Червивый блокнот

Падать — больно. Что мертво — то умереть не может. Собаке — собачья смерть. Нет. Жизнь. Трюизмы умеют душить сами себя. Когда Тринимак насадил сердце Лорхана на стрелу и запустил в направлении будущего Морровинда, грудная клетка Бога распалась на две половинки, ставшие Лунами, Массером и Секундой. Выдумки, разумеется. Падая вниз, сквозь драконьи кости, сквозь вероятности и червоточины времени и сна, Маннимарко был уже не так уверен, что сказания о Массере и Секунде ложь. Он сделался Богом и Луной сам, в каком-то варианте — и не сделался одновременно. Замысел обрёл своё величие: он стал не просто мёртвым богом или богом мёртвых, он сделался не-богом, замершим в суперпозиции. Побочным эффектом однодвойственности, обглоданной Избранными мотыльками, стал Огрызок. Упитанный, зловредный, жадный, бесцеремонно считавший себя целым. И Огрызок, вместо того, чтобы встать на своё место, принялся имитировать деятельность прошедшего-себя и начал возрождать Культ Червя, словно в этом оставался какой-то смысл… Маннимарко чувствовал себя превосходно, но ничего поделать с Огрызком не мог. Сам он находился в одной вероятности, Огрызок — в другой, а их совмещение требовало слишком много энергии. Только избранные знали, каково это — совмещать в себе, как в узле, все возможные версии случившегося. Маннимарко-бог забрал себе Мантеллу, сердце искусственного бога Двемеров, и сделал обратной стороной себя самого. В этот же момент от него отслоился Маннимарко-смертный. Смотреть на это было столь же приятно, как на испражнявшегося Малакатом Боэту. Что-то здесь имелось общее, но Маннимарко рассуждать не хотел. Чёрная Луна исправно восходила раз в положенное время, чтобы освятить на алтарях нечестивые дары. Огрызок врал культистам, что является мантлером Аркея и спустился с небес, чтобы обрести ещё больше могущества — повторяя слова Чёрной Луны до применения обновления. Слоады приносили новому Богу отвратительные, но очень этерически питательные дары. Маннимарко долго гадал, почему его отверженные на этапе обожествления «шлаки», забродив, приняли именно такую форму. Но разве для многих он не играл при жизни роль тщеславного, немного жалкого и потрясающе самоуверенного Огрызка? Разве он не стал бы — к этому моменту — старикашкой… пусть сильным, но уже слабоумным?.. В какой-то другой вероятности — мог стать. Фокус, выкинутый Ганнибалом Травеном, был так похож на фокус, выкинутый Ванусом Галерионом, что не заметить сходства мог бы только фалмер какой-нибудь, тупой и слепой. Ещё один мантлер. Можно ли части целого смантлить целое и превзойти, оставалось без ответа. Исходя из теории, что малое поглощает большое и разрастается до его размеров, могло. То, что Чемпион завершил бренные дни Огрызка, Маннимарко воспринял с непередаваемым облегчением. А потом понял, что в вероятности «слева» появился маг-самозванец, подобравший звучное имя, словно мантию с чужого плеча, и снова принявшийся за пресловутый культ…. Мантлинг как явление и начался с упавшей с небес мантии, как всем известно. В любой версии событий Огрызок проявлялся и не хотел умирать сам. Маннимарко, следя за бесконечными вариациями на тему убийства Чемпионом Огрызка, решил ждать, и когда Чемпион стал игрушкой Шеогората, наведался в его разум. Только шизофреник, способный одновременно действовать в нескольких реальностях, мог теперь ему помочь — и Шеогорат прекрасно справился с задачей, вычистив из реальности Огрызка и вернув Маннимарко кусочек сущности. Очень альтмерская ошибка — попытаться избавиться от всего дурного в себе, оставив только полезное. Шалидор когда-то предрёк, что Алинор захлебнётся в собственной канализации, и был не так уж не прав. Но это уже совсем другая история.