***
Управительницу Цитадели Шаммурамат Голубку Ольга нашла первой. Та взяла у неё записку, поблагодарила, прочитала послание и испепелила его щелчком пальцев. Не зная, что и думать, Ольга поспешила на поиски Фараджа Льва, нового командующего северным узлом. Ей сказали, что тот вскоре должен вернуться с дежурства, и она поспешила в просторный Караульный зал. Ждать пришлось недолго. Вскоре в полу зала открылся зев чёрно-белой воронки, выпустив пятёрку Фараджа. Поклонившись, Ольга приветствовала командующего и подала ему записку от Горгия. Заросший тёмной щетиной Лев взял её, развернул. Его подчинённый Хоакин Мастиф, со своей бородой, в белой рубахе и черной жилетке напоминавший испанского разбойника, вполголоса сказал Ольге: — Тебе надо было подать послание командующему, припав на одно колено и низко склонив голову. У нас нынче так полагается это делать. Ольга оторопела — таких церемоний при Горгии не существовало. Над её ухом раздался зычный рёв, копирующий интонации армейских старшин: — Отставить разговорчики! Уже своим обычным голосом Фарадж произнёс: — Не слушай это трепло, Белка. Мастиф так неудачно шутит. А Гору передай, что я приду чуть позже. Щелчок пальцев Льва испепелил и вторую записку. Ольга поспешила обратно к Горгию. Уже подходя к дверям госпиталя, она оглянулась и увидела позади Фараджа с Шаммурамат, живо беседующих о чём-то. Проведя их в палату к Гору, Ольга прислушалась. Кажется, разговор у них намечался долгий. Из коридора она переместилась к себе домой, быстро приготовила бутерброды и разложила на большом подносе тарелку с ними, вазочку с орешками, прихватила минералку, пакет сока и пластиковые стаканчики. Вернувшись в Цитадель, она постучалась в палату и внесла свой поднос. Глаза Фараджа радостно блеснули. Он не успел перекусить после дежурства и теперь учтиво поблагодарил за угощение. Шаммурамат и Горгий одобрительно улыбнулись. Выйдя в коридор, Ольга уселась на скамью напротив двери палаты и навострила уши. Своим необычайно обострявшимся слухом она пользовалась порой совершенно беззастенчиво. Из услышанного стало понятно, что, готовясь покинуть госпиталь, Горгий настаивал на том, что больше не может занимать просторные апартаменты командующего во дворце, и просил выделить ему комнату в районе третьей кольцевой улицы, в дальнем закоулке поселения, куда Проводники редко забредали. Фарадж Лев уговаривал Горгия изменить решение и остаться в прежнем жилище. Управительница Шаммурамат уверяла, что комнатушка, которую просил для себя Горгий, ему не подходит: тесная, сырая, душная, да ещё и с тараканами. — Какие ещё тараканы здесь, глубоко под землёй? — спрашивал Горгий. — Шамму, голубушка, ты же мне сейчас врёшь без зазрения совести! Когда ты лжёшь, у тебя мочки ушей краснеют. — Быть того не может! — отбивалась Шаммурамат. — Тараканов там и впрямь нет, но в остальном я не преувеличила: тесно и сыро. В общем, совершенно неподходящее жилье. Если уж ты непременно хочешь жить в том секторе города, то в юго-западном переулке у третьей кольцевой находится симпатичная двухкомнатная квартирка с кухней и со всеми удобствами, поприличнее конуры на окраине. Наконец стороны достигли компромисса: Горгий покидает покои командующего, но ему предоставляют не комнату, а двухкомнатную квартиру, находящуюся в малопосещаемом переулке, соединяющем третью кольцевую улицу со второй. Шаммурамат обещала, что личные вещи Горгия из его прежних покоев аккуратно упакуют и перенесут в его новое жилище, которое предстоит слегка подновить. По словам Управительницы, на пятые сутки Горгий сможет въехать в отремонтированную квартиру. На вопрос управительницы, какие цвета он предпочитает в интерьере, Горгий рассеянно ответил: — Шамму, помнишь малую гостиную в моём лондонском доме? Меня устроит эта расцветка: серое, синее, белое. Фарадж предложил было перенести в квартиру и мебель из покоев командующего, например, кровать. Шаммурамат рассмеялась: — Ты её видел, ту кровать? Она изготовлена по особому заказу и в спальню новой квартиры просто не влезет. Как сейчас помню, на ней четверо спокойно умещались. Так что пусть кровать остаётся на своём месте, сам будешь пробовать её на прочность. Хоть пятерых туда укладывай. Когда Фарадж галантно пригласил Голубку принять участие в будущем эксперименте, та согласилась: — Охотно. Только с условием: я брюнетка и приглашу ещё блондинку и рыжую. Внешность и пол пятого участника выбирай сам. — Твои Львицы будут в восторге, дружище, — заметил Горгий. Мужчины засмеялись. Ольга тоже не смогла сдержать усмешку: болтали, что Львицы составляли своеобразный гарем Фараджа, предводителя Прайда, и косо смотрели на других женщин, с которыми тот затевал интрижку. Шаммурамат продолжала: — Нет, мебель из покоев командующего в квартиру переносить нельзя. Это же уникальные изделия, теперь таких не делают. Ценные породы дерева, резьба, позолота, мозаичные вставки из полудрагоценных камней — всё это хорошо смотрится только в просторных комнатах на фоне мрамора, лепнины и шёлка ручной работы. А твоя новая квартира, Гор, будет в духе минимализма, чистой и скромной. Горгий заверил Шамму, что такое жилище его вполне устроит и передал Фараджу код от сейфа в своей бывшей спальне, сказав, что там нет ничего личного, как и в сейфе кабинета, код от которого Льву уже известен. После этого Шаммурамат с Фараджем стали прощаться, и Ольга поспешно ушла, то есть переместилась к себе домой, думая, что интересно было бы хоть одним глазком посмотреть на роскошь апартаментов командующего, но вряд ли придётся. Со стороны Шамму не очень красиво растравлять рану Горгия, описывая, чего он лишился, но все знали, как Управительница ревностно относится к уникальным интерьерам дворца. Конечно, Гору неприятно расставаться с тщательно подобранной обстановкой, хотя Ольге казалось, что для него эти вещи утратили значение, и он хочет лишь найти укромное убежище, а комфорт для него сейчас совсем неважен. Недаром он просил для себя худшее помещение из всех имеющихся.***
В последующие дни о том, что Горгий готовится покинуть госпиталь, узнали и другие. Ольга думала о том, что одежда прежнего, почти двухметрового Горгия, будет не впору ему в новом, приземистом, коротконогом теле. Теперь он был ростом почти с Ольгу, чуть больше ста шестидесяти пяти сантиметров. Когда Ольга заговорила о новой одежде для командира с Аврелией, та сказала, что леди Эдита Лебединая Шея давно обратила внимание на эту проблему. Пока Горгий лежал без сознания, Эдита с Аврелией, Шаммурамат и Сатхатхор Лунорогой сняли с него мерки и заказали у портных новый гардероб, приобрели вещи, которые не требовалось подгонять по фигуре, вроде белья, носков и футболок. В свой выходной Аврелия вместе с Эдитой взяли с собой Ольгу на шоппинг в Лондоне. Они докупали вещи для Горгия, и Ольга тоже внесла свою малую лепту, приобретя носки, туалетную воду, ремни, несколько футболок. Позже Горгий вынудил Ольгу признаться в том, что она тоже принимала участие в пополнении его гардероба, и возместил ей расходы, через третьих лиц переведя на счет сумму, вдвое превышающую потраченное. Ольга подозревала, что с другими женщинами Горгий поступил также. Весь его новый гардероб даже не влезал в шкаф в его маленькой квартире. Пришлось часть вещей отнести в одну из многочисленных кладовых Управительницы, куда Шаммурамат потом убрала то, что не понадобилось.***
Настал день, когда Горгий поблагодарил врачевателей, и, в сопровождении Шаммурамат, Ольги, Миргена и Рустама тихо покинул госпиталь. Он укрылся в своём новом жилище, почти не выходя оттуда в течение последующих двух месяцев. В каждый промежуток между дежурствами Ольга навещала Горгия. Оказавшись в одиночестве, без постоянного внимания медиков, тот вновь впал в уныние. В первые две недели после переезда он даже не замечал присутствия других людей в квартире: тупо смотрел в потолок, лёжа на кровати или на диване. В эти первые дни Горгий и бриться забывал, но потом взял себя в руки. Глядя на него, Ольга вспоминала, как будучи ученицей, год прожила при школе в Цитадели, не поднимаясь в верхний мир. Когда, утомлённая занятиями, она лежала в постели, казалось, что огромная толща земли над ней готова обрушиться, похоронив под собой букашку-человечка. По мере того, как Ольгин магический дар раскрывался, она чувствовала себя всё свободнее, и знала, что однажды покинет подземелье. А Горгий утратил свои способности, стал обычным человеком, и, ему сейчас тоже тяжело. Ольге-ученице помогали наставники, а теперь ей нужно поддержать друга. Наведываясь к Гору, Ольга приносила продукты из верхнего мира, газеты, книги, готовила еду и уговаривала его поесть, мыла забытую в мойке посуду, убиралась. От приготовленной ею еды он чаще всего отказывался и протестовал против уборки. Однажды он раздражённо сказал ей: — Белка, неужели тебе нечем заняться, кроме как часами торчать здесь? — Я только помогаю. — Мне не нужна твоя помощь. — Извини, но почему? Я делаю это от чистого сердца. — Ты же молодая девушка. У тебя есть друзья, книги, хобби, наконец. Занялась бы лучше чем-нибудь полезным. Она затаила дыхание, боясь, что Горгий продолжит говорить и выгонит её из своего жилища. Из-за развитых надбровных дуг и мохнатых бровей командира, Ольге казалось, что он всё время хмурится. Она смотрела ему прямо в глаза, тёмные, как пустые колодцы, и думала про себя: «Пожалуйста, позволь мне остаться, позволь!». Мысленную речь Гор уже не понимал, но, кажется, Ольгин взгляд оказался достаточно красноречивым — глаза командира блеснули, он сжал губы, молча отвернулся и ушёл в спальню, хлопнув дверью. Ольга перевела дух с облегчением — командир злился, но гнать её не стал. Прежний Горгий тоже не стал бы грубить девушке. Она радовалась, находя в новом Горе черты, свойственные ему прежнему. В следующий раз, к большой радости Ольги, Горгий согласился взять у неё чашку свежезаваренного чая из смородиновых листьев и даже попробовал испечённый ею кекс, буркнув: — Вкусно. Спасибо. Ольга сочла это своей маленькой победой. Все понимали, почему Горгию не хочется обедать в общем зале у Робера, поэтому Ольга покупала для командира продукты, пользуясь полученной от него банковской картой. Делала это не только она, так как на кухне Горгия Ольга видела упаковки с надписями на английском, арабском, китайском языках. Иногда роль службы доставки выполняли Рустам Волк, Мирген Заяц, Арнольд Полосатый и даже Реджинальд Колли. Мужчины укомплектовали и бар в гостиной Горгия. С тех пор Ольга, прибегая к Гору, не раз находила его мертвецки пьяным на диване, а то и на полу. Пил он, когда Ольга находилась на дежурстве, причём один. Она требовала от коллег не потакать Горгию и не таскать ему спиртное, а те разводили руками, мол, не можем отказать. «Дурацкая мужская солидарность!» — думала Ольга, приходя в ужас от мысли, что Гор так тихо сопьётся в забвении — и это после того, что было. В поисках способа облегчить жизнь командира, она пошла в библиотеку Цитадели и попросила подобрать ей сведения о других выгоревших. Сначала она не поняла, почему на неё с таким сочувствием смотрит библиотекарь Аманда Рыжая, принёсшая стопку брошюр, отпечатанных в местной типографии. Понимание пришло потом, когда Ольга ознакомилась с подборкой. Из упомянутых в брошюрах выгоревших никто не прожил дольше года со дня потери магических способностей: кто-то покончил с собой через день, кто-то через неделю, кто-то через полгода, но все свели счёты с жизнью. Один из них в предсмертной записке писал, что не в силах жить с такой ноющей пустотой внутри, которую не заполнить ничем, а у Горгия эта ситуация усугублялась и потерей привычного облика. Сейчас он слишком отличался от других людей — на него пялятся даже здесь, и то же самое будет наверху, где его станут презирать за уродливую внешность. Скорее всего, Горгий считает, что в обычный мир наверху ему уже не вернуться, и он навсегда заперт в пределах Цитадели, глубоко под землей. От такого и впрямь можно свихнуться и покончить с собой. Быстро: клинком, пулей, ядом, или медленно — с помощью алкоголя. Начитавшись печальных историй о выгоревших, Ольга почти всю ночь прорыдала в подушку, а потом отыскала в квартире Горгия и спрятала его пистолеты, меч, шпагу и кинжалы. Это чуточку успокоило её, хотя человека, решившегося на самоубийство, отсутствие оружия не остановит, а кухонные ножи или, допустим, бутылки не уберёшь с глаз. Ольга решила, что постарается как можно больше времени проводить с Гором. Может быть, в её присутствии он постесняется причинять себе вред, если уж не напивается при ней. Но у Ольги имелись обязанности: дежурства, работа в теплицах Цитадели. Ей нужно было спать, есть и тренироваться. Она просила Рустама и Миргена чаще бывать с Горгием, но вскоре те признались ей, что с ними Гор не церемонится, безжалостно выставляет из своего жилища за порог. Впрочем, Проводников постарше Горгий тоже не пускал дальше прихожей. Вежливо, но решительно Гор выпроваживал и немногочисленных женщин, приходивших его навестить, даже Эдиту, Шаммурамат и своего бывшего секретаря Агнес Белую. Лишь с Аврелией Горгий был неизменно приветлив, так как она была подругой Рамзеса и сообщала ему новости о здоровье друга. Только её Гор слушался беспрекословно и не возразил, когда однажды Аврелия привела с собой Тинатин Соколицу, и та подстригла ему волосы. Будучи на работе, Ольга этой процедуры не видела, но результат ей понравился. Когда она нашла Соколицу, чтобы сказать ей об этом, та обещала заходить к Горгию, стричь его по мере необходимости, и в дальнейшем тот терпел визиты Тинатин. После того, как Гор пару раз выставил из своей квартиры Агнес Белую, та отыскала Ольгу и уже через неё передавала Гору домашние пироги и варенье. Расспрашивая Ольгу о здоровье Горгия, Агнес печально вздыхала. Теперь она была секретарем Фараджа. Из-за того, что Горгий не привечал гостей, постепенно ходить к нему перестали. Во всяком случае, Ольга никого не заставала в квартире, хотя в ней откуда-то появлялись экзотические фрукты и букеты цветов. Спрашивать, кто их приносит, было неловко. Решив, что Горгий не должен ощущать себя оторванным от жизни, Ольга во время своих визитов рассказывала ему о новостях Цитадели и верхнего мира. Не обращая внимания на ворчание Гора, она старалась приходить к нему почаще, и тот смирился с её присутствием, хотя стал готовить и убираться в квартире сам, чтобы у неё было меньше поводов забегать к нему, и чтобы она не задерживалась надолго. Подумав, Ольга принесла и поставила в гостиной Гора неприхотливые комнатные растения: плетистую традесканцию, кудрявую хельксине и эухарис. — Зачем это здесь? — холодно спросил Горгий, увидев зелёных новоселов в белых горшках. — Смотреть на зелень полезно для глаз, — безапелляционно заявила Ольга, и Гор промолчал, только поморщился. — Не беспокойся, я сама буду их поливать, — пообещала она. Она изобретала всевозможные предлоги для того, чтобы побыть с Горгием, зачастую щебеча о пустяках, даже если он не поддерживал разговор и смотрел исподлобья. Порой Ольга сама себе казалась этаким смешным котёнком с хвостиком-морковкой, играющим рядом с саблезубым тигром, и которого крупный хищник терпит только потому, что прихлопнуть или отогнать назойливую малявку неловко, недостойно сильного. Не раз и не два Горгий давал понять, что видит в ней ребёнка, которому вздумалось проводить время странным образом. Ольга не могла не задумываться, как бы она повела себя, если бы нашлись другие женщины постарше и опытней, любящие и любимые подруги, которые взяли бы на себя заботу о командире. Ведь развлекался он со многими, судя по той подслушанной ею беседе с Шаммурамат Голубкой. Но приходившую к нему Шамму Горгий тоже вежливо выпроваживал из своего жилища. Та, может и обижалась, но не подавала вида и не теряла самообладания. Глядя на Голубку, величественную чернокосую красавицу, Ольга иногда думала, как выглядят они, те дамы, с которыми Горгий, так сказать, испытывал на прочность кровать в своей прежней роскошной спальне. Но задавать такие вопросы ему самому было немыслимо, а выспрашивать кого-то ещё неловко. Если о любовных похождениях Раджа Шакала болтали все кому не лень, то о пассиях Горгия судачили мало. Ну или просто Ольга не общалась с теми, кто много болтал об этом. Ольга полагала, что одной из первых посетительниц Горгия будет Аслауг Ласка, в свое время откровенно бегавшая за ним, но она ошибалась — для прелестной Аслауг урод Горгий Выгоревший больше не существовал. С ней было всё понятно. Но для Ольги стало неприятным открытием и поведение Клариче Прекрасной. В отличие от других членов Совета, та ни разу не поинтересовалась самочувствием Горгия, не навестила его в лазарете, не передала букета и даже записки с пожеланиями скорейшего выздоровления. В тот единственный раз в госпитале, когда Горгий и Ольга шли в палату Рамзеса, они случайно встретили в коридоре именно Клариче и вежливо её поприветствовали. Та надменно кивнула Ольге, но совершенно проигнорировала Горгия, пройдя словно мимо пустого места. Гор не подал виду, но Ольга оскорбилась за него. Мысленно она признавала, что рядом с элегантной золотоволосой красавицей Клариче измождённый и взъерошенный Горгий в болтающейся на нём больничной пижаме тогда выглядел жалко, но это же всё равно он, хотя и изменившийся. Нельзя было так его унижать! Позже Ольга нашла и разговорила Торгерд Ворону, первейшую сплетницу в Цитадели. Та повздыхала, посочувствовала, а потом охотно рассказала Ольге о том, что Клариче когда-то была любовницей Горгия, а теперь та жаловалась подружкам, что ей невыносима мысль о том, что Гор обманывал её все это время. Её, Прекрасную, целовал подло прятавший свое мерзкое обличье гнусный, противный урод, пародия на человека. «Как Клариче может быть такой напыщенной дурой?!» — мысленно негодовала Ольга, но не подавала виду и внимательно слушала дальше. По словам Торгерд, в Совете Клариче подняла вопрос о том, почему выгоревший всё ещё числится среди его членов, и не пора ли заменить его на кого-то полезного. Часть членов Совета поддержала Клариче, а другая часть во главе с Фараджем Львом и командующим западного узла Дирком Соколом решительно возражала. Конец ожесточённым дебатам положил Высокий, объявив, что место в Совете за Горгием сохранится, потому что тот получил его гораздо раньше, чем стал командовать северным отрядом. Когда это было, большинство не помнило, но с Высоким не поспоришь, и Клариче оставалось только шипеть по углам.***
Однажды вечером, когда Ольга возилась на кухне квартиры Гора, в гости зашел Фарадж Лев. Ольга слышала, как он просил какого-то совета у Горгия, ссылаясь на его богатый опыт командующего. Тот сухо отвечал. Потом Фарадж выразил надежду, что Горгий вскоре поправится и вернется на свой пост. Гор грубо ответил: — Для северян нет разницы, какая кошка ими командует. «Здоровье», то есть способности ко мне не вернутся. Такого никогда не случалось, ты и сам знаешь. Так что не ври ни мне, ни себе, и даже не надейся, что удастся спихнуть проблемы на меня. Я теперь никто — пария. Членам Совета и другим Проводникам не понравится сама мысль о том, что нынешний я могу через тебя влиять на положение дел. Справляйся сам, тебе помогут другие командующие и Высокий. Ты сможешь, мы же вместе не один век в колесе бегали. А я всё, баста, накомандовался. Ни о чём больше думать не хочу. Оставьте меня в покое. Ещё немного посидев для приличия, Фарадж попрощался в самых изысканных выражениях востока и вышел. Стоя у окна кухни, Ольга наблюдала, как Лев в своём белом бурнусе медленно шёл по безлюдному переулку. В одиночестве Фараджу не нужно было «держать лицо», и он не прятал свою досаду и боль. С тех пор он приходил гораздо реже, говорить старался о приятных пустяках, но аккуратно пересылал Горгию приглашения на заседания Совета, которые тот рвал и выкидывал в мусорное ведро. Ольга подозревала, что Льву исправно докладывают о состоянии здоровья Горгия и Высокому тоже, но это ничего не меняло. Те были бессильны помочь в главном.