***
Ога словил почти дежа вю. Он не разговаривал с частичкой души Фуруичи, только с уже объединенными кусочками; а вот Тора определенно бы подумал, что он уже такое видел. Кристалл, на ощупь и с виду — минерал минералом, кряхтел и изъяснялся вполне связно. — Че за хрень? — вертя камень в руках, произнес Ога. Камень разразился проклятьями и возмущенно потребовал: — Прекрати, осел! А ну брось меня! Фу! Ща блевану… Ога и сам был рад бросить, и легко уронил слабый на вестибулярку камень в пыль. Тот, ударившись, подпрыгнул, и со сдержанным «пуф», сопровождавшимся белыми клубами дыма, превратился в маленького демона. У демона был пушистый хвост и звериные уши с кисточками, а еще он был ростом Оге по колено. — Разве так обращаются с подсказками? — пропищал демон. Ога не сумел определить, девочка это или мальчик; костюм у демонишки подошел бы и тому, и другому, и его писклявый голосок тоже. — Фууу. — Он нагнулся, оперся крохотными ладонями о колени. — С чем-чем? — разглядывая странное создание, спросил Тацуми. Демоненок дернул пушистым хвостом. — Буэ… вообще всякое желание помогать отпало… нельзя разве было поделикатней? Демоненок утерся, приосанился и сунул руки в карманы комбинезона со штанами-галифе. Ога смотрел на него со странным двойственным желанием прихлопнуть его и дернуть за хвост. Пронзительные зеленые глаза демона уставились на Огу в ответ. — Так-так, — ухмыльнулся он, — у нас тут контрактор юного Вельзевула. Интересно девки пляшут. — Девки? Какие девки? Мал еще, чтоб про девок базарить. Демоненок пнул Огу в голень. В непроглядной тьме и глухой тишине пронесся вскрик боли. — Ах ты сук!.. — О девках поболе тебя знаю, недоросль, — пропищал демонишка, презрительно хмыкая. — Ты когда-нибудь щупал мягкие-премягкие сисечки? Такие большие, что аж тонешь в них… а попки? Такие упругие, что тискать бы и тискать… ааах… Ога вылупился на демона: тот вздохнул протяжно и нежно, как девушка. Хвостатый же раскраснелся от воспоминаний. — А нежный животик? А гладенькие бедра? А между ними… Ога аж выпал. Такой пошлятины он не слышал даже из уст Фуруичи. «Теперь я блевану», — подумал он. — Нахрен подробности, — осадил он мечтателя. — Ты сам-то кто? Демоненок надул щеки и стал похож на бурундука. — Значит, нет, — пропел он. — Хе-хе, лошок. — Ога не успел психануть, как дерзкое создание вдруг подалось вперед, заглядывая ему в глаза. — Ну-ка, ну-ка, кто там у нас?.. Оооо, да у тебя губа не дура, парень. Но потрогать не можешь? Девка-то и убить может за такое, а? У Оги щелкнуло. Еще не хватало, чтобы всякие демонята рылись в его мозгах. Кого он там, черт подери, увидел вообще… перед глазами мелькнуло лицо, которое Ога скорее затолкал подальше. Он схватил демоненка за шкирку и приподнял. Тот заголосил: — Эй-эй-эй, а ну поставь меня! — Сейчас поставлю. Придавлю только сначала. — Между ними зажглась и засияла метка. Демоненок заверещал и забрыкался, но Ога держал его на вытянутой руке. Сполна насладившись визгами и криками, он разжал пальцы и уронил наглую белку себе под ноги. Этот мелкий пошляк и впрямь походил на хвостатого грызуна — много верещал, дергал хвостом и ушами. И два передних зуба у него выступали сильнее прочих. Потирая зад, демон встал и шмыгнул носом. — Мерзавец, — пробурчал он, — если б не правила, кинул бы тебя тут… «Какие еще правила?». — Значит так, внимай, конкурсант. Тебе повезло, ты нашел подсказку, бишь меня. Звать меня Рататоск, я гонец и подсказчик. И я покажу тебе, куда идти дальше. О, неплохо. Главное, чтоб без эротических фантазий маленького придурка — и без инсинуаций относительно его, огиных. Белка, как окрестил демона про себя Ога, велел ему следовать за собой. Рататоск уверенно запрыгал через темноту, подсвечивая себе путь фонариком, похожим на цветок колокольчика. Демон по дороге рассказывал Оге, что почем и куда они, собственно, направляются. Прыжки совершенно не мешали ему болтать. Вельзи у Оги на плече был в восторге: он и раньше никогда не видел белок вживую, а эта белка была всем белкам белка, говорящая! — Ниче, Вельзи, — Ога хлопнул малыша по голове, — когда с делом разберемся, сможешь подергать его за хвост. Рататоск так увлекся своей трепотней, что даже не услышал, что Ога сказал, и продолжал трещать: — В общем, так. Без подсказок в Нифльхейме ты никуда не придешь. Я здесь незаменим. Я быстр, умен и находчив и могу развлекать гостей сколько угодно!.. В общем, без меня никуда. А уж свое сокровище и подавно без меня не найдешь. — А? — не понял Ога. — Меня не спрашивай, понятия не имею, что это. Но знаю, где оно, такой вот парадокс! М-да, если б не ваш дебильный конкурс, и не поперся бы туда… ну что ж поделаешь… раз в тыщу лет можно и старого знакомого проведать. Ога плелся за ним и говорил только «ага», «угу» и «ладно». Если раньше он мучился от тишины, то теперь — от болтовни Рататоска, более половины которой он не понимал. Вредному демону он не особо доверял, но тот вроде понравился Вельзи, да и вариантов получше, кроме как следовать за хвостатым болтуном, у него не было. В одиночестве можно бродить здесь до морковкина заговенья. А тут уж, куда бы его ни привело, хоть какое разнообразие. К драке он всегда готов. Кто бы там ни вылез в конце маршрута, он всех завалит. Ога тоже понятия не имел, что за сокровище Рататоск имеет в виду. Наверное, очередная фигня вроде того золотого шара, который он потерял в лабиринте. — Только даже не мечтай, я буду помогать тебе с ним сладить, — болтал тем временем его провожатый. — Мое дело маленькое. Я вообще нейтральная сторона и ввязываться в мочиловку не желаю. Сам разбирайся. — Мочиловка как раз по моей части, — сказал Ога. Рататоск смерил его взглядом, полным сомнения. «Вот же мелкий ублюдок», — подумал Тацуми. Сам от горшка два вершка, а зыркает с таким апломбом. Мелочь пузатая. «Мелочь пузатая» вела его все дальше и дальше. Путь оказался неблизкий; Ога в самом деле устал, а малыш Вельзи и вовсе задремал. Но вот впереди наметилось какое-то эхо, и оно постепенно становилось громче по мере их приближения к предмету, или скале, или зданию. Огины уши наполнило двойное шуршание стоп о сухую землю, что ни капли не придало ему бодрости духа. Рататоск остановился. В его крошечной руке качнулся маленький фонарик. Ога встал чуть позади, чтоб оставлять демонишку в поле своего зрения, и рассмотрел, насколько позволяло освещение, скалу перед ними. Бугристая, покрытая множеством трещин, она уходила наверх и в стороны, насколько хватало глаз — хватало, правда, ненамного, при слабом-то свете. Она отличалась более темным, чем земля, оттенком, и уходила очень резко и круто вверх от поверхности. Периодически где-то в ее недрах надрывно трещали камни, словно базальтовые, или какие там, потроха горы страдали от чудовищного давления. «Заебись, — подумал Ога. — К всему прочему еще и любительский альпинизм». Он не сомневался, что ему придется вскарабкаться на эту гору. — Мы на месте, — доложил очевидное Рататоск. — Даже не знаю, что тебе посоветовать. Можешь пойти вдоль, а можешь залезть наверх, как тебе больше нравится. Ну, одно могу точно сказать: захочешь пройтись, то иди лучше налево. А то справа, скажем так, не та пещера… хотя, может справа-таки и лучше. Не сразу тебя заметят. Ага. Значит, тут есть те, кто могут его заметить. — Кто заметит? — Дракон, — сказал Рататоск и, приблизившись к выступу скалы, похлопал по нему рукой. — Старина Нидхёгг с начала времен тут обретается, а гости, сам понимаешь, редко заглядывают. Но лучше тебе с ним не болтать, а то ведь, знаешь, тебе все-таки нужно отобрать у него сокровище. Ну, я пошел. — Э… стоп, куда?! Рататоск счел, что дал достаточно справочной информации, и пропал, как не бывало его. Ни ответа, ни привета, ни света. — Черт! Надо было вырвать ему хвост, чтобы поджечь его, — проворчал Ога, заново вызывая метку. Будь здесь, в этой черной пустыне, хоть что-то, он мог бы поджечь его и сделать себе подобие факела. А так приходилось расходовать демоническую силу. Ничего хорошего, Такамия ведь говорил, что почем зря ни метками, ни печатями светить не стоит. А ну как малыша Вельзи «разрядит» в самый неподходящий момент. Например, когда надо будет дракону зубы выбивать. Отступив на несколько шагов, Ога поднял голову и сказал: — Так, Вельзи. Скоро закончим. А пока предлагаю заценить, насколько высокая эта штука. Новая метка засветилась у него под ногами, и он с силой оттолкнулся от нее, взмыв в воздух. Первобытную темноту пронзили молнии, прогремел взрыв и засверкала вспышка. Полетели клубы каменной пыли. — Ого, — сказал Ога. — Здоровая, а? Оттолкнувшись от другой метки, он взлетел еще выше и опять выстрелил наугад: тот же результат. Ему понадобилось четыре прыжка, чтобы достигнуть верха, неровной гряды, усеянной похожими друг на друга треугольными скалами. Там и сям зияли разломы, трещины и неровно лежащая порода. Из этих ям поднимался теплый воздух: ну точно, дракон где-то там, греется небось в озере из лавы или жарит себе шашлык. Пройдясь немного по убийственному ландшафту, Ога психанул. Недолго думая, он всандалил посильнее в ближайшую трещину. Бабаааам! Скала под его ногами ощутимо дрогнула, а в ее глубине послышался грохот обвала. Отлично. Ога, воспользовавшись меткой, подпрыгнул повыше и ударил несколько раз в разных направлениях. Передвигаясь вдоль гряды, он лупил по камням, и немую темноту наполнил грохот, взрывы и треск. Такую канонаду дракон не может не услышать. — Выходи, подлый трус! Пусть вылазит, чертова ящерица. А то не хватало еще ему тут лезть в горные пещеры да искать его там. Не проще ли расхерачить всю гору за раз. А там уже, когда дракона загасишь, и пресловутое сокровище проще найти, в спокойной-то обстановке. От внимания Оги ускользнуло, что среди обвалов и развалин найти что-либо задача не из легких. Точно так же его не смущало, что, однажды выступив против дракона, он слил ему: ведь с той поры он прокачался так нехило. Бадум! Бабах! Бубуух! Кашляя, Ога приземлился на более-менее целый участок, который опасно кренило то в одну, то в другую сторону. Пылюка поднялась страшенная, а сама гора заходила ходуном. Пласты породы ползли, сталкивались друг с другом, трескались, ломались и падали вниз; со склонов сошел уже не один оползень. Камни скрипели и стонали, обтираясь друг о друга. Где-то в сердце горы гудело. — Ха-ха! То-то же! — довольно ухмыляясь, Ога прижал к лицу рукав, прикрываясь от пыли. — Вылазь, змея! Кажется, план работал. Нечто определенно пробудилось внутри горы. И оно заставляло все уступы, камни, подъемы и спуски двигаться. Крайне довольные своей смекалкой, Ога с Вельзи хохотали, наблюдая эпичное разрушение. Под ними камень будто ожил: завибрировал, в его недрах зарокотало, а после он сильно дрогнул, так что Ога чуть не полетел в темноту. Тацуми вцепился за массивный дугообразный выступ. Его сильно качнуло из стороны в сторону. — Че за?.. Из-за того, что не с чем было сравнивать, он не сразу понял. Пыльные клубы медленно ушли в сторону, а потом вниз. Воздух, обтекая каменную площадку сверху вниз, проник Оге за шиворот и приятно похолодил взмокшую спину. — Уи? — тоже не понял происходящего Вельзи. «Кррр-к-к-к-к», — сказал кусок скалы у Оги под ногами. «Бшшш-шшшаааа», — за спиной у него словно разрядили паровую пушку. Контрактора юного принца обдало потоками горячего воздуха, перемешанного со здешним, «никаким». — Э… это че такое? — прикрываясь рукой, спросил Ога в темноту. Он ощутил тревогу маленького Вельзи, который вдруг съежился, испуганно някнул и спрятался за его плечом, крепко впившись пальчиками в его футболку. Скала под ними двигалась, и совсем не так, как движется отколотый кусок породы, скользящий по склону. Она поднималась вверх, одновременно поворачиваясь справа налево: это Ога понял по движению воздуха. Где-то в темноте неподалеку продолжала пыхтеть паровая турбина, или даже две. А еще по обе стороны от него, с одной ближе, а с другой дальше, один за другим стали загораться огни. В горизонтальной плоскости вспыхнули золотые софиты, чьи лучи пронзили бесконечную тьму. Следом за ними ее пронзил вопль, от которого кровь стыла в жилах, а волосы безо всякого преувеличения вставали дыбом. Крик отдался Оге в ноги, больно врезался ему в уши и ударил по мозгам. Оглушенный, он упал на колени. План, кажется, сработал. Оге удалось пробудить невъебически огромного дракона.***
Покуда его контрактор со своей мелкой подружкой решили помолиться королеве Лилит, Валиас остался скучать возле входа. Он было закурил, но подошел служитель и настойчиво попросил его перестать, мол, непотребно сие в святом месте. «Тоже мне святыня», — со скепсисом подумал Валиас, но, не горя желанием собачиться, послушался. В определенных отношениях Валиас был педантом. Он не бросал окурки под ноги. Однако урны поблизости не оказалось, и он незаметненько бросил едва прикуренную сигарету в фонтан. А тот как возьми да полыхни! Валиас аж осадил назад и прикинулся, что он просто проходил мимо. Алые языки пламени, исторгая рев, облизали кромку фонтанной чаши. Началась беготня и суета, и Валиас быстренько отступил под сень храма. Все же кто-то обратил на него внимание. Валиас напрягся. Фуруичи сказал ему, что к нему может подойти кто-то из знатных демонов и завязать разговор. Один из тех, кого они подозревают, один из тех, за которым он должен будет шпионить и вести двойную игру. Валиас лениво представил, что ему грозит, если он попадется. Адские котлы покажутся спа-салоном. Но деваться было некуда, он сам решил рискнуть и ни капли не жалел об этом. Всяко лучше, чем сидеть в той темной клетке без окон, без дверей. От группы прихожан отделилась фигура в плаще в капюшоном. Она приостановилась поодаль от фонтана, словно наблюдая за пожаротушением, и двинулась дальше. Обогнув площадку перед входом, фигура явно направилась к Валиасу. Тот не удивился; он ждал. Фуруичи оставил его здесь специально затем, чтобы попасться кому-нибудь на глаза. Кто-то должен был заглотить наживку. — Мир из тени, — поприветствовал его незнакомец. Он скрывал лицо: капюшон надвинул очень низко, а волосы аккуратно прибрал под него, но искушенный взгляд Валиаса сразу определил, что демон принадлежит к высшей знати. Неброская, но искусно вышитая ткань плаща, некрупная, но истинного дьявольского золота — дорогого и тугоплавкого материала — застежка; носки простых, но отменного качества сапог. Валиас не знал, что отвечать на такое приветствие — видимо, оно употреблялось адептами Церкви Лилит, и просто склонил голову. Незнакомец удовлетворился такой реакцией и продолжил: — Позвольте спросить, отчего же вы не заходите? Валиасу стоило немалого труда не заржать. Начиная с того, что он вообще всегда угорал с манеры знати выражаться, и заканчивая тем, с хрена ли ему задают такой вопрос. Ну, с чего-то им надо начать. Все равно на такой случай как раз готов ответ. Целая легенда, мать вашу. — Мой хозяин велел ожидать здесь, чтобы я не мешал ему. — О, вот как. Разве вы не свободный демон? — под плащом сверкнули глаза. «Был свободным, — подумал Валиас. — Хотя… был ли?». — Уже нет, — сказал он. — Как печально. Как же вас угораздило? Валиас для вида поглядел влево и вправо, якобы проверяя, не подслушивает ли кто. — Я работал не на ту компанию. Сейчас. Либо он клюнет, либо даст по тапкам и придется выискивать иную возможность. «Тебе даже не нужно никем притворяться, — сказал Фуруичи, — просто будь собой». Так что Валиас принял его замечание к сведению и сам задал вопрос: — А вы, собственно, кто будете? Демон, кажется, улыбнулся. Он слегка склонил голову набок. Его руки в перчатках вытянулись вперед, опираясь на трость — еще один символ достатка. — Скажем так, я… представитель одной той компании, как вы выражаетесь. Валиас заинтересованно вперился в полумрак под капюшоном собеседника. — И мы ищем тех, кто знает, где работать выгоднее. Валиас приподнял бровь. — Компаниям нынче нет доверия. Разваливаются, как пустышки. Надувают на оплате и кидают сотрудников. Демон хмыкнул. — В нашей конторе все как полагается. За хорошую работу хорошая оплата. Валиас молчал. Он думал. Он не намеревался больше работать на компанию. Но точно так же он не собирается вилять хвостиком перед смертным мальчишкой, будь он сто раз контрактор опорников. Он, Валиас, делает что хочет, и ему глубоко побоку и раздор в Демонии, и война между царствами. Важнее всего его собственная шкура. Вот только Валиас знал, что на двух стульях усидеть — великое мастерство, и долго такой трюк никому не удавался. Ему придется продержаться достаточно, прежде чем он успеет слиться ото всех. — И что же за работа? — спросил Валиас. Демон широко улыбнулся под капюшоном плаща. Его наживку заглотили. Жестом фокусника он извлек из рукава визитку и сунул ее Валиасу в карман куртки, прикидываясь, что просто похлопал его по локтю. — Что ж, ждем ответа. Фигура в плаще неторопливо отошла, поднялась по ступеням и скрылась в храме. И чего он туда поперся, ведь сделал же, что хотел. Валиас сомневался, что кто-то из ныне живущих богатеев верует в Лилит. Они ходят в церковь, чтобы создать вид, образ правильных демонов. А еще из церкви до сих пор не показался мальчишка Фуруичи со своей мелкой подружкой, и это Валиасу почему-то не понравилось.***
На ресепшене даже перестали спрашивать, к кому она приходит уже который день. Светлые больничные коридоры, где пахнет дезинфектором и лекарствами, с одинаковыми дверьми и фигурами в белом, уже сложились в привычный маршрут. Юка поднималась по лестнице, избрав ее своеобразной тренировкой для снижения веса. Она не считала себя толстой, но Канзаки сказал, что ей стоило бы похудеть, а Канзаки фигни не скажет. К тому же он не с потолка это взял, ему пришлось разок потаскать ее на себе. В руке у Ханазавы шуршал пакет с йогурчи. Семья Канзаки щедро одаривала своего отпрыска фруктами, а вот про главное пристрастие Хаджиме они то ли были не в курсе, то ли что. Переводя дыхание, Юка сошла с лестницы на нужном этаже и проследовала в палату, по дороге здороваясь с уже хорошими знакомыми, другими пациентами травмо-хирургии. Канзаки сделали несколько операций и наложили стопятьсот швов. Теперь его щедро перебинтовали поперек торса в несколько слоев. Он мог самостоятельно вставать и ходить, а вот путешествие по лестнице давалось ему с трудом, и Ваа-ся подняла большой шум, когда застала его на лестничной клетке. Канзаки получил отповедь по первое число и был принужден дать обещание, что он не станет перенапрягаться. Канзаки лежал не в одиночной палате, но кроме него, сейчас тут был лишь пожилой дедушка, который почти все время спал. Юка, зная, что дедушка туговат на ухо, распахнула дверь с пинка и провозгласила: — Партия йогурта прибыла! Канзаки, который рубился в игруху на приставке, чуть не опрокинулся с кровати. Приставка выскользнула из его пальцев, пересекла палату и врезалась в настенные часы, которые крякнули и обрушились вместе с игрушкой на тумбочку. Дедуля в углу причмокнул губами и повозился под одеялком. — Мазафака! Вася, мать твою! Ошалела совсем! Стучать не учили? Юка поскребла в затылке. — Хе-хе… — Отставить «хе-хе»! Во что я играть теперь буду, а? Надув губки, краснохвостка приблизилась и упала на круглый табурет между окном и канзакиной койкой. Пакет она бухнула прямо на одеяло, Хаджиме в ноги. Тот поглядел на количество йогуртов и передумал устраивать посетительнице головомойку. — Не в играх счастье, семпай! — глубокомысленно поднимая пальчик, заявила Ханазава. — Но все поправимо! Я приведу сюда Чиаки, у нее есть приставка! А еще Нацуме! Поиграем вместе! — Вот еще. Мне тебя одной за глаза хватает. Она не слушала; ее глаза зажглись азартом. Сжав кулачки, она продолжала тараторить, погрузившись в приятные воспоминания о мочиловке с принцем Эном онлайн. Канзаки пошуршал пакетом и извлек на свет божий первый попавшийся йогурт. Втыкая трубочку, он с прищуром поглядел на Юку. — Ну так что, семпай? Давай устроим рубилово прямо тут! Поделимся на команды! — Слышь, Ваа-ся. Раз ты мне теперь за приставку торчишь, следующий раз притаранишь мне такой же пакет, только сама покупай! Когда Ханазава навещала его последний раз, Канзаки отсыпал ей йен, чтоб накупила йогуртов его любимой марки. Он так и не признался, почему не попросил об этом свою семью. Юка построила теорию, что среди якудза йогурты — это типа не солидно, а хлебать литрами сакэ Хаджиме покуда нельзя — несовершеннолетний. Сам Канзаки ловко уходил от ответа, прессуя ее фразочками вроде «ну тебе влом, что ли?», «деньги-то все равно не твои!» и «сама ж сюда таскаешься, как в молельню» и «чего без гостинцев приперлась?». Юка отдала честь и рявкнула «есть!». Дальше беседа потекла сама собой. Васе, в общем-то и собеседник, по мнению Канзаки, требовался лишь для вида: она могла тарахтеть на любую тему сколь угодно долго. Вот и сейчас, не дожидаясь, пока ее спросят, что да как в школе, она щедро поделилась приукрашенными подробностями встречи Химекавы, Аой и ангела. — Хма, — сказал Канзаки. — И все за моей спиной проворачивают, совсем страх потеряли. Юка качнулась на табуретке. — Без тебя, семпай, и правда скучно, — сказала она, — но Аой-нээ-сан следит за ситуевиной. Все будет как надо. — Ага, как же, — Хаджиме булькнул трубочкой. — С вами, девчонками, «как надо» нам только снится… Юка надула щеки и принялась спорить, но Канзаки едва ли ее слушал, лениво пререкаясь с ней. Когда она пришла впервые, то не была такой разговорчивой. Она заявилась самая первая, не считая его семьи, одна, хотя потом приходила и вместе с ребятами. Пришла, села и уставилась. Канзаки лежал, весь перетянутый бинтами, и с трудом мог пошевелиться: свежезаштопанные раны причиняли серьезную боль, и около суток он вовсе не вставал (да и врач запретил, хотя ему было глубоко положить на его мнение). Вот так номер, девчонка, да еще и из антагоничной, между прочим, группировки, засвидетельствовала его, Канзаки Хаджиме, криминального авторитета Ишиямы, полнейшую беспомощность — неслыханно! — Слышь, — сказал он тогда, — только попробуй рассказать кому-нибудь, что я лежу здесь овощем. Его просто выводило из себя, что он оказался единственным, кто загремел на больничную койку. Это означало, что он самый слабый. Проклятье. Юка клятвенно пообещалась исполнить наказ, но буквально на следующий день приперлась вместе с Нацуме, Куниедой, Омори и Широямой, даже Огу притащила — а тот свою женушку. Скорее всего, королева ишиямовская постаралась — она всегда пользовалась удобным случаем, чтобы поднять их товарищеский дух и все такое. Так вот, в ответ на его слова Ханазава нос повесила и как разревется. У Канзаки чуть не случился разрыв аорты: он еще никогда не видел, чтоб эта жизнерадостная, веселая, говорливая и бойкая девчонка плакала. Он вообще не переносил женских слез, потому что знать не знал, что с ними делать, а тут случился целый ниагарский водопад, совсем не то, что при Футабе, когда они не сумели завоевать для нее Санту. — Прости, Канзаки-семпай, — проревела Ханазава, — это я виновата… — Эй! Ты че это? Ты это брось! Да кто сказал, что ты виновата?! — Но ведь… — она икнула, размазывая слезы и тушь для ресниц по лицу, от чего сделалась похожей одновременно на панду и на индейца на тропе войны. — Из-за меня… тебя пырнули ножом, да так сильно! и Химекаву-семпая тоже… ууу…. уааааа! Что бы Канзаки ни говорил, краснохвостка не успокоилась, пока не выплакала свой месячный, если не годовой, запас слез. покуда она угомонилась, Хаджиме чуть не откинулся и постарел, по ощущениям, лет эдак на десять. Ей-богу, нет страшней оружия, чем женская истерика. Васька умылась, в прямом смысле, собственными слезами, исчез даже ее «боевой раскрас», ака потекшая косметика. Теперь она беспрестанно шмыгала носом и терла и без того опухшие глаза. — Будешь так реветь, ослепнешь, — пригрозил ей Хаджиме. — Блин, чуть не утопила меня. — Но… — Нашла о чем убиваться. — Канзаки напряг руки и, сжав челюсти и борясь с болью, сел. Свежие швы протестующе обожгли кожу. — Ой, семпай, тебе нельзя!.. — Че нельзя? Поговори мне тут. Слушай, что я скажу. Это все, — он показал на свои бинты, — быстро заживет. Я жив? Жив. Все живы. И мы скоро будем давать звезды тем, из-за кого я тут валяюсь. От воспоминания об этом уроде, как его там, кровь кипела. Он не успокоится, пока не проломит ему башку, да так, чтоб мозги вытекли. Из-за этого ублюдка он едва может двигаться. Из-за этого ублюдка Химекава остался без глаза. Из-за него девчонок чуть не убили, и эта дурочка, которая сидит сейчас рядом, чудом не пострадала. Ханазава шумно шмыгнула носом. — Спасибо, семпай, — прогундосила она. — Что защитил меня. Нас. Канзаки приосанился, насколько позволяло его положение, и горделиво хмыкнул. — То-то же. Всегда пожалуйста! Как только я выпишусь отсюда, этим каломоновцам небо покажется с овчинку… А потом они вместе придумали тридцать три способа негуманно похоронить своих врагов.