Избранный богами

Korpiklaani — Ievan Polkka       Краун поразил брата Дилата, с детства не бывшего почти нигде, кроме родного Веефа. Отец Лассааф телепортировал его на самую окраину города, так что пока вокруг не было ничего особо примечательного, но молодому жрецу все было в диковинку.       Первым делом он решил найти место, где будет можно переночевать. Когда он спросил какого-то прохожего, тот с дружелюбной улыбкой ответил, что брату Дилату подойдет таверна «Третий глаз». Это заведение существует специально для паломников. Правда, говорят, щепетильные ксиарцы (у которых как раз бывает и по три глаза) подали на таверну в суд за, как они выразились, «возмутительный расизм». Градоправитель пообещал принять это во внимание, но то, как нескоро и вяло он откликнулся на прошение, говорило о том, что, скорее всего, решение вынесут так же нескоро и не в пользу ксиарцев. Максимум, на что они могут рассчитывать, — денежная компенсация.       Заинтригованный, брат Дилат направился туда. «Третий глаз» оказался вполне приличным, в меру аккуратным заведением. За длинными столами сидели жрецы и жрицы самых разных богов, над дверью висела чистенькая табличка с надписью «Благословен будь, путник».       Слышались смех и звуки фагонга. Повернув голову на звук, брат Дилат увидел сухощавую жрицу в серых одеждах Рангхильд. Заметив жреца, она подняла на него веселые глаза и задорно подмигнула. И без того потный Дилат, казалось, вспотел еще больше. Он вообще с трудом адаптировался в новых ситуациях. Женщину жрец видел впервые за несколько лет, так что он предпочел углубиться в самую темную часть таверны.       Сесть в одиночестве не удалось: «Третий глаз» был забит почти до отказа. Брат Дилат выбрал самый свободный стол, занятый всего двумя едоками: старцем в белых одеждах и совсем юным жрецом Альфаренны. Они что-то обсуждали вполголоса.       Судя по густо расписанному красками телу, старик был родом из Щмы, крошечного северного городка. Из-за грима рассмотреть черты его лица было сложно. Сначала Дилату показалось, что глаза у жреца карие, но, когда старик моргнул, стало заметно, что это прихотливый рисунок на верхних веках. — Желаете что-то заказать, жрече? — брат Дилат чуть не подпрыгнул от неожиданности, но это был всего лишь подавальщик. — Э-э… А что у вас есть?       Тот с энтузиазмом затараторил, так что жрецу оставалось только хлопать глазами и недоуменно прислушиваться к непривычному краунскому акценту. Наконец он выбрал какое-то блюдо, показавшееся знакомым. — Зря вы заказали кирники в кисло-сладком соусе. Дорого и невкусно, — раздался голос справа, когда подавальщик отошел.       Брат Дилат удивленно оглянулся. Старый щминец смотрел на него в упор. Его глаза болотного цвета странно поблескивали в свете масляных ламп. — Да? А что мне стоило взять? — Да хоть тузичьи лапки в меду. — А-а. Спасибо, — подозвав подавальщика, брат Дилат добавил к предыдущему заказу новый. — Если хотите, могу еще бобичьи принести, — услужливо предложил молодой человек. — Не берите. Они жестковаты. А вот тузичьи — хоть куда, — подмигнул юный сосед, судя по речи, краунец. Брат Дилат задумался. Сейчас он, казалось, мог целиком проглотить двух коней. Так что жрец не последовал совету и взял бобичьих лапок впридачу. — И как в вас влезет, молодой человек? — добродушно спросил старец. — О, не беспокойтесь, у меня отменный аппетит, — ответил брат Дилат с широкой улыбкой.       Жрица с фагонгом закончила игру и стала петь. Слова слетали с ее губ резкими, рублеными фразами. У речи женщины была какая-то своя, незнакомая Дилату мелодика. Песня показалась ему очень необычной и красивой. — Вам нравится? — спросил молодой человек. — А? Да, наверное, — отозвался Дилат. — Эта женщина из Улсартсы, — прокомментировал старец. — У них довольно характерный акцент, вам не кажется? — Я, право, не знаю, никогда там не был, — растерялся жрец. Ему стыдно было в этом признаться, но он даже слабо представлял, где эта самая Улсартса находится. — Если вы ищете новых ощущений, стоит побывать там. Не скажу, что там красиво: атмосфера такая, знаете, давящая. Но впечатление производит сильное. Там довольно безопасно, но, надо признать, чужаков там не любят. Да и своих не всех. Если вы не жрец Рангхильд и не воин, вы, по мнению местных, почти что раб. Кстати, люди без рельефной мускулатуры или с лишним весом там тоже не в чести. — Да? Тогда не уверен, что хочу посещать этот город, — брат Дилат демонстративно поежился. Едоки засмеялись. — А ведь у них даже жрецы занимаются боевыми искусствами, — добавил юноша. — Как раз из Улсартсы среди последователей Рангхильд распространилась эта практика.       Брат Дилат удивленно воззрился на собеседника. Отец Лассааф всегда говорил, что жрецы других богов проводят жизнь в праздности, о чем Дилат не преминул рассказать. Теперь уже соседи изумленно переглянулись. — Странных взглядов придерживаются в твоей обители, брат, — покачал головой старец, перейдя на «ты». — У жрецов каждого бога свои особенные навыки, разве ты не знал? — Например, жрецы Альфаренны считаются непревзойденными танцорами, — сказал молодой человек, как будто разговаривал с умственно неполноценным. — Последователи Рангхильд, вон, сражаются. Жрецы Брееды создают настоящие шедевры прикладного искусства. Служители Лудиара великолепно поют, а те, кто отдал жизнь служению Форенцо, хороши в изготовлении ядов.       Брат Дилат хлопал глазами, чувствуя себя полным идиотом — обо всем этом он слышал впервые. — Ну, о том, что жрецы Виверрана каждое утро и вечер окунаются в ледяную воду, тебе известно? — язвительно спросил юноша. — А что они великолепно плавают?       Брат Дилат торопливо закивал. — Как тебя зовут, чудо в перьях? Из какой ты обители? — поинтересовался щминец.       Жрецы разговорились. Оба новых знакомца, Марийс и юный Ланиель, держали путь к знаменитому Колодцу Желаний.       Брат Дилат поедал заказанное и с интересом прислушивался к их рассказам. Жрица из Улсартсы закончила петь и двинулась к их столу. Она села рядом с Марийсом, на ходу бросив подавальщику: — Мне как всегда. — Добрый вечер, Вилле, — приветливо кивнул старец. — И вам добрый, отец Марийс, — улыбнулась жрица.       Дилат не мог поверить своим ушам: — Отец? Вы настоятель обители? Но как? — А что тебя так удивляет? — поднял кустистые брови щминец. — Ну… Вы так запросто разговариваете с рядовыми жрецами и покинули свою обитель… Вы не боитесь, что в ваше отсутствие кто-то захватит власть? — Мой мальчик, — теплая улыбка коснулась глаз отца Марийса, — как ты думаешь, почему настоятеля обители называют именно отцом? Это обращение появилось не просто так. Настоящий отец — это не тот, кто имеет в своем подчинении как можно больше жрецов. Это тот, кто несет свою веру светло. Он не пытается убедить других в том, что его бог главный. Ведь нет первого среди равных. Ты же помнишь это, сын мой?       Хотя брат Дилат множество раз слышал эту формулировку в родной обители, у всех она звучала настолько заученно и равнодушно, что потеряла смысл. Жрец не сомневался, что его собратья по обители не верят в то, что говорят. — Отец — или мать — не просто верит в богов. Он знает, что они существуют, — продолжал Марийс. Эта фраза прозвучала из его уст все так же искренне и естественно. Они с жрицей понимающе переглянулись. Будь Дилат чуть более проницательным, он уловил бы в их лицах не только неподдельное участие, но и что-то еще… — Многие, раз пережив День Выбора, почти забывают его. Им все это кажется полусном-полуявью, детской мечтой, сказкой. А уж те, кто не прошел… К счастью, богов становится все больше, а неизбранных — все меньше. И нет ничего неправильного в том, чтобы отцу общаться с низшими по сану жрецами, да даже с послушниками. Всем нам есть чему поучиться друг у друга. А про захват власти… Я доверяю моим братьям. Надеюсь, что это взаимно. Если же меня все же предадут… Что ж, значит, я был плохим настоятелем, плохим отцом. Тогда я отправлюсь в изгнание исправлять свои ошибки. А может быть, покончу с собой, как знать. Все в руках богов, сын мой.       Виле отхлебнула из своей кружки и с любопытством посмотрела на Дилата: — Говоришь, как веефец или оломянин. Из тех краев, да? Кто твой наставник, если он не сумел вложить это знание в твою голову?       Он повторил для нее все о себе. Улсартсинка пристально оглядела его белую рясу, чуть заляпанную накапавшим с тузчьих лапок жиром, потерла татуированную лысину. На длинном лице жрицы отразилось замешательство. — Зачем ты сюда приехал? Из такой дали, а, гляди-ка, чистый совсем. Как тебе удалось?       Она поцокала языком. И брат Дилат почувствовал, что это его шанс. Ему же сказали найти сумасшедшего мага, верно? А его собеседники тут, похоже, давно. Может, подскажут? Жрец начисто забыл о предупреждении отца Лассаафа, так что честно, не таясь, выложил всю историю с судьбоносным младенцем. Брови отца Марийса так и запрыгали, узковатые глаза Виле округлились, а Ланиель неприлично присвистнул. — И ты так спокойно нам это рассказываешь? — после продолжительной паузы спросила жрица. — Не боишься, что мы воспользуемся случаем и просто уведем ребенка у тебя из-под носа? — То есть как это? — брат Дилат даже не подумал о такой возможности. — Ну, например, укажем тебе неверное направление, а сами пойдем к магу и похитим ребенка? — предположил брат Ланиель с нагловатой улыбкой. — А вы что, так и собирались поступить? — Ну ты даешь! — засмеялся краунец. — Это ж надо! Да если б мы хотели так сделать, кто б тебе сказал?       Отец Марийс предостерегающе придержал молодого человека за руку. — Сын мой, не забывайся. Этот человек воспитывался в месте, где из него всячески старались выбить всякую способность размышлять, сделать послушную куклу. Благодаря качествам брата Дилата настоятелю обители это не удалось, но влияние на него разум все равно было оказано, — жрец глянул на него с жалостью, как на увечного. Действительно, боги обделили Дилата аналитическими способностями, зато наградив неиссякаемым оптимизмом и богатством души.       Если бы молодой жрец был внимательнее, то заметил бы, что, услышав его историю, трое замолчали не только от удивления. Такое сосредоточенное молчание появляется в двух случаях: когда творят заклинание и когда безмолвно общаются. Но эта деталь ускользнула от Дилата. — Так что, поможете мне найти колдуна? — Не колдуна, а мага, — невозмутимо поправила Виле, прихлебывая из кружки. — Тебе может казаться, что нет никакой разницы, но это не так. Колдуны достигают результата с помощью посторонних предметов. Это такая, знаешь, промежуточная ветвь между магами и шаманами. Колдуны не пользуются камланием, но и на голых заклинаниях не держатся. Теперь понятно?       Ему было не очень понятно, но он на всякий случай кивнул. Дилату не терпелось поскорее приступить к поискам мага, но остальные не особенно спешили. Старый щминец все же заметил беспокойство спутника. — Не волнуйся, сын мой, маг никуда от нас не денется, — губы его дрогнули слабой улыбкой. — Дейриш объявил по всему Крауну, что ищет кормилицу. Пока он ее не найдет, из города они не уедут. А их шатер совсем рядом, я проходил мимо пару раз.       Неторопливо, со смаком, они доели заказанное, расплатились. Отец Марийс степенно поднялся с места, перемолвился о чем-то с трактирщиком и сделал остальным знак следовать за ним.       Вставая со своего места, брат Дилат пытался сделать это так же изящно, как и верховный жрец, но у него ничего не вышло. Наверное, из-за того, что, поднимаясь, он задел объемным животом край стола и чуть его не опрокинул. И уж совсем не солидно было по пути запихнуть в карман недоеденную кем-то галету…       Как по заказу, стоило им выйти наружу, как зарядил столь редкий в Крауне дождь, почти ливень. Брат Ланиель шел и сердито отфыркивался, как домашний кот, которого окатили из ведра. Отец Марийс, видимо, достиг такого уровня отстраненности от мирского, что не обращал на дождь никакого внимания. Брат Дилат опять пытался взять с него пример, но падающие за шиворот холодные капли этому не способствовали. Виле ловко лавировала между лужами и немногочисленными прохожими, очень удачно выбирая укрытия, так что, когда они прибыли к месту назначения — маленькой, тесной, но очень аккуратной площади — жрица почти не промокла.       Только обещанного шатра тут не было. — Э-э? А куда делся шизик? — выразил общее недоумение брат Ланиель. Довольно громко выразил, потому что несколько человек обернулось. Какая-то сердобольная горожанка бросила: — Так уехал. — Как? Когда? — всполошился брат Дилат. — Да вот прям только что! Пришли б на полчаса пораньше, застали б. — А как же кормилица? — спросила Виле, перебирая длинными пальцами. — Дык нашлась какая-то дуреха, с час назад пришла. Они пожитки-то собрали и — фьють! — она попыталась изобразить свист, — токмо их и видели, о как! А ты, матушка, чегой интересуешься? — Да у меня все деньги пропали. Думаю, это он сделал, — задумчиво соврала жрица. — Да конечно он, колдун проклятущий! Кому ж еще? — с видом эксперта заявила женщина. — Вот потому и смылся, змий окаянный! — Кто? Змий? — А то! Да все уж знают, что папаша егонный наг был. И сеструха у него та еще! Монстра, вот!