История одной дуэли

Позднее Раулю казалось, что никогда он не выслушивал больше упрёков и не испытывал столько волнений, чем в этот тревожный, утомительный, кажущийся бесконечным день. Когда он, наскоро перетянув рану Жаклин, нёсся по узким улочкам, стараясь выбирать наименее людные, прижав бесценную ношу к груди, время тянулось невыносимо долго. Ноги будто вязли в густом песке, в груди кололо, руки вскоре стало ломить, хоть девушка и была достаточно лёгкой. Добравшись наконец до дома Жаклин, Рауль опустил всё ещё бесчувственную хозяйку на кровать и послал за лекарем. Время ожидания тянулось ещё дольше, чем время бега по Парижу, и когда лекарь всё-таки появился, Рауль был готов броситься к нему с обвинениями в нерасторопности, но вместо этого выдохнул что-то очень жалкое, не сумев справиться с дрожью в голосе — что-то вроде «Она ведь не умрёт?». Доктор, сухонький седой старичок, казалось, уже отвык удивляться. Вид девушки в мужском костюме не вызвал у него вопросов, причинами ранения он тоже не поинтересовался.  — Можете быть спокойны, сударь, — быстро и ловко произведя осмотр, доложил лекарь Раулю, который разволновался настолько, что вынужден был во время осмотра выйти в соседнюю комнату. — Рана не серьёзная, от потери крови ваша знакомая не умрёт. Около недели ей придётся провести в кровати, да и потом она будет прихрамывать, но это пройдёт, и через месяц-другой она снова сможет танцевать на балах. Рауль почувствовал такое облегчение, что у него на миг закружилась голова и закололо сердце — напоминание о ране, полученной во время той схватки в таверне. Граф не сумел сдержать радостной улыбки, и лекарь улыбнулся в ответ одними глазами — они были большие, ясные и живые, несмотря на почтенный возраст их обладателя. Лекарь был, пожалуй, единственным человеком, который не упрекал Рауля. Когда он ушёл, де Ла Фер послал за друзьями, и те не замедлили прибыть. Первой появилась Анжелика — влетела в дверь, ударившись плечом о косяк и даже не заметив этого, вбежала в комнату и испуганно вскрикнула:  — Она жива?  — Жива, — Рауль, сидевший у постели, поднялся навстречу дочери Портоса, бросив при этом тревожный взгляд на Жаклин. Судя по ровному дыханию и лёгкому подрагиванию ресниц, обморок перешёл в глубокий сон, и это немного успокоило Рауля — но не его собеседницу.  — Как вы могли? — голубые глаза Анжелики были полны гнева. — Зачем вы позволили ей сражаться?  — Но как я мог ей помешать? — возмутился Рауль и тут же осёкся, бросив взгляд на спящую Жаклин. — Вы же знаете Жаклин, — продолжал он уже тише, — когда она что-то вобьёт себе в голову, выбить это оттуда невозможно...  — Вы могли её остановить, она бы вас послушалась!  — Тише, баронесса, не надо кричать, вы её разбудите, — попросил Рауль.  — Она не в обмороке? Она просто спит? — Анжелика приблизилась и села на краешек кровати, с тревогой заглядывая в лицо подруги, прекрасное даже сейчас.  — Думаю, да. Посмотрите, как вздымается её грудь, — Рауль посмотрел сам и тут же пожалел об этом. Жаклин так и оставалась в мужском костюме, только левая штанина была разрезана ловким лекарем, и левое бедро туго перетягивали бинты. Шпагу, плащ, сапоги и шляпу Рауль вернул на предназначавшиеся им места, парик и усы оставил на столе, потому что не знал, где их прятала Жаклин. Уже после ухода лекаря, ожидая прихода друзей, он открыл окно, чтобы впустить в комнату свежий воздух. Тут ему показалось, что жилет сдавливает грудь Жаклин, мешая ей нормально дышать. Рауль аккуратно расшнуровал его, снял с девушки, повесил на место, вернулся к Жаклин, и тут ему внезапно стало жарко. Граф подумал о том, что он сейчас находится наедине с молодой незамужней девушкой, к тому же лежащей без сознания или спящей, и если об этом узнает кто-нибудь кроме их друзей, Жаклин непременно будет скомпрометирована. Подумал он и о том, что позволил себе некоторые вольности в отношении Жаклин: он перевязывал ей бедро, нёс её на руках, расшнуровывал жилет... О Боже, он ведь почти касался её груди! При мысли об этом Рауль встал и несколько прошёлся туда-сюда по комнате, чтобы хоть немного успокоиться, затем снова опустился на кровать рядом с раненой. «Все мои вольности были вызваны необходимостью», — сказал он самому себе. «К тому же Жаклин без сознания, и о них никто не узнает. Скоро придёт Анжелика, и о Жаклин будут заботиться женские руки, а о моём участии никто не будет знать». Ему было стыдно думать и о том, что лекарь касался Жаклин, разрезал её одежду, перевязывал её рану, трогал её бедро. Да, конечно, он уже старик, к тому же наверняка всякого навидался и натрогался на своём веку, и вообще лечить людей — его долг, но Раулю было неприятно при мысли о том, что храбрую девушку, которую они все любили и защищали, трогали чужие мужские руки, а она даже не знала об этом. А теперь эта девушка лежала перед ним, слабо дыша, лицо её было бледным и казалось прозрачным, высеченным из цельного куска льда, а грудь чуть вздымалась под белой рубашкой, и края рубашки непозволительно расходились, выставляя напоказ белоснежную кожу. Тёмные ресницы Жаклин трепетали, бледные губы чуть искривились — видно, ей снилось что-то нехорошее, или она и во сне чувствовала боль. «Какая же она всё-таки красавица!» — подумал Рауль и тут же стыдливо отвёл взгляд.  — Она поправится, — не то с вопросом, не то с утверждением произнесла Анжелика, придвигаясь ближе к подруге и сжимая её безвольную руку.  — Поправится, — как можно более уверенно сказал Рауль и посмотрел на дочь Портоса. — Баронесса, вы ведь сможете побыть с Жаклин несколько дней? Ей может понадобиться помощь — промыть рану, смазать целебной мазью, перевязать, кроме того, ей будет трудно ходить...  — Жаклин не сможет ходить? — всполошилась Анжелика.  — Сможет, но первое время будет хромать, — поспешил успокоить её Рауль.  — Конечно, я буду с ней столько, сколько это необходимо, — баронесса погладила Жаклин по лицу, поправила спутанные светлые локоны. Лицо её, печальное и встревоженное, внезапно стало жёстким, почти злым. — И я убью этого д’Орсана, если он ещё раз полезет к ней! Почти то же самое сказал и прибывший чуть позже полудня Анри. Рауль повторил ему историю, рассказанную ранее Анжелике, и выслушал ещё больше упрёков. Они разговаривали в другой комнате, поэтому д’Эрбле не стеснялся в выражениях.  — Какого чёрта, граф? Этот заносчивый выскочка... этот самодовольный самовлюблённый болван! И Жаклин, о Боже, Жаклин! Неужели вы, с вашим-то умом, не нашли никакого способа её остановить?  — Остановить Жаклин д’Артаньян? Легче остановить коня на скаку, — попытался отшутиться Рауль, но взор Анри был мрачен и суров.  — Я не верю, что вы не пробовали. Пробовали, но видно, не очень-то старались. Скажите честно, вы ведь сами не считали её поступок неправильным?  — Не считал, — признался Рауль. — Я волновался за неё, это верно, но я не думал, что... Она ведь защищала свою честь! Почему мы, мужчины, можем делать это спокойно, а женщина должна просить о защите кого-то другого? Д’Орсан оскорбил её, она бросила ему вызов и победила в честном бою — за что же её винить? Ведь если бы это я был оскорблён д’Орсаном, сражался с ним и получил ранение — вы не стали бы упрекать меня, верно?  — Стал бы, — вздохнул Анри. — Я упрекал бы вас за неосторожность и неловкость, как и положено всякому другу. К тому же, д’Орсан, думается мне, человек опасный. Он оскорблён до глубины души и не оставит нас в покое.  — Но что он может нам сделать? — Рауль покосился в сторону спальни, где Анжелика слабым голосом призывала Жаклин проснуться. — Насколько мне известно, он не интересуется политикой и не станет призывать на наши головы гнев власть имущих. На дуэль он тоже вряд ли кого-нибудь вызовет после такого позора... Не подсыплет же он кому-нибудь из нас яду и не выстрелит из-за угла?  — Сам — нет, — отрезал Анри, — а вот подослать кого-нибудь вполне может. Так что нам надо держать ухо востро... и чтобы Жаклин побыстрее выздоравливала, — он немного помолчал и продолжил:  — Кстати, почему она не позвала секундантом меня? Быть может, я сумел бы её переубедить... Или дю Валлона, чем чёрт не шутит.  — Дю Валлона нет в городе, — напомнил другу Рауль. — А что до вас... Жаклин призналась, что вы её слишком опекаете. Она боялась, что вы выдадите её секрет, и д’Орсан откажется драться. Анри сжал зубы, пытаясь справиться с нахлынувшей обидой.  — Вот уж не думал, что моя забота ей так неприятна, — процедил он.  — Не злитесь на Жаклин, — заступился за девушку Рауль. — Её терзала обида, ей хотелось побороть несправедливость. И надо сказать, у неё это получилось.  — Какой ценой... — вздохнул д’Эрбле. Неожиданная мрачность сына Арамиса передалась Раулю, и к вечеру оба находились в весьма подавленном состоянии. Анжелика, уже успевшая переодеть Жаклин в чистую рубашку и похлопотать над её раной, теперь брызгала водой ей в лицо и хлопала по щекам, не оставляя попыток привести подругу в чувство. Окно, распахнутое настежь почти весь день, было закрыто, потому что прохладный воздух к ночи стал пронизывающе холодным, к тому же усилился ледяной зимний ветер. Леон дю Валлон явился поздно, когда все уже собирались расходиться. Он вошёл, пошатываясь, и выглядел очень усталым, хотя и не сказать, что очень недовольным. Анжелика кинулась к нему, едва сдерживая слёзы, — за день она успела вымотать себя тревогами и ожиданиями будущего. Леон одной рукой приобнял сестру, другой же снял шляпу с влажными от снега перьями — на ковёр полетели брызги. Сын Портоса кивнул друзьям и, осторожно высвободившись из рук сестры, прошёл в комнату, где лежала Жаклин.  — Ну и ну! — присвистнул он, глядя на укрытую одеялом девушку. — Как же это случилось? Рауль в третий раз пересказал историю дуэли, заранее готовясь к резким и справедливым упрёкам, но Леон его удивил — он задумчиво покачал головой и произнёс:  — А знаете, граф, я бы на вашем месте поступил точно так же.  — Согласился бы стать секундантом? — ахнула Анжелика.  — И не попробовали бы её переубедить? — прищурился Анри.  — Вы можете себе представить, что Жаклин д’Артаньян меня послушается? — усмехнулся капитан. — Когда она борется за справедливость, в ней просыпается сила, которой невозможно противостоять — я-то знаю, я пробовал встать у неё на пути...  — Вы могли бы применить хитрость, — заметил Анри.  — Какую? — Леон насмешливо взглянул на него. — Бросить в лицо Жаклин песок?  — Вы слишком несерьёзны! — возмутился д’Эрбле. — Речь идёт о здоровье нашей подруги и соратницы — и об одном недостойном человеке, который в ближайшее время может стать угрозой для всех нас! А вы могли бы... ну не знаю... сказать ей, что д’Орсан недостоин того, чтобы с ним сражаться, — встретив тяжёлый взгляд Леона, он сник.  — Она вызвала его на дуэль до того, как прийти ко мне, — вздохнул Рауль. — Если даже бы Жаклин послушалась меня и отказалась от своего намерения, отказ этот вызвал бы насмешку у д’Орсана, он посчитал бы Жака д’Артаньяна трусом и не преминул разнести эту новость по всему дворцу. Нет, она обязана была сражаться...  — Да перестаньте вы об этой дуэли! — всплеснула руками Анжелика. — У меня забота поважнее: как разбудить Жаклин. Она спит уже почти сутки! Я и водой брызгала, и уши тёрла, и по щекам хлопала, и нюхательные соли давала, а она всё лежит...  — Может, не стоит её будить? — рискнул предположить Анри. — Она сильно устала, потеряла много крови... или не очень много, но всё-таки потеряла. Может, ей стоит выспаться и отдохнуть?  — А если она никогда не проснётся? — губы Анжелики задрожали, она с трудом сдерживала рыдания.  — Не бойся, сестра, — Леон взял её за руку. — Жаклин — молодая сильная девушка, ещё и дочь д’Артаньяна, что может значить для неё какая-то царапина? — Он снова посмотрел на спящую и покачал головой. — Прямо Спящая Красавица на своём королевском ложе... Может, ей нужен поцелуй, чтобы проснуться?  — Леон! — Анжелика отдёрнула руку. — Нам сейчас не до шуток!  — Ты не представляешь, насколько мне сейчас не до шуток, — Леон с заметным усилием поднялся на ноги. — Я только вернулся, не успел присесть, и тут приходит известие, что Жаклин ранена. Мне нужно домой, иначе я буду не в лучшем состоянии, чем наша Спящая Красавица... а завтра ещё во дворец идти.  — Я, пожалуй, тоже пойду, — Анри встал с кресла. — Завтра надо будет объяснить её величеству, почему её фрейлина отсутствует, и боюсь, мне придётся выдумать какую-нибудь красивую ложь. Вряд ли Анна Австрийская обрадуется, узнав о дуэли... Анжелика, временно заменившая хозяйку, вышла провожать гостей, а Рауль остался в комнате, мучимый смутным чувством вины. С одной стороны, он весь день провёл здесь — ему не мешало бы отправиться домой и хорошенько выспаться. С другой стороны, нехорошо оставлять перепуганную Анжелику и бесчувственную Жаклин одних... Он взглянул на лицо девушки, и ему почудилось, что бледность ушла, сменившись румянцем. «Неужели у неё жар?» — не на шутку встревоженный Рауль коснулся рукой лба Жаклин, но не мог понять, горячий тот или холодный. Сейчас ему было не до приличий и условностей, и, даже не покосившись на прикрытую дверь, граф наклонился и приник губами ко лбу Жаклин. Лоб был сухой и тёплый, но не обжигающий, нос щекотали пушистые золотистые волосы. Чтобы окончательно убедиться, что у девушки нет жара, Рауль спустился чуть ниже, тронул губами щёку — порозовевшую, но не горячую. Жара не было, но не успел Рауль испытать облегчение, как в жар бросило его самого — потому что Жаклин вдруг открыла глаза. Они были затуманены после долгого сна и казались совсем чёрными, глубокими и бездонными, словно две пропасти. Жаклин пошевелилась, сморщилась от боли в потревоженной ноге, сонно посмотрела на Рауля, будто не узнавая, и, не успел он придумать объяснения своему поведению, тихо выдохнула:  — Как же долго я спала...