История одной дуэли

Леон промолчал — во-первых, он не знал, что ответить, во-вторых, дыхание ещё не восстановилось после схватки. Незнакомка тоже молчала — она стояла, чуть склонив голову, и разглядывала капитана с любопытством — впрочем, Леон не мог быть в этом уверен, потому что не видел её лица. Лёгкий ночной ветерок слегка трепал полы тёмного плаща и чёрные волосы девушки. Когда туман перед глазами немного рассеялся, Леон сумел рассмотреть свою спасительницу получше. Лунный свет очертил её профиль — бледный, с высоким лбом и чуть вздёрнутым носом. Потом девушка повернула голову, и капитан увидел влажно блестящие глаза под прямыми чёрными бровями, точёный подбородок и изящные губы. «Да она красавица», — подумал Леон. «Везёт же мне на красивых женщин... и на опасных». Вслед за этой мыслью ему в голову пришло, что он всё ещё сидит, и он поднялся на ноги — как оказалось, чересчур резко. Голова снова закружилась, и он был вынужден опереться на стену.  — Вы не ранены? — спросила незнакомка, и в её голосе Леону почудились заботливые нотки сестры.  — Нет, — он мотнул головой, пытаясь отогнать дурноту. Неподалёку послышался шум — шорох, стоны, кряхтение, ругательства, затем спотыкающиеся шаги. Повернув голову, Леон заметил, что раненый им пособник д’Орсана убирается прочь с места схватки, держась за бок. Пусть уходит — преследовать его у Леона не было ни сил, ни желания.  — Леон! — от раскатившегося в ночной тишине голоса и капитан, и его спасительница вздрогнули. — Вы где?  — Кто это? — девушка быстро огляделась, словно ища путь к бегству.  — Мой друг, Рауль де Ла Фер, — поспешил успокоить её Леон и тут же вспомнил, что не представился. — А я — Леон дю Валлон, капитан королевских мушкетёров.  — Мари, — девушка коротко поклонилась. Леон ждал продолжения, но она не назвала ни фамилии, ни того, кем являлась. Впрочем, приглядевшись пристальней, капитан и сам начал догадываться. Под плащом Мари виднелось платье — оно казалось тёмным, но, скорее всего, было цветастым и даже посверкивало. На тонкой девичьей шее блестело какое-то ожерелье. Если девушка так пёстро одета и при этом не боится ходить по улицам Парижа ночью, да ещё и вооружена кинжалом...  — Вы цыганка? — прямо спросил Леон. Мари так же коротко кивнула.  — Говорите мне «ты», мне так привычнее.  — Леон, вы живы? — снова донёсся голос Рауля. Оставлять графа в неведении не хотелось, но и появляться в таком состоянии перед другом Леон не желал. Мари же, кажется, стремилась поскорее уйти, поэтому капитан торопливо произнёс:  — Спасибо. Ты спасла мне жизнь. Девушка снова кивнула, принимая благодарность как должное. Она смотрела на собеседника в упор, не смущаясь, и Леону даже стало немного не по себе от пристального взгляда чёрных (или всё же тёмно-карих? В темноте было никак не разобрать) глаз.  — Вас зовёт друг. Мне пора, — она шагнула в сторону, готовясь раствориться в ночи, но тут у Леона с языка сорвалось:  — Где я тебя найду?  — Повсюду! — не оборачиваясь, бросила Мари через плечо, быстрой походкой удаляясь прочь. — Париж — мой дом! И она растаяла во тьме так же внезапно, как и появилась. Когда Рауль де Ла Фер подбежал-таки к месту схватки Леона с приспешниками д’Орсана, капитан всё ещё стоял, одной рукой держась за стену, а другой, в которой была зажата шпага, вытирая пот со лба, и глядя в ту сторону, куда удалилась цыганка. От графа не укрылась ни кровь на лезвии шпаги, ни разорванный плащ, ни несколько ошалелый взгляд друга.  — Леон, вы целы? Почему вы не отзывались?  — Дыхание перехватило, — ответил Леон, и это было чистой правдой — он не уточнил лишь, что дыхание у него перехватило не столько от схватки с врагом, сколько от прекрасной спасительницы. — Но я цел. А вы?  — Я тоже, — Рауль выдохнул с облегчением и прислонился к стене. — Д’Орсан сбежал, как последний трус, его раненого товарища я отпустил, перед этим сломав его шпагу. Надеюсь, эта стычка научит их держаться подальше от королевских мушкетёров... хотя Анри имеет полное право сказать: «А я вас предупреждал!». Но всё же я справился с одним врагом, вы — с двумя...  — В этом нет моей заслуги, — мрачно ответил Леон, и кратко поведал другу историю о загадочной цыганке. Рауль слушал его, покачивая головой, потом поглядел на небо и вдруг встревожился:  — Надо бы нам убираться отсюда, а то, кто знает, не пришло бы д’Орсану в голову привести подкрепление. Так они и поступили. По пути Рауль выведал ещё кое-какие подробности насчёт Мари, и с каждым новым словом его вид становился всё задумчивее. Они расстались в минорном настроении, на душе у каждого было предчувствие близкой беды.

***

Впрочем, это мрачное настроение рассеялось уже к утру. Во дворце Франсуа-Арман не появлялся, и ходили слухи, что он вообще уехал из города, чем были опечалены несколько хорошеньких фрейлин. «И зачем ему Жаклин, если столько девушек готовы отдаться ему едва ли не в коридорах Лувра», — со злобой подумал Леон. «Хочет сломать её, приручить? Не на ту напал... Или он не может смириться, что Жаклин устояла перед его чарами, а потом победила на дуэли, и теперь он мстит всем нам?». Примерно таких же мыслей придерживался и Рауль де Ла Фер. Улучив несколько минут свободного времени, друзья рассказали о случившемся Анри д’Эрбле и, как и ожидалось, выслушали от него парочку нравоучений. Впрочем, мастером нравоучений был Рауль — Анри этого не любил и сразу перешёл к делу.  — Счастье, что вы выбрались из этого целыми и невредимыми! Стоило, конечно, показать проклятому д’Орсану, что дети мушкетёров стоят своих отцов! Но не думаю, что он сдастся так быстро. В опасности могут оказаться Жаклин и Анжелика!  — Нельзя надолго оставлять их одних, — ввернул Леон. — Они, конечно, могут за себя постоять... — ... но Жаклин ранена, а баронесса в одиночку не справится с тремя-четырьмя врагами, — закончил Анри. — Надо бы предложить им переехать в более безопасное место, пока всё не успокоится...  — Они не согласятся, — покачал головой Леон. — Жаклин слишком упряма и не станет убегать от опасности. А моя сестра... тоже упряма, и не покинет Жаклин.  — Ещё неизвестно, когда всё успокоится, — добавил Рауль. — Похоже, что д’Орсан не из тех, кто легко отступает. Конечно, сейчас он ещё не вполне оправился от раны, кроме того, вчерашняя стычка не добавила ему здоровья. Я сражался с ним и могу сказать, что в некоторые моменты д’Орсан едва держался на ногах... хотя фехтовальщик он, надо сказать, отменный. Но пока он не выздоровел, он не сможет предпринять никаких решительных действий...  — Уверены? — взглянул на него Леон. — Что мешает ему послать к Жаклин и Анжелике своих людей, просто дав им указания?  — Вы сами-то часто так делали? — усмехнулся Анри.  — На что вы намекаете, сравнивая меня и д’Орсана? — ощетинился капитан, но Рауль тут же прервал зарождающийся спор.  — Господа, сейчас не время ссориться! Д’Орсан предпочтёт действовать сам — мы видели, что он не просто натравил на нас своих людей, но и сам встал во главе. Что ж, в храбрости ему не откажешь, это уж точно... Несколько дней он будет зализывать раны, а нам надо сделать всё возможное, чтобы Жаклин за это время выздоровела и вернулась во дворец — здесь она будет в большей безопасности, чем в доме.  — Легко сказать, — заметил Леон. — Как нам сделать так, чтобы Жаклин быстрее встала на ноги?  — Прежде всего, уговорить вашу сестру, чтобы она позволяла Жаклин вставать с постели. Меня она не слушает — может, послушает вас, — отозвался Анри.  — Жаклин и сама с этим неплохо справляется, — хмыкнул капитан.  — Меня смущает ещё одно, — взволнованно заговорил Рауль. — Не показалось ли вам, Леон, что эта цыганка появилась уж очень неожиданно и очень вовремя?  — Показалось, — кивнул Леон. — Она спасла меня от смерти — более удачное время трудно было выбрать!  — А если она не выбирала? — ещё тревожнее спросил Рауль. — Если это всё было подстроено? Леон замер, чувствуя себя так, словно на него вылили ведро холодной воды. Он уже успел утром намечтать всякого-разного, по большей части несбыточного о Мари, всерьёз решился её разыскать... и теперь такое?  — Вы же не будете спорить, что это очень странное совпадение, — поспешил добавить Анри, увидев выражение лица Леона. — И уж очень большая удача.  — А я вообще человек везучий, как вы уже имели возможность убедиться, — холодно отозвался капитан.  — Почему она вообще вас спасла? Почему не прошла мимо, ведь она рисковала собой? — продолжал допытываться д’Эрбле.  — Пожалела, — дёрнул плечом Леон. — Увидела несправедливость — двое на одного — и решила вмешаться. Надеялась на вознаграждение, в конце концов!  — Она просила у вас денег? — нахмурился Анри.  — Она у меня ничего не просила.  — Она рассказывала вам о чём-то? Спрашивала, где вы живёте? Говорила, где живёт сама? Просила прийти?  — Перестаньте, д’Эрбле, не думаете же вы, в самом деле, что Мари может быть шпионкой! — Леон вяло отмахивался от потока вопросов. — Она ни о чём меня не просила, да мы и не поговорили толком. Я назвал ей своё имя и имя Рауля... — ... опрометчиво, — вставил Анри.  — поблагодарил, она назвала своё имя, спросила, не ранен ли я, — Леон с момента той памятной встречи часто повторял в голове их короткий разговор и помнил его наизусть, но теперь все мысли и слова мешались и лезли одно на другое, не давая выделить из хаоса что-то важное. — Потом я спросил, где она живёт, она ответила, что её дом — весь Париж, и исчезла. Она никуда меня не звала, не просила искать!  — И вы не станете её искать? — спросил Рауль, слушавший с видимым интересом.  — А она красива? — одновременно с ним спросил Анри, прищурившись. Леон смерил обоих тяжёлым взглядом и ответил сначала д’Эрбле:  — Да, очень красива. А вам, граф, — он повернулся к Раулю, — я мог бы сказать, что это моё личное дело и никоим образом вас не касается...  — Значит, станете, — Рауль вздохнул так тяжело, точно на грудь ему опустилась непосильная тяжесть.  — Стану.  — Но что я скажу Анжелике, если эта цыганка заманит вас в ловушку?  — Дьявол! — не сдержался Леон. — Да я-то им зачем? Ладно Жаклин или вы, граф, но от меня-то им что нужно?  — Должно быть, д’Орсан слишком хорошо запомнил наш девиз: «Один за всех и все за одного», — негромко произнёс Анри. — И если один из нас попадёт в беду, то другие непременно отправятся его спасать.  — Вы говорите так, будто я не в состоянии защитить себя! — возмутился Леон.  — Мы не знаем, сколько у д’Орсана людей, — заметил Рауль.  — Если бы речь шла о мужчине, я был бы спокоен, — добавил Анри, — но красивая женщина... Женская красота — опаснейшее оружие, поверьте, я знаю, о чём говорю!  — А говорите вы сейчас прямо как ваш отец, — бросил Леон сердито, но Анри всё равно просветлел лицом при упоминании об Арамисе. — Я тоже кое-что смыслю в женщинах — не зря же я пол-Англии объехал в одной карете с Луизой де Круаль.  — Тогда вы ожидали опасности, а сейчас вы её не ожидаете, — продолжал настаивать Анри. — Конечно, простая цыганка — не опаснейшая шпионка Франции, но кто знает... Может, ваша Мари не так уж проста?  — Господа, мы так ничего не добьёмся! — воззвал к ним Рауль. — Леон, я понимаю, что бесполезно препятствовать вашим попыткам разыскать цыганку, но прошу вас, будьте осторожны!  — Есть, — по-военному кивнул капитан.  — Анри, вы свой человек во дворце, в большей степени, чем я или Леон, постарайтесь выяснить как можно больше о Франсуа-Армане — о его связях, о прошлом, словом, о том, как он может нам навредить.  — Есть, — д’Эрбле, подражая капитану, вытянулся в струнку и отдал честь, но никто не улыбнулся.  — А что касается меня, — заключил Рауль, — я постараюсь как можно больше времени уделить нашим дамам и завтра же снова пошлю за лекарем, чтобы он поставил-таки Жаклин на ноги!

***

Как и ожидалось, девушки приняли новость о стычке между Леоном, Раулем и людьми д’Орсана невесело. Анжелика то ахала и охала, расспрашивая брата и друга об их здоровье, то возмущённо восклицала «Вот если бы я там была, я бы им показала!», то в бессилии опускалась на стул и испуганными глазами смотрела на друзей. Жаклин, болезненно морщась, признавалась, что во всём виновата она одна, просила прощения у Рауля и Леона (капитан в этот миг испытал серьёзные опасения за состояние её рассудка), клялась, что найдёт д’Орсана и заколет на дуэли... Наконец, когда все чувства были выплеснуты, она снова откинулась на подушки и печально посмотрела на Рауля.  — Значит, вы, граф, вместо того чтобы заниматься тем, что вам угодно, будете сидеть у постели больной? Простите меня, простите. Д’Орсан был прав на мой счёт, я — всего лишь глупая девчонка, которой не место на дуэлях...  — Поверьте, мне сейчас угодно сидеть у вашей постели, — возразил де Ла Фер, сама галантность. — Вам не за что просить прощения.  — Ненавижу чувствовать себя слабой, — Жаклин плотнее закуталась в светло-серую шерстяную накидку и посмотрела на Рауля. — Граф, вы поможете мне совершить вечерний променад по комнате?  — С удовольствием, — он протянул руку, Жаклин оперлась на неё и поднялась так изящно, словно они оба были не в маленькой комнатке, кажущейся тесной из-за того, что в ней находится пять человек, а в бальном зале, среди свечей и музыки, и тонкую фигурку девушки окутывала не рубашка, почти сваливавшаяся с плеч из-за худобы, а прекрасно сидящее шёлковое платье. Рауль всего лишь пару раз провёл д’Артаньян по комнате, но со стороны это действительно напоминало танец — так легки и осторожны были движения Жаклин, и так бережно её поддерживал граф. Анжелика замерла, выпрямившись на стуле, и глядя на пару с восхищением, подобным тому, которое отразилось на её лице, когда она впервые попала в Лувр. На губах Анри играла лёгкая улыбка. Леон же вспомнил другую фигурку, не менее тонкую и изящную, пусть и скрытую тяжёлым плащом. Воспоминания о Мари не покидали его с момента их странной встречи. Проходя по улице, капитан ловил себя на том, что невольно замедляет шаг возле групп нищих или торговцев, надеясь увидеть среди них знакомую черноволосую голову, присматривается к скоплениям народа, выискивая глазами пёстрое платье. «Уж не влюбился ли ты случаем?» — спросил Леон сам себя и тут же посмеялся над собой. Влюбиться в девушку, которую видел раз в жизни, и то в обманчивом лунном свете, в цыганку-бродяжку, у которой всего богатства — плотный плащ, ожерелье на шее да кинжал за поясом? Легче уж было влюбиться в де Круаль — хотя она угрожала лишить его жизни, а Мари эту самую жизнь спасла. На самом ли деле её зовут Мари? Или её имя длинное, сложное и певучее, как все цыганские имена, а Мари — лишь упрощение для тех, кому трудно произнести его полностью? В последующие дни у Леона было не так много времени для поисков, да он и не разыскивал цыганку нарочно — просто бродил по городу, приглядываясь к людям, внимательно щурясь, обыскивая толпы пронзительным взглядом. И вот ему повезло — в воскресный день, когда было особенно тепло и солнечно для середины зимы, он увидел на площади толпу. Людей было немного, но они искренне смеялись, весело подпевали, что-то выкрикивали, а из середины доносились удары бубна. Леон понял, кого увидит, когда ещё стоял далеко. Он подошёл ближе — и его предположения подтвердились: в центре площади, отстукивая ритм своими деревянными башмачками, плясала цыганка. Это могла быть любая из множества бродящих по Парижу цыганок, но Леон сразу подумал, что это Мари — и верно, это была Мари, он узнал её, хоть видел до этого всего раз, и то в темноте. Она танцевала, ловко перекидывая из руки в руку бубен, волосы её, заплетённые в несколько толстых кос, бились по спине и лицу, а на самом лице застыло странное отрешённое выражение. Огромные карие (или всё-таки чёрные? Леон всё не мог разобрать) глаза скользнули по нему равнодушно, как по всего лишь ещё одному человеку из толпы, но капитан вдруг почувствовал, что по телу разлилось долгожданное тепло — и оно вовсе не было связано с выглянувшим из-за облаков солнцем. «Я тебя нашёл, Мари, кем бы ты не была», — подумал капитан и, скрестив руки на груди, стал смотреть на танцующую цыганку.