В Аду

      — Ты и правда собирался отказаться от него?       — Ты еще спрашиваешь?       — А пафоса-то сколько было.       — Заткнись!       Как настоящий мужик, он хотел вернуть ребёнка его матери. А со своими проблемами он бы как-нибудь сам разобрался. Подумаешь, Фудзи. Подумаешь, демоны. Детям с мамой всяко лучше. Он с самого начала знал, что его роль временна. И в любой момент нужно быть готовым отказаться от малыша. Ха! Да он только и мечтал об этом.       Ну да…       Королевская демоническая чета явно не собиралась возвращать ребёнка домой, их вполне устраивало текущее положение дел. Владыка и его супруга пришли в полный восторг, когда узнали (и частично — увидели), что уже умеет маленький Вельзи.       — Мы совсем не против, чтобы ты и дальше за ним присматривал! — светясь от счастья, заявила Айрис.       — Человеков можно пока не истреблять, — снизошел и князь тьмы. — Покуда с насущной проблемой не разберёмся.       Словом, Ога хотел с честью завершить свою карьеру в качестве няньки маленького демона, но не тут-то было.       Ога Тацуми словил нечто вроде экзистенциального кризиса. Вся эта ситуация со вторжением в штаб компании Соломона сложилась… как-то не так. Начиная с того, что эта тварь Йохан сбежал у него из-под носа, не говоря уже о самой-самой верхушке соломоновских затейников, и заканчивая его ранеными одноклассниками. Ога скрипнул зубами от ярости.       Химекава, ни много ни мало, остался без глаза. Пока он засел сычом дома, вынашивая новый план мести.       Канзаки же прописался в больничке, и состояние его оставляло желать лучшего. Йохан не жалел: он наглядно продемонстрировал расхожее выражение «нож в печень — никто не вечен». Канзаки спасла только первая демоническая помощь, потому что он истекал кровью. Сейчас за его жизнь боролись уже человеческие врачи в реанимации. Они всегда выходили сухими из воды и надирали зад врагу. Потому что были сильными. Самыми сильными. Они огребали, если бы неосторожны или уступали противнику, но так или иначе всё равно брали верх.       Наверное, все началось тогда, когда Йохан напал на Такамию с ножом. Стоило бы обратить на это внимание. Никто не почесался. Никто не подумал. Они были неосторожны и слабы. Ещё там, в битве на заводе, стало понятно: игры в войну кончились, начинается война настоящая. И в ней будут потери — настоящие потери. Сложись обстоятельства немного иначе, и в их команде насчиталось бы уже несколько трупов.       А самое паршивое, они даже не дали врагу по морде! А просто пощекотали ему пятки перочинным ножом. Ну, подломили ножки стула, на котором тот сидел. Ога сжал кулаки и зарычал от бессильной злости. Кто он, блять, такой, — отец короля демонов или тварь дрожащая?! Как так вышло-то?!       — Хорош скулить, — сказала Хильда, отвлекаясь от вязания. — Сам виноват.       — И без тебя знаю!       Он чуть не разнес к чертям собачьим весь небоскрёб, когда увидел, что стало с ребятами. Столько силы, а применить её правильно он не сумел. Вот ведь дерьмо.       Ога рывком сел на кровати и уставился в стену. Повторяется старая история. Он оказался недостаточно сильным, чтобы надрать зад врагу. Как же это бесит!       Из Америки они прямиком рванули в Демонию, где доктор Форкас подлатал Канзаки, коего Ален Делон после доставил обратно в Японию. Химекава и остальные ненадолго застряли в штатах, пока Химе оказывали первую помощь.       После они улетели домой на самолёте. Все, за исключением предвестников, которые вместе с Огой и Хильдой предстали перед владыкой преисподней на закрытом совете. Они доставили владыке его драгоценную супругу, и сразу, не отходя от кассы, был организован совет.       Ситуация складывалась куда масштабнее, чем они себе воображали. Предвестников не волновало ничего, кроме контроля над Ишиямой и своих междуусобных разборок, но теперь получалось, что они ввязались, ни много ни мало, в демоническую войну.       Вельзевул Третий счел соломоновцев мелкими пакостниками, что тихушничают себе там, где-то в мире людей, который он все равно решил уничтожить. Так что его долгое время больше занимали видеоигры. Но тут возвращается домой любимая жена и вскрываются новые интересные подробности.       Хильда в полной мере поделилась своими подозрениями насчет заговорщиков во дворце. Как ни крути, а противостояние семи смертных грехов извечно, и недовольные всегда найдутся. Увы, она не знала, кого конкретно стоит подозревать, и лишь высказала свои личные предположения относительно этого вопроса. Форкас, который и навел её на мысль и в своё время помог собрать информацию о компании Соломона и тёмных делах, что проворачиваются во дворце, отсутствовал. Никто его и не винил.       Вряд ли доктор был замешан в заговоре, но ему было известно достаточно много, чтобы сложить два и два; однако при этом он ставил себя под удар. Уже сам факт того, что Форкас опасается какой-то противоборствующей фракции, доказывал, что существуют серьёзные оппоненты. И они опасны, настолько, чтоб угрожать Форкасу, если он возьмёт чью-либо сторону. Хочешь — не хочешь, а приходилось доктору держаться нейтралитета. Ко всему прочему, это в определенном смысле играло им на руку: пока противник думает, что Форкас не нарушает статус кво, у них есть возможность для манёвра.       Госпожа Айрис подтвердила подозрения Хильды и даже назвала несколько знатных фамилий. Пока она работала с компанией Соломона, то заняла там достаточно важное место. Она располагала неполным, но довольно обширным доступом к внутренним делам компании, ведь принимала во многих из них непосредственное участие.       — Хмм, — проговорил владыка, потирая подбородок. — Во многом совпадает с моими собственными догадками. Но дело стало за доказательствами.       Айрис коротенько вздохнула.       — Верно, — согласилась она, — но все доказательства в штабе компании, в центральном демоническом компьютере. Он успел самофрагментироваться, когда мы вернулись за информацией. Мне не доверяли достаточно, чтобы оставлять мне какие-либо копии документов, а наши, так сказать, клиенты оказались достаточно умны, чтобы не светиться лично. Я не видела никого из них, поэтому не могу свидетельствовать против кого-либо.       Хильда прикусила губу. Если б она знала, что помешает своей госпоже! Как они все сильно недооценили её… Ну конечно, какая же нормальная мать откажется от своего ребёнка на многие месяцы!       Госпожа Айрис сделала всё нарочно. Она сразу заподозрила соломоновцев, но притворилась, что поверила им и внедрилась в компанию. У неё почти получилось… а они… она, Хильда, все испортила. Запорола такую долгую, сложную, важную миссию.       Все они сидели за длинным, до блеска отполированным столом, во главе которого расположилась королевская чета. Счастливый юный господин возился на руках своей матери. Хильда со всей дури стиснула подлокотник кресла. Она вечно называла Огу тупицей, а теперь тупицей оказалась она сама!       — Хильда, милая, надеюсь, ты не думаешь, что виновата, — обратилась к ней Айрис.       Хильда вскинула глаза на свою госпожу.       — Простите меня…       — Вздор. Вы не могли ничего знать. Кроме того, возможно, с моей стороны было ошибкой совсем никак не дать вам знать о себе. Так или иначе, все делается к лучшему! — Айрис улыбнулась и прижала к себе своего маленького сына. — Я снова дома вместе со своими близкими.       — А мы, — согласился Вельзевул Третий, — имеем возможность побеседовать с контракторами архидемонов. Молодец, Хильдегарда. Отлично поработала. Ты вновь доказала свой статус лучшей няньки во всей Демонии.       Ога подумал, какие странные представления о работе няни в царстве демонов. Ну да хрен с ними, это же демоны. У них все странное.       Хильду же явно обрадовала похвала, она зарделась и ответила, склонив голову:       — Д-да! Благодарю вас, повелитель.       Затем обсуждение перетекло в переговоры между князем тьмы и предвестниками. Те, уже испытав не своей шкуре медвежьи услуги компании Соломона, вполне были готовы к разговору. Их не особо волновала суть конфликта и было глубоко положить на то, в чьих руках власть в Демонии, — у них была своя делёжка там, в мире людей. Но все они были всегда готовы к хорошей драке. К хорошей, основательной драке с реально сильным противником, в наличии коего не приходилось сомневаться.       Сатана являлся сильнейшим архидемоном, и он обрел контрактора себе под стать. Этот самый контрактор обязательно заявится надрать жопы всем, кто претендует на главенство в Ишияме. Короче, выходило, что все присутствующие, независимо от своего желания, повязаны друг с другом более-менее общей проблемой.       — Слышь, может, ты используешь что-нибудь другое для жима лучевой мышцы?       Хильда от неожиданности вздрогнула и обернулась к Оге, что сидел рядом. Как и всегда, на его лице красовалось выражение пофигизма. А вот взгляд… тот самый. Как когда он спрашивал, разве не она — мама Вельзи. Как когда он дрался с Фуруичи. Как когда он хотел вернуть малыша его матери. Как во всех тех случаях, когда он переставал паясничать и прикидываться шлангом.       — Ты о чём?       Слегка шевельнув бровью, он глазами указал на их руки, почему-то сплетенные вместе. Хильда тупо уставилась на свои пальцы, которые сжимали зачем-то его ладонь.       — Это что?       — Ты мне скажи.       Но Хильде нечего было сказать. Она была уверена, что вцепилась в подлокотник. Что-то пошло не так… Их кресла и вправду стояли близко, но… она отняла руку и, развернув ладонь, посмотрела на неё как на чужую. Как будто та действовала по своей отдельной воле.       Это было так странно, что она даже не знала, что и думать. Она не помнила, когда последний раз держала кого-то за руку, кроме своего юного господина. Не говоря уже о том, чтобы хватать кого-то без оглядки, будучи в расстроенных чувствах. Хильда нахмурилась. Вот же проклятье. Чтоб тебя, Ога. Она не осознавала, не замечала, или не хотела замечать, как изменилась. Потому что… ей это нравилось?.. Странная улыбка тронула её губы.       — Я не то чтобы против, — заметил Ога тем временем, — но мне кажется, ты мне парочку костей сломала.       Повисло молчание. Относительное, ведь вокруг шло бурное обсуждение, а они оба быстро шептались друг с другом.       Хильда размяла пальцы и со смешанным чувством посмотрела на свою руку, на его, потом ему в лицо. Ога поднял глаза к потолку и задался вопросом, что за ерунду он только что сказал. Он ощущал на себе взгляд Хильды и ему отчего-то не хотелось встречать его прямо. Он начал лихорадочно соображать, что ответить, если она сейчас спросит, как понимать его слова.       Хильда не стала ничего спрашивать. Её пальцы мягко коснулись его руки.       Он вздрогнул, ощущая, как начинает стремительно подниматься шкала внутреннего напряжения. Что-то типа такого было, когда Хильда потеряла память, потом забралась ночью к нему в постель и наговорила кучу всего странного.       Девушка повернула его кисть в одну, другую сторону, прощупала и сказала:       — Ничего я тебе не сломала, хорош сочинять.       Он подумал, хорошо, что Фуруичи этого не видел. Опять бы стал тошнить на мозги всякой двусмысленной хернёй.       Больше во время собрания они ничего друг другу не сказали. Заинтересованные же стороны, в конце концов, пришли к соглашению помогать друг другу в противостоянии. Предвестники обещали Вельзевулу свою поддержку, если всё-таки развяжется война, а Вельзевул… пообещал потренировать их, чтобы справиться с Фудзи и Сатаной.       Сейчас Ога и Хильда уже вернулись в Японию. Пока что их все равно ждало затишье, Оге нужно было ходить в школу, Вельзи стоило и дальше познавать человеческий мир… словом, всё временно вернулось на круги своя. Не считая того, что кое-кто из ишиямовцев серьёзно и на всю жизнь покалечился, а кто-то находился при смерти.       Хильда отложила вязание. Ога смотрел в стену. Она посмотрела в окно.       — Прости. Я тоже виновата.       Что?       Она лишь единожды произносила это слово. Лишь раз. Теперь-то что? Что у неё там взыграло?..       Ога рассматривал её аристократически-женственный профиль, длинные золотистые пряди, что скрывали тот-самый-видящий-всё-глаз. Взгляд невольно упал ниже. Хильда так и не вернулась к своей форме готической лолиты. Но она все еще была в чёрном, словно с того момента, как началось вот это вот всё, она нырнула в траур, неизвестно по чему, и решила остаться в нём навечно. Хотя чёрный ей шёл.       Как шло буквально всё.       Кажется, Айрис подсуетилась с формой горничных в Демонии. Ога особо не вникал, он всё услышал со слов той же Хильды, ну и сам видел краем глаза. Айрис развела бурную деятельность, заявляя, что все эти платья и фартуки безнадёжно устарели. Хильда умилялась активной госпоже, что так соскучилась по дому, пока Айрис не отобрала у неё наряд горничной и не заявила, что лично займётся разработкой новой униформы. Она пригласила свою бывшую фрейлину к участию и они вместе целую неделю рисовали эскизы. На одном из них они и остановились, но на конвейер он пока не поступил. Айрис сочла, что сейчас, в преддверии войны, небезопасно сразу сигналить окружающим, что ты горничная маленького сына дьявола (ну или какого-нибудь другого юного знатного господина). Косвенно это подвергает угрозе именно маленьких господ, несмотря на то, что няньки обучены, и весьма недурно, ближнему бою. Поэтому королева даже выпустила указ, по которому все няньки, которые отправлялись в мир людей, обязаны одеваться в соответствии со временем и модой страны, куда они направляются.       Со стороны, впрочем, всё выглядело так, словно ей нравилось одевать свою любимую горничную во всякие шмотки, которые она ухитрилась прихватить с собой из мира людей.       Хильда вежливо сопротивлялась, не в силах отказать своей госпоже. Но в итоге она всё равно осталась в черном.       Тёмно-тёмно-красная футболка и простая, хоть и короткая, чёрная юбка с пуговицами, — вот что на ней было надето. А ещё белые носки, которые казались Оге самым странным в её образе. Хильде приходилось теперь гонять в белых кедах.       Волосы она собрала в простой хвост. Девушка сидела, опираясь носками о пол, сведя колени и напряженно выпрямив спину. Сейчас, как никогда раньше, она походила на обыкновенную девчонку шестнадцати лет, у которой и забот только — куда сходить с подругами на выходные. А вовсе не как сберечь юного господина от врага, который может показаться в любой момент, и как вырастить из него лучшего повелителя демонов. Должно быть, на это Айрис и рассчитывала.       Её пальцы сжались на спицах. Она даже не заметила, как погнула их. Оге захотелось убрать от неё подальше острые предметы, словно она не носила с собой повсюду острейшую шпагу. Шпага, к слову сказать, пряталась теперь в зачарованной брошке в форме бутона, что Хильда носила на футболке. Это был знак отличия, как медаль, что девушка закончила академию и является полноценной горничной. Такие Айрис повелела выдавать всем. Форму эти знаки принимали самую разную.       Но шпагой не вяжут шарфы. Или что там она вязала. Наверняка, для Вельзи. Сам малой играл с конструктором на полу.       Ога провел ладонями по лицу и, сложив их лодочкой, спрятал в них нос, по-прежнему глядя на Хильду из-за пальцев.       — Все кошки сдохнут, — сказал он. Хильда извинилась и признала свою неправоту, и всё это в одном предложении. Но, почему-то, подкалывать её у него желания не возникло. Как и тогда, на собрании в Демонии, когда она схватила его за руку. Наверное, потому, что шутки кончились. Кончились ещё там, на заводе компании Соломона.       Она посмотрела на него.       — Что?       — Ничего. Я говорю, ты немного выходишь за рамки своего амплуа.       Она должна была спросить «придурок, ты хоть знаешь, что такое амплуа?». Хильда и правда удивилась, что он знает такое слово. Но она сказала:       — Ты тоже.       Она опустила глаза на свое вязание и нахмурилась. «Вот проклятье», — буркнула девушка, вертя в пальцах погнутые спицы.       Ога вытянул руку.       — Дай мне.       Она встретила его слова немым недоумением.       — Чего? Зачем?       Ога понял, в чём дело. Ему было просто лень — именно сейчас, именно сегодня — собачиться с ней. Так что он молча встал, подошел к Хильде и вытянул из её пальцев две металлические загогулины, на которых болталась мелкая красная вязь. Усевшись на пол прямо напротив демонической горничной, он спросил:       — Что ты вообще вяжешь?       — Не твоё дело.       Ага, всё. Перекур амплуа закончился. Но ему было все равно, по большому счёту. Он привык к той Хильде. Надменная, резкая, жестокая и полностью повёрнутая на своём господине. Но он хотя бы знал, как с такой Хильдой иметь дело. Не то что другая, беспамятная. От одной мысли озноб берёт. Не то чтобы с той, другой, невозможно разговаривать, отнюдь; но она слишком… короче, как полная противоположность. Крайность. А первой он встретил другую, стервозную дамочку на демонической птичке. И привык. Как это Фуруичи называл? Синдром утёнка?..       В идеале, наверное, соедини двух Хильд — и получится самое оно. Она перестанет его травить своими котлетами и будет не так загоняться на одном Вельзи. Хотя… какое ему дело, на ком там она загоняется.       Он вернул ей выпрямленные спицы. Её руки слабо дрогнули, когда они соприкоснулись пальцами, ну или ему показалось. Какая разница. Надо пойти чего-нибудь перекусить.       Ога снова вспомнил об одноклассниках, и ему опять припекло. Он яростно взлохматил себе волосы и вскочил, пнув пустую бутылку из-под колы, что валялась рядом с кроватью.       — Бля, как же всё бесит!       — Тацуми.       Прохладные пальцы обвились вокруг его запястья. Малыш Вельзи, удивленный внезапной вспышкой приёмного отца, отвлекся от игры.       — Мя?       Ога посмотрел на Хильду сверху вниз. Жесткий, не принимающий возражений вид. Уголок губы дрогнул: просилась усмешка.       — Сядь.       — Нафиг? Насиделся уже.       — Сядь, болван.       С фырканьем Ога упал задницей на кровать почти напротив Хильды. Она отложила вязание и пристально поглядела ему в лицо.       — Я хочу, чтобы ты кое-что понял.       — Ну?       — Неважно, насколько мы слабы сейчас. — Хильда подалась немного вперёд. — Сообща мы сумеем одолеть любого врага. Не думай о том, чего уже нельзя изменить. Думай о том, что делать, когда мы наконец столкнёмся с противником.       Она выпустила свое вязание и схватила Огу за плечи. «Сильная же», — мимолетно подумал он. Не открытие, но факт. Сколь очевидный, столь и невероятный. Такие тонкие руки, но они могли бы сломать пополам лом.       — Я тебя знаю. Ты не опустишь руки.       Он ухмыльнулся. Такая знакомая, хищная, акулья усмешка, обещающая все глубины ада. Хильда почти улыбнулась в ответ. Ога последовал её примеру и тоже обхватил пальцами её руки.       — Раз знаешь, чего зря воздух сотрясаешь? — Он наклонился, и они почти столкнулись лбами.       Хильда хмыкнула и выпрямилась. Встала, подняла Вельзи с пола и прошла к двери, прижимая к себе малыша. Ога проводил её взглядом. У него осталось какое-то странное и смутное ощущение, что надо было сказать ещё что-то. Только что именно?.. Ладно, пофиг. Он же хотел перекусить. Война войной, а обед по расписанию.       — Идём.       Он посмотрел на Хильду, что до сих пор стояла у дверей.       — Э?       Она опять его удивила. Слишком много для одного дня.       — Есть хочешь? — невозмутимо спросила она. Словно так и надо. Словно так всегда было.       — Только не котлеты!       

***

      Фуруичи ни бельмеса не смыслил в языке демонов. На нём (кто бы мог подумать) были написаны большинство книг в королевской библиотеке. Так что он притащил с собой Ламию, которая артачилась так рьяно, что он подумал, не пытается ли маленькая помощница Форкаса отлынивать от работы.       «Странно, — удивился походу Фуру, — она же вроде любит медицину».       Ламия помогала ему искать материалы о древнем царе Соломоне, первом мастере печатей, и переводила для него некоторые тексты вслух. Фиксировать от руки он не успевал, поэтому записывал на диктофон на мобильнике.       Однако продолжалось всё это недолго. В конце концов, Ламия не стерпела, вскочила, хлопнула руками по столу и рявкнула:       — Хватит с меня мракобесия!       Крик прокатился по огромному залу с до блеска отполированным обсидиановым полом и колоннами, заставленный небоскрёбами стеллажей из эбенового дерева, достигнув самых дальних уголков его тишины, и рассеялся под потолком. Старый демон-библиотекарь где-то в лабиринтах своей книжной сокровищницы поправил хрустальные линзы в роговой оправе и пробурчал:       — Какое демонохульство!       На несколько дней Ламия пропала, так что Фуру, беспомощный в океане демонической литературы, отправился поглядеть на тренировку опорников, где был замечен Эйджил и втянут в непосредственное действо. Спасён он был от поединка с Бармаглотом (с Хекатосом в помощниках) той же Ламией.       Она, оказывается, донимала доктора Форкаса всё это время. Скрепя сердце, под напором единственной ученицы, доктор соорудил очки-переводчики. В них можно было читать язык демонов, и он транслировался на сетчатку глаз уже переведённым на заданный в настройках язык. В функционале наличествовали несколько мировых языков. Кроме японского — английский, французский, испанский и русский.       — По логике, стоило добавить китайский, но раз уж вы япошки… — снисходительно бросил Форкас.       Наконец Фуру мог взяться за исследования без посредника. И, хоть Ламия иногда навещала его (по её словам — занести покушать, а на деле она больше беспокоилась, как бы смертного Такаюки не сожрала особо хищная книга), он с головой погрузился в чтение.       «Познай врага своего, как самого себя». С точки зрения Фуруичи, совсем не помешало бы разобраться, что за птица такая — компания Соломона, и откуда торчат её ослиные уши. Он ввязался в поиски и уже не смог остановиться. Интернет и прочие масс-медиа мира людей не могли ему помочь. Здесь, в Демонии, о Соломоне наверняка написали что-то куда более интересное, чем сказки и библейские откровения.       Фуруичи не был наивным дураком и знал, что и тут он вряд ли найдет истину в последней инстанции, но попытаться стоило. Так или иначе, они получат лучшее представление о противнике и его мотивации, а значит, о рычагах давления.       С первого взгляда всё казалось просто. Раздел власти, рокировка правящих фигур. Но что дальше? Какая именно расстановка выгодна компании? Чего конкретно они хотят добиться своим переворотом?       Фуру старался не думать, насколько дикую ложь состряпал Ален Делон или Ога, чтобы оправдать его уже почти недельное отсутствие дома и в школе. Но сейчас это казалось незначительным. После того, как он увидел Химекаву без глаза. После того, как он увидел полузадушенную Нэне. После того, как он увидел Канзаки, истекающего кровью. И, конечно, того, как их расстреляли в захолустном городке Аризоны.       Школа никуда не убежит. В конце концов, можно остаться на второй год. А вот человеческому миру может прийти немножко пиздец, и тогда не будет ни школ, ни тех, кто туда ходит.       К тому же его правда занимала вся эта загадка. Она определённо была больше и запутаннее, чем казалась.       Во многом, безусловно, истории про древнего царя сходились с тем, что писали в человеческих книгах. Демонические тексты подтверждали, что Соломон правил около полувека Израильским царством почти три тысячи лет назад. Он прослыл мудрым правителем, который привёл свою страну к небывалому расцвету. Именно поэтому он стал легендой, которую помнят до сих пор. Однако всё его могущество, которое якобы было даровано христианским богом, заключалось в силах диаметрально противоположных.       Все усложнялось тем, что, даже переведённые, книги демонов оказались трудны для чтения. Написанные в глубокой древности, они представляли собой нагромождение замысловатых оборотов, устаревшей лексики и всяческих лирических отступлений, восхваляющих в истинно демонической манере влиятельных демонов того времени, даже если они вскользь упоминались в тексте. Что-то вроде «…в их числе короля Баала, первого из семидесяти двух, владетеля востока, повелителя шести десятков и шести легионов, обличья сменяющего…».       Кроме того, похоже, Соломон вовсе не был миролюбивым царём — он активно участвовал в масштабной войне, что велась в те времена и которая, по большому счету, и являлась главным предметом описания во всех книгах, куда Фуруичи сунул нос. Война, правда, была не между людьми, а некими двумя царствами, демонические названия которых Фуру не выговорил бы и с логопедом; а вот эвфемизмы, что использовали авторы — нижнее и верхнее, вызывали у него тревожные ассоциации с религиозными концепциями запада. Хочешь не хочешь, а верхним царством воображалось что-то наверху, то есть на небесах, а нижним — нечто под землёй, то есть глубины ада.       Воевали они, как и многие другие правители чего бы то ни было, за господство над миром. При чем же здесь Соломон?.. Его имя всплыло не само по себе, а в связке с неназванным предателем (как окрестил его про себя Фуруичи), который перевернул ход войны, подложив своему бывшему господину большую свинью.       …посланник, обделённый милостью своего господина, повелителя царства верхнего, изыскал путь и обратил к себе царя человеческого, именем Соломон, владыку земли Израиль, дабы тот поступил как ему угодно. И внял Соломон, и получил он перстень, а с перстнем печать о шести углах, и в сердце её чары такой силы, что могли подчинить демонов легионы без числа и князей демонов числом семь десятков и ещё два…       Так надо было полагать, Соломон открыл для себя возможности печатей. Или, может, всего одной, но до того могущественной, что она могла заставить любого демона подчиниться человеку. Так или иначе, других печатей в текстах не упоминалось. О них вообще нигде не упоминалось, как не существовало трактатов только о самом Соломоне и его чарах. Фуруичи и так знал, что искусство это вроде как очень редкое, и учитель Саотоме своего рода уникум. Потому и мастеров печатей по пальцам посчитать, и в Демонии нет никого, кто бы смыслил в этом хоть что-то.       Далее в книге следовало описание того, как Соломон, получив магический перстень, принялся не помогать врагу господина того предателя, что вручил ему кольцо, а распоряжаться им по-своему. …заточал в медных кувшинах и, опечатамши накрепко, забросил в море…, — прочёл Фуруичи, испытывая когнитивный зуд в какой-то части мозга. Теперь манускрипт начинал попахивать арабскими сказками про джиннов, которых незадачливые рыбаки доставали из сетей.       Словом, хитрый план предателя не задался — чего бы он там ни хотел… а чего, и правда, он хотел? Автор писал, «чтобы Соломон воспользовался кольцом так, как ему (предателю) угодно», не вдаваясь в конкретику.       Фуру призадумался. Если предатель хотел победы нижнего царства, то ему было невыгодно, чтобы Соломон пленял демонов, и тем самым уменьшал боевую мощь царства. Получается, он надеялся, что царь Израиля возьмет под контроль демонов, но бросит их в бой, хотя те и так, по умолчанию, сражались на нужной предателю стороне? Что-то тут не сходилось…       К тому же мало смысла виделось и в поступке Соломона: зачем он, подчинив себе демонов, избавился от них? Так мог бы поступить какой-нибудь страдающий от расовой неприязни недальновидный дурак, а ведь Соломон считался мудрейшим правителем своего времени.       «Возможно, он сделал это нарочно, — кусая кончик карандаша, шёл по ниточке размышлений Фуруичи. — Осознавая все последствия, ведь именно того он и добивался — ослабления войска нижнего царства. Выходит, он воспользовался предложением предателя и повернул всё на пользу верхнему царству. Хотя в начале говорится, что Соломон не принимал ни одну из сторон. С чего бы ему так поступать? Еще один верный посланец верхнего царства предложил ему что-то в обмен на эту услугу? Или царь решил, что победа «верхних» ему выгоднее?».       Фуру нахмурился, глядя в свои записи. Что-то это ему напоминало. Притвориться, что ты принимаешь подачку врага, а потом разыграть эту карту так, как тебе угодно. Это было так… в стиле Химекавы. Ну конечно! Ведь наглядный пример развернулся с его собственным участием совсем недавно — там, в Лос-Анджелесе.       А ещё не забывай, что Соломон получил прозвище мудрого не за красивые глаза. И почему-то среди людей его все равно считают мирным правителем. Не потому ли, что он хотел оградить своё государство от каких бы то ни было войн, и это был его способ оставить вражду двух царств, которые пытались втянуть его в свои распри?       Следуя текстам, выходка Соломона серьёзно пошатнула статус-кво. Борьба между царствами продолжалась долго с попеременным успехом, никто не мог взять верх, потому как, видимо, силы были равны. А тут вылез какой-то хитрожопый смертный и устроил катавасию.       Явилось посольство к Соломону, дабы требовать свободы для князей и их легионов, в обмен на дары: десять тысяч, и ещё десять раз по десять тысяч пудов золота и камней, земель, подвластных нижнему царству, числом сотня…       — Бла-бла-бла, — пропустил Фуруичи описание подношений на целый абзац.       На первый раз отверг Соломон дары. На второй раз он отверг их; на третий раз сказал он: «Когда перестанете вы вести войны на моих землях, тревожить моих людей, причинять беспокойство и ущерб, тогда освобожу ваших братьев. А покуда вы не сделаете этого, они будут в полной моей власти и мне в услужение».       Фуруичи засомневался, что демоны предлагали царю дары. Скорее уж, они пришли бы посадить его на копья и пики. Но кто ж знает, может, они хотели взять его хитростью, а дары были просто килотоннами грязи, обращенными в золото. Такое было бы вполне в духе демонов, и Соломон это тоже просёк.       Просёк он и кое-что ещё: договориться стоило со всеми сторонами конфликта.       …обратился к государю верхнего царства и просил всё о том же, обещая никак не вмешиваться и держать в рабстве братьев наших во имя его и их пользы, и о защите просил, покуда он сам жив, и сказал так: «А коли не желаете вы такого мира, то да пребудете вы в вечной распре, я выпущу нижних духов, чтобы до конца времен вы бились с ними; и каждый миг, что я дышу, я буду повелевать им бить вас смертным боем, покуда все вы не ляжете».       — Каков шантажист, — невольно хмыкнул Фуруичи, делая пометки в блокноте.       Верхнее царство, не будь дураки, смекнули, что ситуация им на руку — противник ослаблен, чего воевать. Они и так победили, если власть над миром людей демонам не достанется. И согласились. Между тем, демоны не собирались так легко сдаваться и пошли на Соломона с боем.       И вот там уж началась заварушка. Соломон, естественно, натравил пленённых демонов, которые ещё не плавали, на своих, и понеслась кровавая резня брата с братом. Такого даже демоны не стерпели и в конце концов взмолились о пощаде. В назидание Соломон заточил половину из подчинённых ему в кувшины да выбросил в море, а остальных отпускал, по одному в год.       Собственно, кончилось всё тем, что оба царства вынуждены были отступить и заключить мирный договор на условиях чёткого разделения власти и территорий. Мир смертных отныне объявлялся нейтральной землёй. Пленённые демоны оставались разменной монетой и той самой гирей на весах, которая могла бы пошатнуть равновесие.       Поступок Соломона был жестом устрашения. Однако… Соломон ещё и ухитрился инвестировать в будущее. Время шло, а кое-какие кувшины так и остались лежать на дне морском. А значит, та самая капля, что способна склонить чашу весов, запал пороховой бочки, ещё можно было подпалить.       После смерти царя на его волшебный перстень нашлось много желающих, однако тот бесследно исчез — ну кто бы сомневался. Саотоме, Ога, Насу — все они использовали печати, много разных, для каждого приёма свою. А вот Соломону, похоже, заморачиваться не приходилось. У него была одна печать, царь-печать.       — Чары, — пробормотал Фуру, обводя рисунок шестиконечной звезды карандашом. — Значит, все дело в чарах.       В сердце печати он нарисовал большой знак вопроса.       В книге много внимания уделялось и тому, что произошло с нижним царством после войны. События эти начались, ещё когда в плен Соломону попали первые демоны. То есть как сказать первые: 72 высших ранга и все их легионы без числа, конец цитаты. Серьёзная так-то силушка. А без знатных господ, располагающих властью, в царстве началась вакханалия. Гражданская война, короче; та самая, о которой Фуруичи слышал от Хильды — междоусобица семи архидемонов. Пленённые князья были у них в подчинении, и теперь некоторые из них лишились своих подданных, ну и давай одеяло перетягивать.       Верх, как известно, одержал Вельзевул. Он же переделал государственное устройство, распределил влияние и обязанности остальных сильных демонов.       Фуруичи пришлось нарисовать себе схему, похожую на генеалогическое древо. Отдельно он выделил тех, кто оказался в самом минусе от исхода. Главные подозреваемые.       Остальные архидемоны нет-нет, да пытались захватить власть, но, так как Вельзевул ещё на троне, ничего у них не вышло. А вот теперь нарисовалась компания Соломона. Раз они хотели переманить себе демонов смертных грехов, значит, печатью они не располагают, даже если им вдруг удалось найти на дне морском тысячелетия погребённые там сосуды с духами.       Есть два человека, с которыми нужно побеседовать. Первый — королева Айрис, она может знать что-то о перстне, хоть она и не упоминала о нём; но наверняка компания занималась его поисками. Второй — Саотоме-сенсей. Мастер печатей, техники, что веками передавалась от учителя к ученику. Перстень-то, может, и пропал, но ведь кто-то ухитрился научиться принципу печатей и передать его преемникам.       Была ещё парочка вещей, которая вертелась в мозгу у Фуруичи. Отчего-то ему не давала покоя скудность информации о той персоне, по вине которой всё и произошло, — предатель, который дал Соломону перстень. Если это был перебежчик, логично предположить, что он захватил перстень из своего царства, то бишь, магия-то была совсем не демоническая; и кто знает, для чего она предназначалась изначально? Кто он был, этот предатель, почему поступил так, и добился ли он того, чего хотел.       Фуруичи понаделал скриншотов кое-каких страниц, где в порядке значимости чина упоминались пленённые Соломоном демоны. Кое-кого из них он отпустил. И если допустить, что демоны не умирают от старости, то, может статься, кто-то из них до сих пор в Демонии. Живые свидетели тех событий. Или хотя бы родственники, тоже сгодится.       С этого списка он и решил начать своё следующее исследование. Многого он не ожидал, но ещё меньше ожидал увидеть в списке всего одно имя. Остальные демоны изволили почить, оставив только своих наследников. В графе «живы» значилось «Форкас».