***
Ишибаши отсидел все уроки. Его парта находилась недалеко от парты Кацуми, и он иногда то ли вопросительно, то ли тревожно заглядывался на девочку, вот только та отвечала презрительным взглядом и недовольным фырканьем. После окончания занятий Ишибаши пошёл к зданию старшей школы и решил найти остальных участниц литературного кружка. В саму школу он побоялся заходить. Он опёрся на стену прямо у входа и, скрестив руки на груди, стал ждать. Мимо проходило очень много фигур. Некоторые проходящие ученицы подозрительно оглядывались на парня, поскольку он не учился здесь, а на вид был из средней школы. Из здания наконец вышла Кими, которую юноша не мог не узнать. Ишибаши мигом подбежал к ней и завязал разговор: — П-привет! Тебя зовут Кими? — На бегу обратился он, неловко улыбаясь. Та повернулась. — Ну да, — удивлённо ответила она. — А откуда ты знаешь? — Я п-просто ищу некоторых людей… — Чуть робко произнёс Ишибаши, нервно потирая затылок. — Так вот. Ты же состоишь в литературном кружке? — Что? Нет, — не скрывая своего изумления, промолвила Кими. — Такого у нас в школе и нет, если не ошибаюсь. Ты точно ничего не перепутал? В голове Ишибаши раздался звук сродни треску стекла. Внутри него и правда что-то разбилось, раскрошилось на осколки, одновременно ударив током. — Как это… нет? — Широко раскрыв глаза, пробормотал он поникшим и понизившимся от безнадёжности голосом. — Погоди! Ты же знаешь Минако? Джун? Кими задумалась. — А как они выглядят? — У-у Минако волосы такого же цвета, как у м-меня! — заикаясь, воскликнул Ишибаши. — О, так ты ищешь свою сестру? — Кими мило улыбнулась. — Вроде со мной в параллели учится девочка с такими волосами. Она сильно выделяется из-за них, я бы сказала. Но я с ней не общалась, извини. Можно я уже пойду? — Х-хорошо, — Ишибаши вдохнул побольше воздуха и глубоко выдохнул. Произошла пауза, в течение которой Кими повернулась и собралась уходить. — Меня зовут Такаши… Такахаши. — Однофамильцы повсюду! — Хихикнула та. — Ну ладно, мне пора. Бывай. И Кими ушла. Ишибаши стоял на месте до тех пор, пока та не скрипнула калиткой ворот. Мир начал приобретать серые оттенки. Казалось, с каждой минутой он терял былые яркие цвета и становился монохромным, чёрно-белым. Тучи сгустились, почернели, и начал накрапывать дождь. «Однофамильцы… повсюду? — В отчаянии повторилось у него в голове. — Ну да, Такахаши — распространённая фамилия. Я лишь хотел показать, что мы с ней… родственники… Но она даже Минако не знает. И назвала её моей сестрой.» Ишибаши нервно сглотнул и начал перебирать своими трясущимися пальцами. В этот момент воздух стал тяжёлым, и он наполнился ощущением одиночества. И это одиночество явно не планировало покидать Ишибаши в ближайшее время. Надежды на лучшее были окрашены этим происшествием; юноша осознал, что оказался совсем неинтересен этим людям, с которыми… его многое, однако, связывало. «Это значит, что в этой временной линии мне не суждено родиться? Здесь никто ни с кем не знаком… Литературного кружка не существует…» Юноше стало жечь глаза не только из-за солёных слёз, но и потому, что он не закрывал их с самого ухода Кими. Ему пришлось напрячь каждую шейную мышцу, чтобы пошевелить головой, и он приложил к ней ладонь. По его щекам стекали слезы. Даже они, как и всё в этом мире, были чёрно-белыми, блестели блеклым серым оттенком. Ишибаши ничего не чувствовал. Его сердце замерло, а глаза всё ещё не моргали. Он резко убрал руку с лица и опустил колени; ему резко захотелось побиться головой хоть о что-нибудь. «А Мэй-чан… тоже никогда не родится?» Горько заплакав, Ишибаши убежал со двора старшей школы домой, на бегу вытирая слёзы рукавом мятого чёрного пиджака. Он бежал что есть мочи по тёмным, сырым, пустынным переулкам, где даже мох и плесень стали чёрно-белыми и слились со свинцово-серыми стенами. Дождь полил сильнее, и вся округа окрасилась в тусклые дымчатые, пепельные оттенки; туман внёс свою лепту в и без того унылую картину. Юноша нёсся, задыхаясь и жмурясь, завывая под нос от душевной боли, наступая в бесцветные грязные лужи, пачкая свои брюки и туфли… Ишибаши чувствовал себя более чем паршиво. Но не из-за бьющего в лицо ветра, сырости и серости в воздухе, холода, проникавшего под пиджак и рубашку. Ему было очень плохо на душе. Сердце его колотилось так сильно, точно хотело выпрыгнуть наружу и закончить его жизнь. Глубоко внутри Ишибаши отрицал страх и всё остальное, что могло бы удержать его от задуманного. — Я… смогу… воплотить свой план… в жизнь… Его тело трясло; страх физический отрицать тут уж он никак не мог. Сейчас ему так не хватало приятного, успокающего, гипнотизирующего голоса под ухом, чтобы унять эту дрожь. Ему так не хватало чужой поддержки. Быть может, где-то в глубине души он опасался того, что он уже никогда не увидит ни Мэй, ни Кацуми, ни Кими с Минако и всех остальных… Ему не удавалось избавиться от чувства нарастающей тревоги. Он был полон противоречий. Ишибаши забежал в двадцатиэтажный жилой дом и разъярённо, оскалившись, ударил кулаком по кнопке вызова лифта. Он быстро поднялся на нём на двадцатый этаж и на крышу. Он встал на месте и не мог заставить себя сделать шаг в сторону машины времени. Дрожь вновь сковала каждую мышцу, а всё внутри кричало, что это билет в один конец. Глубоко вдохнув и выдохнув, ещё раз промотав в голове все детали плана, он осторожно подошёл, приложил руку к сканеру рядом с дверями машины времени и зашёл внутрь. Каждая мысль в его голове звучала громче предыдущей; кровь запульсировала в висках; Ишибаши почувствовал, как опять участилось его дыхание, и сердце забилось в бешеном ритме. Двери машины времени закрылись, юноша грохнулся на колени и стал глубоко и медленно дышать, дожидаясь, когда в груди уймётся. Он стал бить кулаками по и без того мятой постели, сгибаясь в рыданиях пополам. Он размышлял, почему в этой временной линии, линии Д, никто никого не знает, а о литературном кружке и речи идти не могло… Юноша хотел бы взглянуть на клубный кабинет, найти его, но разум подсказывал, что он либо занят другим клубом, либо вовсе закрыт и заколот облезлыми досками и ржавыми гвоздями. Это доставляло ему неимоверную боль; он не мог смириться с тем, что в этой линии ни он, ни Мэй не родятся; Кими и Минако не знают друг друга и неизвестно, познакомится ли Кацуми со своим будущим мужем и отцом Мэй… Ишибаши потянулся за телефоном и проверил сообщения. СМС Мэй не было, ровно как и истории их переписки. Впрочем, СМС Мэй никогда целиком не сохранялись, а лишь менялись из линии в линию. А сейчас сообщения и вовсе не было. Ишибаши начал выть от боли и ещё громче рыдать. Он впал в отчаяние. Он долго думал над планом Кими; на первый взгляд он ведь казался гениальным! Но что пошло не так? Почему никто не знает друг друга? Почему Кацуми забыла его, Ишибаши, имя и стала огрызаться на него? И тут к юноше пришла идея. Да, он должен не вмешиваться в жизнь клуба и школы. Но это означает радикально не впутываться. Совсем. Проще говоря, в школу он пошёл в понедельник, а с литературным кружком познакомился только в среду. И всё это время, каждую временную линию, возвращался в среду. Но перемещаться надо было в понедельник, когда он не был знаком ни с Кацуми, ни с кем-либо ещё. Ишибаши посчитал это правильным решением. Соль была только в том, что здесь совсем не надо идти в школу, а сидеть дома. Вот что значит не вторгаться в жизнь клуба — всё должно идти своим чередом. Ишибаши поднялся с пола и подошёл к металлическому выдвижному столу, на котором находилась клавиатура. Он включил систему машины времени и начал судорожно набирать команду. Ему нужно знать, в какой день и в какое время он сюда переместился. Двенадцатое июня — среда, одиннадцатое — вторник, десятое — понедельник. Теперь эти числа были для него проклятыми. <time datetime="2019-06-10T6:23"></time> Ишибаши онемевшими, холодными пальцами еле набрал эту команду. Его руки, как и лицо, мало чем отличались от таковых у какого-нибудь мертвеца. Ишибаши был жутко бледным; им правили страх, паранойя и отчаяние, что отражалось на его внешнем виде, а в частности в безжизненном и стеклянном взгляде. Глаза юноши слезились от смешанных чувств, ресницы дрожали от подступавших слёз; он был готов упасть на пол без сознания в любую секунду; настолько страшно ему было осознавать происходящее и задумываться над будущим. Осознание бессилия и вины затуманило разум, скрывая здравомыслие и хладнокровие. В машине времени Ишибаши чувствовал себя как рыба в аквариуме; любой мог бы залезть извне и лишить его жизни. Он нажал на красную кнопку. Вновь переместился в прошлое. Ощутил это всё на себе опять. Давление, гравитация, температура перевернулись с ног до головы на один мимолетный миг. У Ишибаши началась тошнота; он еле сдерживал ком в горле. Изнеможённый, до ниточки истощённый, Ишибаши подошёл к кровати, провёл рукой по прохладному белому одеялу и плюхнулся на подушку. Каждая мышца тела расслабилась от приятного холодка, но тут же напряглась обратно из-за нескончаемой тревоги. Он глубоко вздохнул и устало закрыл глаза, словно собираясь заснуть, но не мог перестать размышлять о произошедшем. Ему целых три дня придётся ничего не делать. Чтобы восстановить прошлое, ему придётся совсем не вмешиваться. Он думал об этом вновь и вновь. Три дня безделья… Чтобы спасти родных. Понедельник, вторник, среда… Те проклятые дни, когда для Ишибаши началась новая школьная пора. Он надеялся на то, что о нём не вспомнят в школе как о новеньком. О его существовании забудут. И вот так он хотел исправить ошибки прошлого. Не приходить. Ничего не делать. Каждая мышца тела Ишибаши ослабела, и всё его существо умоляло его не ходить в школу. Ему нужно спрятаться всего на несколько дней, думал он, и к тому времени ему уже должно полегчать. Хоть он и сам в это не верил, но в будущем ему всё равно придётся столкнуться с отголосками прошлого, следами того, что он натворил здесь. Попытка повернуть голову отозвалась болью в теле. Глаза Ишибаши задрожали от нахлынувших слёз обиды на упущенное время, потраченное на недавние ссоры с Минако; потраченное на наблюдение за ссорами разводящихся родителей; юноше стало плохо из-за того, что он толком не попрощался с родными и Мэй, а с последней не мог никак связаться… Ещё никогда ему так не хотелось вернуть время, которое он мог провести в понимании и заботе близких. Ишибаши кое-как взял рюкзак, который лежал возле кровати, и достал оттуда клонированный том «Одного-Психо-Удара». «Я даже не помню, читал ли его с момента, как в линии А забрал его из клуба… — Задумался мальчишка, листая томик манги. — Мне нравится сам факт «клонирования». Это забавно. Это… успокаивает.» Ишибаши чуть улыбнулся сквозь слёзы и принялся читать. Его глаза закрывались от усталости, тело немело, а шея горела, точно к ней поднесли горячую лампу. Силы стремительно покидали его. Голова закружилась, перед глазами заплясали чёрные точки, поднялась волна тошноты. Он даже не мог отчётливо разглядеть кадры из манги, которую сейчас перелистывал; весь мир перед ним поплыл, и каждый вдох давался ему с трудом. Спустя мгновение его разум погрузился во тьму.***
Ишибаши приснился чёрно-белый сон, где он был в школе. — Кацуми! — Воскликнул юноша и подошёл к сидящей за партой девочке. Тогда была перемена; в кабинете стоял шум от громко болтающих, а то и орущих одноклассников. — М-можно тебя кое о чем спросить? — Спросить? — Кацуми нахмурилась. — Какой мне прок от общения с настолько занудливым, забитым и неухоженным человеком, как ты? Ты когда в последний раз рубашку стирал или хотя бы гладил? А голову мыл? Ишибаши, ты вообще знаешь, что такое расчёска, шампунь, парфюм? Ещё и ногти замазкой на уроках красишь… Все остальные одноклассники засмеялись и поддержали Кацуми, начав грубо выражаться в сторону Ишибаши по поводу его внешнего вида и характера. Глаза Кацуми были насмешливы, но в то же время пусты и злобны. Ишибаши смотрел в них и ничего не мог понять; на его лице читались удивление, недопонимание и стыд. Одна из девочек потянула Ишибаши за рукав пиджака и указала: — Чёрное зашивает розовыми нитками, вы только посмотрите! Публика засмеялась ещё сильнее, при этом Ишибаши не помнил ни розовых ниток на пиджаке, ни того, что вообще рвал его когда-нибудь. Не успел он отреагировать, как на него облили целое ведро с грязной водой после мытья полов. Даже Кацуми начала хохотать; её глаза смеялись, глядя на облитого водой с головы до ног Ишибаши, от которого теперь несло хлоркой, и чуть прикрывала улыбающийся рот рукой. Ишибаши не понимал… Он не понимал, за что его все так ненавидели, особенно Кацуми. Он же просто обратился к ней с вопросом, а в ответ получил вот это. Он пнул ногой то самое ведро, которое бросили на пол, и побежал вон из кабинета. А со спины раздавался только смех, издевательский гогот, призванный унизить. Названное Кацуми было отчасти правдой — здесь, в путешествии, Ишибаши был несколько ограничен в плане гигиены, а на покупки едва хватало денег. Юноша проснулся в холодном поту. Он быстро включил телефон — время было два часа ночи. Затем он снова лёг спать, жадно вдыхая воздух после увиденного и приобнимая подушку. Вместо Мэй ему приходилось обнимать не такую уж и мягкую дешёвую мятую подушку…***
— Ты боишься. Ишибаши проснулся рано утром с головной болью. Глаза у него слипались, и он, всё ещё обнимая подушку, перевернулся на другой бок, уткнувшись в металлическую стену. Ему казалось, что всё случившееся в предыдущие дни — дурной сон. Солнечный свет в кабину не проникал, но юноша даже так научился различать время суток за пределами машины времени; тонкое мятое чуть испачкавшееся белое одеяло Ишибаши сползло на пол. Он ещё раз услышал до боли знакомый девчачий голос, перешедший в устрашающий шёпот: — Я вижу страх в твоём существе. В глубине души ты хочешь обратиться за помощью, но тебя останавливает ещё больший страх, чем боязнь за свою жизнь и жизни своих друзей и близких. Каждое её слово звучало грознее и увереннее предыдущего и вселяло в Ишибаши растерянность и нерешительность. Юноша протёр глаза, потрогал руками лицо, восстановил дыхание и наконец повернулся к источнику звука. — Мэй-чан? — Ишибаши помотал головой и ещё раз протёр жёгшиеся глаза. — Это ты? — Так чего ты боишься? — не обратив внимания на заданный ей вопрос, продолжила говорить девятилетняя девочка в розовом платье с рисунком цветка. — Я понимаю твой инстинкт самосохранения… Точнее, полное его отсутствие, ибо его наличие явно остановило бы тебя от использования машины времени. Ты… боишься не только за своих близких, но и за всю планету? Помнишь, как та красноволосая девушка назвала машину времени могущественным оружием, способным изменить все порядки на Земле? — О… О чём ты вообще?! — Воспылал Ишибаши и, лёжа на кровати, прижался к стене подальше от Мэй. — Что ты здесь делаешь, Мэй-чан?! Та вздохнула и немного помолчала. — Просто хотела узнать, как ты… Ведь ты не отвечаешь на мои сообщения, Така-Така. — Была бы у меня возможность — я бы отвечал! — Воскликнул тот. — Честное слово! Я не могу писать сообщения в будущее! Прошу, не надо меня стыдить за то, что сделать я не в силах… Мне и так ведь досталось… Чувство вины и так пожирает меня изнутри, не надо давить на меня сильнее. — Как скажешь, — ухмыльнулась девочка, подошла к Ишибаши и ущипнула его за руку.***
Всё это оказалось очередным сном, даже то, как Ишибаши просыпался ночью, а затем утром. Он действительно лежал на кровати укутанный в одеяло, а телефон и том манги валялись неподалёку на полу. По степени помятости постели юноша мог рассудить, что во сне он очень сильно барахтался, а его тело полностью было мокрым от холодного пота. Что делать дальше, как прождать эти сутки до возвращения — он не знал. Он вообще не привык бездельничать, но сильнее его пугали мысли о преследующих кошмарах, которые только усугубляли ситуацию. Ишибаши, скинув с себя одеяло и сев на край кровати, перевёл взгляд на настенную металлическую полку. На ней красовались всего четыре научно-популярные книги, и их предстояло растянуть на три дня, учитывая, что Ишибаши всегда читал очень быстро. После этого он поднял с пола свой телефон и включил его. Эта модель, которую он взял у мамы, была 2019-го года, так что Ишибаши мало что понимал в ней; у юноши в 2037 году был гораздо более продвинутый гаджет. Восемнадцать лет разницы, как-никак. Этот мобильник не поддерживал ни 5G, ни 6G, что были на сим-карте Ишибаши, так что на интернет надеяться было нельзя. «Вообще замечательно, — подумал мальчишка. — И Wi-Fi тут нет, потому что я на крыше нахожусь. Ну зашибись.» На улицу он боялся высовываться — не хотел осквернять эту временную линию своим присутствием хоть где-нибудь, да и не хотел опять испортить прошлое. Ему оставалось лишь читать книги и играть в те единичные игры на телефоне, где не нужен интернет, а ещё рисовать что-нибудь в блокноте. Ишибаши рисовал довольно странные вещи. Мрачные пейзажи с кишками, увешанными на деревьях, и вороны, их клюющие… Всё было чёрно-белым, как и весь окружающий юношу мир. Мир совсем перестал быть цветным, Ишибаши видел его чёрно-белым; у машины времени не было приятного голубоватого отлива, а обложки книг и манги превратились в чёрт-те что. Мало того, что приходилось страдать, так ещё и голодать. У юноши были весьма скромные запасы еды и воды — всего пять стаканов заварной лапши и несколько бутылок воды. Приходилось и на этом экономить. Прошёл один день. Ишибаши заснул ранним вечером и проснулся только где-то днём. Ему снова снилось что-то мрачное и страшное, а потом во сне его кто-то начал преследовать; затем он опять думал над своим планом переждать три дня, ничего не трогая. Ишибаши должен показать, что в литературном кружке его можно не ждать. Он не объявится, в отличие от предыдущих сред, когда он каждый раз приходил в кружок. Это был, пожалуй, самый важный момент. А понедельник и вторник переждать надо, чтобы об Ишибаши никто не знал, в том числе и Кацуми; она ведь запомнила имя Такаши, кроме последней временной линии. Это тоже надо устранить. Ишибаши вторые сутки подряд читал, читал и думал, думал и читал. Очень много думал. Иногда размышления загоняли его в ещё больший тупик, и уверенность в собственном плане исчезала. Но это был единственный выход. Ишибаши лишь надеялся, что никто из кружка о нём не помнит. На свой класс ему было вообще наплевать, там разве что Кацуми училась — это для юноши было самое главное. Он опять заснул рано вечером. Два дня кое-как прошли. Остался последний, третий. И Ишибаши надеялся вечером вернуться домой, в 2037-й год. Юноша перестал различать цвета. Собственные руки сливались с цветом белой постели и лишь едва были различимы на фоне металла. Он включил систему машины времени, посмотрел на мониторы и закрыл руками глаза; от этого белоснежного света без привычного голубого отлива ему хотелось ослепнуть. Он взглянул на собственное отражение в чёрном экране телефона и представил, как смотрится в большое зеркало. Его взгляд был ужасно холодным, апатичным и безжизненным. И затем зеркало начало трескаться с громким звуком. Трещина расходилась по всей поверхности, разделяя части лица Ишибаши. После этого зеркало разбилось вдребезги, не оставив после себя ни следа, ни единого осколка. Таково было внутреннее и внешнее состояние Ишибаши. Полная безнадёжность и осознание собственных ошибок, сопровождающиеся мертвенной бледностью на лице и мешками под глазами. Несмотря на всё это, он твёрдо решил сражаться до конца. Потому что однажды ему уже хватило сил. На самоубийство. Быть может, машина времени так бы и продолжала «воскрешать» Ишибаши, возвращать его к жизни, перемещать в самое начало какой-либо временной линии. Это — самое последнее, что сейчас нужно было отчаявшемуся юноше. Слёзы катились по щекам Ишибаши, подобно разлетающимся осколкам от зеркала, которое он вообразил себе. Ишибаши следил за часами, за каждой пройденной минутой, за каждой секундой. Он часто отвлекался от этого дела, читая книгу или перекусывая, но упорно ждал. Одежда его, обыкновенная школьная форма, была вся мятая и нестиранная. Из дома он взял кое-какие вещи, но не надевал их. Самое главное, что эта форма была из школы Кацуми и остальных девочек, и после возвращения таким образом можно было бы понять, где он вообще находился всё это время. «Интересно получается, — задумался Ишибаши и про себя усмехнулся. — Я клонировал не только том манги, но и комплект одежды? Его же мне выдали в понедельник, как только я пришёл в школу. Судя по опыту с мангой, такой же комплект должен был остаться в школе.» Он впервые улыбнулся за эти серые три дня, а после снова погрузился в размышления. Стал думать о семье, о родителях, о Кими и Минако. Сравнивал их молодыми с такими, какие они в 2037-м году. Ишибаши признался себе, что он скорее копия их молодых, в чём он неоднократно убедился. Но потом пошли мысли о грустном. Они тянули за ниточки и все струны его души, заставляли их содрогаться, а сердце — биться сильнее. Ишибаши стало не по себе; он снова взглянул на часы на телефоне и стал смиренно ждать.***
Вечерело. Впрочем, Ишибаши всё равно не смог бы насладиться красками заката, разве что монохромными и безвкусными. Юноша встал с кровати и подошёл к клавиатуре. Он недолго на неё смотрел, нахмурившись, думая, что написать. Его руки сами потянулись и напечатали: <time datetime="2037-07-15T12:32"></time> Пятнадцатое июля 2037-го года. День, когда Ишибаши исчез. По правде говоря, он сам уже запутался в календаре из-за этих временных линий. Все числа и дни недели в его голове смешались в единую кашу; он поднапряг память, но точно помнил, что это была середина июня. Самая жаркая пора, но в то же время в чём-то уютная и привлекающая. Ишибаши скучал по тому июльскому приятному ветерку… И ясному голубому небу. Он ещё какое-то время смотрел то на клавиатуру, то на монитор, где была выведена команда. Он не знал, как возвращаться в будущее. Он привык перемещаться в прошлое и потому сильно волновался, скорее уж сомневался, ибо в будущем изменения могли бы оказаться ещё радикальнее, чем в предыдущих случаях. По логике, команда для перемещения должна быть одна и та же, нужно лишь числа поменять. «Ну-с… Поехали.» Ишибаши нажал на красную кнопку и схватился обеими руками за рычаги. Он ощутил давление ещё большее, чем прежде. Ишибаши помнил, как он перемещался на восемнадцать лет в прошлое, а сейчас он летит на восемнадцать лет в будущее. Это такое же чувство, только создавалось ощущение, что его перевернули с ног до головы и подлили масла куда-нибудь в реактор. Мысли и чувства Ишибаши сейчас было не передать словами. Но они отличались от тех, что были при перемещении в прошлое. Может, он настолько к ним привык, что перестал их чувствовать? А будущее стало для него открытием. Ишибаши встал на месте. Машину времени чуть стрясло, отчего тот дёрнулся и тревожно оглянулся. Снаружи послышалось пение птиц и лёгкие порывы ветерка. Юноша подождал ещё немного, успокаиваясь. Хватит тянуть, сказал самому себе он, а иначе Мэй-чан и все остальные расстроятся. Но он должен проверить. Если возвращение прошло успешно, а машину времени можно спокойно покинуть без вреда для временных линий, то он должен воспользоваться этим шансом. Собравшись с духом, Ишибаши открыл двери, сначала совсем чуть-чуть, чтобы можно было выглянуть в щёлку. Он прикрыл лицо руками из-за резко проникшего внутрь света; солнечные лучи и ветер были на удивление тёплыми и приятными, а небо… Открылось ему голубым и безоблачным, совсем иным, чем раньше. Солнце светило ярко; на крыше дома, куда он вернулся, было едва ли не пекло. Ишибаши прищурился, глядя в щель между дверей, и склонил голову набок. Неужели он начал различать цвета? Тогда он приоткрыл двери пошире. Ничего не произошло. Продолжение следует…