Червивый блокнот

Сила никогда не лежит на видном месте. Её приходится взять самому. Она может потребовать опустить руки в кислоту, войти в склеп древнего ужаса, убить собственную мать, отсечь всё то, чем твоя жизнь питалась до сей поры, в том числе принести в жертву пресловутую человечность. Дураки гонятся за силой, а та ускользает, хохоча и отдаваясь первому встречному, но не тому, кто её жаждет. За достойными она гонится сама. Преследует, ходит по пятам, словно потерявшая щенка сука, кусает, роняя пену бешенсва, сталкивает в бездну и садится плакальщицей. Воет на поминках до тех пор, пока её дары не будут приняты. Сила подобна вероломной и ревнивой женщине. Кто жаждет обладать ею, теряет богатства и саму жизнь, но приобретает лишь разбитые черепки и ещё горшую слабость. Кто к ней безразличен, посвящая себя каким угодно иным заботам, получает её благосклонность. Сила подобна ревнивому и развращённому мужчине. Она искушает возможностями — но лишь теми, что даются в её обществе. Она жаждет оказать покровительство — чтобы посмотреть, как избранник станет двигаться по её команде, как не заметит черту, после которой подчинение сделается из добровольного — рабским. Избавиться от плоти никогда не стояло целью для Короля Червей. Он прошёл через несколько веков и через Хладную Гавань, через сотни склепов и магических операций. Ни одна магия в Нирне не смогла бы законсервировать плоть, чтобы та могла пропускать некромантические потоки такой силы и не исчахнуть. Энергия смерти высушивала жизнь. Печальный факт, побочное следствие магического взросления. Смысл любой жертвы — отсечь пути назад, к прежнему, менее совершенному существованию. Став личем, не раз и не два Маннимарко отмечал, что мог бы реагировать иначе в своём прежнем состоянии. Глядя на Моргию Ра’Атим или на Героя Даггерфола, допрашивая душу принца Каролиса. Роскошная и соблазнительная женщина, которой хочется иногда уступить просто так; хитрый и соблазнительный мужчина, которому уступить — лишиться увлекательной игры; выводящий из себя оппонент, которому уступать нельзя совершенно. Он поднимался к смерти по прозрачному воздуху, лелея воспоминания об отринутом, но потом отбросил и их, и они опали смятыми и крошащимися погребальными лилиями, выстлав путь для мечтающих почитателей, стенающих среди сокрытых склепов. Стать совершенно чистым духом, свободно оперирующим разумом, вылощенным из тлеющей оболочки с ее болью, похотью, потребностями и жидкостями, умом-светом, который не отвлекается на подобное, привлекало. Но разум уязвим. Любой магии нужна точка фокуса — посох, тело, слова заклинателя. Силе тоже необходим сосуд. Потому вместилище не-мертвое подходило лучше. Принеся в жертву собственное смертное и увлекающееся тело, Маннимарко сделал идеальный сосуд — бессмертный, недоступный для уловок пола, атак сна, ядов, кинжалов или гнева, вызванного расстройством желудка или отказом иного органа. Тот, кто хочет стать богом, обречён примерить на себя иное существование — иначе станет богом безумным. Нашлось много иных развлечений, чем плотские. Некоторые начинали быть понятны лишь тогда, когда смолкали все старые привычки. Пусть лич всегда оставался только этапом и ступенью — Маннимарко не хотел упустить ни унции возможностей.