Избранный богами

Epica — Solitary Ground       Весна подготовила Сьисоли неприятный сюрприз. За пару дней навалило вдвое больше снега, чем, наверное, за всю зиму. Метель бросала в лицо Ангелу целые горсти белых хлопьев. Да, вечер для выхода он выбрал крайне неудачно. Но другого у Ангела не было: Дейриш решил покинуть город и сообщил об этом только накануне, то есть сегодня днем.       Сразу за Сьисоли были десятки километров открытой местности. Остаться инкогнито вряд ли получилось бы, особенно с обострившейся у мага в последнее время паранойей. Так что Ангел видел только два варианта действий: надавить на Тану и похитить ребенка сегодня же или притвориться крестьянином и вступить в армию Дейриша.       Демон выбрал второе. Это сразу же решит множество проблем: станут ненужными прятки с Дейришем и его сестрой, полученную информацию не надо будет переводить с Таниного языка на нормальный. Правда, для того, чтобы сойти за коренного долцийца, нужно будет кое-что поменять, и при одной мысли об этом у Ангела начинало ныть сердце.       План с Таной ангел уже посчитал проваленным. Недельный срок, обещанный Фениксу, давно прошел, и дело было не только в полной бестолковости кормилицы. Некоторое время назад Ангел поймал себя на мысли, что не хочет втягивать Тану еще и в дела Детей Пепла. А после разговора с Охотницей осознал, что и сам бы рад от них отделиться. Не сейчас, так потом, когда добудет ребенка.       А Тана… Удивительно, но та, кто еще совсем недавно казалась ему уродливой пародией на женщину, теперь вызывала сочувствие и желание защитить от типичной для Дольции грызни. Рядом с Таной Ангел в кои-то веки чувствовал себя спокойно. Так, будто вернулся домой. В безопасность. Где нет ни подковерных интриг, ни кровной вражды, ни опасного мага-параноика, пытающегося наложить лапу на все и вся…       Даже уродство Таны его больше не отталкивало. Ее оптимизм, ее способность восхищаться самыми обыденными вещами настолько завораживали демона, что он перестал обращать внимание на внешность.       Найдя нужную дверь, Ангел постучал. Хорошо иметь знакомства в городе.       Дверь приоткрылась. В проеме показался глаз. Скользнув взглядом вверх, к лицу Ангела, хозяин зазвенел цепочкой. Вскоре перед демоном предстал лысый толстяк. Приветливо похлопав Ангела по плечу, он сделал приглашающий жест. — Старина! Давненько ты у нас не был! А я уж удивился, кого это в неурочное время принесло. Какими судьбами?       Ангел долго молчал, сосредоточенно вытряхивая снег из капюшона плаща. Наконец он произнес надтреснутым голосом: — У тебя найдется, чем отрезать вот это?       Глаза толстяка, казалось, готовы выскочить из орбит. — Твои… Но зачем?       Ангел смерил его мрачным взглядом. — Не из озорства, уж поверь. Я заплачу.       Собеседник замахал руками. — Да что я, зверь, за такое деньги брать? Ты садись, сейчас что-нибудь придумаем. Зеркало нужно?       «Ты издеваешься?!» — хотелось спросить Ангелу в первую очередь. Но, немного подумав, он кивнул: — Неси.       Толстяк ненадолго скрылся в соседней комнате. Вернулся он с большим зеркалом и пилой. — Как думаешь, возьмет? — Давай уже!       Рог отозвался отвратительным визгом. Ангел поморщился. Больше всего на свете ему хотелось вскочить с места и вылететь на улицу. «Нельзя, нельзя, » — твердил он себе, старательно отводя взгляд от своей головы в зеркале. И все же кое-что заметил. — Пили ниже. Их не должно быть видно совсем. — Я же не хочу тебе полголовы стесать!       «Лучше бы стесал.»       Несколько волосков упали на колени, задетые остро отточенным лезвием. Прекратился визг пилы. От неожиданности Ангел резко накренил голову вправо: оставшийся рог перевесил.       Демон посмотрел в зеркало. Да, теперь он напоминал криво обкорнанный куст. Отвратительно. А ведь когда-то его рога считались самыми красивыми в деревне. Именно из-за них его выбирали тотемом из года в год, из-за них вокруг Ангела то и дело вились сверстники.       Возобновился визг. В этот раз толстяк работал быстрее. Лицо его было мрачное, сосредоточенное. Он тоже хотел побыстрее со всем покончить.       «В конце концов, не так уж все и плохо. Зато теперь меня не потащат на костер, стоит мне снять капюшон.»       Наконец и второй рог остался в руке у толстяка. Теперь на голове у Ангела было только два жалких пенька, которые можно было легко прикрыть шляпой.       Он взглянул на свое отражение. В горле стоял ком.