Чудовища и красавица

      Ольга благополучно довела путника до места последнего суда — к центральному залу северного узла Лабиринта на самом верхнем, первом ярусе. Её подопечный, угрюмый старик лет семидесяти, кивнул на прощание и вошёл в зал. Там он, как и остальные путники, начал оглядываться, рассматривать стены — на них располагались указатели, которых живые Проводники не видели.       Не повиноваться этим указателям люди просто не могли, особенно после долгого путешествия по коридорам Лабиринта к выходу. У них было достаточно времени для того чтобы осознать, куда им следует свернуть в конце пути. К этому моменту глаза путников тускнели от усталости, и даже их одежда выглядела серой и блёклой; никаких ярких красок, словно их щедро припорошило дорожной пылью.       Задержавшись у входа, Ольга вновь оглядела большой чертог высотой в несколько этажей. Как ни странно, он походил на зал ожидания небольшого вокзала, выстроенного в шестидесятые-семидесятые годы двадцатого века, в каком-нибудь провинциальном городе Советского Союза, где строили без всяких архитектурных изысков: гладкие тёмно-серые стены, чёрные плиты пола, высокие прямоугольные окна в одной из торцевых стен, теряющийся в темноте потолок. Непонятно откуда лился приглушённый холодный свет.       В глухой стене слева широкие двери были закрыты с давних времён: заложены почти не обработанными камнями. За тремя высокими окнами в правой стене занималась заря: лучи ещё невидимого солнца робко пронизывали серые сумерки. Потемневшие от времени резные деревянные двери под центральным рассветным окном время от времени наполовину раскрывались для очередной группы людей, свернувших к этому выходу.       Ольге никогда не удавалось различить, что же находится за теми дверями, но там было светлее, чем в зале, и, судя по умиротворённым лицам выходящих, им ничто не внушало беспокойства. Многие уходящие в Свет улыбались так, словно приезжали домой из долгой утомительной командировки.       Большая часть вошедших в зал направлялась не на Светлую сторону, а к лестнице, спускавшейся вниз вдоль длинной стены зала, слева от Ольги. Со своего места она могла видеть чёрный проём в стене ярусом ниже, куда вливалась бесконечная вереница людей с опущенными головами и уставшими, равнодушными лицами, порой печальными или озлобленными. Но никто не возмущался — все медленно спускались вниз, один за другим исчезая во тьме.       Как твердили наставники на занятиях: «Лабиринт — место, которое меняется». В библиотеке Цитадели хранились труды, авторы которых, разумеется, тоже Проводники, увлечённо вычерчивали сложные графики и старательно выводили закономерности изменения вида залов и коридоров Лабиринта, соотнося их с переменами во внешнем мире. Подробности исследований Ольга уже забыла, твердо помня главный принцип: Лабиринт считывает информацию из сознания входящих в него и применяет эти сведения как ему заблагорассудится, придавая любую форму своим помещениям и созданиям — тварям.       Когда Ольга была ученицей, ей рассказывали, что очень давно узловые залы Лабиринта выглядели иначе: вначале мрачные пещеры со сталагмитами и сталактитами, потом не менее мрачные многоколонные египетские залы, полутёмные античные и романские базилики, «готические» и «ампирные» залы. Неизменным оставалось лишь одно — кладка заложенных дверей на Тёмную сторону — неумело выполненная, некрасивая, но надежно защищающая всех гостей Лабиринта.       Запечатывание больших дверей на Тёмную сторону в четырёх узловых залах Лабиринта, на севере, юге, востоке и западе, стало страшным ритуалом, вошедшим в легенды Проводников. В те давние времена человеческие жертвоприношения были делом обыденным, и двести Стражей добровольно расстались с жизнью, чтобы своей кровью скрепить завал из камней, закрывших легкодоступные входы в Лабиринт совсем уж жутким чудовищам с Тёмной стороны.       Молодые Проводники иногда подходили к запечатанным входам поближе, рассматривали кладку, но прикасаться к ней не решался никто. Ольга и сама не рискнула это сделать, только слушала шумы за закрытыми дверями: шорохи, скрип, скрежет клешней или гигантских когтей, лязг зубов, шелест крыльев, тяжкую поступь очень большого существа, отголоски далекого рычания и рёва. Однажды она услышала звуки хохота, напоминающего человеческий, но такого жуткого, что её потом прошибло от страха. С тех пор к дверям на Тёмную сторону она старалась не приближаться.       Иногда большие монстры из Тьмы пробирались в нижние ярусы Лабиринта, и тогда Проводникам приходилось потрудиться, чтобы уничтожить их и закрыть прорыв. В одной из легенд Стражей излагалось зловещее пророчество, гласившее, что однажды чудовища Тёмной стороны прогрызут завалы и хлынут в Лабиринт. Тогда, чтобы запечатать двери вновь, потребуется самопожертвование втрое большего числа Стражей. При мысли о том, что когда-нибудь у дверей на Тёмную сторону должны будут добровольно умереть шестьсот товарищей, а может, и она сама, Ольгу пробирал холод.       Ходили слухи о том, что в тайнике архива Цитадели хранится большая картина, написанная очевидцем Запечатывания спустя несколько тысяч лет после ритуала, когда на Земле расцвела живопись. Зрелище на ней столь ужасно, что увидевшие его теряли сознание. Опять же по слухам, неизвестный автор картины использовал кроме красок собственную кровь, которая насквозь пропитала холст и, до сих пор не свернувшись, сочилась на пол.       Не одна компания дерзких молодых Проводников замышляла тайно пробраться в архив, чтобы отыскать тайник с пресловутой картиной и самим убедиться, настолько ли она ужасна, но всех смельчаков ловили и препровождали для наказания к членам Совета. После этого охотники за приключениями навсегда зарекались соваться в архив без разрешения, а набравшись опыта, сами начинали высмеивать «эти детские страшилки».       Тем не менее, вот уже несколько столетий среди каждого нового поколения Проводников считалось обязательным соблюсти традицию, попытаться тайно залезть в архив, дескать, если не залез или даже не попытался, значит не Страж. Ольга тоже лазила, и при воспоминании о выговоре, полученном тогда от членов Совета, у неё до сих пор от стыда уши краснели.       В Большом зале Цитадели висела другая, одобренная большинством голосов членов Совета, огромная картина талантливого Джакомо Зубра, изображавшая ритуал Запечатывания и подвиг Двухсот. Ольге она нравилась: легендарные герои-мученики на ней напоминали прекрасных ангелов. Горгий Махайрод почему-то терпеть не мог эту признанную шедевром картину, и на собраниях в Большом зале он всегда старался сесть к ней спиной.       Два года назад Горгий опоздал на собрание и был вынужден сесть на свободное место лицом к презираемому им полотну. К концу часа, проведённого на этом злосчастном месте, от командирского взгляда, казалось, могло скиснуть молоко во всей округе. После собрания, в ожидании общего обеда, Проводники разбрелись тогда по Цитадели.       Ольга случайно проходила по пустынному коридору неподалёку от курительной комнаты, услышала знакомые голоса и остановилась. Дверь в курилку была полуоткрыта, видеть её не могли. Хотя подслушивать стыдно, но она ничего не могла с собой поделать, её по-прежнему жутко интересовало всё, связанное с Горгием.       Хорошо, что в этом дальнем коридоре никто не показывался: курительную с засевшим в ней Махайродом остальные обходили десятой дорогой. Если уж Горгий оказался настолько не в духе, что дал это заметить, большинство Проводников сочли, что от Саблезубого лучше держаться подальше.       Такого не мог позволить себе лишь его заместитель Рамзес Морской Кот; он сидел сейчас в комнате, успокаивая раздраженного друга. Говорили негромко, по-русски, может быть, потому что далеко не все Проводники знали этот язык. Видимо, разговор начался до её появления. Послышался мягкий, чуть ли не мурлыкающий голос Рамзеса:       — Слушай, Гор, ты же не осуждаешь Гирландайо и Беноццо Гоццоли за то, что они в «Рождестве Богородицы» и «Шествии волхвов» изобразили своих современников. Художник имеет право на неточности, он так видит.       — Хрмбых! — слово на непонятном гортанном языке Ольга не разобрала, но это явно было ругательство. — Да плевать мне на его видение! Меня бесят члены Совета с идеей «Давайте подсунем молодежи тошнотворную правду в яркой обёртке, максимально её приукрасив, авось проглотят не задумываясь»! Рэм, Стражи тварей видят чаще, чем себя в зеркале, привыкли к своим и чужим клыкам, рогам, хвостам. Они не сентиментальные институтки. Но, видите ли, их психика слишком нежна, чтобы смириться с видом предков, не слишком похожих на нынешних людей. Не надо напоминать о грязи, крови и дерьме, из которых мы поднялись и куда нам вновь предстоит по уши окунуться! Забудем настоящих героев, волосатых и вонючих, закроем глазки, представляя возвышенный подвиг ангелоподобных красавцев в белых одеждах!       Ольга представила, как Махайрод, порыкивая, ходит по комнате из угла в угол упругой походкой крупного хищника, сжимая и разжимая увесистые кулаки, а Морской Кот царственно восседает в самом мягком кресле, слегка склонив лысую голову набок, с лёгкой укоризной и сочувствием глядя на собеседника.       — Ты кое-что упускаешь из виду, друг. Тв… — тут Рамзес запнулся на секунду. — Та картина честна и бьет по мозгам кувалдой. Гор, я хоть и не из слабонервных, всякое видел, а посмотрел на достоверное изображение Запечатывания, и меня неделю кошмарные сны мучили. Можно согласиться лечь добровольно под топор палача, но в течение уймы лет наблюдать витающий над головой окровавленный топор сможет не каждый обречённый. Особенно, если он понимает, что конкретно ему может выпасть участь пострашнее — роль палача своих товарищей. Дружище, ты же не хочешь, чтобы половина Стражей спилась, а вторая половина отдавала свою зарплату психотерапевтам?       Помолчав, Горгий фыркнул и произнёс уже гораздо спокойней:       — Психотерапевты… Они озолотятся. Доктор, у меня проблема: постоянно растут клыки и когти, я замучился их стачивать, помогите!       — А у меня хвост облысел, ума не приложу, с чем это может быть связано? — подхватил шутку Рамзес, и оба захохотали.       Тут Ольга ускользнула из коридора. Она понимала, что если бы Горгий не позволил себе в кои-то веки забыться и выплеснуть эмоции, а Рамзес не сосредоточился на излучении умиротворения, на «мурлыкании», её бы моментально поймали за подслушиванием, а это позор.       Позже, у себя дома, Ольга достала из заветной папки рисунок Вано и вновь полюбовалась изображённым на нём командиром с его замом в их вторых, боевых звериных обличьях. Всем членам пятёрки рисунок понравился, а потом она выпросила его у Вано. На нём большой махайрод взвивался в прыжке, а на спине у Саблезубого стоял, яростно ощетинившийся и выгнувший спину рыжий абиссинский кот, готовясь когтистым оскаленным клубком влететь в морды тварей Лабиринта.       Очнувшись от воспоминаний, Ольга опять посмотрела в зал. Её внимание привлекла женщина лет пятидесяти в застиранном домашнем халате, в отличие от других блуждавшая по залу хаотично. Путница будто не могла решиться на что-то: то порывалась свернуть к дверям в Рассвет, то останавливалась и заворожённо смотрела на вереницу людей, спускающихся вниз по лестнице в нижние ярусы, то бродила и рассматривала стены.       Женщину жаль, но ей уже ничем нельзя помочь. Путь у каждого человека свой, зависит от его поступков при жизни. Во время скитаний Лабиринт может показывать им картины из прошлого, заставляя переживать те события вновь, предлагать путникам испытания, таким образом изучая и взвешивая их деяния. Путники тоже приобретают некий опыт и в конце пути смиренно идут туда, куда их направляет Лабиринт, на Светлую сторону или на нижние ярусы, ожидать искупления.       Путники могли заблудиться в Лабиринте или стать добычей его распоясавшихся созданий, являвшихся с самых нижних ярусов. Самое плохое, что могло случиться с путником — это быть пожранным тварями Лабиринта или чудовищами с Тёмной стороны. В таком случае у душ-путников не оставалось надежды даже на искупление, после которого они могли бы попасть на Светлую сторону.       Лишать их такого шанса было нельзя, и потому Проводники находили и провожали заблудившихся путников к месту последнего выбора, охраняя их от возможных нападений. Твари Лабиринта или чудовища с Тёмной стороны, иногда прорывавшиеся в Лабиринт, вполне могли сожрать заодно с путником и Проводника, но таковы издержки профессии.       Та растерянная женщина в халате, казалось, увидела знакомое лицо, подошла к другой, походившей на пожилую учительницу, и они вместе направились к дверям на Рассветную сторону. Можно было порадоваться за обеих.

***

      Ольга заторопилась назад, на девятый ярус, где дежурила её команда. Подходя к посту, она издалека услышала, как Рамзес рассказывал очередную байку. Командира здесь не было, значит, он занят с другим путником. Ольга сотворила для себя стул и уселась слушать, а Рамзес как раз начал новую историю:       — Однажды мы с Горгием отправились погулять по Италии. Уж очень живописные леса простирались на берегах Тибра в ту давнюю пору. Дичи там бегало много, и нам во втором облике можно было от души порезвиться. Мы спустились с холма к реке и вдруг услышали странный писк. У берега росла старая смоковница, её ветви низко нависали над водой, а за одну ветку зацепилась корзина. Командир разделся, прыгнул в воду и вытащил корзину. Я её беру и вижу…       — Котят, щенят? — не утерпел Вано.       — Хуже. Двух младенцев, новорождённых мальчиков, с ещё не зажившими пуповинами.       Алёна и Ольга ахнули, а Рамзес продолжал:       — Детишки лежат, мяучат, как котята, и обделались. Я вытаскиваю и сую одного Горгию, мол, подержи, пока я второго достану, а он отказывается, головой качает. В общем, так и не решился наш командир взять в руки младенцев, сказал, что боится повредить им, мол, отвык.       Алёна, Вано и Ольга недоверчиво переглянулись и заулыбались. Неужели их прославленный командующий мог чего-то бояться? Подмигнув им, Рамзес продолжил:       — Пришлось мне малышам попки мыть, а рядом Горгий запачканную корзину в реке полоскал.       Коллеги не удержались от улыбок.       — Уложил я детишек на командирскую тунику, а они пищат, голодные ведь. Тут я вспомнил, что неподалёку живёт мой знакомый пастух Фаустул. Его жена недавно родила и уж всяко лучше нас смогла бы позаботиться о младенцах. Козы у Фаустула имелись, человек он добродушный, так что отправился я к нему за помощью. С другой стороны, он мог и отказать, так что я пошёл к нему налегке. Горгий остался присматривать за детьми.       По дороге я придумал, как обставить дело так, чтобы Фаустул точно не отказался бы взять детишек и относился бы к ним хорошо. Пришлось применить иллюзии, и к пастуху я явился в облике фавна. Всё как полагается, с козлиными ногами, рогами и пышной бородой.       Представив себе рога и бороду на голове лысого, всегда гладко выбритого Рамзеса, Ольга прыснула, остальные слушатели тоже захихикали.       — Фаустул оказался дома и послушно пошёл за мной: не мог же он обидеть покровителя стад. Я потихоньку предупредил Горгия, чтобы он тоже принял облик какого-нибудь божества. Только вот он ещё кое-что сделал, чего я ожидать не мог.       Рамзес выдержал паузу, дождался, пока Вано не поторопил его:       — Ну, что придумал командир?       — Выходим мы с пастухом на поляну у реки и обалдеваем оба — на травке лежит волчица и кормит наших найдёнышей. Те сосут, стараются, а волчица лежит себе спокойно. Я челюсть подобрал и командира мысленно позвал. Он стоял за толстым дубом, а когда вышел к нам, Фаустул на колени бухнулся — Горгий показался ему в сверкающих бронзовых доспехах, в алом плаще и шлеме с красным гребнем, мечом на боку и с копьём в руке. Как думаете, за кого пастух принял командира?       — За Марса, конечно же! — выпалила Ольга.       Одобрительно улыбнувшись ей, Рамзес кивнул и продолжил рассказ:       — Фаустул склонился перед Марсом, пообещал выполнить его волю — вырастить детей как своих собственных. Горгий потихоньку освободил волчицу от чар и отправил её к волчатам. Потом он мне объяснил, что её логово оказалось совсем близко, в пещере на склоне холма. Любопытная волчица подошла к поляне, и командир её приметил, зачаровал и велел покормить младенцев.       Пастух детишек осмотрел, расчувствовался и признался нам, что его новорожденная дочка умерла, так что жена от горя места себе не находит, твердил нам: «Акка добрая, она полюбит мальчиков. Не сомневайтесь!» Командир посулил Фаустулу милость богов, богатство и исчез с глаз.       Я устроил малышей в корзине и вручил её пастуху, а потом проводил его до дома. Горгий шёл за нами незаметно для Фаустула. Мы видели, как пастух позвал жену с огорода, как показал ей младенцев и рассказал ей о встрече с богом. Бедная женщина поахала, поплакала и по очереди прижала близнецов к груди. Потом супруги унесли детишек в свою скромную хижину.       Через несколько часов мы вернулись сначала в пещеру к волчице, оставили ей мяса, а потом наведались к хижине, привели с собой молочную козу и принесли корзину еды да кошель серебра. Когда мы оставили дары у порога, я перекинулся, подкрался к двери и подсмотрел, как Акка кормит малышей грудью и плачет, а Фаустул мастерит вторую колыбель.       Мы с Горгием часто навещали пастуха с женой, наблюдали, как близнецы растут, приносили дары. В последующие годы Акка родила дюжину здоровых сыновей. Она и её муж, добрые люди, относились к приёмным детям так же тепло, как и к родным.       Когда мальчишки стали носиться с палками, воображая, что это мечи, Горгий не утерпел, вышел к ним и показал, как нужно обращаться с оружием. Я тоже давал уроки близнецам и старшим сыновьям пастуха.       Мальчики оказались любознательными, таким одно удовольствие рассказывать сказки, легенды или истории о путешествиях по большому миру. Я их научил счёту и этрусскому письму. Потом Горгий уговорил Фаустула отправить близнецов и двух родных сыновей в городок Габии и оплатил им учёбу там.       Закрыв глаза, Рамзес вздохнул, вспоминая, и продолжил:       — На семнадцатом году жизни мальчиков стало ясно, что жизнь пастухов их не прельщает. Им было тесно в маленькой хижине. И однажды они потребовали у нас с Горгием ответа, захотели узнать, кто их родители, и почему от них попытались избавиться. В те времена нежеланных, ненужных детей просто могли вынести в лес и оставить зверям. Но так поступали чаще всего с увечными и больными, а близнецы были здоровы и выросли крепкими, сильными юношами. Сверстники им подчинялись, признавая их предводителями.       — Так они уже знали про реку и корзину?       — С тех пор, как им исполнилось пятнадцать, Фаустул внушал им, что они сыновья бога Марса, вкусившие молока волчицы, и будущие герои. Мальчики очень огорчились, когда услышали, что Горгий не Марс, а просто слуга бога. Нам пришлось рассказать близнецам про корзину в реке, и то, что мы успели узнать об их происхождении. «Они имеют право знать правду», — сказал Горгий.       — И что это за правда?       — К востоку от того холма, не так уж далеко, находился город Альба-Лонга. За несколько лет до рождения близнецов тамошний царь Нумитор был свергнут своим братом Амулием. Узурпатор убил сына царя, а его дочь Рею Сильвию отдал в весталки, чтобы она не смогла выйти замуж. Я сам побывал в городе и в храме Весты, долго выспрашивал, раздавал серебро направо и налево. Оказалось, что Рея Сильвия забеременела после того, как погостила во дворце по приглашению дяди. Рабы говорили мне, что девушка ночью звала на помощь, но никто не откликнулся: боялись узурпатора.       Алёна ахнула, Ольга непроизвольно сжала руки в кулаки. Нахмурившийся Рамзес подтвердил:       — Да, Амулий изнасиловал племянницу, а после рождения близнецов приказал казнить её, как преступившую обет целомудрия. Тогда утративших девственность весталок ещё не принято было закапывать живыми. Связанную Рею Сильвию бросили в Тибр и её детей тоже. Хорошо, что младенцев положили в плотную корзину с просмолённым дном, и они не утонули.       — И вы всё это рассказали близнецам? — спросил Вано.       — Про изнасилование мы умолчали, но всё остальное юноши узнали. Дети несчастной Реи Сильвии имели право отомстить, наказать мерзавца Амулия. Братья обзавелись верными людьми, стали предводителями отряда из пастухов, беглых рабов и даже разбойников. Их дед Нумитор был ещё жив, они связались с ним и получили помощь его сторонников. Близнецы убили Амулия и вернули престол своему деду.       — А вы им помогли?       — Они и сами справились, очень хотели отомстить за мать.       — А что было потом?       — Братья ушли из Альба-Лонги и основали на берегах Тибра новый город. Как вы знаете, через несколько столетий в том городе родились предводитель наших волков Гней Марций Лупус, главный техник Луций Аквила и моя дорогая Аврелия. Вот так. Я иногда думаю…       Что думал Рамзес, осталось тайной, потому что он насторожился, сосредоточился, принимая мысленное сообщение. Когда он поднялся, остальные тоже вскочили. Рамзес сообщил:       — Командир зовёт — к нему тварей набежало слишком много. Он на тринадцатом ярусе. Алёна, ты остаёшься здесь.       Лебедь оставили на посту потому, что другим путникам тоже могла бы понадобиться помощь. Кроме того, коллеги старались поберечь Алёну, не брать её с собой в самые опасные места. Подруге не стоило рисковать собой: она же мать крошки Натэллы.       Махнув рукой, Рамзес вызвал схему тринадцатого яруса с мерцающими рядом зелёной и белой точками — путником и Проводником. Затем он погасил схему и бросился бежать, подпрыгнул и провалился вниз. Вано с Ольгой последовали его примеру. Ольга прикидывала, что двумя ярусами ниже они найдут лестницу, по которой попадут на тринадцатый ярус, а там пройдут через две стены в коридор, где застрял сейчас Горгий со своим путником.       — Ого! — вырвалось у Вано, когда они подбежали к месту схватки и увидели в какой переплёт попал командир.       Его почти не было видно из-за заполонивших коридор вороных коней с мордами-черепами. Их пустые глазницы полыхали багровым, жуткие зубы лязгали словно железные, а сквозь прорехи в маслянисто блестевших шкурах виднелись желтоватые кости. Твари так и норовили сбить человека с ног. Кони-монстры вставали на дыбы, визжали, теснились в нешироком коридоре, мешая друг другу.       Встав спиной к стене, Горгий отбивался: меч в его левой руке летал серебряной молнией, поражая тварей, а правой рукой командир посылал в чудовищ то «огненный веер», то «ледяную плеть». Огненные искры или колючие льдинки сыпались на монстров, приканчивая или отгоняя их. Убитые твари падали, становились плоскими и чернильными лужами впитывались в пол.       Тварей слишком много. Командир силён, но он мог устать и пропустить удар или укус. Магические щиты мало эффективны против такого количества больших монстров. Чтобы уйти через стену, нужно повернуться к наседавшим чудовищам спиной, а тогда человека достали бы копыта, сбили и растоптали бы. Так что товарищи подоспели на помощь вовремя.       Первым делом Проводники выстрелили по стае монстров молниями из жезлов. Каждый сделал по три выстрела — и девять чудовищ упало. Запас энергии для выстрелов пока исчерпан, теперь жезлы нужно превращать в мечи. Десяток монстров поскакали на Ольгу с друзьями. Рамзес хлестнул их «ледяной плетью», а Вано добавил огненных искр. Свою порцию ледяного крошева швырнула в чудовищ и Ольга. Она с огорчением заметила, что её «плеть» никого не убила: силы у неё всё-таки маловато. Впрочем, и Вано не смог кого-то прикончить, только отогнать.       Стая монстров разделилась: большая часть держала в кольце Горгия, а меньшая не подпускала к нему других Проводников, брыкаясь и скалясь. Рамзес прыгнул вперёд, и чёрное копыто переднего монстра ударило, целясь ему в грудь. Тварь промахнулась — Рамзес перекинулся в рыжего кота и взвился вверх. Вскочив на спину монстра, он преобразился в человека и вонзил в конскую шею серебристый нож-жезл. Убитое чудовище ещё не свалилось на пол, как Рамзес опять перекинулся и котом скакнул на ближайшего коня. Вновь сверкнул его нож, упал очередной монстр. Рамзес спрыгнул на пол и отрубил третьей твари голову.       Почти одновременно с Рамзесом ринулся вперёд с громким боевым кличем Вано. Замолотившие в воздухе копыта и оскаленные пасти его не достали — Вано превратился в большую гадюку, проскользнул между копыт, обернулся человеком и, выпрямившись, всадил меч в брюхо монстра. Выскочив из-под падающего коня, Вано поразил ближайшее чудовище.       Обуздав свой страх, Ольга тоже устремилась вперёд, увернулась от копыта и перекинулась. Нога монстра пронеслась у неё над головой, ещё несколько сбоку, совсем рядом клацнули зубы. Визг тварей оглушал. Прыжок — и серая белка уже на холодной конской спине. Почти мгновенное преображение, и нож в Ольгиной руке вонзился в шею чудовища. Теперь по примеру Рамзеса скакнуть на спину соседнего монстра и поразить его.       Всё происходило так быстро: прыжок — преображение — удар — прыжок — преображение — удар… Ольгой овладел азарт боя. Она вонзала, рубила, кромсала, уворачивалась от зубов и копыт. Рядом сражались друзья. Они — команда и вместе непобедимы!       Прикончив очередного монстра, Ольга с ножом наготове спрыгнула на пол, оглянулась — вместо врагов вокруг только исчезающие чёрные лужи. Проводники покончили со всеми чудовищными конями. В нескольких шагах от неё мужчины вложили жезлы в ножны, и Ольга последовала их примеру. Ушло упоение боем, нахлынула усталость, и слегка кружилась голова: уж слишком часто пришлось преображаться.       Наверняка все остальные тоже устали, а уж командир больше остальных. Поблагодарив и похвалив всех, Горгий тепло улыбнулся Ольге, так, что она и о головокружении забыла. За такую улыбку за ним можно пойти куда угодно. Тяжело дышащий, раскрасневшийся Рамзес тоже хвалил Ольгу и Вано, а тот потирал плечо, по которому его саданули копытом. Осмотрев Вано, Горгий сказал, что тому повезло: это просто сильный ушиб.       Из кармана командир извлёк серый камушек, бросил его на пол и превратил в дряхлого старика с трясущейся головой. Обернув путника в камень, Горгий обезопасил его, избавив от жуткого зрелища нападающих тварей. Теперь он успокоил старика и повёл его к центральному залу. Ольга с товарищами шли следом. Они молчали, при путнике вслух говорить не хотелось.       По дороге Ольга вспомнила кое-что и мысленно спросила у Горгия:       — Командир, этот путник навлёк на себя чьё-то проклятие? Твари так старались достать его и тебя заодно.       — Ты права, Белка. Он наркоторговец, на его совести немало жертв, и его наверняка не раз проклинали.       Как все старшие, опытные маги, Горгий мог считывать часть информации о путнике, которой располагал Лабиринт — Ольге до такого уровня силы и мастерства ещё долго расти.       После паузы Горгий сказал:       — Ты же помнишь, мы никому не отказываем в помощи, пока путники идут к месту последнего суда. Своё наказание они понесут без нашего участия.       Ещё он добавил:       — Вы с Вано прекрасно себя показали сегодня.       — Рамзес тоже храбро сражался, — сказала Ольга.       — На что способен он, я знаю, а вот вы меня приятно удивили. Точнее, ты удивила. Вано в переделке с таким количеством тварей бывал, но тебе ещё не доводилось. Ты не растерялась — быстрая и ловкая, настоящая белочка.       От счастья Ольга готова была улыбаться до ушей, но постаралась сдержаться. Горгий немногословен, тем ценнее его похвала.