Червивый блокнот

Никто так близко не работает с плотью, как некроманты. Быть смертным не значило только лишь быть облечённым ею, живой, дышащей, розовой и неповрежденной, но всё-таки плоть играла большую роль. В Тамриэле отмечалось не так много тех, кто действительно оригинально подходил к исследованию вопроса: айлейды использовали плоть как полудрагоценный строительный материал или элемент; двемеры изменяли евгеникой и тоном, как металл; Сота Сил рефабрицировал и замещал; саксхлил пренебрегали и заменяли, пользуясь благословением хиста. Вампиров Маннимарко исключал из уравнения, поскольку за всю историю материка знал всего трёх, которые хоть как-то пытались осознавать и контролировать процессы в своём организме. Смертность была для Маннимарко не столько пройденным этапом, сколько «состоянием». В смертность удавалось возвращаться, как вода могла стать паром или льдом, и это стоило делать, чтобы разум оставался гибким. Раз в год Маннимарко удалялся в саркофаг и переносил своё сознание в тело выбранного раба (а иногда и свободного) на сутки или двое, но никогда не больше недели. Он заранее планировал, какой аспект смертности желает исследовать. Душа и личность самого хоста оставались в теле, но полностью подчинялись некромантом. Рабов готовили, опаивая определёнными настоями. Если требовался свободный, настой подавался и ему, причём не всегда тайно. Многие выбирали общение с Маннимарко добровольно. Иногда он хотел насладиться самим ощущением бытия: дыханием, движением, бегом, работой мускулов. Ему выбирали здорового и сильного мужчину-альтмера. Иногда он хотел насладиться вкусами и запахами — и вселялся в молодую гаремную деву, искушённую в подборе яств, благовоний и косметики. Иногда он хотел насладиться любовью — и вселялся в её повелителя или повелительницу — и получал всё, что её или его тело могли позволить себе, с мужчинами, женщинами, бетмерами, механизмами, животными и даэдра. Иногда Маннимарко желал исследовать боль — и его хостами становились раненые и изуродованные солдаты, роженицы, больные, прокажённые, осуждённые на казнь, нерождённые и уроды. Иногда он хотел необычных вещей: власти или унижения, отчаяния или молитвы, ощущения давящих слёз или окрыляющей надежды, и тогда использовал тех, кто мог принести их. Но каждому новому сосуду, познав его, он определял новую смерть. Чаще всего для хосто-убийства Маннимарко хватало самостоятельных действий, но в определённых случаях он просил доверенных лиц умертвить хост определённым образом. Для тех, кто выбрал принять его в своём теле по доброй воле, подобный способ лишиться жизни гарантировал дальнейшее существование в виде нежити: подробности заранее оговаривались, а Король Червей получал своё. Под его опекой дух не уходил ни в Этериус, ни в снорукав, ни в Обливион, ни в Каирн Душ — а только в выбранное место или оставался в уже не-мёртвом теле. Потому для многих, заключивших неудачную сделку, контракт с Маннимарко был единственным шансом на достойное посмертие. И Маннимарко умирал от удушья, от ядов разных сортов, от меча и магии. Он умирал от старости, от болезни, от дурной еды (рабов выбирали и готовили заранее, а Маннимарко оповещали за сутки до предполагаемой кончины). Он умирал от пыток, от ран, от особенных травм. Он умирал десятки раз, и с каждым убеждался, что сделать это в ясном сознании для обывателя почти невозможно. Сознание его делалось всё более отрешённым от хоть каких-то пониманий морали или обыденных рамок. Большинство параметров, что так волновали смертных, стали для него всего лишь параметрами: раса, пол, рост, способности, здоровье, наклонности… Состояние смертности всё равно манило, как маленькая трагедия, что может быть разыграна десятком способов. В очередной раз, глядя на тонкое шило, что через глаз войдёт в мозг, если выстрелить им из арбалета, и вызовет изысканные конвульсии, или медленно добавляя в ванну отравляющее вещество, что погрузит в галлюцинации, лишь усиливающиеся от агонии, он размышлял о недоступном смертном удовольствии выбора. Каждый из них может сделать это лишь один раз. Завершить партию, поставить точку в длинной книге, подвести баланс; большинство не умеют делать этого вовремя или делают слишком поспешно. Им мешают страх и глупость, а ещё многие даже не понимают, какое счастье — жить здоровым, в своём уме и не в Хладной Гавани. Маннимарко напоминал себе об этом каждый год. А потом поднимался из саркофага, опираясь о стены своими собственными, очищенными от кожи и связок, заботливо скреплёнными древним образом, молочно-белыми костяными пальцами, облачался в алый балахон багряного оттенка с кровавым подбоем — и шёл вести диалог с очередной душой, чьи стремления оказывались как на ладони, потому что всё живое боится умереть зря — и в этом стремлении готово на отчаянные меры. Тот, кто не боится смерти, неуязвим. Маннимарко боялся только беспомощности. Потому особенным испытанием становилось погружение в быт калек и стариков. С них он не брал никакой платы; милосердие не являлось для Короля Червей какой-либо значимой максимой, но с его помощью он мог проявлять уважение к собственному страху. Быть запертым в сломанной оболочке без возможности наложить на себя руки оказалось страшнее любой пытки. Конечно, тут он немного играл с собой; сознание Маннимарко вполне было способно остановить сердце хоста, даже, если бы не вмешались служители, но… у калеки-бретона, в которого он вселился, таких способностей не имелось. Отсутствие контроля, плоть-клетка. Кошмар многих альтмеров. Но после своих опытов Король Червей был готов расхохотаться им в лицо. Последней тайной для Маннимарко стало лишь «окончательное уничтожение», но чем дальше, тем больше оно представлялось мифом: даже, если бы протонимик Маннимарко был стёрт, Король Червей, как порядочный и уважающий себя червь, уже ввинтился в саму сущность некромантии. Стал богом. Стал идеей. Идеи вечны: пока есть смерть, будет и желание власти над ней… и молитвы бессильных, а значит, будет и Маннимарко — луна Некромантов, закрывающая верящих в него от света ложного исцеления и солнца. Каждый желающий упасть должен иметь на это право. Каждый упавший может восстать — и взлететь выше, чем мог подумать. Или просто сдохнуть, но это предсказуемо и скучно.