голосом полог трагической тишины. — Боюсь, что спальные места уже заняты, — кисло отозвался бармен, не поддаваясь на оптимизм гостя. — И кем же? — Нами, — из-за дверей в одну из комнат вышла Клементайн. — Ты? — только и мог растерянно спросить Эл. — Я. И мой отряд. Мы только что въехали в деревню, готовимся к охоте. В деревне завелся злой дух, судя по описанию — Ла Йорона. — Чо? — даже многознающий Мэт впал в ступор на этом слове, не в силах припомнить ничего похожего. — Мстительный дух простолюдинки, бывшей в связи с богачом и родившей от него. Простое дело. Проще из призраков только ачери и ангиак. Правда, у каждого… свои особенности. — Ну и… Какой у тебя… У вас план? — все также растерянно, и с растущим беспокойством за девушку, спросил Эл. — План простой. Мы сделаем Меловую ловушку, куда и заманим ее. После чего начнем обряд изгнания. Для него потребуется любая вещь покойной. Ее мы возьмем у семьи погибшей. — Так вы уже узнали и личность этого духа? Клементайн вздохнула и присела на стул, отодвинув его от стола — в позе рассказчицы. — Громкое дело было. Местная жительница, Маргарет Миллер, влюбилась в начальника своего отца, Абрахама Стейна, когда тот гостил в Редбридж. Она была женщиной смелой, волевой, острой на язычок, не боялась заговорить с вышестоящими. Абрахам ценил таких. Половину прошлого Сезона Цветения они провели вместе, наслаждаясь обществом друг друга… и не только им. Пока в один из дней Маргарет не выяснила, что у землевладельца есть семья. Восемь детей и красавица жена. Можно подумать, что история обычная, очередной большой человек проводил досуг, развлекаясь с безродной простушкой. И возможно, все не кончилось бы так жутко… — Клементайн горько вздохнула, — Если бы Маргарет не забеременела от него. Она начала писать любовнику письма. Много писем написала. Ответа не было. Такое впечатление, что они не доходили до адресата. На самом деле, конечно, доходили. Просто… Тот ублюдок Стейн их ни в счет не ставил. Он даже шутил, хвастаясь отцу, что отапливает ими дом. В определенный момент Стейн, однако, решил, что письма ему надоели, да и сама Маргарет спровоцировала подонка, поскольку начала писать не только ему, но и в местные газеты. Те такие послания, понятное дело, не печатали — кто же опубликуют хоть слово против могущественного Стейна? — но даже редакторы порой проговариваются, так что слухи — пошли… В общем, Стейн заплатил, чтобы Маргарет заперли в доме для душевнобольных. Абсурдно, но даже когда бедняжку крутили, когда одевали в смирительную рубашку, когда ей даже объяснили, гогоча, по чьей вине она в этом месте — она все еще любила мерзавца. Она была готова простить ему ложь, насилие, возможно, даже отказ признать ребенка своим, лишь бы он вернулся к ней. Но в больнице Маргарет пичкали ядами. Ей ведь диагностировали редкое заболевание — вялотекущую шизофрению, а такие вещи всегда лечат «экспериментальными методами». То есть, отравами всякими. Организм бедняжки не выдержал, и у нее случились преждевременные роды. Рожала она, по счастью, не в клинике, произведя на свет двух девочек. Марси и Эбигейл. Младенцы поначалу были очень слабыми, врач, принимавшая роды, даже не верила, что они доживут до следующего сезона, но вышло иначе. Мама выкормила их, девочки окрепли, стали здоровыми детками. Маргарет, однако, окончательно сошла с ума. С каждым днем она все одержимее твердила, что любит Абрахама, и тот тоже любит её; что дом для душевнобольных — испытание, которое они должны преодолеть, чтобы в конце воссоединиться. Бред ее был столь абсурден и цветист, что когда Стейну донесли о безумии возлюбленной, он «сжалился», приказав отпустить её вместо возврата в клинику. На самом-то деле, конечно, это была очередная подлость. Стейн не удовлетворился разрушением одной только жизни Маргарет, он хотел погубить так же и ее репутацию — чтобы все видели, как невменяема та, что заявляет о его отцовстве и жалуется на него. Маргарет не верили, смеялись над ней, нанятые Стейном люди бросали в нее грязь, еще больше развлекая свидетелей. Она стала нелюдимой, замкнулась. Вечно говорила об Абрахаме, ходила гулять со своими малышами к пруду, ни с кем, кроме своей матери и дочерей не общалась. А в один день, она написала записку — очередное признание в любви Абрахаму — после чего взяла дочек на прогулку, пошла к местному прудику и утопила их там. А потом, привязав камень к шее — отправилась вослед. Произошло это всего-то неделю назад. Но уже сейчас дух девушки, лишенный ума, тела и любимого, ищет своих деток и их отца, чтобы воссоединитья с ними. Навсегда… Как и все Ла Йороны — выглядит она жалко, и голос ее вызывает лишь сострадание. Но она опаснее, чем кажется. Она стучится в дома, плача, часто ей верят и снисходят до нее, но горе тому, кто открыл двери — убедившись, что перед ней не ее любимый, не ее дети, она убивает обитателей жилища, высасывая их души. И становится сильнее. Это самая большая проблема, что сильнее. Сейчас она поглотила уже десятки душ. А первой — убила свою мать… Старушка увидела ночью свою дочь за дверью, решила, что та живая, и, радостная, пошла открывать… Наутро у входа в дом нашли только сморщенное тело. Мы не можем допустить, чтобы так продолжалось, чтобы она высасывала жизни из невинных граждан Республики. Сказать честно, убей она одного лишь Стейна, я была бы лишь рада. Да только вот… Он живет в Йеллоуфилде, столичном городе. Какое ему дело до Редбидж? Тем более — теперь… — Жесть… — выдохнул Мэт. — Ужас… У вас, рейнджеров, всегда такие мрачные приключения? — спросил у Клементайн Эл. — Как правило, — бледно улыбнулась та, — Кто-то же должен заниматься этой работой. Кто, если не мы, Эл? Кто? Ты? Мэт? Или… Стоп, это что, пакваджи с вами? — Рико пакваджи! — гордо ударил себя кулачком в грудь самый маленький член банды, — Рико — занимается работой! А ты кто, человек? — Я Клементайн Хэнсон, — дружелюбно отозвалась девушка, склонившись, — Капитан отряда рейнджеров. И сейчас мы готовимся к уничтожению чудовища, о котором я говорила. — Капитан! — крикнул один из рейнджеров, выйдя из комнаты, — Все готово. Мел, святая вода, серебро. Все, что может пригодиться. Дэвис скоро вернется из дома покойной, принесет вещь. — Отлично, рядовой Уилсон. В два часа ночи — мы начнем. Нужно потянуть время, нужно измотать ее… — Мертвые не знают усталости, — обеспокоенно возразил Эл. — Что? Кто это тебе сказал? Ла Йорона устает, но не в привычном для нас понимании. Призраки — существа магические. Их утомляет само пребывание в мире живых. В полночь она появится, а через два часа — будет в идеальном состоянии, чтобы ее поймать и начать обряд. — Мы сражались с байкоками. Они бегают, как лошади, прыгают, как пумы, встают после выстрелов, и что-то я не заметил, чтобы их это утомляло. Раззадоривало, скорее… — Эти — нет. Они материальны, не тратят сил на поддержание формы. Поэтому — в самом деле не знают усталости. Как и зомби. Как и гули… Я слышала от одного морского рейнджера, что на коралловых островах десять лет назад с зомби прямо беда была. — И когда ты успела с морскими рейнджерами пообщаться? — А тебя так волнует, с кем я общаюсь? — А не должно? — Ты сам уехал в Уайдленд, я не гнала тебя. — Может, потом начнете выяснять отношения? — вмешался в спор Мэт, — Это все прелестно, встречи, слезы, склоки и выдирания волос после долгой разлуки, но ни мне, ни кому бы то ни было еще в этом трактире не интересно слушать злобные влюбленные беседы в преддверии съедения злобной призрачихой. — Мэт, грубо, — поморщилась Джоанна, дергая Мэта за рукав. Эл замер на миг. Казалось, что он оскорбится… Но затем юноша поднял руки, как механическая марионетка. — Все. Все, понял друг. Прости, — затем он обернулся к Клементайн, — у тебя есть минутка? — Даже больше, — подмигнула та, расслабившись, — пойдем в комнату, там продолжим разговор. Рейнджер-рядовой, наблюдающий, как его капитан удаляется под ручку с незнакомым небритым человеком в свою комнату, проводил их недоуменным взглядом. — Это они всегда так? — Я тебе больше скажу, если услышишь стоны и вопли из комнаты, не переживай. Это не ваша Ла Йорона явилась, — с ехидной улыбкой сказал рейнджеру Эндрюс, — Бармен, пива! — подмахнул он рукой, удаляясь к стойке. В комнате Клементайн стоял запах корицы. На столе лежала фляга, судя по всему со святой водой, так же — серебряный клинок, метательные ножи и коробка, видимо — с сухпайком. — И о чем ты хотел поговорить? — прервала неловкое молчание женщина-капитан. — А ты — о чем? — О Ла Йороне. Что вы собираетесь делать. Какие действия будешь выполнять ты и твои друзья… Если, конечно, вы решите нам помочь. — А я… Я хотел поговорить о нас. Рейнджерша вздохнула и осмотрела мужчину. Небритое лицо, пыльная синяя куртка, грязная, когда-то белая, рубашка, и лицо. Такое родное, теплое лицо… — Нет никаких «нас», Эл. Знаешь… Тогда, В Йеллоуфилде… это все было ошибкой. — Ну какой же ошибкой?! Ты мне даже ключ дала от сокровищницы твоего отца! — Дала. Потому что знаю, что вам деньги нужнее, чем — теперь уже — губернатору Хэнсону. — И это все?! Рейнджер снова окинула мужчину взглядом. — И все. Боюсь, что тогда я была на эмоциях, я не отвечала за себя. Сейчас — я капитан. Я не могу себе позволять эмоциональных бурь. — Даже если сама хочешь? — Эл подошел ближе к Клементайн — Разве ты убила все чувства? — А разве ты видишь будущее у этих чувств? У нас? Разве ты не уедешь вскоре снова, в другой штат на полсезона, как в прошлый раз? Эл издал смешок. Подойдя достаточно близко, он взял девушку-капитана за руки. — Ты же сама сказала, что нет никаких «нас». — Эл, я не… — Клементайн покраснела и долго не отвечала, — Я запуталась. Очень сильно запуталась. — Поехали с нами. Просто — раз, и поехали. Брось эту помойку. Что тебя здесь держит? — Долг. Я не могу оставить этих людей. Ты же знаешь. Эл прижал Клементайн к своей груди и крепко обнял. — Знаю… Веришь ли… Я бы хотел бросить все и уехать с тобой вместе. Как можно дальше. И пропасть так для всех. — Эл, не неси ерунды. — А я и не несу. Я говорю о своих мечтах. Мечтаю я — только о тебе. Ну, может быть, еще о деньгах, но, в первую очередь, о тебе. Двое смотрели друг на друга. Их лица были так близки, что Клементайн могла рассмотреть каждый волосок на лице Эла. — Ты знаешь, что ничего не выйдет. Прости. — А если постараться? — Ты о чем? — О том, что нет ничего невозможного. Недавно мы помогали академикам перевозить скелет древнего морского змея из пустыни. Ты подумай — морской змей! Посреди пустыни! Когда мы ехали туда, то думали, что это горячечный бред, ничего такого взаправду оказаться не может. А он — есть. Стоит сейчас, в музее, людей удивляет… Я же говорю, нет ничего невозможного! Клементайн издала тихий смешок, не ответив. Эл продолжал: — А до этого — знаешь, что было? Мы конопам помогали прогнать нольбианцев с их земли. Сражались против нежити, а потом нежить сражалась плечом к плечу с нами, там были и духи предков, и даже бандит, получивший вечную жизнь! В жизни бы не поверил! Я уже молчу, что пакваджи сейчас ходит с нами, как боец, как один из членов команды… — Эл, хватит. Мужчина приник губами к губам женщины. Они слились в долгом и нежном поцелуе. — И зачем? — спросила Клементайн. — Потому что… — Эл смешался и уткнулся взглядом вниз, вынужденный признать, — Потому что мы не можем пройти мимо, когда кому-то нужна помощь. — Я не о… О чем ты вообще? Я — о нас! — Потому что я люблю тебя. — Эл… — Я. Тут. — Вот скажи, — рейнджерша вырвалась из тесных объятий мужчины и встала чуть поотдаль, положив ему руки на плечи, — Вы можете помочь нам? Сейчас? — Конечно же, почему бы и нет? — Что, даже уговаривать не придется? — Хах, ну ты, если сильно хочешь, я не против, — Эл с лукавой улыбкой погладил Клементайн по груди, заставив ее смешаться и покраснеть, — Можешь попробовать. — Ладно, — промолвила она, кусая губу и отходя, — Тогда обсудим с тобой детали плана.

***

— Выпьем тоже? — спросил Мэт у брата с сестрой и пакваджи, — Я плачу. — Спрашиваешь, Мэт! С удовольствием! — радостно отозвался Мик, — Особенно — если заплатишь… — Ты пить не будешь, — отрезала Джоанна. — Ну что ты как мать?! — Не упоминай ее!.. Послушай, тебе рано. Рано, и все. — Может, разрешишь ему хотя бы одну пинту? — осторожно встрял лидер, — Ему пора становиться мужчиной. Джоанна кинула на Мэта испепеляющий взор, но затем, помедлив, кивнула. — Хорошо. Но только одну пинту. Не больше. — Вот так бы и сразу! — радостно воздел длани Мик, направляясь к бару, — Так бы сразу! За распитием пенного напитка Эндрюс спросил у друзей: — И что вы думаете про эту парочку? — он кивнул на коридор. — А что мне про них думать, — отозвался Мэт, уже слегка опьяневший, — Эл взрослый человек, Клементайн ответственный рейнджер. К тому же, видятся они нечасто. Пусть балуются, на работе Эла это никак не сказывается, не имею ничего против. — А мне кажется, они хорошо смотрятся вместе, — туманно улыбнулась Джоанна, поднося к губам кружку. — Рико не понял, кто это такая, — вылез на уровень стола пакваджи, — Капитан — она сказала. А корабль где? У капитана должен быть корабль! Рико не понимает. А Эл с ней такой чуд-ной. Да, чуд-ной. Эл тихий. Рико считает это странным. — Не у всех капитанов есть корабли, Рико, — нарочито громко заметил Мик, оглядывая бар, — Некоторые довольствуются управлением кучкой болванов, — он с удовлетворением отметил, как поворачиваются к нему лица рейнджеров, как зажигаются нездоровые огоньки в их глазах, и слегка сжал-разжал кулаки в предвкушении, — Ну и еще одним болваном повертеть любят, — добавил он ради справедливости. Кажется, назревала драка. Некоторые рейнджеры уже начали вставать, один из них вплотную подошел к Мэту. — Видишь этот шрам на моем лице? — мужчина сдвинул повязку со лба, обнажив свежий шрам на лбу, — А знаешь откуда он, сопляк? Мне его оставил вендиго три дня назад. На ферме Максвелл эти твари перегрызли людей, обратив часть прислуги в себе подобных. Мы зачистили ферму. Перебили всех вендиго. Я убил одного этим клинком — Мужчина вытащил из ножен серебряный клинок с гравировкой лисы — символа рейнджеров, — А ты, сопляк, сможешь выйти против вендиго без огнестрела? Чтобы ты знал, я и эти парни, защищаем народ ото всех тварей. Что делаете вы, нахлебники, отсиживающиеся за нашими спинами? — Ровно то же самое делаем, — холодно ответил рейнджеру Мэт, — Хочешь помериться шрамами? Три недели назад, моего приятеля байкоки ранили в плечо. Рубцы на месте, даже кровушка засохшая еще видна. Если ты так сильно хочешь показать свое превосходство только потому, что ты носишь коричневый плащ, а мы, голодранцы эдакие, ходим в чем попало и не служим государству, ты только подтверждаешь мое высказывание. — Какой языкастый малый, — подошел к Мэту еще один рейнджер, — А ты знаешь, что рейнджеры не только против чудовищ обучены драться? — Да слыхал. Слыхал, что ваши колеги устроили в штате Блэкстоун, — Мэт достал папиросу, — Столько «нечудовищ» вырезали. — Ах ты мразь! Ты бы посмотрел лучше, кому дерзишь! Видишь, серебряный клинок, два револьвера на поясе и годы тренировок! Вот что такое рейнджеры Великой Республики! — «Два револьвера — в штанах два хера»? — сострил Тед, подойдя к другу и встав плечом к плечу. В воздухе повисло молчание. Рейнджеры уже были готовы начать мордобой, если не чего похуже, но тут, сбивая общий боевой настрой, в трактир ворвался еще один рейнджер, тряся тряпкой в руке: — …Капитан, капитан! Я добыл! Добыл ее вещь! Платье! Нашел! — Капитан — занята с кавалером, — вальяжно отозвался Мэт, выдохнув дым папиросы прямо в лицо ворвавшемуся, — Как освободится, выйдет сама. Последовала дуэль взглядов, которую вояка не выдержал, опустив глаза. В воздухе повисло молчание. Рейнджер вдруг резко хлопнул по кобуре, но коллега — успел быстрее, зафиксировав его руку. Мэт даже не пошевелился. — Ладно, Родригез, ладно, — миротворец успокоительно похлопал воинственного товарища по спине, — Толку с них, сам видишь, как с горного бумера. Ни уважения, ни стыда, ни совести — к тем, кто делает полезное, нужное народу дело. — А заткнись, Смит. Ты вообще на чьей стороне? Клянусь, еще одно хамство с их стороны и я не ручаюсь за себя! Впрочем, пачкать кровью эти стены — негоже, давай-ка по-мужски разберемся, — обратился Родригез к Мэту, — Мне это ничего не стоит. Хочешь драки — ты ее получишь. На крик — вышла Клементайн с Элом. В глазах обоих — читалась печаль. — А, Дэвис, — молвила Клементайн, — Ты… Ты нашел ее платье? Отлично. Это даже лучше, чем я ожидала. Дождемся двух часов ночи и откроем двери. Предлагаю лечь спать и почистить оружие. Оно пригодится. Родригез, Смит. Тише, не приставайте к ним. Они согласились помочь с Ла Йороной. — Но капитан… — выдавил Родригез, сжимая кулаки. — Никаких «но», рядовой. Это приказ. Рейнджеры удалились в свои комнаты. «Негодяи» продолжили сидеть в трактире, не имея возможности ни отдохнуть в комнатах, ни выйти проветриться на улицы, по которым бродит злой дух. Они были пьяны — в ход на этот момент пошел не только эль. — И почему ты не спишь с ней, герой? — докапывался до Эла Мик. — Отвали, Мик. Просто отвали. — Что у вас стряслось, Эл? — подвинулась ближе Джоанна. — Не у «нас». Нет никаких «мы». Так она сказала. А я сказал, что начхать, и что мы все равно поможем рейнджерам в Ла Йороной, даже если это будет стоить нам жизни… Не суть. Эй, трактирщик! — Да, сэр? — Можно поспать у вас тут, в зале? — Вообще, нежелательно, — сморщился тот, — Это не нравится посетителям… Но, учитывая, особые обстоятельства… И то, что посетители все равно не могут покинуть помещение… Валяйте. До двух часов. Потом, как понял, вы свалите?.. Ну, или погибнете? — Чево-о-о?! — начал вызверяться Тед. — Если ты не хочешь, Эндрюс, можешь не спать. А я… А-а-а! — Эл выломал руки и челюсти в зевке, — Собираюсь давить клопа. Поднимите руки, кто против… Хотя, нет, можете не поднимать… — голос Эла уже сделался невразумительным, он повернулся и лег на лавку, а через миг уже спал. Разумеется, никто не был настолько жесток, чтобы его будить, или продолжать свары. Вскоре остальные так же присоединились к Элу, несмотря на то, что факелы все еще горели, а желудки донимал вкусный запах жареной пищи. Проснулись они, как и было запланировано, в два ночи.