***
В Цитадели ещё не закончили обсуждать предательство Амара Тигра и назначение нового заместителя Раджа — Гийюя Беркута, как подоспела другая новость: командующий западного отряда Дирк Сокол убрал Клариче Прекрасную с поста своего заместителя. Говорили, что это случилось из-за нестыковок с расписанием дежурств, которые Клариче не смогла уладить вовремя, и нескольким пятёркам пришлось два раза подряд дежурить в Лабиринте дольше, чем обычно, не двое суток, а трое. Такое испытание сильно выматывает. Вернувшись в Цитадель, отработавшие дольше обычного с трудом держались на ногах. Естественно, что эти Проводники возмущались, когда им же пришлось пойти на удлинённое дежурство снова. Когда Дирк Сокол сам возвратился из Лабиринта, он выслушал недовольных, и, поговорив с Клариче, объявил, что та лишается своей должности. В ресторане Робера Ольга сидела в компании товарищей, обсуждавших это событие, и слушала Торгерд Краку. Любопытная Крака-Ворона предложила свою помощь в упаковке вещей Клариче, когда та освобождала свой бывший кабинет во дворце. Торгерд в красках расписывала, как заплаканная Прекрасная рвала и метала, то есть швыряла вещи со своего письменного стола в коробку, а потом и вовсе удалилась, поручив закончить упаковку подругам. — Бедняжка! — говорила Торгерд. — Какой удар для её честолюбия. Она больше не член Совета, а ведь она гордилась своим влиянием. Теперь она просто командир пятёрки. — Прекрасная сама виновата, — подал голос Арнольд Полосатый. — Лорд Дирк не простил ей гадостей, которые она говорила о Горгии. Ольга вспомнила, что сказал ей Рамзес — у Клариче хватило наглости публично ляпнуть, что без урода Горгия воздух в Цитадели станет чище. К счастью, никто не стал уточнять, какие именно мерзости говорила Прекрасная, все были в курсе. — Ой, что я вам ещё скажу! — начала Торгерд с заблестевшими глазами. — Я такие странные вещи видела! В приёмной у Клариче висел её огромный портрет в образе белого единорога на утесе в лунном свете. Представьте себе, на скале стоит серебристо-белый зверь, прекрасный, как воплощённая мечта, а у подножия утёса в зарослях кустов скрывается безобразный охотник, звероподобный, похожий на неандертальца. Вылитый Горгий, как он сейчас выглядит. От вида того охотника дрожь пробирает. Присутствующие переглянулись. Торгерд с воодушевлением продолжала: — Я вам больше скажу! В кабинете висел другой её портрет. На нем Клариче сразу в двух обличьях, единорога и обнявшей его золотоволосой девы. Вы же знаете легенду о том, что единорога может привлечь только невинная девушка. Он сам выйдет к ней, и тут уж охотники могут его поймать или убить. И на втором портрете в зарослях у лесной поляны сидит тот же охотник с копьём. Дева завлекает зверя к охотнику, улыбка у неё торжествующая, и совсем не невинная. Обречённого единорога жаль, он такой прекрасный и чистый. — Торгерд, а ты не обратила внимание, на портретах были инициалы автора? — спросила Ольга. — Были — латинские G.S., — ответила Торгерд. — А тебе известно, кто художник? Ольга решила умолчать о том, что портреты написал Горгий: не хотелось напоминать о скандале на суде. Она ответила только: — Эти инициалы я видела на сотне картин в Галерее Памяти. — Правда? Надо будет глянуть, — отозвалась Торгерд и заговорила о другом.***
Проводников волновал вопрос, кто же займёт освободившийся пост заместителя командующего запада. Дирк не стал тянуть волынку и вскоре объявил, что его заместителем станет Гней Марций Лупус, предводитель всех волков, глава Стаи. Этот опытный римлянин и Дирк, стоя рядом, выглядели, как отец и сын, как воплощение мудрой зрелости и сияющей юности. Проводники посмеивались, ведь на самом деле Дирк Сокол гораздо старше своего нового заместителя. Когда Ольга гостила на вилле у Рамзеса и Аврелии, они обсуждали эту новость. Друзья находили, что ничего странного в этом нет. — Дирк, конечно, знал, как Клариче оскорбляет Горгия, и не мог ей этого простить. Он просто дождался удобного случая и выкинул Прекрасную с поста, как только она допустила ошибку, — высказался Рамзес. — Дирк злопамятен, — заметила Аврелия. Рамзес продолжал: — Гней Марций достоин этой должности, но семь лет назад они были в ссоре с Дирком, и освободившееся место заместителя Сокола получила Клариче. Тогда её любили все и восхищались её отвагой не меньше, чем красотой. Аврелия грустно добавила: — Как у всех Проводников, у Клариче тоже нелёгкая судьба. Она самая младшая из отпрысков герцога Вирджинио Орсини, рано осиротела и должна была выйти замуж за того, кого укажет брат герцог. В пятнадцать лет она влюбилась в симпатичного пажа и потеряла голову. Однажды её старший брат застал влюблённую пару на месте свидания. Пажа убили на глазах у Клариче, а её отправили в монастырь, ждать, пока родня подберет ей мужа. Из монастыря она попала к нам — отчаявшаяся, утратившая веру. Её, прекраснейшее золотое дитя, оберегали и баловали, пестовали её талант. К сожалению, со временем всеобщее поклонение дурно повлияло на Клариче. Будем надеяться, что урок пойдёт ей впрок.***
Не успели Проводники во всех подробностях обсудить смещение Прекрасной и назначение Гнея Марция, как случилось несчастье с командующим северного отряда Фараджем Львом. В свой выходной он катался на лыжах в Новой Зеландии. На трассу сошла лавина, и Фарадж исчез. Его тело не нашли, хотя сотрудники информационного отдела облазили горные склоны и применяли для поисков магию. Тут же появился слух о том, что Фараджа мог убить Горгий. Ольга и многие другие яростно отрицали такую чушь, но мерзкий слушок передавался, утихнув лишь через неделю, когда Гор так и не появился в Цитадели. В пропасти, под снегом, нашли медальон, кольцо и жезл Фараджа. Начали поговаривать, что Лев выбросил их и попросту дезертировал, надеясь, что Проводники поверят в его гибель под лавиной. Болтали, что груз ответственности командующего оказался слишком тяжёлым для Льва, и он предпочёл сбежать, а ещё предполагали, что Фарадж был сообщником Амара Тигра и удрал, когда понял, что его вот-вот выведут на чистую воду. Постепенно к этой версии стало склоняться большинство Проводников, и Фараджа не называли трусом лишь в присутствии кого-то из членов Прайда. Львы не верили в дезертирство собрата и демонстративно тянули с выбором своего нового предводителя.***
После исчезновения Фараджа Прайд возглавили две самые старшие Львицы. Анхесенамон фактически заняла место предводителя, ну а Зенобия стала её правой рукой. У обеих женщин были чёрные как ночь волосы и жгучие тёмные глаза, только Зенобия отличалась более светлой кожей. Большеглазая, тоненькая египтянка Анхесенамон выглядела еще изящнее рядом с подругой: стройной, как пальма, гордой воительницей. Львицы недавно вернулись с дежурства, успели перекусить у Робера и теперь торопились к Фоссе. Уроженка Мадагаскара Рафара Фосса жила наверху, в Лагосе, но в Цитадели тоже имела собственные апартаменты на Второй кольцевой улице. Там она хранила обширную коллекцию артефактов и принимала желающих с ней посоветоваться по разным важным вопросам. Проще говоря, Фосса была гадалкой, которой порой удавались настоящие пророчества. В её жилище вела изукрашенная причудливой резьбой дверь красного дерева. В завитках угадывалась стилизованная физиономия рогатого демона с бронзовым кольцом в носу. Когда одна из Львиц взялась за кольцо, глаза демона вспыхнули багровым — искусно наведённые чары. Постучав, Зенобия рывком распахнула дверь и вошла первой, за ней грациозно проскользнула Анхесенамон. Обе уже бывали у Фоссы. Пройдя по сумрачному узкому коридору, увешанному резными африканскими масками, женщины попали в приёмную. Стены этой просторной комнаты были задрапированы шёлком аметистового цвета. Складки такой же ткани на потолке образовывали купол, а в его центре блестело начищенное бронзовое солнце. Пахло старинными благовониями, ладаном и миррой. Красные свечи горели в расставленных вдоль стен высоких позолоченных канделябрах. В середине комнаты стоял стол чёрного дерева на резных ножках, изображавших когтистые драконьи лапы. Из-за драпировки в другом конце комнаты вышла темнокожая Рафара Фосса, склонила голову и обменялась с гостьями приветствиями. Её длинные, осветлённые с бронзовым отливом волосы были собраны в высокий хвост, а пухлые губы покрывала фиолетовая помада. Золотисто-бронзовые тени подчеркивали выразительные глаза Фоссы. Мужчины всегда восторгались её крепкой фигурой с весьма аппетитными округлостями, а двигалась Фосса плавно, будто змея. Переглянувшись с подругой, Анхесенамон певучим голосом произнесла: — Рафаранумби, милая, ты знаешь, зачем мы пришли. Мы с дежурства. — Жутко спать хочу, — вставила Зенобия. — Так что давай пропустим вводную к сеансу и перейдём сразу к делу. Пожалуйста. — Ну разве я могу отказать двум царицам? — шутливо заметила Фосса. — Вам повезло. Сегодня на меня накатило вдохновение, так что начнём. Львицы согласно кивнули, встали с одной стороны стола, а Фосса по другую. — Спрашивайте. Но потом не вздумайте сбивать меня дополнительными вопросами! — Конечно, — заверила Анхесенамон. — Скажи нам, вернётся ли Фарадж, и при каких обстоятельствах это произойдёт. Мы, как и весь Прайд, надеемся, что он жив. — И не верим, что он стал предателем, — решительно сказала Зенобия Фосса кивнула, на миг прикрыла глаза. Её лицо стало сосредоточенным. Напевая что-то монотонное, гадалка налила в большую золотую чашу на столе воду из серебряного кувшина, расставила вокруг чаши тонкие алые свечи, и зажгла их, щёлкнув пальцами в золотых перстнях. Она извлекла из складок просторного пурпурного одеяния бронзовый кинжальчик, надрезала себе ладонь, протянув её над чашей. Кровь из ранки капнула в воду. Фосса продолжала петь, постепенно повышая голос. Чем громче становилось пение, тем темнее выглядела вода в чаше. В ней отражалось трепещущее пламя свечей. Когда гадалка провела ладонью над чашей, вода в ней забурлила, словно вскипела. Громко проговорив заклинание на древнем языке, Фосса вскинула руки, моля высшие силы одарить её знанием сокровенного. Затем она накрыла ладонями чашу и замерла, запрокинув сосредоточенное лицо к бронзовому солнцу. Львицы затаили дыхание. Словно очнувшись, Фосса раздвинула ладони и стала всматриваться в разгладившуюся поверхность воды с отражавшимися в нём огоньками. Анхесенамон показалось, что в тёмной глубине пляшут золотые искры, создавая причудливые фигуры. Зенобия тоже застыла, устремив сосредоточенный взгляд на чашу. Танец огней в воде завораживал, и Львицы вздрогнули, когда Фосса громко заговорила низким, словно бы и не своим голосом: — Внемлите данному свыше. Для предводителя Прайда настало время испытаний. Огонь и железо, темницы и злая молва — придётся вынести всё. Лев вернётся униженным и окровавленным. Предателя ждёт страшная казнь! Отшатнувшись от стола, Зенобия закрыла уши руками, не желая слушать ужасное. Нет, нет, только не это! Эту невысказанную подругой мысль озвучила Анхесенамон. Исподлобья глядя на Фоссу, она холодно и твёрдо произнесла: — Фарадж не мог стать предателем! Это немыслимо! Ты ошиблась, Рафара. — Конечно, ошиблась! — поддержала подругу Зенобия. Тяжело дышавшая Фосса уронила руки на стол, оперлась об его край и устало ответила: — Вы спросили. Мне дали знание о том, что будет. Солгать, изменить данные свыше слова или добавить к ним что-то я не в силах. Мне очень жаль. И предотвратить это нельзя. Увы, Львицы слишком хорошо знали, что пророчества Фоссы сбываются. Порывистая Зенобия закрыла себе рот рукой, чтобы не наговорить лишнего. Рафара исчезла, а от стола отбежала и улеглась на золотистой подушке в углу длиннохвостая рыжевато-бурая фосса. Пора уходить. Сухо поблагодарив пророчицу, Анхесенамон вышла в коридор. За ней последовала Зенобия. Только здесь, вдали от чужих глаз, подруги обнялись и заплакали. На них равнодушно взирали мрачные маски со стен.***
Ольге не хотелось верить в измену Фараджа, но стал ведь предателем Амар Тигр. Как презрительно бросил кто-то из волков, кошачьим спеться вместе недолго. Вспомнили о том, как сиротливо стоял Фарадж на возвышении во время суда, как его игнорировали остальные командующие. Болтали, что Радж язвительно насмехался над выскочкой Львом, и потому тот вступил в заговор с Амаром, чтобы покончить с ненавистным Шакалом. Тигра даже начали втихомолку жалеть, мол, Лев того обманул и подставил. Проводники болтали о том, что старшие Львицы ходили к пророчице Рафаре Фоссе, и та предсказала, что «Лев вернётся униженным и окровавленным. Предателя ждёт страшная казнь». Львицы, может, и рады были бы промолчать об этом, но пророчице никто не мог закрыть рот. Зловещее предсказание разлетелось по Цитадели, ведь все знали, что Фосса не ошибается. После этого Львы ходили с мрачными лицами, а подчинённые Фотия Лиса сбивались с ног в поисках Фараджа. Обязанности командующего севера выполнял Святополк Волк, и ему сочувствовали. До того, как выяснится судьба Фараджа, Святополку предстояло называться заместителем командующего и работать за двоих. Утвердить Святополка в должности командующего севера мог Высокий, но он не появлялся в Цитадели уже несколько недель. По древнему обычаю место погибшего или ставшего недееспособным командующего занимал его заместитель, и вряд ли Высокий стал бы возражать против соблюдения традиции. Поговаривали, что и без него Святополка могли бы провозгласить командующим с согласия трёх остальных повелителей, и, возможно, так и случится, если Высокий будет отсутствовать до конца года. Проводники спорили, кто же станет заместителем Святополка, когда тот, наконец, займёт пост командующего. Самым вероятным кандидатом считался дальний родич Святополка Давыд Волк. Говорили, что на эту должность может претендовать и Родрик Грифон из финансового отдела, если его нынешний начальник господин Рю согласится расстаться с помощником. Не всем нравилось то, что на высоких постах окажутся сразу три волка: Гней Марций в западном отряде, Святополк и Давыд в северном. Своим старшим секретарём Святополк сделал Адельгейду Волчицу, и появилась грустная шутка о том, что в Цитадели настало «время волков». Когда Ольга видела Адельгейду, она ожидала, что надменная белокурая Волчица, державшаяся, как подобало немецкой графине по рождению, станет ещё выше задирать нос. Но, вопреки ожиданиям, та выглядела не гордой и радостной, а скорее подавленной. Она даже стала вести себя проще, чем раньше: здоровалась с Рамзесом и больше не игнорировала его, не воина, почти бесполезного калеку в инвалидном кресле. Ольга поделилась свои наблюдением с Рамзесом, и тот заметил: — Белочка, умные люди могут признавать свои ошибки и исправлять их. А уж Адельгейда никогда не была дурой.