"Негодяи" или злоключения группы незаконопослушных джентльменов и леди в жестоком мире

На самом деле, крышка подалась нелегко — Мэту пришлось прижать к ней рукоять ножа, чтобы сорвать с бутыли. Зато едкий запах трав, ударивший в нос, послужил лучшим из призов. Какая именно флора пошла на изготовление «Особой» — Мэт не понял, различив среди множества запахов лишь нотки аниса. «Ну, поехали…» После первого крупного глотка в ушах начали шуметь потоки крови, отчетливее стали все звуки вокруг. Волна приятного расслабления прокатилась по телу. Словно тысячи маленьких иголочек покалывали каждый дюйм кожи — но это была не боль, лишь дразнящее касание. Затем ощущение иголочек вдруг резко ушло — осталась лишь нега эфирного парения. Мэт сделал второй глоток. Цвета в помещении, несмотря на густой сумрак, стали ярче, контуры предметов — отчетливее. Третий глоток. Четвертый. Пятый. Мэт вдруг понял, что давно уже лежит на диване. Эта мысль, как ни странно, не вызывала тревоги. Вообще — во вселенной не осталось тем, которые могли бы заставить его нервничать. Ограбление казны Хэнсона, близящийся поход в форт маньяка, даже заботы о покупке лошади — все, что раньше казалось важно, сейчас куда-то отступило. И можно было не думать. Наслаждаться узорами на потолке, неожиданно оглушительной тишиной, которую сверлили своими скрипицами заоконные сверчки. Сознание плыло — голова кружилась даже в лежачем положении, впрочем, это ощущение тоже не было неприятным, даже наоборот, оно расслабляло и увлекало Мэта: что дальше? Еще пара глотков — и экзистенции претерпевают новый кульбит. Мир сокращается до узкого «пятачка» — только то, что Мэт видит, реально. Там, за стенами — ничего нет. Да и сам диван — плавает в феерическом Ничто. Уютный такой. Мягкий равнодушный зверь, представляющий спину усталому страннику. Бархатная спинка, к которой прижимается спина Мэта — самое надежное, что есть в природе. Последние глотки из бутыли Мэт допил почти машинально. Всё равно они уже не играли роли. Затем он вытянул руку за край дивана, эффектно разжал пальцы, позволяя бутыли отправиться в полет — в Ничто — и вытянулся на ложе, не снимая сапог. Чувствуя себя куколкой бабочки, прячась в сладкое чувство камерности и безопасности, которое дарили Драго-Кола и диван. Пустота вокруг — не пугала. Наоборот. Что может угрожать, если в мире ничего нет? Опасны — только вещи. И только для вещей. А Мэт сейчас и себя ощущал — пустотой. Что может повредить ему? Лезвия клинков? Пули? Ха-ха, не смешите. Сколько бы его ни рубили, сколько бы ни стреляли в него — он так и останется вечным, неуловимым, бесформенным. Можно сказать, что сейчас он равен Богу. Тому-самому, Всесоздателю. А возможно, даже и является им. Не есть ли это то самое финальное воссоединение с Творцом, о котором постоянно талдычат жрецы? Сколько же они накрутили на столь банальной вещи… Все проще пареной репы — чтобы воссоединиться с Всесоздателем, нужно понять, что ты и есть Всесоздатель! Как это никому не пришло в голову! Мэт вдруг понял, что ему страстно хочется, чтобы его товарищи тоже узнали этот секрет. Ведь они — «Негодяи», они все должны делить… Вот только поймут ли они? — мелькнуло в голове, — примут ли они столь сложную для них мысль? Идиот-бабник Эл, беспросветный пьяница Эндрюс, вертихвостка Джоанна? Бесхребетный Мик, прячущийся у неё под юбкой? Да они просто посмеются над Высшей Истиной. Растопчут её ногами. «Ты ещё пакваджи это расскажи, то-то будет цирк», — ухмыльнулся сам себе Мэт. И нахмурился. — Э. Нет-нет-нет, — забормотал он, — Эл, Эндрюс, Джоанна, Мик… Даже Рико… Они вообще-то классные… Может, и тупые иногда, без них я бы не попадал в такое количество передряг, но ведь и замечательные какие! Тень недовольства пронеслась по сознанию Мэта — чуждого, похожего на большую бессветную птицу-призрак. Да, подумал Мэт, в самом деле, команда ему попалась то, что надо. Но у каждого есть уровень развития. Мэту — повезло, он дошёл до правды сам, своими ногами. А другие? Человеческая жизнь так коротка. Мало того, некоторые её ещё и укорачивают. Хэнсон вот — сквалыга. Сам богат, а разве он хоть грошик на спасение чьей-то жизни пожертвует? Вот за убийство — пожалуйста. Да и Мик с Тедом не лучше. Ни тот, ни другой ни словом не высказались против того, чтобы идти убивать банду Баффало. А ведь Мэт им на посвящении в «Негодяи» говорил: убивать людей без необходимости запрещено! Они забыли? Не могли забыть. Значит, это был вызов. Как бы намек, что его мораль устарела и более для команды не годится. Как же гнусно, со временем всё только ухудшается. Но ладно, два урода бросили Мэту вызов, а Эл? А Джоанна? Разве они потому согласились держать оружие в кобуре, что жизнь человеческая для них священна? Нет. Джоанна — только от страха. Она вечно ослушивается Мэта, как Мик с Тедом, но потому, что она полная их противоположность. Они — дерзки, она — трусиха. Но притом считает себя «святее-чем-вы» — не было ни одного дня, чтобы не влезла со своим морализаторством. Эл же… Он просто дурак. С виду — респектабельней прочих, выучил историю, нашел себе девку, но… Какого черта он согласился вообще идти на этот ужин? Если бы не он, проблем бы не было! Теперь — жди, что он в лагере Арчибальда отчебучит чего, сморозит какую-нибудь херню, пальбу начнет или сам пулю в лоб получит. Чай, не с продавцами в лавке спорить. Никуда нельзя их одних отпустить… Неудачники. Всё на Мэте. Кем бы они были, если бы не Мэт? — Не, — у Мэта аж брови на лоб полезли от таких нехарактерных для себя мыслей, — Короч… — он наморщил кожу на голове аж до темени, — Я не знаю, чего не то в твоих рассуждениях, но… так рассуждают только мудаки. Да, мудаки, — он поднял палец и погрозил им для усиления смысла. И снова — как ветер — заставляющий реальность и самую душу дрожать, идти рябью. В самом деле, что он так волнуется? Всё в мире Пустота. Невозможно никого облагодетельствовать, и навредить — тоже нельзя. Всё исходит из Пустоты и в Пустоту возвращается. Глупые люди. Они тратят свою жизнь на восхваление призраков, соблюдение кодексов, полных чепухи и суеверий, выполнение ритуалов, которые ни к чему не приводят. Что в итоге? Тот, кто посвятил жизнь благодеяниям, кончает ее ровно так же, как противник справедливости и кровопийца — с той лишь разницей, что надеется на Золотой Город Всесоздателя. Или конопы. Они верят в Страну Духов, разве это осмысленней? Бесконечные Леса чанеке… Бездонные пещеры пакваджи, где можно спрятаться в темноте так, что тебя никто не укусит… Сколько фантазмов, сколько ложных идолов. И никто не подозревает, что в конце — лишь вот это. Диван. Лицом к лицу с Пустотой. Только самые смелые — способны принять эту правду. И для того, кто принял её — нет ничего невозможного, ничего запретного. Такой Просветлённый может прямо сейчас встать с дивана, взять револьвер, пойти и застрелить всех: Эла, Джоанну, Мика, Теда. Ибо они суть куски Пустоты, и если послать их в Пустоту, ничего не изменится… Мэт тупо уставился на револьвер, осознав, что уже пару минут задумчиво крутит его в руках — проверяя его простой и такой отлаженный смертоносный механизм. Хохотнул, осознав, что это и впрямь было бы смешной шуткой — взять и перестрелять всех спутников. Что называется — никто не ожидал! Подумав, он затем повернул ствол дулом к себе и уставился в черный глазок, словно беседуя с глазу на глаз с давним товарищем. — Это вот что вот только что было? — спросил он у оружия укоризненно, — Ежели все так безразлично, то и ходить никуда не надо, а? Взять да и пристрелить себя. — и Мэт захохотал неестественным смехом, радуясь, как хитро обманул другого-себя, как бы уже стоящего с пистолетом в руках у дверей соседней комнаты, — Чик! — он приставил револьвер к виску, имитируя нажатие. Затем — вставил дуло в рот, как бы пробуя эту диспозицию, заглянул вплотную в дуло… Смерть не пугала его. В самом деле, что есть смерть, как не более полное слияние с божеством? В каком-то смысле это даже пощёчина божеству. Я, мол, не хочу участвовать во всей той бессмыслице, мишуре, тупом театре, которые ты наворотило. Все равно, мол, все это иллюзия, театр. И сидишь ты, тварь, где-то там, не отвечая на молитвы и вопли боли, безразличная к хвалам… Не то что другие Боги. Они ценят безумных и отважных, готовых шагнуть за край, плюющих в лицо чванливому и ограниченному Всесоздателю. Они — нечто больше, чем временная Пустота бытия, и дают видение того, что за ней. Не открывать ларец мироздания верными ключами предлагают они, но взламывать его, добывая у истерзанной природы силой даже то, что тебе не положено. Не в этом ли — предел бытия настоящего мужчины? У них каждый получает не то, о чем молил, а то, что сам заработал смелостью своей, написав волю духа кровью Вселенной по ее гангренозной коже… От каждой из этих мыслей Мэт чувствовал содрогание — но не мог их остановить. Каждая из них впечатывалась, вштамповывалась в него, потрясая душу. — Это не мои мысли… — прошептал он, обезумев, — Это… Это какой-то шепот… Из-за пределов… «Ну же, давай, давай», — теперь хор голосов стал совершенно явственным, — «Убей себя, прими Нас — и восстань заново, как мессия… мессия — с дыркой во лбу…» — Убирайтесь! Убирайтесь прочь из моей головы! — заорал Мэт. Казалось, что кто-то пробрался в его голову и жонглирует его мыслями, как бутылками. Мерзкий клоун с четырьмя руками и сотней разноцветных бутылок. Каждое естественное побуждение Мэта — этот монстр извращал и доводил до предела злонамеренности, запуская на самопроизвольные орбиты вокруг него. То, что отдельные побуждения не согласуются друг с другом — ничуть не мешало процессу. Ярость на друзей, на людей, на иные расы — прекрасно сочеталась с желанием самоуничтожиться, и с осознанием своей исключительности, и с ощущением, что мир ничего не значит, ничего не может дать. Эта путаница сама по себе вызывал гнев — и от этого гнева вокруг становилось всё больше, сердце начинало биться быстрее, злоба нарастала, хотелось кричать, бить кулаком в стены, крушить все вокруг, чтобы дать дорогу этому смерчу противоречивых, хаотических эмоций… Но этого желал только один Мэт. Другой — лежал на диване и трясся, не в силах перенести присутствия чего-то хтонически-ужасающего, всепоглощающего, давящего до невозможности пошевелиться. Единственное, на что Мэта хватало — это не отпускать свою вторую ипостась, не дать ей воплотиться. Постепенно — это получилось. Он остался один. Робертс лежал, свернувшись на одеяле, и лишь слышал тысячи шепчущих голосов, которые уже и не старались притворяться его мыслями. По телу пробегала дрожь. Словно мерзким щупальцем, страх дотрагивался до разных частей тела Мэта, заставляя ёжиться от ужаса и обреченности… — Убирайтесь… Убирайтесь… — шептал он. — Не дерзи нам, — безразлично шептали голоса. — Ты — лишь мгновение в эонах бесчисленных сфер нескончаемой Бездны. Но ты можешь стать большим… Хотя бы чуточку протяжённым во времени, многоликим… Подобным нам… Стать — когда-нибудь — Богом… — Да пошли вы… — сквозь зубы шипел Мэт, — Чем бы вы не были, прочь! Прочь из моей головы, прочь из этого дома, прочь от меня! Прочь! Среди тысячи голосов послышался истерический, нездоровый, безумный смех, крики ярости и даже пение, но основная масса голосов продолжала говорить в едином порыве. — Ты же понимаешь, в глубине своего истерзанного окровавленного сердца, что Мы правы, правы, правы… Кукла Всесоздателя… Уж не ждёшь ли ты, что Он придёт к тебе на помощь… К куклам не приходят на помощь, их складывают в сундучок, после того, как они отыграли свою роль… Покажи, что ты нечто большее, оборви ниточки, стань безумием Творца! — Я не слушаю вас… — Как, как, как ты можешь заткнуть уши от Нашего гласа? Мы существовали сотни эонов назад, паутина миров и времен ведома нам, Мы сосуществовали с мириадами цивилизаций весь срок их бытия, от первичной амёбы до сокрушительного заката — срезая пути, глядя тысячей глаз из-за углов бытия. И Мы не избираем кого попало. Множество обращается к Нам, но единицы — слышат Нас… Капля вина в океане, слабые, хрупкие, ворочающиеся в гноище своей первоприроды — зародыши чего-то большего… О, как радуют Нас каждые ваши нелепые, несмелые первые шаги, неважно — к победе или к поражению они ведут! — Да что вы такое? — в панике и холодном поту спрашивает Мэт. — Чего вам надо от меня? — Мы — самое высшее и низшее, те, кто шепчет, обнажая грязное естество потаенных страхов и желаний, сея зерна алчности и жажды власти, что и есть путь к прогрессу для смертных сущностей. Мы те, что несут советы великим и уничтожают слабых. Те, что мрачной шеренгой идут за спинами вестников, мчащихся по небосводу. Те, для кого разрываются небеса и вскипают моря, для кого крики — лишь вечная песнь бурливого бытия, а шепот — молитва, дарующая усладу. Те, что изрыгают из чрева черное потомство, пополняя легионы Единого… Мы… Вечношепчущий… Неодолимая волна безумия окатила Мэта. — Тебя не бывает, — рыдающим голосом заявил он, — Тебя нет!  — И тем не менее. Мы — Один из Шести, что образуют Седьмого. Это Мы говорим с тобой. Это Наши мысли выедают твой мозг. Нам нужен ты, Мэтью Робертс… И ты будешь нашим, по доброй воле или против неё. Этот твой год — последний. Выбор за тобой, станешь ли ты Вечным Чемпионом, или же, как и миллионы до тебя, изберешь судьбу быть разорванным бесконечной пустотой инфернального отчаяния… Не подведи — себя и Нас… Так шептали голоса, формирующие хор, чье пение отдавалось и в ушах, и в сознании Мэта, сплетаясь в единую волну слов и образов. На долю секунды Мэт задумался. «Не подведи…» Эти слова били в самую его душу. Высшее существо — нуждается в нём. Не лучше ли в самом деле — проявить себя по максимуму? Конечно, для этого потребуется поменять «флаги лояльности», бросив бывших сотоварищей, но не сам ли Мэт недавно называл их в глубине души шайкой балбесов и неудачников? С ними ли — достигать успеха? Нет, Мэтью Робертс, черт возьми, заслуживает другого уровня. Более значимого. Позволяющего действительно уважать себя. А если для этого придётся уничтожить тысячи миров — какая разница? Лес рубят — щепки летят. Юноша был готов согласиться с демоном — и тот это почувствовал. Смех в голосах — безумный, тихий, добрый, лающий — стал преобладать. — Прочь, чучело! — раздался вдруг знакомый женский голос. — Я велела тебе не трогать его — никому из вас не трогать! Не смейте даже помышлять о нем! Инфернальное чувство ужаса резко ушло, а вслед за ним — и чувство внутреннего согласия с чудовищем. Рассудок вернулся в норму — и Мэт ощутил тайную радость от осознания того, что мысли об ужасной «карьере» в сферах Хаоса всё же были не его мыслями. Внушёнными. Наведёнными, как солнечные зайчики — только это были зайчики тьмы… Или? Нет, нет, это не его мысли. Опьянение от Драго-Колы всё ещё не отпускало Мэта, но вскоре он нашел в себе силы пошевелиться. Открыл глаза. Перед ним стояла рыжеволосая женщина средних лет. Она улыбнулась — чуть кривовато — и гневный голос, обращённый Вовне, сменился прежними мурлыкающими нотками: — Не говорила ли я вам, Мэтью Робертс, что эта ночь для вас будет особой? — Что это за бесовщина… была? — глубоко дыша, ответил вопросом на вопрос Мэт. — Разве не ясно и так? Один из темных богов пытался совратить вас, мистер Робертс. Обычное дело для них, — Роттенблаг говорила сейчас удивительно безмятежно, почти игриво: — Они постоянно ищут себе Чемпионов — тех, кто поведет их легионы в предстоящей битве. — Почему именно я? Я обычный бродяга… Не понимаю… И почему они пытались меня заставить возненавидеть своих друзей? Роттенблаг серьезно посмотрела на Мэта. Радужка ее глаз не имела сейчас четкого цвета, лишь переливалась как калейдоскоп, меняя один яркий пестрый узор на другой. Это было странно. — Строго говоря, они ничего не думают сами, мистер Робертс. Всё, что вы чувствовали — это ваши собственные мысли, доведённые до предела. Обида, злоба, гордость… Грусть. Извращённо понимаемая забота. Но они знают судьбу и вариации судеб каждого из живущих людей. Нет никого, о ком бы они не знали. И вы, мистер Робертс, в одной из вариаций развития вашей судьбы, станете их Чемпионом. — Я не собираюсь этого делать. Я не сильно религиозен, но завтра — точно схожу в церковь. Нахер такое… — Мистер Робертс, вы так наивны, — выдохнула Роттенблаг, склонившись над лежащим. — Знаете, когда с ними столкнулся мой давно покойный муж, он тоже пытался сопротивляться им. Молился днями напролет, все свои деньги пустил на постройку церквей — по всей стране. И что в итоге? Они довели его до гибели. Но, — Роттенблаг с затаённой гордостью улыбнулась, — живым он им не дался. — Мне жаль это слышать, мадам, но, скажите, что делать мне? — Вы должны сделать то, чего не смог сделать мой Фридерикус, мистер Робертс, — вздохнула Роттенблаг. — Уничтожьте в себе и в своей судьбе самые ростки этого развития событий. Как вы будете это делать — даже от меня скрыто, я ведаю лишь, как начать. Священники вам вряд ли помогут. Может быть, если вы пойдете к шаману, к ведьмам, к магам… Вы должны полностью обезопасить себя от соблазна пасть к Их ногам. — Какова вероятность, что эти потусторонние мрази снова залезут ко мне в мозг? — с дрожью и неудовольствием спросил Мэт. — И как часто это будет продолжаться? Роттенблаг посмотрела на Мэта с долей суровости. — Не часто. В таком виде, мистер Робертс, они точно не придут. Однако — аккуратнее с мыслями. ИХ искусы будут жалить ваш разум именно в те моменты, когда вы даже не подозреваете об этом. Уж поверьте, они хитры. — А как вы… — до Мэта только что дошло, где он находится. — Как вы сюда вообще, чёрт возьми, попали?! — Я думаю, вы уже поняли, что я не совсем обыкновенная женщина? — мило улыбнулась Роттенблаг, — Когда я чувствую, что человеку нужен кто-то, кто спасет его душу — я прихожу, даже сплошные стены и замкнутые двери не остановят меня, мистер Робертс. Вам же нужно очиститься как можно скорее. Покуда не стало слишком поздно! — в голосе прорицательницы неожиданно прорезались звонкие металлические нотки. — Я все еще ничего не понимаю… Вы знали, что эта тварь придет за мной сегодня? И не предупредили, да ещё и дали это пойло, которое свихнуло мне мозги? Почему? — Я не имела права, — выдохнула Роттенблаг. — Вы должны были сделать выбор. Я бы и не вмешалась, если бы Они не перешли черту дозволенного. — Черту… Дозволенного. — Мэт сморщился, — А мне показалось, что это я перешёл… черту. Моя голова просто взрывалась от ненависти — и на кого? — на близких мне людей. Сейчас я и представить себе не могу, что пару минут назад думал о таком… — Это демонические силы, мистер Робертс, — Роттенблаг внезапно достала из ниоткуда бокал вина, — Но то, что вы ощутили сейчас — лишь слабое подобие того, на что были способны темные боги пятьсот лет назад. Знаете ли вы, что Старый Свет пал из-за Них? Считается, что мы спаслись только потому, что уплыли. Это не так. Катаклизм бы продолжался, следовал за нами, и едва ли мы могли бы избегнуть где-нибудь Их внимания, если бы самые могущественные маги древности не изгнали тогда пятерку темных богов, выбросив Их за пределы бытия. Они, в числе которых и Вечношепчущий сейчас находятся вне мироздания — вне всех мирозданий, на самом деле. Они слабы и не могут влиять на разум так, как влияли тогда. Но это не меняет дела. Их нужно уничтожить. — Это возможно? — с удивлением спросил Мэт, глядя на женщину — такую слабую и ощутимо измождённую. Она — собирается бороться с богами? Убивать их? — Конечно же, мистер Робертс. Мудрецы древности даже смогли уничтожить Вечнострадающего, бога уныния, буквально разорвав его дух на части. Но это имело последствия. — Какие же? — Страшные, мистер Робертс, страшные. Если вкратце, то этих архимагов выбросило за пределы времени, а, как говорил один мудрец: «бессмертен только тот, не ведающий времени забот, кто в вечности живет». Ирония — но их жизнь далека от беспечности. Наоборот, каждый миг они страдают, вынужденные выживать там, вне времени, где смертному быть не положено. Воистину, величайшая кара за покушение на основы Всебытия… — голос Роттенблаг понизился до страдальческого шепота. В комнате повисло молчание. Мерзкое ощущение безысходности давило Мэта, но в нём проблескивал луч неведомой надежды, на которую намекнула странная пророчица. Наконец, Робертс спросил у Роттенблаг: — Что мне теперь делать? Как мне спастись… и никого не подвести? — В первую очередь, вам нужно идти к знающим. К шаману, ведьме. Да, может быть, и к священнику — нельзя упускать ни единого шанса. Вам нужно очистить вашу душу. Далее, скорее всего, вам придется разорвать все ваши дружеские связи. Уезжайте на юг, вступайте в армию… — Почему? — возмутился Мэт. — Это же именно то, что шептала мне тварь — «брось друзей, порви с ними»! — Нет, мистер Робертс. Тварь советовала вам — возненавидеть, я же требую, чтобы вы сделали то же самое — из любви. Ведь, осознав, что вы вне Их хватки, Они начнут пытаться влиять на вас через близких вам людей. Мучить их, сводить с ума, сбивать с пути. — Роттенблаг с укором посмотрела на Мэта. — Вы должны оставить тех, кто вам дорог. Навсегда. На юге — у вас больше перспектив. И если вы хотите славы, богатства… — Да какое богатство! — вспылил Мэт, — Нет, я не согласен! Друзья — это единственное, что меня держит на этом свете, должен быть другой выход! Должен же! — Нет, мистер Робертс, к сожалению, нет. ОНИ превратят вашу жизнь и жизнь ваших товарищей в самый страшный кошмар, какой только можете себе представить. Жизнь станет легковеснее и дешевле облетающей осенней листвы. Возможно даже, что все вы… умрете. — Бред, — демонстративно отмахнулся Робертс. — Завтра же пойду к священнику. Он разберется в ситуации. Нечистая сила — это ведь по их епархии. Вот увидите, мы найдем выход из этой ситуации! Мы справимся, вот увидите! Роттенблаг опустила голову, словно только что услышала известия о гибели близкого ей человека, или в ее судьбе сейчас произошло нечто нечто столь же трагичное. — Мистер… Робертс… — раздельно сказала она, — если бы вы были способны что-то изменить без меня, в моем присутствии не было бы нужды. И я бы не явилась. Знаете, сколько людей хотело перехитрить хаос? Среди них были не только авантюристы, но и чародеи, мудрецы, поэты, купцы, полководцы, короли, и, — Роттенблаг выдохнула, — даже Императоры… Они прилагали удивительно много — для обычных смертных — сил, они вкладывали в своё спасение столько ресурсов, сколько вы даже вообразить не в состоянии. И к чему привели их жалкие — с точки зрения темных богов — метания? Все они, даже те, кто не поддался и не стал разрушителем, сейчас страдают вне времени, саму их душу раздирают Шестеро, в совокупной ярости Седьмого. Каждый из Темных — пытается урвать себе больше, тянет в свою сторону. Ни секунды, ни мига, ни доли мига не проходит для несчастных пленников — чтобы они не чувствовали мучений. Такова расплата за заигрывания с Хаосом. Хаос не любит, когда ему отказывают. Он мстит, когда ему дают отпор. Он уже поглотил мириады существ из миллионов миров, а вы для него — не больше того, что из себя представляет карасик для кеатля. — Но карасик может сбежать от кеатля, проскользнуть незамеченным, — загорелись глаза Мэта. — Возможно ли обхитрить их? Сделать вид, что тебя нет? Хоть кому-нибудь — удавалось это?! — Хоть кому-то? — возмущенно, чуть ли не крича, спросила Роттенблаг. — Хоть кому-то! В нашем мире есть лишь один, кто смог победить хаос в своем личном бою и остаться в живых. Старый конопский мудрец — живший далеко на севере Республики, в густых тамошних лесах. Но он вам ничего не скажет. Зато вы — легко поняли бы по его виду, какую цену он заплатил. Тёмные боги не смогли поймать его душу. Но в отместку — они превратили его в камень, чтобы всякий видел, как Хаос низвергает и наказывает своих противников. Теперь он походит на статую, гордо стоящую в лесу. Вокруг него даже построили алтарь, куда приносят ягоды и травы, многие шаманы приходят из самого Пахасапа — центра конопской цивилизации на Севере. Они используют Черного Сверчка как тотем для связи с духами, ведь он, будучи шаманом имеет огромный магический потенциал. А сейчас, в состоянии, когда он ни живой, ни мертвый, его магическая энергия скапливается, и, если ее совместить с чужой… — Черный Сверчок? Может, Кузнечик? — Мэт нахмурился, — А он тут причем? Был я там, окрест. Самого Кузнечика, правда, не видел, но каждый северный коноп подтвердит, что шаман тот сам себя в камень превратил. — Мистер Робертс, прошу вас, мыслите шире, — ответила Роттенблаг настоятельно, — не всегда правда доступна всякому. А потому, повторяю, вы должны бросить свою команду и уехать как можно дальше отсюда. На юг. Земли Джулианы ждут вас, мистер Робертс. Грядет Третье Восстание. Юг обнажает меч войны снова, пол-Республики будет разорено, и вы сможете прославиться, как великий полководец. Стоя против Хаоса, лицом к лицу, вы не отдадите ему вашу душу, и так — обхитрите темных богов. Этого поворота судьбы они от вас не ожидают. — Звучит как бредовая надежда, — безрадостно отозвался Мэт, — Кузнечика, обхитрившего Тёмных, они обратили в бессмертную статую — что мешает им сделать то же самое со мной, притом еще быстрее, ведь я даже не шаман? Сами же распинались тут полчаса, что переиграть Их невозможно. — Для человека, что не знает путей своей судьбы — невозможно, — согласилась Роттенблаг, — Но я — знаю то, чего не знают Они. Я вижу все вариации вашего будущего. И я вам даю гарантию, что если вы последуете моему совету, вас будет ждать успех. Только слушайте меня, слушайте моих советов. Я приведу вас к спасению, к победе… Мэт посмотрел на Роттенблаг. Серьезно посмотрел — без недоверия, без малейшего намека на иронию, всерьез пытаясь поверить в то, что она говорит. Но все равно что-то в ее словах смущало Мэта. Где-то она лукавит. Да и выглядело происходящее слишком бредово. — Не знаю, мадам, не знаю. Все это очень резко навалилось на меня. Что вам ответить? Если вы думаете, что видения и странные посетители для меня весомее нескольких живых людей за стенкой… то — нет, вы неправы, этого недостаточно. — Что ж, мистер Робертс, если вы так хотите… — в руке Роттенблаг вдруг оказалась пустая бутылка из-под допитой Колы. А затем — без замаха кинула ее в стену. Раздался грохот, бутылка взорвалась осколками. За стеной послышалась возня. Роттенблаг ободряюще улыбнулась Мэту, а через несколько секунд  — в комнату ворвался Эл. Обычный, живой Эл — Робертс ощутил так, словно жил последние часы без воздуха, в том-самом безвременьи, и только теперь ему удалось глотнуть кислорода. — Мать твою, Мэт, ты чего творишь? — изумился Эл, — решил стену подорвать? — Заметив Роттенблаг, он удивился. — Ого, а эта — что тут делает? Дружище, у тебя тут настоящая сходка, и посетители странные, тебе стоит объясниться, да поскорей! — А, не беспокойся, — отшутился Мэт. — Мадам заглянула сюда, чисто ненароком, чтобы спасти мне жизнь от одного темного бога. После этого она начала кидаться в стену предметами, зачем — я не знаю. — Подожди… от кого это она тебя спасла? — прищурился Эл. — Да от Вечношепчущего, та еще сука… — Ты спятил? — юноша сердито склонил голову, — Такие имена произносить? Может, вы тут его ещё и вызывали? Нет-нет, подожди, да ведь Он говорит только с… с последними ублюдками, теми, кому недалеко до убийства и предательства осталось! Всесоздатель, да ведь это все объясняет. Я давно подозревал, что ты что-то замышляешь, со странным видом ходишь — хочешь сдать нас патрульным, да?! — Эл потащил из кобуры револьвер. — Мистер Тейлор, успокойтесь, — сдержанно подняла руки Роттенблаг, присаживаясь рядом с Мэтом. — Ничего страшного не произошло. — А ты вообще заткнись, карга! — Эл потряс револьвером перед её носом, — Ты не нравишься мне, не нравишься Эндрюсу, никому не нравишься, что ты тут делаешь, темные ритуалы проводишь?! — Эл, — Робертс вытаращился на друга, искаженное лицо которого темнело от ярости, — Дружище, что на тебя нашло? Убери ствол, давай поговорим… — Ну уж нет, — прошипел парень, — После того, как ты помешал нам с Клементайн, а я уверен, ты это сделал нарочно, я имею все основания продырявить тебе башку! Даже если буду потом об этом жалеть! — Эл навел револьвер на Мэта. — Последние слова, демоническое отродье. — Ты плохо выглядишь, — пробормотал Мэт и рванулся в сторону, но слишком поздно. Раздался выстрел. Мир погас. Мэт не чувствовал тела. Не думал ни о чем. Не испытывал эмоций. У него не было даже разума, чтобы осознавать это. Исчезла память. Пропала возможность представить хоть какую-нибудь вещь. Бездна — стала Мэтом, и он перестал понимать, понимает ли вообще что-нибудь… В глаза ударили лучи солнца. Мэт со стоном потянулся, ощущая, что рубаха на нём взмокла от пота и холодна, а тело — задубело от льющегося в окна утреннего бриза. Что произошло? Диван… Бутылка Драго-Колы у кровати — целая и недопитая… Свеча в подсвечнике на прикроватной тумбочке давно догорела и потухла… Разумеется, никаких следов удара на стене. — Привидится же, блин, такое… — выдохнул Мэт, — Надо бы умыться… Где тут холодная вода… Одевшись, мужчина спустился в ванную комнату, вместе с бутылкой напитка. Но не для того, чтобы пить его — остатки Колы Мэт вылил в раковину. Для надёжности. — Нахер пойло. Обычная еще ничего была, а это — сатанинское зелье какое-то… Как будто в детстве наслышался историй про нежить, на ночь глядя… Диковато ухмыльнувшись отражению в зеркале, небритому и помятому, Мэт покинул ванную и проверил комнаты. Просто на всякий случай. Все еще спали. Проходя мимо спальни Клементайн, Мэт негромко, но достаточно, чтобы его услышали, сказал в замочную скважину: — Эл, иди в свою комнату. Хэнсон увидит — убьет. Ему пришлось несколько раз повторить это, прежде чем изнутри послышались постельные шевеления, переходящие в звуки судорожного одевания. — А-а, что?.. Чёрт, а ты-то откуда знаешь, что я тут… Через полминуты дверь открылась и Эл показался на пороге. — Как спалось? — с намёком поинтересовался Мэт. — Отлично… Ночка — что надо, — со вкусом потянулся Эл, заправляясь. И замер — озадаченный странным взглядом товарища. — А что… Что-то произошло? Мэт помолчал и поджал губу. — Кошмар приснился. — он помедлил еще, гадая, рассказывать или нет. — Пойдем на улицу, покурим.