Догма Бдительного

Ожидание не было настолько долгим, чтобы Эвелин успела передумать. Она не ожидала легкого разговора, но надеялась, что сможет что-то изменить в лучшую сторону. Когда по лестнице зазвучали шаги, она обернулась и удивленно подняла брови. На левой скуле паладина наливался синевой свежий кровоподтек. Кто бы его не оставил, сила удара была достаточной, что бы кожа лопнула. Несколько капель крови темнели на поддоспешнике, да и в целом Джейвен выглядел так, словно подрался с медведем в лесу. Первым ее желанием было отправить кого-нибудь за льдом и аптечкой, потом она вспомнила, что такую ерунду он способен залечить сам без чьего-либо вмешательства. Обменявшись лишь взглядами, они зашли в кабинет и расположились у стола.  — Райса. Оказалось достаточно произнести одно слово, чтобы паладин из Джейвена обратился Командующим Золотого Ока, как будто живого человек подменили стальным големом. Эвелин почувствовала укол боли в сердце, настолько резким было изменение.  — Предательница и клятвопреступница, — также кратко сквозь сжатые зубы последовал ответ. «Спокойнее, с ним никогда нельзя было договориться на злости и раздражении.»  — Это… так. Райса дезертировала, раскрыла мне и моему отряду некоторые ваши тайны, и была причиной нашего нападения на Дом собраний и смерти некоторых твоих рыцарей. Я не отрицаю этого. Она сделала вдох и продолжила.  — Но посмотри на это иначе. Она дезертировала, потому что не считала мою гильдию демонопоклонниками. И была права. Паладин сделал рукой жест приглашающий продолжать, но его лицо все еще напоминало застывшую маску или глухой шлем. Эвелин облизнула губы, нервы натянулись канатным мостом над пропастью.  — Ты сам снял с нас обвинения в ереси, ты сам с нами путешествовал. Убил Белафосса с нами. Тебя самого твои рыцари обвинили в подчинении демонической скверне. Твои действия тоже стали причиной гибели твоих рыцарей. Но, как и Райса, ты едва ли несешь на себе всю вину за это. Поступок Райсы немногим тяжелее твоих собственных действий. Так почему она заточена под Собором, Командующий? Маска из бесстрастной стала разгневанной.  — Она предательница и клятвопреступница! И даже пожелай я закрыть на это глаза… Она напала на одного из моих рыцарей на глазах десятка людей. То, что она при этом говорила, может легко обеспечить ей место в лечебнице для душевнобольных. Она опасна.  — Что ж, впечатление здоровой она и правда не производит. Ни физически, ни душевно. Но это ли не повод проявить к ней милосердие? Снисходительность? Великодушие? Отступать было некуда и она продолжила:  — В конце-концов, она была вашей сестрой в рыцарских клятвах. Она все еще ваша сестра по вере. Попавшая в ситуацию, где любой мог оступиться, делая выбор между своими убеждениями и верностью братьям-рыцарям и тебе лично. Ей не место в ваших застенках, ей нужна помощь целителей.  — Милость к падшему? Саркастичность тона резанула ей по ушам. Сделав глубокий вдох, она поправила:  — Сострадание. Они словно снова вернулись на полгода назад, когда каждое ее слово Джейвен обдумывал, изощренно выискивая оговорки, дополнительные смыслы, намеки на двойную игру. Эвелин было больно, горло сжимало невидимой рукой. «Ну, пожалуйста, ты же не бесчувственный голем. Где-то там за несговорчивым инквизитором прячется юноша, видевший живых существ в зараженных Магической Чумой, отвергнутых всеми, не вытерпевший бездействия ордена Рукавицы. Пожалуйста!» Несправедливость происходящего с Райсой была несовместима с душевным спокойствием Эвелин. Жрица Хельма рискнула всем, чтобы дать шанс выжить Пылающей Заре. Отплатить ей равнодушием было выше сил Эвелин. Она с надеждой вглядывалась под опущенные ресницы паладина, продолжая мысленно его заклинать.  — Она опасна. Просто отпустить ее означает подвергнуть чужие жизни опасности. И она виновна, перед каждым, кто погиб во время вашего «визита». Не будем возвращаться к тому, кто чьей крови больше пролил, к Райсе это не имеет отношения. Она просто предательница. Смерти она не заслужила, но заточение — да. Лучше бы он ей сейчас пощечину отвесил. Не может же мужчина, спасавший ей жизнь, писавший ее портрет по ночам, мужчина от которого она теперь не могла оторваться не отодрав кусок от себя, быть настолько жесток? Не из каких-то заблуждений, даже не из врожденного равнодушия, а из холодных прагматических соображений. От ледяных вывертов этой логики у Эвелин все холодело внутри. «Может,» — осознала она. «Все это время таким и был. Все для своих, пока не пересекут черту. А за чертой смерть и анафема». На нее навалилась усталость и безразличие. Она ничего не могла сделать или изменить. Тяжело поднявшись, Эвелин произнесла:  — Прости, не буду больше тебя отвлекать. У двери она приостановилась и в той же гнетущей тишине добавила:  — Я пожалуй воспользуюсь твоим предложением и уеду в Лускан. Плечо зажило достаточно для путешествия. «Не могу на все это смотреть. И не буду.». Тихо закрыв за собой дверь, Эвелин не могла видеть, как Джейвен сгорбился в кресле, а через какое-то время с тихим вздохом вытащил из нижнего ящика стола «Дыхание Дракона» и стакан.

***

Ей страшно хотелось остаться одной. И это желание очень скоро исполнилось бы, если бы она только сумела собрать вещи и переодеться для дороги. В общем-то, все и так было собрано кем-то другим, кого пару дней назад послали в «Старого Дварфа» забрать ее вещи и перенести сюда. «Очень предупредительно, благородный сэр,» — зло думала про себя женщина. Злость и раздражение мешали ей, заставляя бессмысленно и бестолково метаться из угла в угол ни на шаг не приближая к цели. Будь она в другом состоянии, уже все было бы готово и она могла бы наконец отправиться в Лускан. Обессилено она присела на кровать, чувствуя как жжет глаза. Ведь знала, очень хорошо знала с кем связывается, но была рада и счастлива сама себя обмануть. «Дура». Эвелин закрыла глаза и закрыла лицо руками, чтобы уж наверняка ничего не видеть. Сколько она так сидела, Эвелин не знала. Время капало тягучими загустевшими каплями меда, а не бежало песчинками в часах. Когда же она наконец очнулась от оцепенения, то заметила то, что ускользало от ее глаз до этого, хотя лежало на видном месте. Потертые черные ножны из которых виднелась рукоять меча и рядом что-то напоминавшее книгу в кожаной обложке. Эвелин взяла оружие в руки и едва не выронила его, стоило ей осмотреть внимательно. Это был стальной длинный меч, с гардой в виде сжатой в кулак латной перчатки. Она вытянула клинок из ножен и взвесила. Никакой ошибки быть не могло. Это был меч ее отца, пропавший вместе с ним. «Очень предупредительно,» — повторила она мысленно с совсем другими чувствами и посмотрела на книгу. Если это был меч отца, то книга могла быть только его записями, дневником. Сглотнув комок в горле, Эвелин пролистала записи к последним страницам. Чернила выцвели, но слова выведенные размашистым почерком были вполне читаемы. «Этим вечером мы собрались с капитаном Данфилдом, братом Сатарином и сэром Рошельтом в «Грязном Дварфе» наподобие военного совета. Капитан приободрился в свете наших побед в Лесу Стража и на улицах Обители. Подкрепления прибывают, пускай все они скорее случайные искатели приключений. Боги и люди не оставили нас. Капитан все еще винит себя за происходящее, но уже не выглядит таким сломленным. Брат Сатарин тоже вернул себе подобие надежды, долго и воодушевленно рассказывая Рошельту, как его оруженосец победил Халаса Чистого в криптах Бдительности и освободил пленных горожан из канализации. «Не перехвалите, брат Сатарин! Я и так ему похоже забыл рассказать, что такое дисциплина, » — усмехнулся Рошельт, но я-то видел, что он рад и польщен. Надо отдать хельмитам-паладинам должное, даже лишенные божественной поддержки, они сила с которой нужно считаться, что делает честь им и Бдительному. Конечно, между нашими церквями далеко не все шло гладко, но гибель Хельма сдвинула наш мир на десяток шагов ближе к хаосу и тьме. Невосполнимая потеря. Увы! Будь он жив, мы бы и не оказались в такой ситуации!» «Разработанный план осады Собора не идеален, но времени у нас мало. Невервинтер и так оказал всю поддержку какую мог. Надеяться на подкрепления из Уотердипа не стоит. Мы выбили культ с улиц и нельзя им снова позволить поднять голову. И так, план… Один отряд атакует силы демоницы с главного портала, второй прорвется через нижние уровни Лечебницы, отрезав суккубу путь для побега. Молю всех богов, чтобы жертв было настолько мало, насколько возможно. Не удивлюсь, если прорываться к Рохини придется через толпу балоров. От этой хитрой бестии можно чего угодно ожидать, вплоть до разверстых в Бездну или Девять Адов врат. Второму отряду тоже предстоит не прогулка в парке. Лечебницу охраняет Торлгар, жуткий измененный, бесконечно преданный Рохини. И это помимо толпы чарошрамов и измененных. Их сила в числах и том, что магическая чума сотворила с их телами и душами. Они же в большинстве стали почти зверьми. Видят угрозу — нападают не рассуждая. Рошельт и Сатарин верят в успех, но что им еще остается? Лицезреть свою святыню в таком виде — врагу не пожелаешь.» «Не могу уснуть. Может, если запишу это, найду какой-то покой. Все чаще в мой разум закрадывается мысль, что наш орден подвел жителей Обители Хельма. Наша политика — независимость в действиях каждого рыцаря, без жесткой иерархии между членами ордена — не подходит для таких случаев. Просто не позволяет успешно действовать. Десяток рыцарей Рукавицы ничто в сравнении с призываемыми ордами демонов. И ведь каждый из нас здесь потому, что мы не смогли остаться в стороне! Мы едины в своем желании защитить наш мир. Но здесь нужна не горстка паладинов и священников просто оказавшихся поблизости, а сплоченные боевые отряды, чтобы нанести демонам единый удар, от которого они не оправятся. Обсуждал это с Рошельтом и вроде беседовали мы с глазу на глаз, а все-таки к нам подтянулись и другие наши братья. Оказалось я не одинок в своих мыслях. Если Торм пожелает и я переживу завтрашний бой, я заставлю Онтарра и Ланнивера меня выслушать. Мы не можем больше действовать подобным образом. Угроза из других миров слишком велика. Боюсь, это снова уведет меня прочь от семьи. Одно радует — последние вести от Эвы были из Эльтургарда и, может быть, во время моего визита к Онтарру, я встречусь с дочкой. Вспомнилось, как учил ее фехтованию, еще на деревянных мечах, как игре. Ха! Вот и доигрался — выросла, пошла по моим стопам и теперь носу домой не кажет. Но хоть письма пишет домой исправно. Дай Торм сил, увидимся.» Эвелин перечитала последние абзацы еще раз. То, что последние его слова были надеждой с ней повидаться согревало ее. Но взгляд притягивался немного выше, заставляя перечитывать. Что же получается, раскол в Рукавице родился совсем не из обиды и гнева хельмитов, которых практически бросили одних разбираться с поруганием Обители? Ведь Марк Грэхем посвящал молитвы Торму, но и он тоже не был доволен modus operandi Рукавицы. И были другие как он. Даланир как-то объяснял ей свой пророческий дар как сплетение возможных вариантов будущего между собой. Существовали узлы из которых события уходили в разные стороны, как размочаленный конец веревки, а потом сплетались заново. Дневник отца был весомым подтверждением такого узла. Останься папа жив — как бы выглядел орден Рукавицы теперь? Все таким же разрозненным? Реорганизованным? Или Золотое Око все равно появилось бы, возможно, с другим Командующим, другими целями? Почему-то она легко могла представить отца, уходящего из Рукавицы и уводящего за собой всех недовольных. Очень даже легко эта картина вставала перед ее глазами, настолько, что она слышала его голос, произносимые слова. В действительности все конечно обернулось иначе, и с Онтарром Фрумом говорил совсем другой человек, но… Эвелин глубоко вздохнула, чувствуя какое-то успокоение. У нее будет время все обдумать. Не спеша, она переоделась в доспехи, повесила ножны с отцовским — в прочем, теперь уже ее — мечом на пояс. Вырвала один чистый листок из дневника и хотела уже попросить у брата Халида чернила, как двери лаборатории неприятно громко грохнули. Дальнейшие звуки — лязг металла чье-то неловкое падение, сопровождаемое выдохом боли, понравились ей еще меньше.  — С дороги. У нас приказ — арестовать брата Халида по обвинению в отравлении архиепископа.  — А у меня совершенно противоположный, и я буду возражать.  — Командир, их только двое. Чего рассусоливать?  — И правда. Разойтись, детишки.  — Ага, только разбег возьму, папаша. Эвелин вышла из своего закутка и обнаружила застывшего перед дверью, напряженного брата Василия, девушку-оруженосца и пятерых незнакомых ей рыцарей в доспехах Золотого Ока. Оружия они не прятали и на дружескую шутку это как-то не походило. Десяток изучающих колючих глаз притянулся к ней. Один из рыцарей хмыкнул:  — Одним больше, одним меньше — разницы нет. Эвелин положила руку на эфес и ответила:  — Любой приказ исходит от кого-то, но что-то я сомневаюсь, что ваш был от Командующего Тармикоса. Она действительно несмотря на все не могла представить ситуацию, при которой Джейвен отдал бы такое распоряжение.  — Верно думаешь, есть власть и повыше, — отозвался командир и усмехнулся. — Не договоримся, значит, по-доброму?  — Нет, — отрезала Эвелин.  — Жаль, — в голосе у командира действительно не прозвучало и тени насмешки, будто он рассчитывал, что ему уступят. — В атаку!