***
«Негодяи» направлялись на юг. Возможно, следовало бы сказать — половина «Негодяев», однако в этой партии присутствовал лидер, а значит, в какой-то степени она была полноценнее. Кони «охотников за головами» стучали копытами по дорожной пыли, по камням полуразрушенных мостов. Периодически стук сменялся плеском воды — когда мост оказывался в совершенно нерабочем состоянии или его заменяло шаткое поваленное дерево, по которому конь не пройдёт. Губернатор был прав, с дорогами на юге дела обстояли хуже некуда, это стало ощущаться уже на втором часу пути. Порой вдали от дороги, в голой степи, можно было увидеть одиноко стоящие домики. Авантюристы ехали молча. Несмотря на заключительную шутку Мэтью, все, кроме, может быть, Эндрюса, всё явственнее осознавали, что над ними реют крыла Мрачного Жнеца, и свет дня переставал казаться им ярким и радостным… На пятом часу пути вдалеке показался комплекс строений. Судя по всему, это было то самое ранчо Максвелл, на которое следовало ориентироваться по словам губернатора. При виде его всадники, не сговариваясь, остановились. Кони топтались, чувствуя напряжение и неуверенность хозяев. — Ну, что встали? — буркнул Тед. — Деньги поехали отрабатывать! Никто однако не двинулся с места. — А может, ну её на хрен, эту награду, а? — пробормотал Мик, утирая нос так, словно подступали слёзы. — Скажем, что насморк словили… отпросимся по болезни… Мэт думал, глядя на горизонт — и за него. — Тысяча золотых, — напомнил он. — Таких денег мы никогда не видели. Это воплощение всех грёз — каждого, если повезёт вернуться живым… Разве ради такого не стоит рискнуть? — Воплощение грё-о-оз, — Тед издевательски хмыкнул и сплюнул в пыль под копытами. — Мои грёзы, к твоему сведенью, стоят очень дорого. Снова молчание. — Я никого не держу… — неуверенно молвил Мэт, а затем, не дождавшись ответа, обречённо махнул рукой и, повернув лошадь, продолжил спускаться с холма. Остальные — двинулись за ним.***
Проезжая ранчо, всадники заметили мужчину с молотом, блестевшим, словно сделан из серебра, крупный дом, огромный загон и не менее огромное количество скота на выпасе. Не похоже, чтобы местный землевладелец страдал от набегов бандитов — «Негодяи», впрочем, заметили на краю едва заметную суету: несколько людей с ружьями принимали на повозки мешки и лари от слуг. — Так-так, тем лучше. Значит, ещё часть людей отправилась на фуражировку и в форте их осталась всего ничего, — прокомментировал Мэт. — Дюжина, возможно… Если они не успеют спохватиться, мы проскочим… . — Дюжина, — Эндрюс с сожалением вытащил револьвер и крутанул барабан. — Жаль, я надеялся пострелять. — Дружище, ты неисправим, — покачал головой Мэт, предчувствия которого вовсе не были столь светлы. Наконец, вдали на холме показалась «коробка» из вкопанных впритык заострённых брёвен. Зловеще зияли бойницы. За зубчатой верхушкой примитивной стены — виднелись крыши домов. Не требовалось быть экспертом картографии, чтобы угадать, до какого населённого пункта странники дошли — потому что над главной башенкой реяло черно-красное знамя с белым крестом и шестью звездами. Мэт сглотнул. — Я вот одного понять не могу, — тем временем обратился Эндрюс к друзьям балагурным тоном. — Почему у южан флаг был так похож на нольбианский? Они что, себя не любят? — А нольбианцы южан во время войны поддерживали, — нехотя ответил Мэт, направляя лошадь с дороги наискось. — Иначе бы Юг задавили континентальной блокадой, да и финансирования им не хватало… Забавно, если вспомнить, в какой плачевной ситуации находился сам Нольбиан сорок лет назад. — Сорок лет… — почесал макушку Эндрюс. — Это ж надо, сколько времени прошло. Наверное, и ветеранов почти не осталось. — Достаточно ветеранов. Но они все старые и дряхлые уже. Только и пользы, что травить байки о тех временах могут… Зато правду, как есть, а не пересказы. По мере приближения к форту его очертания становились все более отчётливыми. Четверо человек стояло на четырёх углах и наблюдало за местностью. Едва ли можно было сомневаться, что троицу путников они заметили. — Зараза, — прошипел сквозь зубы Мэт. — Нужно было спешиться до холма и ползти по кустам, по ложбинке, — он показал рукой. — Да чтобы я парился, егозя причиндалами по земле? — вспылил Теодор. — Пусть видят! Быстрее выбегут — быстрее полягут! — Ты сейчас серьезно? Нет, ты, мать твою, серьезно? Форт с кучей вооруженных головорезов знает, что мы сейчас едем к ним, а ты говоришь, что ничего страшного? — Конечно. Мы подавим их огнём… Мэт издал нервный смешок. — Каким огнём, чугунная твоя голова. Эти вояки держат весь северо-запад Уайдленда, восток Петердона и весь Сан-Хуан! — Да ты бы Хэнсона слушал, — лениво огрызнулся Эндрюс. — Тупые они и со старыми пушками. Вспомни, даже Клементайн их «сделала», а она баба! Ты слабее бабы? — Она рейнджерка. Которая тебе жизнь спасла, Эндрюс, — вежливо напомнил Мик. — А что же она мне руку не спасла?! — взвился Теодор. — Да если бы она не мешалась, мы бы сами в Редбридже эту Ла Йорону порубали! — И слуг её? — угрюмо парировал юноша. — Кончай спорить, — буркнул Мэт, одёргивая обоих. — Эндрюс! Динамит — с собой? Тед удивленно воззрился на Мэта. Затем сладострастно ухмыльнулся. — Спра-а-ашиваешь… Четыре коробки. — Эй, эй, — вдруг обеспокоенно ткнул пальцем в сторону форта Мик. — У нас конкуренты! Действительно, под стенами форта маячили две фигурки с оружием, которые крались, явно пытаясь найти лазейку. — Суки, они же хотят нашу награду прикарманить! — Эндрюс аж схватился за оружие, вытаращив глаза. — Ходу, — быстро сориентировался Мэтью. — Ходу, ходу! Пока ими занимаются — мы имеем шанс… Кони мчались быстро. Пара смельчаков, добравшись до лощины с густой травой, снаружи больше не появлялись — зато об их присутствии уведомили своим пороховым «лаем» револьверы и ружья внутри форта. Стрелки на вышках действительно отвлеклись на потасовку и принялись выцеливать невидимых врагов под ногами. Один — мешком повалился с вышки вниз, прижимая руку к груди… Впрочем, к моменту, когда троица добралась до стен, перестрелка стихла и наступило зловещее молчание. — Ну? — тихо молвил Мик. — Как будем перебираться — по верху, через ворота, или поищем лаз, как эти? Мужчины спешились и встали в круг, склонив голову. — Ищем лаз, — пробормотал Мэт. — Но прежде чем соваться туда — раскидаем динамит. Особенно — под вышку, где этот… — лидер кивнул в сторону живого стражника. — Пусть его хорошенько тряхнёт. Подумают, что мы идём во фронтальную атаку. Вообще, динамита — не жалеем… — А чего. Мне нравится. Просто, душевно, элегантно, — громко заявил Эндрюс. — Хорош рассуждать, пошли уже глушить этого «поехавшего понаехавшего». — Ага, размечтались, придурки, — послышался голос рядом. — Ну-ка, руки над головой… Чувствую, Гринго мне изрядно отстегнёт за ваши головы. — Эт-то ещё кто… — пробормотал Тед, дёргая рукой к кобуре и останавливаясь. — И откуда он тут… — Лаз, — пробормотал Мэт. — Вот уж влипли так влипли. — Мне его… — Эндрюс чуть заметно мотнул головой, Мэт покачал ею, едва слышно поцедив: — Без шума. — Угу, угу, — мужичина потасканного вида со шрамом через небритую щёку держал револьвер двумя руками, одновременно жуя какую-то массу краями челюстей. — А теперь, не опуская рук, на колени, и ты, — он указал на Мэта, — разоружишь всех. Оружие — мне. Держать за ствол. — Ладно, ладно, только, умоляю, не стреляй, — тоном, которым беседуют с бешеной собакой, отозвался Мэт. Трясущимися руками, изображая лютый ужас, он с нескольких попыток опорожнил кобуры и ножны друзей, и понёс металлический «букет» врагу. — Бросай, — кивнул тот. — Издали бросай! — Сейчас… Сейчас… О-о-о, а-а-ай, как страшно-то! — Мэт с разинутым ртом и вытаращенными глазами «попытался удержать» груз, затем, как бы страдя паническим тремором, подбросил часть вещей вверх… бандит не удержался от того, чтобы изумлённо пронаблюдать за траекториями полёта вещей, священных для всякого головореза, и с ругательством машинально шагнул вперёд — «помочь». В этот миг Мэт шагнул чуть в сторону и быстро распрямился, сбивая пистолет с прицела сцепленными руками. Часть амуниции, зажатая в кулаках, проехалась по скуле вражины, тот ухнул, а затем заперхал тошным звуком — «Негодяй» быстро ударил его по кадыку и, когда подонок упал на локоть, с хряском наступил на руку — заставив выпустить оружие. — Всё, — обернулся он к своим, раскинув руки, и пошёл, триумфально покачиваясь, — Хэнсон был прав, эти уроды крайне просты в обращении. А теперь — хватаем динамит и идём нарезать яйца Гринго… — Негодяи сдержанно зааплодировали, однако с каждым шагом Мэта эти овации почему-то становились всё неувереннее, стихали, руки опускались к кобурам… — Что? В чём дело?! — занервничал Мэт. — Так-так-так, — неожиданно раздался за спиной Робертса мурлыкающий голос. — Как же клёво, что я решил немного подождать, посмотреть, послушать… И что же я вижу, что слышу? Опять нехорошие мальчики. Денежек хотят срубить за папу Гринго. Играются с динамитом. Ручку вот Сэмми повредили. А ну, пушки на землю, руки за голову. И не дурить! Босс с вами разберётся… «Негодяи» помедлили и опустили стволы. И тому была причина. Их держало на мушке более дюжины головорезов, поднявшихся за единый миг из высокой травы в лощине. За бандитами, чуть позади, стоял мужчина в черной куртке с красным галстуком, воздевая руки с двумя пистолетами. Можно было бы сказать, «как в комиксах», но пистолеты эти были очень разные: один — крупнокалиберный, годящийся, чтобы продырявить лоб матёрого медведя, другой — дамская «игрушка» со стразиками, едва видимая в кулаке. — Хэнсон, ты подлец, — пробормотал Мэт. — Большая часть людей на выездах, значит? Судя по всему, форт был укомплектован под завязку — а когда связанных «Негодяев» провели через тот же «секретный лаз» внутрь, они убедились, что так и есть. Строение было полно суетящегося народа самого разного пошиба, объединяло который лишь одна черта: явное нежелание следить за порядком в одежде и за личной гигиеной. — Как они нас только так быстро вычислили? — простонал Мик, мучаясь от туго стянутых толстой верёвкой рук. Вопрос адресовался Мэту, но тот не ответил. Парень, шатаясь на ходу, толкнул боком Эндрюса. — Тед. Тед! Что теперь делать будем?! — Мне бы только руки осободить, — процедил тот. Не прошло и пяти минут, как связанных Негодяев доставили на главную площадь форта. Двор его был таким же грязным, как и обитатели. Повсюду лежал динамит, валялись целые и обгоревшие отрезы фитилей, на деревянных стенах можно было заметить бурые кляксы и потёки различной свежести — пугающий намёк для тех, кто ещё не понял, куда попал. По углам двора торчали, как неаккуратно посаженные деревья, вкопанные столбы, однако вместо веток и плодов на них висели страшным грузом люди — не подающие признаков жизни. Если присмотреться, можно было догадаться и о причине их гибели: вынутые глаза, отсечённые носы, отсутствующие руки, изрезанные лица… Всё же, несмотря на отчаянное положение и омерзительную жуть обстановки, Мэт не мог сдерживать профессионального интереса, тайком изучая размещение людей и оружия у Гринго. На виду находилось как минимум три армейских пушки — вероятно доставленные недавно, потому что возвышений для них ещё не приготовили. От задворок форта раздавались лающие команды с сильным пайсделоранским акцентом — судя по всему, там муштровали новобранцев. Венцом же картины служила выстроенная перед центральным зданием деревянная плаха. На большом помосте безыскусно громоздился заляпанный кровью пень со зловеще воткнутым в него мачете, так же стояла пыточная скамья и столик, где лежало оружие. В центре помоста стояли на коленях двое людей со связанными руками. Похоже, это были те-самые бедняги, польстившиеся на «тайный» вход в форт. За спинами несчастных расхаживал смуглый мужчина лет сорока на вид, с длинными нечёсаными и немытыми волосами, одетый в грязные полосатые брюки, которые поддерживал патронташ вместо пояса. Упитанный корпус упомянутого персонажа прикрывал камзол на голое тело — слишком пыльный, мятый и выцветший, чтобы можно было определить его исходный цвет; знаток истории, впрочем, мог бы догадаться, что цвет этот — зелёный, поскольку покрой костюма соответствовал обмундированию пайсделоранских офицеров времён давней войны. Что касается лица описываемого мужчины, то оное лицо украшало множество шрамов, не все из которых выглядели результатом случая — например, разрезы от кончиков рта и до уха точно были нанесены чьей-то сознательной рукой. Кроме этого, человек в камзоле страдал двухнедельной небритостью, а под носом у него топорщились густые, вероятно, ни разу не стриженые усы, свисающие до подбородка. — Нет, нет, нет, подожди-постой, — кричал мужчина. — То есть, вы, свиньи белокожие, опять решили, что вам удастся заполучить мою голову?! Сука, вы совсем тупые?! Вы чем сами думаете?! Задницей?! Я весь Сан-Хуан раком поставил, думаете, вас, двоих простофиль с пушками, не поставлю? — Босс, — махнул пистолетом пайсделоранцу лидер группы, ведущей «Негодяев». — Ты оказался полностью прав, там было ещё трое! — Конечно, я прав! Я никогда не ошибаюсь, остолопы, — зарычал «босс», — А вы? — он кровожадно схватил за волосы ближайшего пленника, водя ему ножом по горлу, — Чё ж вы лепили мне горбатого, что явились целого Баффало Гринго окучивать вдвоём?! — Мы никогда не видели этих… — прохрипел худощавый пленник с грубой щетиной на лице. — Убейте нас уже, не мучайте! — Эй, это правда, мы другие! — крикнул Тед, помахав Гринго рукой и тут же спрятав её назад. Стража засуетилась, принявшись перепроверять и перетягивать путы Пленных швырнули на колени. Баффало некоторое время молчал, по его рыскающему взгляду была заметна напряжённая мыслительная работа. Затем его глаза зажглись огнём ажитации. — О! О-хо-хо! Неужели и впрямь? За голову милого, смиренного Баффало Гринго назначена такая награда, что наёмники бегут, теряя штаны и опережая друг друга? Польщён, польщён, вонючки, — Гринго обернулся к своим, воздев руки, и прошёлся, как победивший борец на ринге: — Слышите, вы, все? Так приходит мирская слава! Зарубите на носу, неудачники, жизнь нужно прожить, чтобы за твоей головой гонялись оборванцы со всех краев Республики, потому что губернаторы боятся посылать рейнджеров! Вот наш — наверняка же помнит, что стало с отрядом его дорогого друга Смита; кстати, где он? Эй, Смит, ты где? Ах, да, ты же, прикручен к столбу, и дружки твои рядом! — Баффало, не глядя, показал на заднюю группу столбов, где над изувеченными трупами уже начинали виться жирные мухи. — Загостился он у меня с приятелями, загостился, даже снимать жаль, хоть пованивает уже. Что за человек, не чета вам — до последнего зуба матерился, интеллигентно, разнообразно. Про вас-то мерзавец Хэнсон даже и не вспомнит! Или думаете, он видит в таких, как вы, нечто большее, чем смазку для моего револьвера? — Гринго по-птичьи склонил голову, вглядываясь в «Негодяев» ближним расширенным глазом, — Серьезно? Забудьте. У вас же, на севере, принято предавать людей и торговать их жизнями, как игральными картами. Не то что я. Я знаю цену каждому! Я помню каждого из служащих мне и отдающих жизнь за меня, в лицо! Я вознаграждаю. И я не дам ввозить скотские традиции севера на юг! Слышите, уроды? Служа Хэнсону, вы ничего не дождётесь, кроме пули в лицо сейчас или предательского ножа в спину потом! — Эк как загибает, — проворчал Эндрюс, явно не одобряя слишком сложную риторику. — Хотя, не могу избавиться от чувства, что в чём-то он прав, — процедил Мэт, передёрнув плечами и ещё раз оглядывая фортификации. — Конечно, прав! — подслушал Баффало. — Я всегда прав! — Что прикажешь делать с ними, босс? — человек в черном лениво ткнул Мику в спину стволом. — Пусть обождут. Потом с ними поговорю. Обязательно поговорю! Надо же познакомиться с дорогими гостями, так сказать. Пусть расскажут о жизни своей нелёгкой и уже недолгой, имена назовут — чтоб мы знали, что надгробиях писать… — Гринго помедлил, затем вдруг издевательски захохотал. — шутка. Мы подонков, ищущих нашей крови, на удобрения пускаем или свиньям скармливаем. Всё должно идти в дело. Впрочем, — он покопался в перепутанной шевелюре. — Может, простить вас? Простить, а?! Вы же не «коричневые плащи», а значит, почти наши! — Баффало вперил пристальный, прожигающий взгляд в пленников, словно ожидая, что они тотчас начнут умолять «да, да, да, не надо нас убивать». Однако «Негодяи» безмолвствовали. — Ну, и ладно, — легко согласился Гринго. — Тогда — закончу сперва с этими. Давайте взглянем, с каким оружием идут нынче на бедного, маленького, благородного Гринго… Лидер бандитов принялся ходить вокруг стола и разглядывать горку вещей, сложенных на нём. Оценивал холодное оружие, вертел в руках револьверы, кивал, видя крючья с верёвками. Довольно быстро ему попались на глаза шашки динамита. Гринго тут же взъярился. — Кто тут такой умный? — спросил он у пленных, потрясая шашкой перед лицом одного из них. — Это кто — у нас — тут — такой умный, что протащил в мой форт динамит?! — Я, сэр, — ответил товарищ худощавого, за что тут же получил пинок коленом в лицо. — Сэр! Какой я тебе сэр, ублюдок! — каждая реплика сопровождалась ударом. — Или ты видишь на мне форму республиканского военного? — удар. — Или что-то в моём поведении напоминает тебе этих холёных кастратов?.. — избиение продолжалось долго, лишь исчерпав перечень вопросов, Баффало склонился и схватил пленника с кровящим носом за шиворот. — Ты подумал гнилой кочерыжкой, к кому ты суёшься? Этот форт и так весь на динамите! Если бы ты, ублюдок, хотя бы пукнул во дворе — взрывом бы разнесло всё до горизонта. Да, возможно, ты добился бы моей смерти, — Баффало ухмыльнулся с заговорщицким видом, словно давая понять: такая смерть его не возьмёт. — Но что совершенно точно, ты сдох бы сам, и твой подельник бы сдох, отправившись в огненную геенну. Ты знал это? Знал? Я спрашиваю, знал? — Теперь — знаю… — прохрипел пленник, по лицу которого струились слёзы боли вперемежку с кровью. — Ладно, кто еще? Кто?! — крикнул Гринго в небо — Я жду. Кто еще притащил динамит?! — Ну, я, — громко ответил Эндрюс. — Я притащил, люблю повзрывать, знаешь. Гринго молча спрыгнул с помоста, подошёл к Эндрюсу и некоторое время внимательно изучал его, склонив голову вплотную, будто животное в кунсткамере. — Наш человек, — прослезился бандит, потрепав Теда по щеке, отчего тот ощерился так, словно секунда — и он в неё вопьётся зубами. Баффало, впрочем, понял намёк и быстро убрал руку. — Столько команд, а идиоты одни и те же, как на подбор. Кто — какая шлюха — вас только размножает? — прокомментировал он, гадливо вытирая ладонь и идя обратно на помост. — Даже, признаться, жаль, что никто из вас ни разу не преуспел — пусть бы поджёг фитиль, пусть бы сам понял, какой он недоумок, оказавшись без рук и ног! Отрубить их вам, что ли, сразу, чтоб не мучились… — Не, не надо рубить, — с небольшой озабоченностью ответил Тед. Баффало крепко задумался над этими словами, почесал шевелюру… — В самом деле. Зачем рубить? Люди без рук и ног становятся утомительно визгливы и нелепы, с ними так тяжело разговаривать! К тому же, я пока не оставляю надежды, что в вас проснётся дух, разум… совесть, наконец. Каким гнусным подлецом надо быть, чтобы пытаться убить меня, добрейшего и справедливейшего человека в этом полушарии?.. — пайсделоранец вновь подошел к мужчине, которого нарек ублюдком. — Ах, да, кажется, я не представлялся, но, полагаю, вы уже знаете, каково моё имя. — Твоё имя — черножопое отродье Баффало Гринго, — отозвался худощавый сосед «ублюдка» хриплым замученным голосом. Гринго стиснул зубы, затем улыбнулся змеиной улыбкой — с внешней добротой, даже как бы не обиженный: — Языкастый, да? Еще что-нибудь вякнешь про меня? Смельчак вскинул глаза на Гринго, опустил их, не в силах выдерживать взгляда маньяка, слизнул кровь с губы и ответил: — Ты отвратительное животное, чьё имя останется в истории запятнанным кровью. Ты грабишь бедных, продаёшь наркотики глупцам, насилуешь, убиваешь, истязаешь по прихоти. — А знаешь, почему я это делаю, задница? — с интересом, почти шёпотом спросил Гринго. — Потому что ты ненавидишь людей, — ответил пленный. — А республиканцев — особенно. Только знаешь, Гринго, люди ведь отвечают тебе тем же… Однажды чаша терпения переполнится, и тебе припомнят все четвертования и оскопления, зарывание в землю живьём, вспомнят все разрушенные мосты и сожжённые поля, вырезанные деревни… Сейчас за твою голову назначена награда лишь в Уайдленде, Петердоне, Сан-Хуане, Спрингвуде и даже в Форт-Антонио, и это только начало… — пленный не договорил — Гринго нанёс ему удар сцепленными кулаками по затылку — однако, даже не придя до конца в себя, корчась на полу, оглушённый прошептал: — Ненависть объединённой Республики сметёт тебя, как пылинку… Рука Баффало снова вздёрнула пленника за шиворот. — Ты прав лишь в одном, — прошипел Гринго в ухо ему. — Я творю, что хочу, не боясь никого. Но тому есть причина, и причина этого — вы! Вы здесь, на севере — оскотинились и опустились на четвереньки. То, что я делаю с вами — это вам как бы урок. Чтобы вы поумнели, пришли в чувство, обратили свои молящие и почтительные взоры на юг — к единственным наследникам величия человеческого. — То есть, стали как та южная помойка, которую ты признал родиной? — выбулькнул с пузырьками крови на губах авантюрист — похоже, он от удара прикусил себе язык. — Так, — Гринго, похоже, надоело, он выпрямился. — Господа пленные, господа вольные стрелки, вы все сами слышали эту языкастую задницу — не находите ли вы, что её языкастость как-то даже чрезмерна? Что этот белокожий засранец слишком много на себя берет — нарушая даже заветы Всесоздателя, ибо сказано в книге Его: «не суди, да не судим будешь». О, я не за себя обижен, пока он оскорблял меня, я терпел, но оскорбляя земли наших предков… — …Чего ты еще от меня хочешь? — прохрипел пленный. — Видишь у моего помощника красный галстук, ублюдок? — спросил Гринго, указывая одной рукой на мужчину в черной куртке, а другой вслепую копаясь в оружии пленных. — Моё желание очень просто. Я хочу, чтобы ты носил такой же. Да и ты, признай, уже жаждешь этого, если покопаешься в себе… или если я покопаюсь, — он оглядел окружающих с огоньком безумного юмора в глазах. — Врёшь, я не собираюсь одевать вашу форму… — Да-да, признай, втайне ты завидуешь нам, южанам, и именно этим вызвана твоя лютая ненависть к тем, кто всего лишь выполняет грязную, неблагодарную работу чистильщиков Нового Света… Перестань бороться с ослепительным, режущим светом истины, проблескивающим даже сквозь глубины твоей низкой, грязной душонки, и хотя бы умри достойно — любя и лобызая праведный сапог, размозживший твою голову! Видишь, я не уступаю тебе в способности копаться, так сказать, внутри, я тоже могу искать тайные мотивы! Пленный долго молчал, затем начал смеяться — сначала тихо, потом всё громче. — Ты спятил! — Пациент безнадёжен, — с рычанием выдохнул Гринго. — Мне нужен нож. Где нож?.. — он принял оружие, поданное подчинённым. — Это твой нож? — он потряс лезвием у носа пленного. — Нет, это мой, — ответил сосед, трясясь. — Ваще отлично! — обрадовался Гринго. Его распирало от некоего яростного энтузиазма. — Красивый. Сияющее дерево, да? Я, когда на юге был, себе такой же думал сделать. Да только не вышло ни черта. Человек, который обещал рукоять, непредвиденно, совершенно непредвиденно, ха-ха, утонул в болоте. Там, где такие деревья растут. По удивительной случайности за день до этого мы имели с ним очень неприятный разговор, в котором он показал себя полной скотиной. Наверняка, тайный северянин… Вы друзья или подельники? — неожиданно сменил тему Баффало, склонившись и взяв обоих пленников за головы, притискивая их друг к другу. — Мы… — хотел уже ответить «ублюдок», однако его перебил тощий: — Друзья. Очень хорошие друзья. — Прекрасно, — со звериным огоньком в глазах ответил Гринго и направился к тощему. — Так вот, задница, вспоминая мой вопрос… Видишь красный галстук? Конечно видишь. Красивый, да? И, как мы уже выяснили, ты хочешь такой же, — пальцы Гринго сжимались на рукояти до белизны, он облизал лезквие, — Хочешь, но молчишь. Как язык проглотил. — Пайсделоранец вдруг закричал во все горло: — Эй! Врача! Врача! Мистер Задница проглотил язык! Очень грязный, мерзкий, ядовитый язык — обгаживавший величие Юга! Срочно, нужно хирургическое вмешательство! — Гринго начал метаться с комическим пафосом, прикладывая руку с козырьком и как бы выискивая по углам нечто. — Где же врачи? Не идут. Ха-ха, впрочем, у нас их здесь и нет. Настоящий воин — это тот, кого пуля не берёт, а если кто ранен и подыхает, потому что не сумел сам себя перевязать — тому дорога в гроб! — Паяц, — промурлыкал под нос Эндрюс. — Что?! — вскинулся Гринго, как бы прислушиваясь к ветру. — Кажется, кто-то что-то тявкнул? — ответа не последовало. — Ладно, поскольку врача нет, придётся мне проявить милосердие. В результате которого у тебя, задница, — Гринго опустил губы почти к уху пленного, почти облизывая его, — пропадут проблемы с языком, и будет, будет, будет красный галстук! Видимо, сочтя, что такой репризы достаточно, Гринго схватил пленника за лоб, оттянул голову назад, а затем вдавил лезвие в кожу его шеи — сладострастно, наслаждаясь ужасом пленника и болью, пока ещё не говорящей о смертельных ранах. Пленник бегал глазами из угла в угол, сглатывал слюну, пока острие ножа скользило по его шее, вдавливаясь в поры кожи. Баффало тяжело дышал от этого балансирования на краю чужой смерти и запаха страха, выделяющегося с чужим потом, закатывал глаза до белков — похоже, получая от проведения экзекуции наслаждение, сродни получаемому с женщиной в постели. Маньяк ждал — вероятно, желая услышать из уст жертвы какие-нибудь просьбы, мольбы, попытки торговаться. Но тот молчал, дико выкатив глаза и скосившись на напарника — их взгляды сцепились намертво. Наконец Гринго устал ждать — облизнув губы, он начал пилить шею пленника, сначала нежными движениями, подобными движениям пилки для ногтей в руках у девицы, но затем, по мере того, как лезвие углублялось, ему пришлось прилагать всё больше усилий. Кровь текла всё сильнее, лилась рекой, окрасив рубашку жертвы и как бы нарисовав на ней алое жабо; первые секунды рефлексы ещё заставляли пленного инстинктивно выворачивать голову, перекривив бледное лицо, но затем он перестал бороться, с ужасом глядя перед собой и издавая звуки, как труба, в которую пытаются подать воду. Затем несчастный обмяк, но убийца не давал умирающему уронить голову. Когда рарез стал достаточно широк, пайсделоранец молча, с дьявольской улыбкой, блистая золотыми зубами, залез рукой в рану, затем поддел там нечто ножом… и вытащил наружу язык. — А вот и он! Твой фирменный галстук, ты, грёбаный модник! Ты слышишь меня? Ты рад?! Твой вонючий ротовой отросток больше не мешает тебе? Почему вы оба молчите?! — Гринго рявкнул последние слова прямо в ухо жертве, однако мужчина, если и был ещё жив, балансировал на грани смертного беспамятства. Оставшийся в живых товарищ тоже молчал — взирая на умирающего со странным выражением лица, как ребёнок, у которого отняли нечто самое дорогое, и горюющий так, что даже слёзы не льются. «Негодяи» наблюдали за происходящим с отстранённой угрюмостью: Мэт — со скорбью и сожалением, лицо Теда предвещало нечто нехорошее, Мик же был бледен и безуспешно храбрился, сглатывая. — За-иг-рались… — процедил Мэт едва слышно. — Надо было раньше это прекращать… — Что?! — опять заорал Баффало, как глухой. — Я не расслышал, ублюдки! Вам тоже мешают языки? У кого какие жалобы? — он небрежно подбросил нож и поймал его за остриё. Затем при очередном движении — как будто забыл о нём и, не глядя, откинул в сторону, заставив вонзиться в стену. — Ладно, будем решать проблемы в порядке естественного поступления. И начнём с тех, кто не выглядит такими уж тупицами… Этих двух — ко мне, — ткнул он руками в Мика и Мэта, — И постарайтесь, чтоб суммы выкупа, которые готовится изрыгнуть ваш язык, были приятнее бреда одного знакомого валяющегося тут задохлика… — помахав рукой, Гринго удалился. Выбранную пару «Негодяев» утащили вслед за ним. — Ну, чо, — заявил один из оставшихся громил оставшимся, — па-ашли в тюрячку, сыночки. И уясните, будете борзеть — папочка возьмёт ваши зубы. У нас с тем мясом, которое в тюрячке, разговор простой, а цена ему — грош за пучок. Последовал рывок за верёвку и поощряющие толчки в спину. Эндрюсу и его соседу ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Ноги соседа — заплетались, теперь он уже, не скрываясь, плакал. — Суки… — шептал он. — Вы еще ответите… Гринго ещё ответит… — Ответит, ответит, — загыгыкал один из громил. — Так, что вся страна обосрётся! Когда на воздух в один день и час взлетят мэрии во всех столицах штатов… гм, — он осёкся, одёрнутый охранником-соседом, и воровато-виновато глянул в сторону — мол, не сболтнул же ничего лишнего? Правда же, ничего? Пленных завели в погреб, где, несмотря на уровень «ниже земли», были тусклые зарешёченные окна — вероятно, он находился на тыльной стороне форта, где земля круче. Впрочем, в клети, куда кинули Эндрюса, окон не предусматривалось. Случайного напарника Теда в клетку заводить не стали — его прикрутили к крюкам в стене, а затем начали деловито и неторопливо «метелить» — даже не допрашивая. Один из охранников с меланхоличным хеканьем размахивался, всаживал кулак в брюхо неудачника, а затем, расслаблеенно потрясши ладонью, отдыхал. Его сменял второй — отличающийся от первого только тем, что когда он во время отдыха видел гримасы избиваемого, то едва заметно усмехался, как как бы получая приятные впечатления. Эндрюс сидел у стены, положив руки на колени, и пялился на эту пытку слепыми стеклянными глазами — отчаянно размышляя, как бы сбежать, и немного сочувствуя Мэту и Мику — им-то в лапах Гринго наверняка придётся гораздо хуже… если, конечно, Мэт не соврал что-нибудь ловко, как он это обычно умеет.