Она и Он. Эмма и Том

      Мальчишки. Ох уж эти их мальчишеские соревнования: кто круче, кто взрослее, кто сильнее, у кого уже было…       Конечно, никто не сомневался, что уж у него-то… А он не отрицал. Зачем? Пусть думают, что хотят. Ему так даже лучше. Он не спеша шёл через лужайку, стараясь идти чётко по прямой, ведь если идти прямо, наверняка будет ощущение, что он совершенно трезв.       Том покачнулся и беззвучно засмеялся над собственной неуклюжестью. Он наконец поднял взгляд от носков туфель на небо, усеянное звёздами. Красиво! Он шёл, не совсем соображая куда. В свой фургончик. Да, должен был туда, но очевидно, где-то его прямая всё-таки скосила вправо. Буквально в десяти-пятнадцати ярдах он увидел освещённое крылечко её фургона, по совместительству являвшегося гримёрной.       Эмма сидела на ступеньках и читала. На ней была тёплая куртка и высокие ботинки, а коленки и бёдра совершенно голые. Том замер и просто смотрел на её коленки, соображая, что за странный у неё вид. Шорты? Короткая юбка? Трусы?       Он снова беззвучно засмеялся и пошёл в её сторону, всё так же стараясь шагать чётко по прямой, и был уверен, что это выходит на сто процентов.       Эмма услышала шорох, подняла глаза и замерла. Кровь ударила в голову, щёки зарумянились. Она тут же вспомнила, что её сценические кудри собраны в совершенно непривлекательный пучок, и возгорелась желанием шлёпнуть себе по лбу ладонью. Но на деле просто доброжелательно улыбнулась, заметив пошатывающуюся походку Тома. Опять напились. Сколько можно? Но почему-то ругать его совсем не было желания.       — Добрый вечер, мисс Уотсон! — широко улыбаясь слегка заплетающимся языком произнёс Том.       — Добрый вечер, мистер Фелтон! — так же ярко улыбнулась она, желая его передразнить, но он этого не понял — всё, что его интересовало, это её красивые обнажённые ноги. Шорты. Разумеется. Даже стало немного досадно. Почему не юбка? Это же удобнее… для него.       Том прикусил нижнюю губу, с трудом сдерживая улыбку. Безуспешно.       А у неё внутри всё горело от волнения. Зачем он подошёл? Чего хочет? Ведь… ей совсем недавно стало казаться, что на него положила глаз Джейд Гордон. Она наверняка ему нравится — красивая и старше.       Эмме стало не по себе. Ей пятнадцать, а Тому уже скоро восемнадцать. Конечно, ему нравятся девушки постарше.       — Что читаешь? — спросил он, бесцеремонно садясь на ступеньку рядом с ней. Эмма машинально подвинулась, снова заливаясь краской, но изображая полную невозмутимость.       — Учебник по литературе, — ответила она. — У меня экзамены…       — Не выходишь из роли Грейнджер, — усмехнулся Том. — И что там?       Эмма ощутила, как пересыхает в горле.       — Ромео и Джульетта, — словно между прочим ответила она, пытаясь спрятаться от буравящего её лицо взгляда.       — Ты ведь актриса, Эмми, давай по ролям, — оживился Том и приклеил свою жевательную резинку под ступеньку. — Дай сюда!       Он бесцеремонно вырвал книгу из её рук.       — Том… — растерянно простонала она, — не надо!       — Ты справишься!       Он быстро перерыл страницы и шепнул:       — О, да! Начинай! — Он ткнул пальцем в текст и Эмма засмеялась:       — Я не могу!       — Актриса ты иль нет?! Меня сгубить отказом не старайся! О дева…       — Том! — Она уставилась на него широко распахнутыми глазами.       Эти длинные чёрные ресницы, сияющий взгляд. Никто больше не смотрит на него так. Внутри что-то падает, но он смеётся:       — Что?       — Ты сочиняешь на ходу?       — Читай! — потребовал Том, обнимая её за плечи.       Ком сдавил горло. Щёки жгло. Эмма прерывисто вдохнула, перевела взгляд на страницу. Голос предательски дрожал, когда первые слова слетали с губ.       — Как ты попал сюда? Скажи, зачем?       Ведь стены высоки и неприступны.       Смерть ждёт тебя, когда хоть кто-нибудь       Тебя здесь встретит из моих родных.       И его шёпот разнёс мурашки по её коже.       — Я перенёсся на крылах любви:       Ей не преграда — каменные стены.       Любовь на всё дерзает, что возможно,       И не помеха мне твои родные.       Она молчала, собираясь с духом, вдохнула глубоко, а его рука покрепче сжала плечи, вдохновляя.       — Но, встретив здесь, они тебя убьют.       — В твоих глазах страшнее мне опасность,       Чем в двадцати мечах. Взгляни лишь нежно —       И перед их враждой я устою.       — О, только бы тебя не увидали!       — Меня укроет ночь своим плащом.       Но коль не любишь — пусть меня увидят.       Мне легче жизнь от их вражды окончить…       Том замолчал. Она почувствовала тёплое дыхание на своей щеке и робко повернулась, встречая взгляд его бездонных глаз. Тогда он прошептал:       — Чем смерть отсрочить без твоей любви.       Дыханье замерло. В груди сдавило что-то. Он словно ненароком чуть сомкнул ресницы, опуская взгляд на её губы. Сладкое томление сковало тело. Он осторожно потянул её к себе, и Эмма подчинилась, теряя волю. Искры засверкали перед глазами, когда его горячие губы со вкусом табака и мятной жевательной резинки нежно охватили её верхнюю губу. Когда он глубоко вдохнул и его рука медленно заскользила с плеч вниз, обвивая её тоненькую талию. Эмма подалась ближе дрожащей рукой стискивая его расстёгнутую на три пуговицы рубашку на груди, осторожно приоткрывая рот, в безумной надежде, что она всё сделает правильно, так, чтобы понравиться ему. И его тихий вздох убеждает её в этом. Эмма целует его в ответ с блаженством, осознавая, что внутри неё пульсируют самые сокровенные слова во вселенной. И его жаркие настойчивые губы заставляют душу цепляться за бренное тело, чтобы продлить эту сладость, эту мучительную нежность.       Но когда его ледяная ладонь осторожно ложится на её колено, Эмма вздрагивает и отстраняется. Её глаза распахиваются, и Том не до конца понимает, что она испытывает. Испугалась? Но он чувствует, как внутри всё скручивается, как саднит в паху. Хочется снова прильнуть к её губам, насладиться этой нежностью. Он почти уверен, что она хочет этого не меньше. И Том беззвучно шепчет: «Эмми». Приближается к ней, снова пленяя её губы, и её еле слышный стон опрокидывает все его сомнения. Движения губ всё яростнее, дыхания сбиваются, перерастая в стоны. Но стоит его руке осторожно скользнуть к кромке её шорт, она снова вздрагивает.       Рано. Слишком рано. Он понимает — ей пятнадцать. Где его опьянение? Алкоголь словно выветрился, вернув здравый рассудок на своё место. Маленькая. Он не может настаивать. Не должен. И он смотрит ей в глаза с нежностью — Эмма всегда вызывает у него это чувство.       — Ты придёшь в Выручай-комнату? — выдыхает он. — Завтра, после съёмки.       И она не знает, была ли она когда-нибудь в этой жизни счастливее. Том зовёт её на свидание. Она не верит. Не может быть!       — Да, — лишь растерянно выдыхает она.       Он снова целует её — умопомрачительно, так волшебно! А потом с улыбкой шепчет:       — До завтра.       Он тут же поднялся и направился прочь. И Эмма смотрела ему вслед, не веря тому, что происходит.