послушайте!

      Питер плачет, потому что думает, что позорит семью. Точнее, он уверен в этом. Все, поголовно все в семье Старков были демонами: крылья черные, с густым крупным оперением и бордовым оттенком, размах широкий, а Пит уродился такой вот — нескладный, а крылья белые-белые, как зефирина.       Такое случалось очень редко, Тони даже думал сначала, что женабывшая жена ему изменила, но тест ДНК выявил стопроцентное отцовство, а все перерытые научные статьи в интернете выдавали малейший шанс, но все же выдавали, что такие ситуации случаются.              У Питера был старший брат, который давно живет самостоятельно, бабушка, дедушка и Тони. Девушка, от которой он получил мальчика, ушла спустя какое-то недолгое время. В конечном счете остался только отец. Пит переживал. На его детские плечики свалился негатив, будто он виноват и несет непомерно тяжелый груз. Газеты трезвонили об «удивительном ребенке» Энтони Старка с самого его рождения.              Питеру сейчас 6, и Тони его бесконечно любит. Потому что он его сын, несмотря ни на какой цвет оперения. Пытается окружить его заботой, ограждая от вопросительных (и даже насмешливых) взглядов и непринятия остальной семьи, потому что мальчик определенно не должен слышать «уродец» из уст бабушки, пусть даже подслушав разговор.              Он слышит, как Питер плачет, поэтому спешит вырваться из своих мыслей и бежит из мастерской в спальню сына, но, собирается было свернуть в другую сторону, замечает его в дверном проеме своей темной спальни. Он прячет крылья под футболкой (как всегда) и стоит, сжавшись, схватившись за дверной косяк, негромко протягивая имя отца.              — Питер, — ласково тянет он, подхватывает сзади и осторожно забирает на руки. У Старка сжимается сердце. Мальчик дрожит мелко и всхлипывает то и дело, поэтому Тони тащит его с собой в кровать, усаживается на край и гладит по спинке и скрытым под тканью крылышкам. — Прекрати, малыш, я рядом, — нежно шепчет Старк старший, уткнувшись носом во вспотевшую макушку. Говорит тихо и успокаивающе, а Пит тянется ручками к его шее. — Что тебя расстроило? Снова кошмары? Испугался? — немой неуверенный кивок. Тони вздыхает и винит себя за то, что не смог отгородить от всех проблем на сто процентов. Тони нежно бормочет ему на ушко, гладит по затылку, перебирая прядки, окружая чувством любви и безопасности. Нельзя оставлять его в одиночестве.              Когда Питер успокаивается, он тянется маленькой ладошкой к черным лоснящимся перьям отца и гладит, все еще остаточно вздрагивая. Это его успокаивает, поэтому Тони дает ему достаточно времени, столько, сколько потребуется, лишь бы не было слез. Пит молчит. Он вообще был довольно молчаливым для своих лет ребенком.              — Все хорошо, слышишь, мой мальчик? — Тони отодвигает его и стирает большими пальцами мокрые дорожки, улыбаясь. — Ты самое дорогое, что у меня есть, Питер, ты не должен плакать из-за этого, хорошо? — мальчик скомкано улыбается в ответ спустя несколько мгновений. Старк заваливается на бок, подкладывает свое крыло под сына, а вторым накрывает сверху.       Пит лезет ближе, утыкается носом в пахнущую по-родному грудь и вскоре спокойно засыпает, тихо посапывая. Тони лезет пальцами под его футболку беспокойно и с трепетом поглаживает нежные белые перышки. Старк тайно был в них влюблен, и надеялся, что и Питер вскоре полюбит их тоже. Его перышки были другими - мягкими, детскими, приятными. Тони любил их разглядывать, когда была возможность, трогать (потому что он все же тоже был удивлен, только в хорошем смысле) и очень негодовал, когда мальчишка их прятал, но осудить или запретить не мог. Питер не был похож на других Старков.       

Он был самым светлым ребенком, вот почему родился таким.