***
Церковь Лилит, масштабное строение из обсидиана, напоминавшее гигантский цветок, расположенный венчиком к небу, стояла, словно замок, на отдельной собственной горе недалеко от дворца. Но дорога сюда вела утоптанная. Фуруичи и Ламия прошли через мощеный черным мрамором двор, где в круглом черном фонтане била переливающаяся фиолетовая жидкость, и поднялись по невероятно длинным, но не высоким ступеням. Над ними навис гигантский стрельчатый портал входа, охраняемый скульптурами воинов в длинных плащах, с тяжелыми двуручными мечами. В кованых из чугуна створах врат открывалась обычная дверь с ручкой в форме змеи, пожирающей собственный хвост. Миновав второй, внутренний портал, они оказались в самом храме. Колоссальный его неф делили на три части колонны-контрфорсы, поддерживающие сводчатый, теряющийся во мраке потолок. В нем там и сям мигали маленькие точки, и Ламия сказала, что это алмазы. Здесь все высекали из обсидиана, только причудливые витражи на окнах, соразмерных с небольшим самолетом, выполнили из цветного стекла. В храме стоял сумрак; он был посвящен ночи и символизировал собой мрак, его возвели в честь женщины, которая, по легенде, «вышла из тени». Тут не жгли факелов, только черные свечи. Вдоль стен тянулись резные скамьи для прихожан, а в нишах висели курницы, исходящие лиловым дымком. Как бы ни благоволили Фуруичи опорники, и какими бы привилегиями он ни пользовался во дворце, будучи другом контрактора принца, он не сумел добиться встречи с Бегемотом сразу по своему хотению. Отставной главнокомандующий, видите ли, взял отпуск и отправился на адские острова в Кипящем море. «Зашибись», — подумал Фуру. Как вовремя. Старый хрыч небось чуял неладное и слинял куда подальше, ищи его теперь. Вообще, конечно, найти его можно, придется задействовать Ален Делона, да кое-кого из отряда, чтобы выбить адрес. Пока что Фуру ограничился письмом. Разумеется, ничего важного он там не упомянул, только сказал, что ему очень-очень надо побеседовать. Отправив восвояси курьера демонглавпочтамта, Фуруичи направил свои стопы в дворцовый лазарет. Ламия с Форкасом колдовали над формулой какой-то микстуры, когда он нарисовался на пороге и, молитвенно сложив ладони, попросил помощницу доктора показать ему, где находится, если он есть, храм Лилит, или святилище Лилит, короче, что-то, посвященное Лилит. Медики удивленно вскинули брови и переглянулись. — Ну… да, у нас есть Церковь Лилит, — сказала Ламия, поднимая защитные очки. — Все в Аду почитают ее как первую королеву демонов. Но что тебе там понадобилось? — Мне очень нужно туда попасть! Срочно! Лицо Ламии будто бы говорило «ну и при чем здесь я?», а Форкас так вообще остался равнодушен, хотя в глубине его глаз зажегся огонек понимания. — Ты нашел кувшин, да? — вдруг спросил он. Фуруичи быстро огляделся, вошел и прикрыл дверь. — Мой семпай нашел, — сказал он. — И… в общем, да. Он не мог рассказать подробности — по разным причинам; и чтобы не подвергать риску себя, доктора, и не дать чужим ушам, если они рядом, услышать лишнее. Понимающе хмыкнув, Форкас махнул рукой и великодушно разрешил генералу забрать ненадолго свою помощницу. — Н-но! — воспротивилась было та. — Мы ведь не закончили выведение формулы! — Ничего-ничего, — отмахиваясь, сказал доктор. Он уже высматривал что-то в пробах через микроскоп. — Идите давайте и не отвлекайте меня. Ламии ни за что не хотелось показать, что она рада прогуляться вместе с Фуруичи, неважно куда. «И вовсе я не рада, — спорила она даже сама с собой, — просто… помогаю! Потому что это важно, вот». Поэтому юная медсестра тяжко вздохнула, неторопливо сняла очки и снисходительно согласилась. Девочка вывела контрактора опорников из дворца, поймала извозчика, который живо напомнил Фуру Европу 18 века, и они отправились к соседской с обиталищем князя демонов горе. Оказывается, телепортироваться к храму считалось неприличным. Валиаса, которого повсюду таскал с собой, Фуру оставил у входа. Раньше в мозгу Фуруичи слова «церковь» и демон» не вязались от слова «совсем». Сейчас же он не сумел бы подобрать иного названия для того, что увидел. Это был настоящий храм, воплощение не столько мрачного, сколько печального, за давностью лет, величия. Внутри стояла тишина, в которой прокатывалось эхо осторожных шагов, да потрескивали угольки в курницах. Изредка в полумраке мелькали тени в длинных темных одеждах — молчаливые служители храма. — Так что ты здесь ищешь? — даже не замечая того, Ламия робко жалась к руке своего спутника. — Ммм, — неопределенно отозвался тот, — скажем так… подсказку. Он сам толком не знал. Ему пришлось перелопатить слишком много текста и воспринять очень много на слух; хотелось бы теперь увидеть хоть что-то, относящееся ко всей этой сложной и длинной истории, просто глазами. Так что он шел не торопясь, с искренним любопытством вертя головой. Кроме подробных витражей, которые, видимо, изображали деяния Лилит, в зале стояли скульптуры. Их было не так уж много, Фуруичи заинтересовали три. Высотой сантиметров семьдесят, они все были выполнены из какого-то темного дерева, почти черного цвета с алым оттенком. Вырезанные не то чтобы грубо, но без подробностей — так, намечены лица, пальцы, корона на голове Лилит, они казались почему-то очень древними, хотя нигде Фуру не увидел ни трещинки. — Рубиновое дерево, — прошептала Ламия, поднимаясь на цыпочки, чтобы вблизи рассмотреть деревянную скульптуру на постаменте. — В огне не горит, в воде не тонет, и никакое тление его не берет. Оно крепче железа. «Тогда понятно, отчего скульптор не заморочился с лицами, — понял Фуруичи, — это ж адский труд». Увы, скульптура — кстати, двойная — не была подписана, и оставалось гадать, кого она изображает. Одна из фигур определенно символизировала королеву Лилит. Женщина в длинных одеяниях, с короной на голове и каким-то символом власти в руке наподобие египетского ключа анх, в царственной позе протягивала руку вперед. У ее ног стояла девочка в похожем облачении, с волосами, что развевались у нее за спиной, словно крылья. «Что-то мне это напоминает, — подумал Фуруичи. — Да… Люцифер, вот что». Лилит заключила свой первый — и, видимо, единственный — контракт с первой Люцифер, предшественницей той, что связана сейчас Такамией. У каждой скульптуры стояло несколько широких неглубоких чаш — наверное, для подношений. Вторая, тоже двойная, изображала Лилит, которая вместе с крылатой фигурой держала в согнутых руках лезвие. «Шахат, — сообразил фуруичи, — но это не выглядит так, словно он забирает ее жизнь». Они держали ядовитый серп вместе. Что ж, скульптура — всего лишь аллегория; наверное, подразумевается, что Лилит не просто беспомощно позволила ангелу смерти убить ее, а сама попросила его об этом. Точно так же у Шахата было не двенадцать крыльев, а всего два — зато каких. Как знать, количество крыльев тоже может быть иносказанием, говорящим о том, как быстро мог перемещаться ангел. «Да уж, — рассматривая небогатую на детали скульптуру Шахата, подумал Фуру, — ты единственный из них, кто удостоился стать объектом поклонения у демонов». Впрочем, если верить тому, что он уже узнал, и демоны когда-то были ангелами, ведь они ушли из верхнего царства. Хотя для них вспоминать об этом, пожалуй, все равно, что людям думать о том, когда они были обезьянами. Третья фигура посвящалась одной королеве. Она стояла с чем-то непонятным в руках, и Ламия неуверенно объяснила, что это символ ее мудрости и могущества. — Ламия, а ты знаешь эту легенду про Лилит и Шахата? — Кого?.. — Ну, ангела смерти. — Не ангела. Просто смерть. Первая королева была такая сильная, что ее даже смерть не брала. И вот когда она устала жить, то сама призвала ее. Вот как, значит, звучит учение Церкви Лилит. Никаких ангелов. Наконец они достигли алтаря. Здесь горело множество черных свечей, а пол поднимался на несколько ступеней, и там стояла серебряная тумба. За нею высилась резная черная стена с главками и порталами, усеянная алмазами, и прямо посеред загадочно мерцала серебрением, цветным стеклом и драгоценными камнями… ну, иконой это не назовешь… скорее мозаика с основой из обсидиановой резьбы. Здесь красавица Лилит в развевающихся одеждах, с крупными волнами огненных волос и нимбом короны, простирала руки к своим подданным. Вокруг нее рассыпались мелкие фигурки поклоняющихся. Слева от нее стояла ее смерть, а справа — ее первый и единственный демон; оба находились в отдельных порталах. Высоко над ее головой, как маковка на колокольне, поблескивал алмазами да изумрудами полумесяц на простом кресте. Послышалось негромкое пение. Где-то в недрах читали, видимо, демоническую библию или что-то в этом роде. — Псалом 666, — прошептала Ламия, — его читают каждые шесть часов. «Почему я не удивлен», — подумал Фуруичи. Он оглянулся и поставил ногу на ступень. — Эй! — шикнула на него Ламия. Фуруичи приложил палец к губам и беззвучно поднялся на возвышение. Его заинтересовала тумба. Для чего-то же она тут стоит, а вокруг нее вон еще будто из пола растут странные колючки, похожие на шиповник. Или терновник. Он не особо разбирался. На тумбу непонятно откуда падал сноп света. Доверившись Ламии, которая обязательно предупредит, если кто-то подойдет, Фуру поднялся и посмотрел. Всю верхнюю поверхность тумбы покрывало стекло, толстое. Оно лежало в витой серебряной, как все остальное, раме. За ним на чернильно-черном бархате (наверное, бархате) покоился клинок. Изогнутый, с зазубренным лезвием, он мрачно отливал зеленым. Он был длиной с его предплечье, не считая темной ручки, символически отделенной небольшой перемычкой. Откуда Фуруичи было знать, но он сразу понял, что это — серп смерти, который Шахат оставил в Демонии. У этого клинка не было магической ауры. Но была аура предмета, которому лет почти столько, сколько всему смертному миру. Он будто покоился здесь испокон веку, и здесь было его место, и он был вечен и недвижим. — Серп смерти, — подтвердила догадки Ламия. — Реликвия. Душа Лилит была такой, что после нее этот серп потерял всякую силу. Фуруичи пришлось поморгать и даже потрясти головой, чтобы оторвать взгляд от клинка. Да уж, не стоило сомневаться в его подлинности. Но тогда что же было у посланца, который явился к Соломону?.. Он поднял голову и вновь поглядел на Лилит. Сложно поверить, что она существовала на самом деле и творила то, что ей приписывают. Но ведь дыма без огня не бывает. Что ж, он хотя бы понял, что все-таки Шахат и Самаэль — одно и то же. Но тогда получалось, что Шахат вернулся за своим клинком три тысячи лет назад — или получил новый. — Ламия, — спросил генерал, — а ты не знаешь, эта штука… этот серп, он никогда не пропадал из храма?***
Ангел вперился взором в Химекаву. Тот ощутил дрожь в хребтине, но, прищурившись, не отвел взгляда. Куниеда с беспокойством покосилась на него. Она молчала. Ей было не по себе от того, что она не додумалась взять с собой ничего, что сошло бы за оружие. — Откуда тебе известно это имя, человек? — проговорил ангел. В его голосе звучали колокола и ревели трубы, но он был не громче обыкновенного разговорного тембра. Ничего более странного Химекава с Куниедой еще не слышали. Если бы их попросили сравнить, то голос ангела походил скорее на музыку, чем на слова. — Друг сказал, — честно ответил Химе. Ангел немного помолчал. Они молчали тоже. — Зачем ты спрашиваешь о чернокрылом? Химекава, к стыду своему, понял, что не продумал ход переговоров. Хмурясь с досадой на себя, он стал импровизировать. Впервой, что ли. — Мы думаем, что он замешан в войне с царем Соломоном и может быть прямо или косвенно причастен к конфронтации в мире демонов сегодня. Ему не очень-то нравилось отвечать на вопросы, в то время как он сам пришел задавать их. Но что-то ему подсказывало, что лучше не артачиться. А еще он уже достаточно информации получил только от того, что ангел среагировал. Ангел знал, кто такой Шахат, и для него чернокрылый был важной персоной, и все это и правда, как они и думали, относилось к нынешнему конфликту. — Пожалуйста, расскажите нам, — вдруг заговорила Куниеда. — Мы хотим помочь нашим друзьям. Их втягивают в разборку, которая может обернуться новой войной. Вы ведь тоже это понимаете, да? Иначе вас бы тут не было. Войны в мире демонов ангелов как бы не касались, но, если там изменится расклад сил и политический курс, то не миновать конфликта и с верхним царством. Так как ангел молчал, Химекава решил нажать: — Мы знаем все о нижнем и верхнем царствах. Мы знаем, что Шахат передал тайное знание, которое у вас хранилось, царю Соломону. Но мы не знаем, кто он такой, где искать его, или его последователей, которые создали компанию Соломона и встревают в наши разборки в Ишияме. — Он хотел сказать, — выступая вперед, добавила Куниеда, — нарушают хрупкий баланс между мирами. И мы все хотим предотвратить кровопролитие. Прошу вас. Помогите нам. Теперь все сводилось к тому, чего хотят сами ангелы и насколько широки полномочия конкретно этого. Им, людям, ничегошеньки не известно об ангельской иерархии и их намерениях. А ну как они наоборот хотят смещения власти в Демонии и перекройки мироустройства? Или, может, наблюдателю запрещено разглашать хоть какую-либо информацию. Но, раз они с ними заговорил, все же надежда есть. Ангел не отвечал, и Химекава посчитал нужным добавить: — Мой друг, который расследует эту историю, попросил меня вступить с вами в переговоры. Мы заинтересованы в том, чтобы сохранить статус-кво. Это значит, — Химе поднял руку к лицу, видимо, по привычке, чтобы поправить очки, которых на нем сейчас не было. — Что мы готовы объединить с вами силы, если потребуется. Куниеда подумала: «Вот ведь ирония. Почему мы готовы признать важных для нас людей только за глаза?». Спроси ее кто сейчас, друг ли им Фуруичи, этот пошляк, который так любит притворяться дурачком, она однозначно ответила бы «да». Пусть они и не близкие и закадычные друзья, но верные товарищи. — Мы услышали вас, — ответил ангел. «Мы? — дергая бровью, подумал Химе. — Царь Николай Второй?». Скорее всего, конечно, употребление такого местоимения не имело ничего общего с эго ангела, если он вообще обладал им. Больше походило на то, как если бы он говорил от общего лица обитателей верхнего царства. — Я расскажу вам о Шахате, но сначала… Он царственно повернул голову влево и вытянул руку. Дверь, которую Химекава закрыл, смялась, словно картон, и отлетела в сторону. За дверью обнаружилась когорта греющих уши: Ненэ, Ринго Ходжо (они обе бросали друг на дружку убийственные взгляды), Акахоши и Баклажан. Насу вылупил глаза и присвистнул. Остальные замерли в нелепых позах, как стояли, приложив уши к дверному полотну. — Это ваши союзники? — спросил ангел. Союзники, пойманные на месте преступления, сочли за лучшее прикинуться ветошью и промолчали. Химекава смерил их взглядом и сказал: — Да. Они наши союзники. — Двое из них носят контракты архидемонов, — сказал ангел. Ребята все еще толклись у дверного проема. Насу, прикрывая рот рукой, склонился к Акахоши и прошептал: — Ты глянь, он совсем нас не боится. «Тоже мне новость», — подумал тот, а сам ответил: — Говорят, никакому демону не дано одолеть ангела один на один. Он первым вышел из проема, но не стал подходить близко. Наблюдая за ним, Куниеда задалась вопросом, не он ли притащил сюда всех остальных. — Если только у него нет контракта, — уточнил Канкуро. Химекава удивленно глянул на него. Подозрительно… подозрительно осведомленный. Хотя, может, просто наслышанный. Умник, млять. За ним вышли и все остальные. Они сгруппировались в кучку поодаль, не решаясь приблизиться. Ангел искоса следил за ними. Когда ребята замерли, он обратился к ним: — Если мы спросим вас, хотите ли вы услышать то, что мы будем говорить, чтобы помочь тем, кто зовет вас своими союзниками, что вы скажете? Недоумевая, они переглянулись. «Мудрено завернул», — хихикнул Насу, но хихикнул нервно. Ненэ вообще была на полной измене, а Ходжо не решилась подкурить очередную сигарету. Акахоши что-то негромко сказал им, а после, повернувшись лицом, ответил: — Да. Мы хотим помочь им. Взгляд ангела отпустил его и переместился на Насу. Видимо, контракторы интересовали его пуще других. — Э… да? — неуверенно отозвался Баклажан. — Да, — громким шепотом сказала Ненэ. Ринго дернула плечом и снисходительно бросила: — Ну да. Ангел вытянул в их сторону руку и произнес: — Дей Эмет. Никто из ребят и пикнуть, и дернуться не успел. В воздухе вспыхнуло золотом колесо, поставленное на ребро; в которое было вписано множество фигур и символов. Это была печать, но печать, непохожая на все те, что все они видели прежде. Она прошла контракторов и девушек насквозь, не причинив им никакого вреда, лишь обдала горячим ветром и осыпала золотыми искрами, которые тут же погасли. — Хорошо. Что ж, внимайте. И ангел наконец ответил, и развернуто, на вопрос, который ему уже стопятьсот раз задали. Сейчас у Химекавы не было стенографиста, и он стал записывать на диктофон. Звукозапись он делал тоже не простую, а демоническую: а ну как голос ангела обычная человеческая техника и не возьмет. — Шахат мы зовем тех, кого наш повелитель послал на самую трудную службу, — начал ангел, — забрать жизнь. Они все носят черные крылья. «Вот дерьмо, — понял Химекава. — Тогда тот шахат, который сдал Соломону чары, может быть кем угодно». — Сколько же их всего? — задала Куниеда резонный вопрос. Если ангел и был недоволен тем, что его перебили, то он ничем этого не показал. Однако и на сам вопрос он прямо тоже не ответил, продолжая свой последовательный рассказ с самого начала. — Шахат был прозван первый из них, и его двенадцать крыльев потемнели, когда врата царства неба закрылись для него. У Химекавы была отличная память. Всего лишь пара предложений, но он уже мог соотнести сказанное с легендой о королеве Лилит. — До начала трех измерений имя ему было Самаэль, возлюбленное око нашего повелителя, и долг его был — стеречь источник мудрости, который бьет у корней древа жизни, ото всякого, кто возжелал бы испить из него. Изъяснялся ангел достаточно ясно, но речи его звучали высокопарно, достойные скорее апокрифов, нежели ушей ишиямовских гопников. Занятно, но после Химекава понял, что ангел говорил совсем не на японском, но они с ним все равно поняли друг друга. Око повелителя, Самаэль, оказалось недостаточно зорким. Когда создал повелитель первую женщину из искры и праха, он отпустил ее гулять в дворцовый сад, и вот однажды она нашла в саду источник, и при нем серафима о двенадцати крыльях. Он стоял на границе света и тени, его крылья были свет, его волосы и глаза — тьма. Женщина заговорила с серафимом, и он спросил, что она такое, и она сказала: «Я дитя мудрости и рук нашего повелителя». Серафим спросил, что она знает о небе, и она сказала — ничего. Он спросил, что она знает о земле, и она ответила — ничего. Она не знала ничего ни о царстве, ни об ангелах. — Как же ты увидела меня, если я стою там, где меня не видит никто? — спросил тогда ангел. — Потому что я зашла из тени, а ты стоял на ее границе, — отвечала женщина. Самаэль спросил ее, есть ли у нее имя; тогда имени у нее еще не было. И он дал ей имя — Лилит, потому что она вышла из тени. Девять раз по двенадцать приходила Лилит, и говорила со стражем источника. Она спрашивала его обо всем, о небе, земле, зверях и птицах, и ангелах. Спрашивала и об источнике. — В нем великая сила и великая мудрость, — отвечал Самаэль на ее вопросы. — Отчего же никому не позволено из него пить? — От того, что, если испробуешь из него, то вместе с мудростью познаешь и великое горе. Но Лилит не поверила ему и возжелала мудрости: того, что она узнала от ангела, было ей мало. Ее речи усыпили его бдительность, и, когда ангел смотрел на свет, она взяла воду из тени и испробовала ее. Увидел это Самаэль, но стало уже поздно: Лилит проглотила воду. Тогда сказал ей ангел: — Наш повелитель всеведущ, и ты не скроешь от него, что пила из источника. Беги, спасайся, и я закрою за тобой врата. Лилит бежала из царства неба, но бежать было некуда. И тогда она молвила тайное слово, и стало измерение между царством верхним и нижним. Повелитель разгневался на беглянку и стража, который не уследил за тем, что было ему вверено, но, великодушный, послал трех ангелов вдогонку за своим лукавым творением. Но Лилит отказалась вернуться. Тогда царь послал ей весть, что мудрость принесет ей великое горе. Она послала ему дерзкий ответ: посылай погибель твою, я не боюсь тебя; ибо в моих руках та же сила теперь, что и в твоих; я пила от корней того же древа, и ведаю то же, что и ты. «Слово в слово», — припомнил Химе. Глянул на остальных. Несмотря на то, что они почти ничего не понимали, ребята слушали ангела как завороженные. Был ли секрет в его голосе, или ритме, или том величии, что в нем крылось, осталось неизвестным. Царь дал Самаэлю клинок смерти и велел ему забрать жизнь негодной. Раз приходил Самаэль, и его серп не взял Лилит. Два приходил он, и тогда не сумел забрать ее жизнь. В третий раз пришел он, и увидел, что стали на земле люди, и Лилит молвила ему, что они могут сразиться, но на земле не будет смерти, покуда дышат такие, как она. Тогда Самаэль склонился перед ее мудростью, которая была равна мудрости его царя, и так он пал, и так повелитель закрыл перед ним врата царства и обрек его нести погибель до конца времени, и дал ему имя — Шахат, ангел смерти. И пошел Самаэль по земле, и где бы он ни появился, была смерть. Прежде ни один демон не мог одолеть ангела один на один, но теперь стали люди, и стали демоны заключать с ними договор, и так пошла война между нижним и верхним царством. Лилит заняла сторону демонов и обернулась против своего создателя. Минула тысяча лет, прежде чем она призвала ангела смерти. — Я возьму твою жизнь, — сказал ей Шахат, — только если она будет последним, что я заберу. Тогда молвила Лилит тайное слово, и стала на клинке ангела смерти последняя капля яда. — Возьми мою душу, — сказала Лилит, — и твой клинок больше не сможет забрать ничью. Так и было. Шахат забрал ее жизнь, и больше его серп не поднялся в мире смертных. Увидел повелитель верхнего царства, что бывший слуга и в проклятии подвел его, и послал четыре всадника с клинками смерти: Габриэля, Азраэля, Михаэля и Ава Донну. В каждый момент их времени и до сих пор повелитель знает, где каждый из них, и они служат ему верой и правдой, и несут погибель по воле его. Наступила недолгая тишина, которая была прервана редкими и громкими хлопками. Насу, словно ему жизнь была не дорога, решил поаплодировать. Остальные молча покосились на него; ангел остался бесстрастен. За все время на его лице не проступило ни единой эмоции. «Интересно, — подумала Куниеда, разглядывая его, — неужели они все такие? Не потому ли Лилит взбунтовалась? Была ли она создана такой же, как они?». — Очаровательная повесть временных лет, — сказал Баклажан. — А теперь, други мои, кто-нибудь объяснит мне, к чему был этот не очень краткий мифический экскурс? Химекава быстро печатал в заметках в телефоне, делая краткий синопсис. Вот что получалось. Шахат огреб за то, что помог девчонке, но сам тайное знание не крал, если верить ангелу, конечно; но Химе не без оснований полагал, что ангелы не лгут. В конце концов, от чего-то нужно было отталкиваться. Итак, Шахат, если не украл чары из царства, то получил их от Лилит. После он пропадает очень надолго, чтобы объявиться и всучить тайное знание Соломону — ну конечно, наверняка он не мог применить эти чары сам! Где бы он ни прятался, он либо ждал подходящего момента (масштабный конфликт царств), либо подходящего человека, который сладил бы с такими сильными чарами, а может, и то, и другое. Не совпадало одно: его серп. Лерайе сказала, что видела при ангеле оружие. И описала она его очень точно, так же, как и ангел — серп с ядом на лезвии. С ее слов, серп остался в Демонии; значит… что же это, черт побери, значит? Самозванец не может быть демоном, ведь Лерайе видела ангельские крылья. Однако и ангелам в ад путь заказан. Тогда… только сообщник. «Твою мать, — устало подумал Тэцуя, — вопросов только больше». И ничто пока что не помогает понять, кто такой умный основал компанию Соломона. союзники в Демонии факт очевидный. Пока что Шахат был и остается единственным подозреваемым. Ведь его месть тогда, три тысячи лет назад, не удалась. Злопамятный, однако, типчик. Химекава не спрашивал ангела о легенде про сотворение мира, но ангел все равно ее рассказал — словно его сверхъестественное чутье подсказало ему, что от него хотят услышать и в каком объеме. Он дал ответы на все вопросы, которые они могли бы задать. — Узнали ли вы, что хотели? — вопросил ангел. — Что вы теперь намерены делать? Было кое-что еще, что Химе упустил в своем подкопе под соломоновцев. Насу и Затоичи сказали, что во главе шарашки стояли трое стариканов, которые загоняли, что они якобы личные советники Соломона. Стопудово ботва, а сами «волхвы» как в Лету канули вместе с развалившейся компанией. Ни единого следа… «Подставные лица», — подумалось Тэцуе. Или ему просто было удобно думать, что все сходится на Шахате. Придется подождать, покуда не отзвонится Фуруичи и не скажет, что он узнал у Бегемота. Может, они уже рассекретили и тех, кто строит заговор. Пока он делал заметки и раскладывал по полочкам, Куниеда как могла объяснила остальным, что за вечер сказок они устроили на крыше. — Скажи, — обратился Химе к ангелу, — ты знаешь что-нибудь о трех волхвах, советниках Соломона?