ID работы: 9035952

В Аду

Джен
R
В процессе
40
автор
misusya бета
Размер:
планируется Макси, написано 411 страниц, 46 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено копирование текста с указанием автора/переводчика и ссылки на исходную публикацию
Поделиться:
Награды от читателей:
40 Нравится 42 Отзывы 12 В сборник Скачать

Круг четвертый (1)

Настройки текста
      На берегах Мертвого моря было душно. И жарко. Нет, удушающе жарко. Химекава потянул коктейль из трубочки и повернул маленький вентилятор на батарейках, чтоб тот гнал воздух ему в лицо. Наследник корпорации прибыл в Тель-Авив регулярным рейсом в бизнес-классе, приударил за хорошенькой стюардессой, почитал книжку, послушал музыку и выгрузился в Бен-Гурионе со взводом подчиненных. Сейчас же он сидел на пляже под широким солнечным зонтом в шезлонге и пытался поверить, что он на отдыхе, а не раскопках. «Интересно, — лениво подумал он, — можно ли считать раскопками поиски зачарованной медной тары в воде?».       Хотя, строго говоря, эта самая тара вряд ли плавала, а давным-давно погрузилась на дно и поросла сверху песком и кораллами. Словом, за три тысячи лет много чего могло с ней произойти, и отыскать ее даже с металлоискателем было нелегкой задачей. Однако Химекава располагал пленниками-контракторами, на плечи которых и водрузил всю грязную работу. В обмен на труд им было обещано трехразовое питание и тенечек в адской жаре пустыни израилевой.       Фуруичи изложил Химекаве подробности своих изысканий. И если с заговором в Демонии более-менее было понятно, то в случае с расследованием по соломоновской шайке оставались вопросы. Химе согласился, что Форкас вряд ли дал им ложный след и докопаться до компании надежнее, если глубже рыть подкоп. Но один момент вынудил Тэцую спросить:       — Что заставляет тебя думать, что джинн в бутылке выложит нам все как миленький? Не то чтобы я сомневался в своих методах, но хер знает, что там за дух, и как с ним обращаться.       Фуруичи и сам сначала не понял, в чем смысл тратить такие усилия и доставать со дна морского демонов, которые, поди, уже и спятили, сидючи три тыщи лет взаперти. Но, как уже было сказано, Форкасу-то виднее. Если он решил, что им нужен джинн, значит, нужен. И значит, с него можно что-то поиметь, не ответы, так хотя бы еще какие подсказки.       — По логике, — сказал Химекава, поправляя очки, — все они до сих пор рабы печати. Ведь Форкас сам сказал. Именно эта связь и не дает им чесать языком.       — Верно, — согласился генерал. — Но ведь наводку нам дали не просто так. Может быть… но это только моя догадка… при разрушении печати на кувшине чары уходят. Ведь заточенные были самыми первыми, кого Соломон поработил. Задумайтесь, семпай: он просто пленил их да избавился, выбросив в море.       Химекава фыркнул.       — То есть ты опираешься на сборник «Тысячи и одной ночи»?       — Почему бы и нет? — спокойно словил подначку Фуруичи. — У нас нет ни времени, ни иных зацепок.       Для своего спокойствия Химекава занялся изучением арабского оккультизма и пришел к такому же, как и Фуруичи, выводу. Сорванная с кувшина печать дает джинну свободу. А еще очень вероятно, что делает его рабом освободившего на какой-то срок. Или на количество желаний. Принято считать, что три.       Маловато.       Ну, ничто не мешает заключить иной контракт, это раз. И в море рыбы много, это два.

***

      Ога не смог бы припомнить, когда последний раз он видел подобный набор постных рож. Печальный Ален Делон, готовая разрыдаться Ламия, и унылый Фуруичи, бормочущий что-то про потерянные для мира прелести «Хильды-сан». Все вместе они явились пред светлые очи непосредственной начальницы Хильды, бишь самой королевы Айрис. Она одна отреагировала по-своему, нарушив целостность реакций. Хлопнув в ладоши, матушка Вельзи просияла и сказала:       — Ну разве это не чудесно?       Никто из присутствующих не находил тут ничего чудесного, в том числе и Вельзи, который с самого рокового момента вскрытия письма еще в доме Оги сделался нервным и дерганым: все вертелся, тянул приемного папашу за волосы и ухо. Сейчас малыш настойчиво хлопал его ладошкой по затылку, бурно выражая свое несогласие со словами своей матери.       — Блин, Вельзи, хорош уже. Мы поняли. Никто не одобряет.       Фуруичи поднял руку, словно на уроке, и обратился к королеве:       — Госпожа Айрис, если позволите… что же тут хорошего?       Они находились не в тронном зале, а в личной приемной королевы — просторной комнате, примыкающей к остальным королевским покоям. Высокие резные окна и двери, шелковые обои с росписью золотом и мягкий ковер, в котором ноги утопали по щиколотку. Королева и ее гости расселись за длинным столом с великолепно отполированной столешницей. Наверное, на ней можно было кататься на коньках.       Айрис улыбнулась.       — Хильдочка сейчас в том возрасте, когда девушки присматривают себе жениха.       «Но ведь жениха нашли ее родители!» — возопил про себя Фуруичи. Он покосился на Огу. Тот ковырял в носу, являя собой образчик счастливого пофигизма. «Вот придурок, — подумал Фуру, — а ведь такую девушку из-под носа уводят. Либо ты самоуверенный идиот, либо просто… идиот… Скорее второе». И почему Оге везет на таких девушек — что Хильда, что Куниеда Аой. А он в упор не замечает и счастливо профукивает все свои возможности.       Сам Ога лениво подумал, что Хильда вряд ли когда-либо собиралась искать себе жениха. Вся ее жизнь крутится вокруг Вельзи. Не будь она так одержима своей службой…       — Иногда полезно сменить род деятельности и начать заниматься другими сферами своей жизни, — сказала Айрис.       — Н-но… — начала Хильда.       Как отметила однажды Сачура, одна из горничных принца Эна, Хильда и Ёльда могли бы быть примером прекрасных сестер, если б не служба. Какими они бы оказались, если б не их позиция горничных? Стала бы Хильда такой же, как когда она без памяти?       Да ну, бред какой-то.       — Так что время пришло, — поднимая вверх палец, а заодно и повышая слегка тон, продолжала Айрис, — Хильда, дорогая, увы, я не могу на это повлиять.       — Как? — вырвалось у Ламии.       С лица королевы все еще не сходила улыбка, которая казалась вполне искренней. Приложив пальцы к подбородку и задумчиво поглядев в окно, Айрис ответила:       — Ну, суть в том, что я, хоть и королева, но не могу так легко взять и пресечь родительскую волю знатного семейства. Фигурально выражаясь, мое вмешательство сыграет как подрубание ножки стула, на котором мы сидим.       Ламия и Ален Делон поникли. Кажется, они поняли и смирились. Политика, мать ее! Как же тошнит от всего этого. Разборок между демоническими кланами, между сверхъестественными существами, теперь еще и дворцовые интриги, спасибо большое. Фуруичи не желал мириться.       — Да что с вами со всеми такое! — не выдержал он. — Девушку насильно выдают замуж! Мы что, в средневековье? Это же варварство! Нарушение прав человека! Шовинизм! Дискриминация! Сексизм, в конце концов!       Ога качнулся на стуле, запрокинув голову. Вельзи заворчал и сполз к нему на колени.       — Ой, да заткнись ты. Можно подумать, кто-то может заставить Хильду сделать то, чего она не хочет.       — Ты дурак? — подала голос Хильда. — Речь идет о моей семье, болван. Они могут все. Как они продали меня в академию, так могут продать и…       Тут она прикусила язык. Айрис никак не отреагировала, а Ламия с Ален Делоном устремили на Хильду потрясенные взгляды. Фуруичи буквально задохнулся от возмущения.       — Что, правда? — спокойно отозвался Ога. — И как там вас по фамилии?       — Тебе не обязательно знать, — сказала она.       Тут не выдержала Ламия. Вскочив, она хлопнула по столу и начала:       — Ах ты!..       — Гремори.       Все повернули головы. Королева Айрис сидела, положив подбородок на сложенные ладони, и улыбалась. Словно ничего не происходит. Фуруичи испытал дежа вю. Точно такую же улыбку королева показала им в штабе компании Соломона, когда они нагрянули, разрушили небоскреб и вообще свалились как снег на голову.       Погодите-ка.       С грохотом стул встал на место. Ога потянулся и встал.       — Ладненько, пойду-ка я прогуляюсь.       — Что? — не понял Фуруичи.       — Что? — пискнула Ламия.       Хильда недоумевающе нахмурилась, но Ога уже проследовал к двери, символически махнув на прощанье рукой.       — Куда это ты!.. — окликнула она его.       — Окрестности посмотрю.       Хлопнула дверь. Наступило молчание. Фуруичи, Ламия и Ален Делон в замешательстве переглянулись. «Какие еще окрестности?» — шепотом произнес Фуруичи. Хильда открыла рот, закрыла. Глаза ее широко распахнулись, и она вскочила. С криком «Ога, не смей!» она метнулась к двери.       — Хильда.       Демоническая горничная замерла, оглянувшись на свою госпожу.       — Пусть идет.       — Но…       Айрис улыбалась. Фуруичи обернулся на дверь, потом на Хильду. Шестеренки стремительно закрутились в его голове. Еще немного, и в мозгах случится короткое замыкание от обилия информации, которую нужно переварить. Хильда повертела головой, разрываемая противоречивым желанием и побежать за Огой, и послушаться свою госпожу. Госпожа же была спокойна и очень довольна.       — Не понимаю, — сказал Фуруичи. — Он зачем-то спросил про фамилию Хильды, но не спросил, за кого ее выдают. Так куда он пошел?       — Кого он пошел мочить, ты хочешь сказать? — перефразировала Ламия и хлопнула себя по губам. — Ой. Хильда, извини…       Хильда выдохнула и вернулась к столу. Но сесть так и не села: то ли не хотела, то ли не смогла.       — Не переживай, Хильда-сан, — шепнул ей Фуру, — Ога никого из твоих не покалечит. Побуянит просто…       Дверь распахнулась. Все обернулись и увидели Огу, на плече которого невозмутимо и деловито восседал Вельзи.       — Пс, Ален Делон, — махнул Ога рукой, — подь сюды.       «Уже вернулся, потому что не знает дороги».       Пространственный демон переглянулся с Фуруичи, который кивнул ему. Тогда тот откланялся и ушел вместе с Огой. Ненадолго стало тихо. Фуру вдруг понял. Огу не интересовало, за кого Хильду выдают замуж, это же Ога. Плевал он на такое с высокой колокольни. А вот товарищи, которые вертят судьбой Хильды, как хотят, уже другой разговор. Ну, пусть разбирается.       Фуруичи слегка поплохело, когда он подумал. чего Ога может наворотить. Хотя… не так уж оно худо. Для него так и вовсе выгодно. Точно.       — Госпожа, — обратился он к королеве, — нижайше прошу вас о приватной аудиенции.       — Постой!.. — возмутилась было Ламия. У нее на лице было написано «ты сам просил о помощи, а теперь не доверяешь?».       Хильда положила ладонь ей на плечо и движением головы позвала за собой. Фуруичи благодарно кивнул ей. Разумеется, дело вовсе не в том, что он не доверяет демоницам. Дело в безопасности информации. А еще в их собственной. Когда они вышли, генерал подсел поближе к королеве. Она ждала с благожелательной улыбкой. Почему-то только сейчас Фуруичи озадачился, почему такая добрая, почти нежная женщина стала женой повелителя демонов.       — Госпожа, — начал он. — Я кое-что узнал, и мне нужно обсудить это с моим другом в Японии. Это довольно срочно, учитывая все обстоятельства. Однако я не могу просто сорваться туда, покуда нахожусь на виду, и подвергнуть риску тех, кто мне помогает.       Это были очень емкие слова. Королева, которая умело казалась простодушной, была достаточно сметлива, чтобы многое понять. Помимо очевидного, среди шпионов и предателей во дворце были те, кто достаточно имеет влияния, чтобы навредить ему, генералу, и тем, кто ему помогает, и умыть руки. Они бдительны и держат руку на пульсе. Всем и так уже стало ясно, что оппозиция полагается минимум на одну высокопоставленную семью демонов. Дело стало за доказательствами. По сути, сейчас он просил о помощи в их добыче, пусть и в несколько долгосрочной перспективе.       — Да, — согласилась королева, — не стоит торопиться. Но пожалуйста, не забывай, что за твоими плечами сила целого опорного отряда.       Фуруичи отвел глаза. Оставаясь в Демонии, он почти все время посвятил копанию в манускриптах, но пришлось признать, что и тренировки ему были нужны. После того, как выяснилось, что он способен призвать демона вообще без ничего, грешно было бы закрыть на это глаза. Для посторонних глаз все выглядело так, словно он просто ассистирует в тренировке опорникам, но на самом деле они помогали ему. Не требовалось шерлоковской дедукции понять, что облегченный призыв срабатывает, когда существует угроза жизни. Тренировка, конечно, не сравнится с реальной угрозой, но иного способа не существовало. Как только он окажется наверху, шанс может упасть к нему в руки помимо его желания.       — Поэтому я обращаюсь к вам с просьбой, — сказал Фуруичи. — Вы не могли бы… устроить шумиху?       Айрис обворожительно улыбнулась.       — Конечно. У нас ведь как раз есть подходящий повод.

***

      У ворот никто не открыл. Ога не удивился. Стража не пожелала его пускать, а об этикете контрактор наследного принца не имел понятия. Бишь просить кого-либо докладывать о своей персоне он тоже не стал. Короче говоря, от ворот поместья герцога Гремори ничего не осталось — ровно как от ЛЭП, которую еще при первом знакомстве уничтожил маленький Вельзевул.       Диковинный сад герцога живо напомнил Оге Макё Влада. Парочка растений попыталась поймать его в силок своими корнями, другие бросались из засады с намерением проглотить. Вообще, сад выглядел как лес за высокой кованой стеной, укрепленной чарами — от чар, правда, уж не стало толку вместе с воротами. Ога шел да шел, а самого дома так и не видел. Дорожки и тропинки поворачивались и вились, сливались и расходились, и вскоре Ога перестал понимать, куда он идет — он просто шел.       Мимо плыли здоровые деревья с красно-бурой, как кровь, корой, кусты, колючки на которых выглядели смертельно опасными и без яда, который прятался внутри; здоровенные цветы, в которых уместился не то чтобы Ога, а пара-тройка Тоуджо.       — Этот герцог что, герцог или ботаник? — буркнул Ога, утирая пот со лба. Стало жарко. Жар исходил откуда-то по направлению его движения. Ога уже подумывал просто вдарить хорошенько и проложить себе прямую дорогу до парадной поместья, но тут ему стало любопытно. Они с Вельзи прошли еще немного и очутились возле фонтана.       — Фигасе, — присвистнул Ога, начиная обходить фонтан по кругу. — Да здесь можно зажарить вооооот такую зефирину, да, Вельзи?       — Уньяя! Дя!       Рассеянно похлопав его ладонью, Ога отступил. В большой круглой чаше изо льда, из непонятной ледяной фигуры, извергалась… лава.       «И не тает же», — подумал Ога, приближаясь и трогая лед пальцем. Лед был настоящий и очень холодный. Лаву он пробовать не стал — еще за десяток метров он почувствовал, что та, как и положено лаве, зверски горячая.       Жаль, что нет зефира. Или попкорна. Хотя если тут жарить попкорн соответствующего размера, то это будет походить на артобстрел. Вот потеха была бы.       — Не, Вельзи, не тронь, — отходя от странного фонтана, сказал Ога малышу. — Обожжешься еще и меня поджаришь почем зря…       Он повертел головой. С круглой площадки от фонтана в разные стороны расходились дорожки. Ога сравнил первую, вторую и третью. Он не помнил, откуда сюда пришел. Делать нечего.       — Вельзи, товьсь. пойдем напролом. А то подзаеб… достало, короче, уже.       Он поднял руку и закатал рукав.       — И что это ты собрался делать?       Хильда! Он так и обернулся с поднятым локтем. И правда Хильда, но уже не в обычной одежде, а в лаконичном черном платье с юбкой в пол и открытыми плечами. Волосы она собрала в высокую прическу. Ога прищурился.       — Ты ж Хильда? Не Ёльда?       — Глаза разуй, олух. Конечно, это я. Что ты тут шатаешься как неприкаянная душа грешника? Пойдем.       — А ты откуда тут взялась? — он позволил Хильде увлечь его за собой.       — Покуда ты тут гулял, я уже побывала дома.       Ога прикинул в уме, сколько он успел погулять. По ощущениям, выходило не более получаса.       — А ты быстро метнулась, — заметил он.       — Сад зачарован. Здесь время идет на порядок медленнее. Ален Делон успел вернуться за мной и рассказать, что ты сделал со входом.       Последние ее слова сопровождались плохо скрытым смешком.       «Ааа», — отозвался Тацуми. По сути, ему было все равно, чары какие или игры со временем.       — Тебя вся наша стража ищет, — рассерженно добавила демоническая горничная. Она весьма целеустремленно тащила его за собой. Если б Ога не был Огой, он бы подумал, что это своеобразный акт спасения. Но Ога Тацуми сказал:       — Так и пусть нашли бы, я их всех оприходую.       — Да, да. Шевелись давай.       Похоже, она злилась, что у нее снова увели Вельзи из-под носа, а теперь, со всей этой байдой про свадьбу, скоро она вовсе перестанет его видеть.       — Куда идем? — коротко спросил Ога.       — На выход.       Ога вывернулся из ее хватки и остановился. Хильда повернулась к нему.       — А надо на вход.       Они молча пробуравили друг друга взглядом. Оге не нужно было больше ничего говорить, и так было ясно. Что он пойдет, куда хотел, с ней или без нее. Вот проклятье. Хильда сердито выдохнула и потерла переносицу.       — Поверь мне, на вход тебе не надо.       — А что, туда можно попасть как-то еще?       — Я не об этом, придурок.       Ога посмотрел в сторону, в которой, по его мнению, находился особняк.       — Слушай… ты можешь мне ничего не показывать. Я сам пришел. — Тут он подзакатал оба рукава. — Но не обессудь за материальный ущерб, если что.       Гневно цокая каблуками, она сорвалась с места и подошла вплотную.       — Что тебе вообще здесь понадобилось? — прошипела она Оге в лицо.       Он немного помолчал.       — Я просто смотрел окрестности.       Зеленый глаз, не скрытый челкой, яростно сверкнул. Одной рукой вцепившись в огин воротник, Хильда рявкнула:       — Ты никогда не думаешь о том, что ты творишь! Не знаешь, куда лезешь, и еще юного господина втягиваешь! Ты понятия не имеешь о том, что такое матриарх Гремори! Хоть раз, — тут она задействовала обе руки и встряхнула Огу, — можешь подумать о последствиях?       Ога неторопливо отцепил ее пальцы от своей одежды и прямо и спокойно встретил ее взгляд.       — А ты? — спросил он. — Подумала о том, каково будет малышу Вельзи без тебя?       «Будем честны, — героически признался он самому себе, — мне тоже придется не очень. Разгрузить меня станет некому».       Хильда вздрогнула. Этот ублюдок! Да как он смеет даже предполагать, что… да для нее юный господин всегда на первом месте, и все, о чем она думает в первую очередь, это его благо. Главное, чтобы он не пострадал и был счастлив, с ней или без нее…       Где-то внутри шевельнулся противный червь. Червь чувства, которое она давно подавила в себе.       Страх.       Она боялась потерять свое предназначение.       Она боялась потерять господина Вельзи.       Она боялась ослушаться ту, что единственная могла гнуть ее волю, словно олово. И этот страх был сильнее первых двух, вместе взятых.       Не смей возвращаться, пока не принесешь мне ветви клифота.       Я велела тебе отправляться в Макё Влада… тебе не нужно оружие.       Ты будешь делать то, что я скажу. Ты не говоришь слова «не хочу». Если не можешь ты, то убирайся вон. Возможно, твоя сестра справится лучше тебя.       С первого вашего и до последнего вздоха вы служите имени Гремори…       Ты не выйдешь отсюда, пока не овладеешь Алой Дельтой.       Молчать. Твое предназначение уже определено.       У нее сперло дыхание.       Что-то не так стало и со зрением. Задыхаясь, Хильда потерла глаза. Земля почему-то ушла из-под ног, хотя она никогда не имела проблем с ходьбой на каблуках.       — Хильда!       Она дрогнула и отпрянула. Оглянулась по сторонам. Вдалеке послышался шум: стража продолжала поиски нарушителя. Поймала себя на том, что тяжело дышит. Она думала, что вырвалась. Когда переступила порог академии. Когда попала во дворец. Она была свободна… Как же она заблуждалась!       — Хильда.       Она сфокусировала взгляд на его лице. Почувствовала крепкую хватку на своей руке. Опустив глаза, она увидела, что ее пальцы оплелись вокруг его запястья, но сейчас ей не хотелось их разжать. Хильда вернулась к его лицу и посмотрела на мордашку Вельзи, что моргала большими круглыми глазами рядом.       — Тебе нельзя туда идти. — Она смотрела на ребенка, но ее слова были обращены к Оге. — Уходи. Уходи. Она не посмотрит, кто ты такой… ее не испугаешь силой королевской семьи. Она сделает так, что…       Дрожь прошла у нее по позвоночнику. Ее запястье сжали крепче, и Ога вдруг дернул ее на себя, пристально взглянув ей в лицо.       — Дура. Ты кому втираешь? Думаешь, я испугаюсь?       Ога перевидал великое множество выражений страха. Я-сейчас-уписаюсь-страх, я-сейчас-умру-страх, кажется-я-проиграл-страх, нам-кранты-страх и прочая, прочая. Его боялись, перед ним трепетали, а если нет, то начинали после первого леща. Хильда единственная не выказывала и тени страха, хотя нечто похожее на него проступало пару раз на ее лице — например, когда Бегемот объявился. Теперь же… это был неприкрытый, уходящий корнями куда-то в темноту, а не опасность перед собственным носом, страх, почти животный, а потому — несдерживаемый.       — А ты сама? — он тряхнул ее. — Кого боишься? Кого за глаза так дерзко старой мразью называешь?       Хильда вздрогнула.       — Тебе бояться нечего, пока я здесь. Поняла?       Она смотрела куда-то мимо него или даже сквозь и — ничего не видела. Остекленевшие глаза, и за этим стеклом бьется паника. Так бы можно было бы сказать, но это же Хильда. Пришлось вцепиться ей в подбородок и повернуть ее голову так, чтобы можно было наконец посмотреть в донельзя расширенный зрачок в зеленой радужке.       — Для чего я здесь, по-твоему?       Хильда моргнула. Ее зрение сфокусировалось на невозмутимом лице прямо перед ней. Вечно сведенные брови и темные глаза, в глубине которых горит адский огонек. Ога с удовлетворением кивнул и убрал руку от ее подбородка; уголок его губ слегка вздернулся вверх, выдавая ухмылку.       Хильда опустила веки и судорожно выдохнула. Предательская дрожь еще вибрировала где-то в ее костях, а голова сделалась невыносимо тяжелой. Ей вдруг захотелось осесть на землю, как мешку с зерном, расплыться, как безвольному киселю.       Раньше Хильда стиснула бы зубы, толкнула Огу прочь и, сжимая кулаки, чудовищной силой воли заставила бы себя стоять прямо. Но в кои-то веки ей не хотелось стоять, не хотелось выпрямлять спину, делая опору из себя самой. Ей хотелось опереться на кого-то еще. Поэтому Хильда медленно упала головой на грудь человеку, который крепко держал ее за руку, и сказала:       — Мне нужна минута.       — Понял.        Тук… тук… тук…       Размеренный стук сердца. Удивительно, как такой простой и однообразный звук, всего лишь эхо мышцы, которая гоняет кровь по смертному телу, может быть успокаивающим. Она начала считать секунды, но сбилась и перестала. Вместо них она посчитала удары сердца. С двадцать второго до шестидесятого, шестьдесят первого, шестьдесят второго… шестьдесят пятого… восьмого…       Ога не двигался. Хильда не двигалась. Удары бились ей в ухо. Почему… ах да, у этого парня плохо со счетом.       Неподалеку раздался шум и голоса. Бряцание оружия и покрикивание командирского голоса на тех, кто производил топот по дорожкам зачарованного сада, подсказывали, что стража близко.       Хильда выпрямилась. Ога смотрел по направлению к источнику звука, и на его пофигистичном лице она с легкостью прочла готовность разделаться враз со всеми стражниками. Пальцем она надавила на его левую щеку, чтобы он повернул голову к ней.       — Пошли.       — Да я их одним пальцем придавлю.       — Не сомневаюсь. Но нет смысла размениваться на всякую мелочь. Идем.       Она сделала шаг в сторону и увлекла Огу за собой. Теперь, после этих минут слабости и промедления, следовало еще больше торопиться.       Хильда торопилась, но не сумела бы сказать, почему именно. Хотела ли она остаться вне поле зрения стражи, или скорее оказаться возле особняка, или просто она убегала от места, где произошел постыдный срыв покровов и явление уязвимости.       Никогда прежде она не показывала своих слабостей. Потому что у нее слабостей нет. У Гремори нет слабостей. Если ты показываешь страх, ты проиграла. Тот, кто носит имя герцогини, тверд как кремень. Только с кем же она играла все это время? Не с тенью ли своих же страхов? Или сама с собой?       Цок, цок, цок, — гневно стучали каблуки о покрытие дорожки. Ога молча шагал следом, изредка комментируя что-то необычное для Вельзи. Хильда снова задыхалась, но теперь уже от… стыда, пожалуй.       Это было возмутительно. Совершенно, неприемлемо, вопиюще возмутительно. Но в то же время и… как будто поднялось наконец забрало шлема, которое едва давало ей дышать, среди всей тяжелой, надежной, и массивной брони, что едва давала ей двигаться.       Облегчение.       Вот и здание. Большое, почти огромное, в стиле готики, с острыми башнями, шпилями, стрельчатыми окнами и резьбой, с когортой гаргулий на парапетах. Однажды, пролетая над поместьем на своем ручном крылатом демоне, Хильда подумала, что здание похоже на белый ажурный платок, который уронили в уже застывшую лужу крови.       Высокое крыльцо тоже охраняли два каменных монстра. Ступени взбегали к двустворчатым дверям с массивными ручками из бронзы, отлитыми в форме голов адских зверей.       Хильда остановилась у кромки чудного сада. Главная дорожка уходила от крыльца, огибала здоровенную клумбу с черными, как нефть, масляными побегами, утыканными в равной степени колючками и кроваво-алыми бутонами, и продолжалась куда-то на десять часов от них.       — Это взлетная полоса? — поинтересовался Ога, оценивая размер дорожки.       Хильда проигнорировала вопрос и спросила сама:       — Ты уверен, что хочешь войти?       Он тоже не ответил. Если не считать ответом его шаг вперед. Хильде не оставалось ничего, как идти тоже.       Они беспрепятственно приблизились к ступеням. Каменные фигуры, конечно, не двигались, ведь они были каменные, но Оге почудилось, что они чуть-чуть задрожали. Где-то в недрах особняка раздался звон колокола; но Хильда продолжала подниматься, и Ога сделал так же.       Массивные двери распахнулись от легкого прикосновения ее руки. Бесшумно, вовнутрь. За ними простерлась зала c мраморным полом и коридорами в обе стороны. Посередине шикарная резная лестница вела на длинную галерею второго этажа, опоясывающую лестничный колодец. Там, перемежаясь с проходами и дверьми, висели в тяжелых рамах портреты. По стенам вилась причудливая растительная роспись.       — Госпожа Хильдегарде, — поклонился лакей, стройный демон в ливрее и зачесанными назад волосами.       Он дрогнул, а вместе с ним и острые кончики его ушей, когда он понял, что госпожа вернулась не одна. Из бокового коридора высыпали горничные, и Ога словил что-то вроде дежа вю.       — Это тоже твои сестрицы? — спросил он.       — Не неси бред, — отозвалась Хильда и велела служанкам. — Доложи…       — Привет, девчонки, — Ога приветствовал их в лучших традициях Фуруичи, подняв ладонь. — А кто тут у вас главный?       Горничные не ответили. Им не дозволялось говорить без разрешения, а разрешение принималось только от членов семейства. Хильда, хмурясь, потерла переносицу. Она ощутила приступ знакомой головной боли.       — Чего молчите, языки проглотили?       Хильда терпеливо выдохнула.       — Ога, это так не делается… они должны доложить, а нам придется подождать, пока матриарх…       Полное непонимание, а главное — нежелание вникать в какие-либо тонкости, отразившиеся на огином лице, подсказали ей, что не имеет смысла даже заканчивать фразу.       — Чево? Матри… что?       — ХИЛЬДЕГАРДЕ.       Горничных, как и лакея, словно ветром сдуло. Хильда покрылась испариной. Сердце забилось где-то в горле, и она, судорожно сглатывая, медленно подняла глаза. Ступени, ступени… вот они кончились, и она увидела подол длинного, темно-изумрудного платья, по которому струилась золотая цепочка, что вилась выше вокруг талии матриарха. На тяжелом зеленом бархате золотился и символ Гремори, витиеватая герцогская корона.       Секунда, две, три. Хильда не могла заставить себя посмотреть матриарху в лицо.       — Твоей задачей было убрать мусор, а ты притащила его в дом.       — При всем уважении, матриарх, вы находитесь перед наследником престола. — Слова соскользнули у Хильды с языка прежде, чем она успела подумать. Взгляд на миг метнулся к лицу главы дома. Герцогиня Гремори давным-давно вбила в нее, что перечить недопустимо. Для Хильды всегда было недопустимо, чтобы хоть кто-то высказывался непочтительно в отношении ее мастера, и сейчас привычка, наложенная поверх старой, взяла верх. Телу захотелось съежиться. Оно еще помнило, что бывает, когда возражаешь матриарху.       Герцогиня Гремори положила руку, затянутую в перчатку, на перила и медленно пошла вниз.       — Тебе следовало втолковать своему мастеру, что подбирать грязь в смертном мире неприемлемо.       Хильда ощутила новый приступ ярости, но не смогла возразить. Все, что ценилось в герцогском доме — богатство, положение, ум, талант — того в Оге не было. И все же господин Вельзи выбрал его. И выбрал не зря. Уже столько раз она в том убедилась.       — Слышь, ты, мать-перемать, — встрял Ога, — малой не такой тупица, чтобы мусор с земли брать.       — Этот контракт одобрен его величеством, — добавила Хильда, ощущая едва заметную дрожь в коленях от огиной дерзости. За такие слова у других летели головы с плеч.       Герцогиня остановилась на нижней ступеньке.       — Я сомневаюсь в способности его величества к оценке подобного рода.       Глаза Хильды широко распахнулись. Она не ослышалась?.. Один из влиятельных домов Демонии, старинные союзники Вельзевула, произносят такие речи!       — Повелитель у вас тот еще тип отмороженный, — сказал Ога, и волосы у Хильды встали дыбом. Еще немного, и их всех можно будет подозревать в измене. — Но мы не о том говорить пришли.       Он вдруг дернул Хильду за руку, подняв ее вверх, и только тогда она поняла, что их пальцы до сих пор сплетены друг с другом.       — Это Хильда, — прокомментировал он, словно изображая капитана очевидность.       Сунув вторую руку в карман, он выудил помятую бумагу кремового цвета. Плотный лист с вензелями, заполненный от руки языком демонов. Письмо… когда успел прихватить.       — А это, — продолжил Ога, поднимая письмо двумя пальцами, — ваша писулька. Вельзи, мальчик мой, будь добр.       Малыш не заставил себя ждать. Глаза его яростно сверкнули, и в воздухе запахло озоном. Возле бумаги вспыхнул росчерк маленькой молнии. Треск, пламя — и от письма остался один пепел, который беззвучно осел на пол.       —Дябудябудях! Дябааа! Нябадабуу нях! — Вельзи сопроводил свое краткое выступление бурной жестикуляцией.       — Вот что мы об этом думаем, — пояснил Ога. — Так что Хильда останется с Вельзи и ниипет.       Он чуточку подождал, но герцогиня поливала их молчаливым презрением. Тогда Ога развернулся на пятках и шагнул к выходу. Его, в принципе, не интересовало, что имеет сказать герцогиня Гремори. Он пришел за тем, чтобы поставить ее в известность: жизнь Хильды ей не принадлежит, и если девушка хочет остаться со своим господином, она останется, и если кто-то захочет ей помешать, то получит пиздюлей от Вельзи. Это во-первых. А во-вторых, он не готов избавиться от Хильды, но остаться с Вельзи один на один. Либо все, либо ничего.       Хильда никогда в жизни не чувствовала себя такой растерянной. Ей полагалось остановиться, вызвать стражу и выдворить отсюда Огу, а после умолять матриарха о прощении. Она всегда поступала так, как от нее ожидали, потому что хорошо усвоила, чем чревато обратное. Но сейчас она колебалась, она медлила. Все было не так, как раньше. Она была сама за себя, но сейчас есть тот, кто готов постоять за нее.       — Ты не имеешь права голоса в судьбе Хильдегарде. — Толкнул Огу в спину голос герцогини. — Мнения червей не спрашивали. Убери руки от горничной молодого принца и убирайся.       Ога остановился и обернулся.       — О. Но ведь у вас тоже нет такого права.       Вокруг матриарха взметнулось гневное пламя ауры. Если Ога его и видел, то не придал значения, а вот Хильда знала, что за ним следует вспышка ярости.       — Довольно, — прогрохотала герцогиня. — Не хватало, чтобы в мой дом врывались проходимцы и говорили мне, что я не могу и могу делать!       — Ооо, — расплылся в ухмылке Ога и хлопнул кулаком в ладонь. — Наконец-то. Смахнемся, змея подколодная?
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.