В Аду

      Адский небосвод позолотило. Стало светлее, достаточно, чтоб выключить лампу на прикроватной тумбочке, но никто этого не сделал. И доктор, и его помощница сосредоточенно выполняли свою работу. Форкас заканчивал накладывать очередной гипс, а Ламия вводила в вену иглу, трубка от которой вела к крупной желеобразной штуковине, которая лежала, слабо подрагивая, в изголовье кровати.       Около часа назад глубины ада принялись содрогаться, от самого глубокого девятого уровня до того, на котором находились города, замки и где сейчас стояли трибуны. Если бы на нижнем ярусе ада могла производиться съемка, зрители бы видели, что там творится, а так оставалось только догадываться. Однако землетрясений никто не ожидал, о чем можно было судить и по недоумевающе-испуганному голосу ведущего, который вел викторины и принимал ставки на победителей, и по тревоге, что волной прокатилась по трибунам, и по тому, как нахмурилась герцогиня Гремори.       Королева Айрис схватилась за поручни кресла, а с лица владыки сошла улыбка. Он распорядился немедленно отправить группу спасателей на нижний уровень — место, где никогда не было и не будет света, где нет ничего, кроме темноты и древнего чудовища. Судя по тому, как содрогалось все вокруг, оно пробудилось и пришло в движение. Без сомнения, с хтоническим зверем никто адекватный не стал бы вступать в схватку, но… словом, будь на трибуне Фуруичи, он бы сразу понял, кто пробудил гигантского дракона ото сна.       Когда бригада спустилась в Нифльхейм, все уже закончилось. Дракон огреб как никогда за последние тридцать тысяч лет, но и сам в долгу не остался. Демоны неподалеку, в полукилометре, нашли контрактора принца и самого юного Вельзевула. Первый, в отличие от второго, отключился от полученных травм, среди которых, как потом выяснилось, не только ожоги и ушибы, но и сотрясение мозга и почти тридцать процентов переломанных костей и внутренние кровотечения. Все это не стало для Оги фатальным лишь потому, что малыш Вельзи, сообразительный не по годам, делился с ним своим силой, и, можно сказать, спас ему жизнь.       Вместе с Огой из тьмы подняли и отобранное у дракона сокровище. Так как он первым среди остальных добыл его, то был признан победителем и второго этапа. Остальным повезло больше: они столкнулись каждый со своим испытанием и достали свое собственное сокровище.       Ламия, которая хорошо умела складывать два и два, почти не сомневалась, что здесь не обошлось без герцогини. Во-первых, та помыкала Хильдой как хотела, во-вторых, имела огромное влияние. Может, ей и влетело в копеечку устроить Оге рандеву с древнейшим драконом, но она добилась своего: контрактор выбыл. Не погиб он, пожалуй, благодаря Вельзи и своим кое-каким навыкам, которые позволяли ему принимать удар с минимальным ущербом.       «Вот тебе и минимальный ущерб», — тревожно подумала медсестра, проверяя, не забыла ли она чего сделать. Терапевтический муу-муу на голову — готово, фиксация костей — сделано, раны обработаны, перевязаны, капельница — есть.       Они с наставником примчались прямо на арену, получив вызов от самой королевы. Ален Делон, весь в ужасе, доставил Хильду и забрал доктора с помощницей на место событий. Там они оказали самую первую помощь и вместе с королевской четой отбыли во дворец, где занялись своим тяжелым пациентом вплотную.       Как же судьи выясняли, кто первый и как все произошло?.. Рататоск, обладающий способностью к раздвоению, растроению и даже расчетверению, то есть к клонированию себя, вел пристальное наблюдение за всеми участниками. Ни одного оператора с камерой в Нифльхейм не заманишь, да и не работает там техника, даже демоническая. Там существует лишь грубая сила и первобытная магия.       Грубая сила была Оге понятна как ничто другое. Но ни она, ни их возросшая с Вельзи мощь, новый прием, который он опробовал в бою с Такамией, не помогли ему остаться целым и невредимым. Оглушенный воплем, еще минуту он не понимал. В мозгах у него зазвенело, перед глазами поплыли радужные круги, и он потерял ориентацию в пространстве.       Дракон, разбуженный настырными тычками, ака Вельзи-взрывами, дернул спинными «плавниками» и пошевелился. Пласты земли и камня, сползавшие с него, пока Ога прыгал по его спине, были не чем иным, как полинялой его чешуей. Тысячелетия Нидхёгг беспробудно спал, обратившись в камень, и теперь вернулся к жизни. Его будто жалил и жалил кусачий комар. Дракон вздохнул, проветривая свои колоссальные легкие, и неторопливо поднял голову, чтобы посмотреть, кто же ему там докучает. Его кожистые веки разлепились, и вдоль надбровных дуг зажглись два ряда круглых глаз, которые увеличивались в размере по порядку от носа к затылку. Древняя золотая радужка и узкий вертикальный зрачок; глаза Нидхёгга обозрели пространство во всех возможных направлениях. Они у него, как у хамелеона, могли вращаться независимо друг от друга, и видели сквозь землю и вечную тьму.       Комар обнаружился у него на темени. Этот комар едва пришел в себя после нидхёггова вопля и, кажется, все еще не понял, что происходит.       Дракон лениво приподнялся на своих мощнейших ногах. Загрохотали по новой камни, попадали вниз новые пласты каменистой породы. Чудовище расправило крылья и вновь прочистило глотку. Ога, зажимая уши руками и болезненно морщась, опрокинулся с ног от мощи звука. Его голову и все потроха пронзила невероятная вибрация.       До него начало доходить. Он хотел выманить дракона. Так вот он, дракон. Только он не внутри горы, он — сама гора.       Не дожидаясь, когда хтоническая зверюга запоет снова, Ога взмыл в воздух.       — Вельзи!!!       Маленькому принцу не нужно было объяснять два раза. На руке у Оги вспыхнула печать Зевула, и ее черные тонкие змеи оплелись вокруг его предплечья, локтя и исчезли под рукавом. Против такого противника не имело смысла размениваться на всякие там метки и темные техники. Такую махину надо крушить ультрамегаприемом, тем самым, который так неплохо ему удался в схватке с контрактором Люцифер. Темноту Нифльхейма, помимо светящихся глаз дракона, пронзило свечение гигантской метки. Исполинская печать возникла прямо над драконом. Энергетический луч ударил вниз, очерчивая глубокую борозду, которая вполне могла потягаться с немаленьким рвом, рядом с драконьей тушей: Ога прицеливался. Оценив масштаб, он направил луч дракону прямо в брюхо.       Броню драконову он, конечно, не взрезал, но поджарил. Крепчайшая чешуя накалилась добела и обожгла своего обладателя. Дракон свел все свои золотые глаза в точку, на крошечное и дерзкое создание, которое осмелилось не только потревожить его, но еще и провоцировать! Пасть Нидхёгга распахнулась.       — Епт! Щас опять басами долбанет! — Ога рефлекторно прикрыл уши.       Но дракон не собирался рычать. Он выдохнул пламя, столп огня, сопоставимый с извержением небольшого вулкана. Ога бросился в сторону, но его и так отбросило горячей ударной волной; жар накалил резину его кроссовок, обжег ступни и опалил штанину. Ему показалось, что он вдохнул огонь: так нагрелся воздух.       — Сука! — ругнулся Ога, пролетев по воздуху, кувыркаясь через голову. — Вельзи! Ты как?       — Ньедабуу!       Не успел он перевести дух, как за огнем последовал рев. Звуковая волна отшвырнула Тацуми еще дальше. Еще чуть-чуть, и кровь пойдет из ушей. Едва Ога сориентировался, где низ и верх, чтоб влупить по зверюге заново, а Нидхёгг снова атаковал огнем. На сей раз Ога поднырнул, усвоив, что жар поднимается вверх. Из сияющей метки ударил новый луч, заставив дракона сойти с места. От его поступи задрожала земля. Его хвост, уходящий так далеко, что было не видно его конца, поднял столбы пыли.       В сиянии метки Ога оглядел исполинскую тушу дракона и решил, что у того нет слабых мест. «Только глаза», — понял он, возвращаясь к драконьей морде. А еще — его размер, как ни странно. Такой огромный, огромнее любого врага, которого он встречал; птичка Баргмаглота показалась бы рядом с Нидхёггом не то что общипанной курицей, а стрекозой. А чем ты больше, тем больше времени тебе требуется, чтобы переместиться. Дракон здоровый, не то слово, и мощный, как сама земная твердь, но капец какой медленный. Пока он моргал один раз, Ога делал с десяток вдохов.       На сей раз он прицелился в крылья и не прогадал: луч прожег мембрану левого крыла насквозь, проделал в нем длинную дыру, прошелся по суставу и врезался в броню. Сразу без перехода, не дожидаясь, пока дракон исторгнет страшный рык — ведь тогда его снова оглушит — Ога ударил Нидхёгга в морду. Тьму нижнего уровня прорезал новый жуткий вопль, который вызвал у Оги не то что боль в голове, а приступ тошноты.       «Твою ж мать, — подумал он, кувыркаясь в воздухе, — это никуда не годится. Даже если выжечь ему глаза, будет орать! Надо забить его одним ударом». Но для такого требовалась небывалая мощь.       Он кое-как выровнялся в пространстве и вытянул руку. Про сокровище, которое ему наказали у дракона отобрать, он благополучно позабыл. Метка шандарахнула по зверюге, но не совсем так, как Оге хотелось, к тому же вокруг дракона взметнулась просто натуральная туча песка и земли, а следом за этим прогремел рев. Да уж, одного мало, надо еще хоть раза три!       Что ж, метка никуда не делась. Дракон, неистово мотая головой и пронзая пространство золотыми лучами из глаз в поисках наглой мошки, которая оказалась такой кусачей, стал отползать прочь. Содрогалась и гудела земля.       — Жахнем, — сказал Ога Вельзи.       Он только успел договорить, как дракон жахнул по нему первым — его хвост, беспорядочно извивающаяся огромная змея, врезался в контрактора юного Вельзевула и вышиб из него весь дух.       Его просто смело. Смело и отшвырнуло куда-то далеко в сторону. Глотая пыль, которой его окатили вместе с мощнейшим ударом, Ога несколько секунд ничего не чувствовал. Боль врезалась в него с опозданием, как сверхзвуковой истребитель, рев двигателей которого едва поспевает за турбинами. Эта боль оглушила его до кратковременной потери сознания. Он ощутил себя яйцом, которое разбили всмятку. Он не мог вдохнуть — собственные ребра вгрызлись в тело, аки клыки саблезубого тигра, он не мог пошевелить руками и ногами, потому что ему в кости словно насовали острейшего стекла. Голова гудела, зрение не фокусировалось.       Он уже почти встретился с землей, и маленький демон на его плече предотвратил смертельный удар. Ога мягко опустился на поверхность, но даже такое соприкосновение заставило его зарычать от боли. Больно было буквально везде, настолько, что на глазах даже сами собой выступили слезы. Он едва дышал, потому что и дыхание причиняло страдания.       «Кабздец, — подумал Ога, — вот это эпик провал. Такая тупая случайность…». Дракон-то, похоже, вовсе не следил за своим хвостом, как не делают того кошки и собаки. Он просто дернулся от боли, и вот те на.       Чудо, что Вельзи уцелел и вроде не пострадал — ну, не сильно. Необычный малец все же, даже для демона. То ли сумел защититься, то ли ему повезло больше, чем его приемному папаше. Малыш завозился рядом с огиной головой. Его маленькие руки ощупали его ухо, прошлись по волосам, и он дернул Огу за вихры — слабо, но дернул.       — Ты че…       Перед глазами все плыло. Исполинский силуэт дракона, который продолжал возиться, заставляя землю дрожать. Гигантское колесо метки над ним. Дрожь отдавалась в тело, запуская волну боли заново.       — Ууу, ууу, — настырничал малыш. — Дабу! Дабу!       Ога знал, что надо встать. Знал, но не мог. «Сокровище, да, — вдруг вспомнил он, — и как я его теперь найду? Хоть бы пальцем пошевелить».       Вельзи, вслед за своим отцом, не отличался особым терпением. И вот сейчас, видя, что на его понукания не реагируют, он перешел к тяжелой артиллерии. Нет, не электрошок, электрошок, как он помнил, работает, когда родители начинают ссориться. А тут батя, понимаешь, разлегся, встать не может. Надо одолжить силушки богатырской!       Короче говоря, уникум по имени Вельзевул Четвертый поделился с Огой своей демонической энергией. Не так, как при слиянии или использовании меток, и не так, как с печатью Зевула. В обход всех техник и контрактов, точно так же, как он поступил, когда Химекава заблокировал их с Огой связь, он одолжил свою силу ребятам.       Сначала Ога не понял. Боль начала уходить, и он подумал, что отключается. Дракон легко мог его раздавить, но ему стало все равно. Наконец-то хоть какое-то облегчение. А если он подохнет, так тому и быть.       — Па-па! — Вельзи толкнул его в плечо обеими руками. — Па! Ба!       Это означало «бать, вставай, мы еще не закончили». Ога распахнул глаза. Его мозг и тело даже не думали отключаться.       — Вельзи?       Он вдруг обнаружил, что снова может дышать. И даже шевелиться. И даже сесть!..       — Молоток, Вельзи. Сейчас мы этой ящерице…       Увы, Оге было невдомек, что полученные им травмы не могут исцелиться так быстро, даже с демонической силой. Если бы он полежал часик-другой, но он встал, посадил малыша себе на плечо и вернулся к дракону. Тот медленно уползал из-под созданной Тацуми метки, чтобы оказаться вне зоны поражения. Его серо-стальные бока прочертили буро-паленые полосы, крыло до сих пор дымилось. Золотые глаза дракона все еще просматривали темноту в разных направлениях, и световые лучи двигались, словно освещение на рок-концерте. И все же Ога разглядел на драконьей башке посторонний блеск. Прямо во лбу огромной морды что-то сверкало, и это явно был не глаз, потому что предмет только отражал свет.       «Ага», — подумал Тацуми. Не иначе, как сокровище. Очередная золотая хренотень.       Теперь он поступил иначе и, вместо того, чтобы атаковать и страдать потом от драконьего рева и пламени, постарался увернуться ото всех лучей, что исходили из глаз Нидхёгга. Задачка оказалась не из легких: глаз-то у дракона было целых двенадцать, и Ога только и делал, что подныривал, увиливал и метался во все стороны. Лапы и волочащийся хвост дракона продолжали поднимать столбы пыли.       Ближе к голове задача упростилась: ведь чтобы засечь его на своей макушке, дракону пришлось бы, ни много ни мало, посмотреть внутрь собственного черепа.       Блестящая штука на лбу дракона оказалась ромбовидным кристаллом величиной примерно с гитару. Не ощущая никакой боли благодаря адреналину и демонической силе, Ога размял кулаки, присел и как дернет.       Гладкий кристалл пошел так легко, что Ога аж упал на задницу, а сам камень выскользнул из его пальцев и опасно накренился. Дракон двигался, и его голова покачивалась, хоть и не с особо ощутимой амплитудой в силу своего размера.       — А-та-та-та! Стоять!       Цоп! В последний момент, приняв позу ласточки, Ога ухитрился схватить камень за вершину. А потом их обоих качнуло, кристалл выскочил из ороговевшей древней брони Нидхёгга, и они полетели вниз.       Твою мать.       Вспых, и метка остановила падение, прыг, и Ога, одной рукой обнимая кристалл, а другой придерживая Вельзи, оттолкнулся от ноги дракона и отпрыгнул. Увеличив дистанцию, он не стал мешкать: дракон его заметил, и уже сводил к нему свои глаза-лучи, чтобы прицелиться и изжарить до серого пепла.       Над чудовищем появилась новая здоровая печать. Дракон издал неистовый рев. Огу оглушило по новой и бросило еще дальше, чем прежде, но он успел активировать метку. Весь уровень содрогнулся, а с ним вместе и остальные восемь над ним: Нидхёгга поразило до состояния нестояния.       Ога так и не понял, что нужно было украсть сокровище из-под носа у самого опасного дракона в мире, не разбудив его.       

***

      Тем временем на курортных островах в Кипящем море, богатом на минералы, соли, подводные горячие источники и широкую палитру монстров, основатель 34-й опорной дивизии грел свои старческие бока. Растянувшись в шезлонге под раскидистым зонтом. старик подремывал, изредка потягивая коктейль. У него был свой собственный, хоть и небольшой, участок пляжа и бунгало. Алые волны лизали берег, светило жарило, как и полагается.       Заверещала сигнализация. Бегемот лениво спустил очки на нос и приоткрыл один глаз. Прямо перед ним, загораживая светило, появился усатый здоровый мужик в трусах.       — Прошу прощения за вторжение, — сказал мужик и разделился.       Из него вышел светловолосый парень. Транспортировщик соединился обратно и отошел, усевшись так, чтоб любоваться морем. Бегемот спровадил секьюрити, которые явились на сирену: этого гостя можно не опасаться.       Парнишка Бегемоту нравился. Не такой пустоголовый, как Ога Тацуми, и вовсе не такой сильный — если измерять в мускулах. При том, что он не обладал никакими выдающимися для гопника качествами, он ухитрился выжить и стать своим среди отпетого хулиганья. Чего ему это стоило, Бегемот помнил: пацан не побоялся рискнуть жизнью, чтобы отстоять свое достоинство. Старый демон слишком много повидал стычек, противостояний, драк и войн, и мог судить однозначно: Фуруичи Такаюки получил свое прозвище генерала не на пустом месте.       — Достал-таки, — беззлобно приветствовал он ишиямского школьника.       — Здрасьте, — сказал Фуруичи. Ему удалось вытрясти с Бармаглота, куда отправился его папаша на отдых.       Он огляделся. Бегемот убрал со столика стакан с коктейлем и жестом пригласил незваного гостя сесть. Фуру немного поколебался, неуверенный в прочности столика, но все же занял его.       — Я знаю, что вам может быть небезопасно разговаривать на тему, которую я собираюсь затронуть, — начал он, — но все равно спрошу. Не призываю вас рисковать чем-либо, но пожалуйста, расскажите все, что сможете.       Никто из них не упомянул прямо про события трехтысячелетней давности. Про Шахата, про Соломона и печати с кольцом и прочее дерьмо. Фуруичи самого уже порядком достало, но он не собирался останавливаться, когда влез уже по самое не балуйся.       — Хмм, — Бегемот потянул коктейль из трубочки и через прищур поглядел на горизонт. — И что же конкретно тебя интересует?       Фуру немного подумал. Вопросы стоит формулировать поточнее, чтобы и ответы получить соответствующие.       — Вы сражались в Соломоновой войне?       — Как ты догадался?       Фуруичи пропустил иронию мимо ушей.       — Соломон связывал вас печатью?       Бегемот не сказал вслух, но подумал: «отличный вопрос».       — На твое счастье, нет.       Снова наступило недолгое молчание, в котором шелестели волны, доносилось тихое напевание Ален Делона и булькал коктейль в трубочке. Фуру порадовался, что наконец получил свидетеля, не связанного никакими оковами.       — Вы видели Шахата, который явился к царю, своими глазами? Если да, опишите его как можно точнее. Пожалуйста.       Бегемот ответил не сразу, видимо, призадумался. Все же речь шла о событиях очень давних даже для демона.       — На мою память нельзя полагаться, — наконец сказал он, — и было все очень давно. Он носил двенадцать черных крыльев и темные длинные волосы, был среднего роста и кутался в плащ с капюшоном — лицо не хотел светить. Он явился к Соломону и преподнес ему нечто.       Фуруичи слушал, затаив дыхание. Он не спрашивал о печатях и тайном знании, Бегемот заговорил сам. Наверное, он воспроизводил в памяти то, что лучше всего там отпечаталось.       — Оно не имело формы и цвета, но обладало чудовищной аурой. Не знаю, как ему удалось протащить такой артефакт, или что оно было, и доставить его в самую гущу заварухи…       Догадки были верны: Соломон не получал кольца. Он сделал его сам, а от Шахата получил «тайное знание». То самое, которое украла Лилит, то самое, которое… она, должно быть, отдала Шахату. Может, хотела, чтоб он его сохранил. Или уничтожил. Или применил на благо. Так или иначе, ангел смерти распорядился им по своему усмотрению, но ждал он долго, ведь оказался не способен воспользоваться этой магией сам. Иначе зачем ему отдавать такую мощь человеку? К тому же, эксперименты, о которых рассказала Айрис, тоже это подтверждали, пусть и косвенно. Демону не под силу использовать печати. Скорее всего, ангелам тоже.       — Вот уж не знаю, чего он добивался, но хитрый был ублюдок, без сомнений, — продолжал предаваться воспоминаниям Бегемот. Фуруичи было невдомек, но основатель сильнейшей дивизии когда-то заключил соглашение со своими соратниками, что они не проронят и слова о событиях Соломоновой войны. И он соблюдал обет три тысячи лет. Теперь время пришло. Бегемот расслабленно лежал в шезлонге, грелся на солнышке и говорил, и он понял, как приятно, когда тебе уже глубоко плевать, что ты там нарушаешь. Пусть хоть кто явится за его головой, он все еще может дать отпор. А если нет… слово не воробей. Фуруичи запомнит все, что сегодня услышит.       А может, ему просто нравился этот пацан.       — Соломон создал печати. И когда нашему брату стало невмоготу терпеть его террор, сам Вельзевул явился к нему и предложил себя вместо своих подданных.       Фуруичи вытаращился на собеседника.       — Он… заключил контракт с Соломоном?!       — Агааа. Так и было. — Бегемот хмыкнул. — Соломона не зря прозвали Мудрым, хотя как по мне, он был просто очень хитрой задницей.       «Не то слово», — согласился про себя Фуруичи. Заставить повелителя всех демонов прийти к тебе на поклон! Вот значит как на самом деле была остановлена война. Летописи-то малясь врали.       — Об этом… — начал Фуру.       — Нигде не говорится, — закончил Бегемот. — Потому что этот контракт — великая тайна.       — Да? Но вы ж были лейтенантом, откуда вам про него известно? — тут Фуруичи стушевался, побаиваясь задеть пожилого демона. — Ну, то есть… звание ведь не очень высокое…       Бегемот усмехнулся.       — Да никого больше не осталось, парень. Кучка из офицерского звена, которой был доверен секрет…       Фуру чуточку помолчал.       — Вы, конечно, не скажете, кто еще?..       — Могу сказать. Но тебе мало поможет. Герцог Гремори. Архидемон Маммон. И Форкас.       Две фамилии генерала не удивили, а вот Маммон — дело другое. Он же соперник Вельзевула, его враг.       — Как тебе сказать, — отозвался Бегемот, — времена меняются… Маммон — демон жадности. Может, Вельзевул предложил ему щедрую награду за сотрудничество. Это только они знают.       — А Вельзевул Первый почил уже?       — Разумеется.       — И второй?       — Туда же.       Фуруичи тряхнул головой. Все это было интересно, но особо не относилось к делу. На иных свидетелей, кроме Бегемота, рассчитывать не приходится. Надо вернуться к ангелу смерти.       — Расскажите еще про Шахата, — попросил генерал. — У него был при себе серп, когда он явился впервые?       Бегемот кивнул.       И вот это уже было интересно. Химекава передал, что ангелы смерти не были у Соломона. Информации можно верить, потому что ангелы не врут, и они заключили клятвенный союз. А значит, исчезнувший Шахат и есть Самаэль, других вариантов просто нет. Другой вопрос, откуда он взял серп.       — Вы ведь знаете храм Лилит? — сказал Фуру. — Там хранится серп смерти. Он когда-нибудь… пропадал оттуда?       Ламия не смогла ответить ему на такой вопрос. Она, хоть девочка и образованная, но еще слишком юная. Да и профиль у нее не история, а медицина. Она понятия не имела. Фуруичи рассчитывал, что похищение или пропажа реликвии навели бы шороху и о таком событии все бы знали, но…       — Насколько мне известно, — сказал Бегемот, — то нет.       Фуруичи постарался не вздыхать. Он поспрашивал старого командующего, общался ли кто-либо, кроме царя Соломона, с Шахатом, но ангел смерти был осторожен. Он никому не показал своего лица и не говорил ни с кем, кроме царя Израиля. Ни с демонами, ни с ангелами. Он был шпион, серый кардинал.       Странная получалась картина. Изгнанный падший ангел тысячелетиями залегает на дне, а после заявляется и пакостит… демонам, а не своему бывшему хозяину. Фуру побарабанил пальцами по коленке. Нет, смотри внимательней, все не так очевидно, как кажется. Даже Бегемот сказал — Соломон был тот еще хитрец. Наверняка царь просек, что его хотят использовать в своих целях, и повернул все так, как ему самому выгодно. Вряд ли ангел смерти имел контакты с демонами; все ангелы ненавидят демонов, но Шахат не рядовой ангел. Он долгие века прожил в мире смертных, какое ему было до демонов дело. Самая вероятная версия самая же и очевидная. Шахат воспользовался случаем, чтобы отомстить своему повелителю.       Когда же ему это не удалось, он ударился снова в бега. Если принять на веру, что Соломон уничтожил кольцо (и правильно сделал, Фуруичи был с Саотоме согласен), то ангел смерти остался ни с чем. Он был никто, у него не осталось ни его клинка, ни последнего дара Лилит.       И уже три тысячи лет спустя он нашел, или даже основал сам, компанию Соломона. Эта контора, по сути, провернула то же самое, что и сам древний царь, с поправкой на современные технологии. Вместо печатей они разрабатывали и продавали антидемоническое оружие. Они похищали опорников, может, и кого-то еще, просто никто не знает, и в том им помогали заговорщики. Шахату вряд ли есть дело до политики в Демонии, но какие-то общие интересы с теми демонами у него были… так-так, а ведь компания же и силу демоническую продавала, играла на всех фронтах. Не намеревался ли падший ангел, экспериментируя с печатями, собрать свое войско?       — У знатных демонов что, к опорникам что-то личное? — это скорее были мысли вслух, чем вопрос. Но Бегемот отреагировал.       — Как знать. Опорники, малыш, тоже многие выходцы из знати. Но не все, — командующий потер бороду. — Хммм…       Очевидно, опорников похищали, потому что они — одни из лучших воинов, сильные, с хорошим запасом энергии. Вопрос в том, хватали ли похитители кого придется или у них была наводка.       — Чем же похищенные отличаются?       Бегемот допил коктейль. Сююююрп, пробулькал стакан. Фуруичи терпеливо ждал. Ален Делона облюбовали местные чайки, птицы с изогнутыми клювами, что отливали сталью, и оперением с оттенком как у фламинго. Они уселись транспортировщику на плечи и голову. «Странно, что не нагадили», — подумал Фуру. «Чайки» же, чей помет был едок, аки серная кислота, отучились гадить при туристах, потому что те в таких случаях давали им не вкусняшку, а пиздюлей из огнемета.       Настала очередь Бегемота вздыхать.       — Ну ладно, ладно… шибко ты умный, парень. Расскажу тебе еще один секрет. Почти все наши опорники — знатные демоны, хоть мало-мальски. Но стоит заметить. что для поступления на службу это не обязательное условие.       Фуруичи был весь внимание.       — Отбор проводится методом испытаний. Банальщина — сила, выносливость, и прочее. — Бегемот выпрямился в шезлонге, снял очки и поглядел по сторонам. Понизив голос почти до шепота, он добавил. — Так вот, кое-кто из наших ребят — полудемоны. И эти полудемоны сильнее некоторых чистокровных.       Глаза Фуруичи широко распахнулись. За два предложения столько нового!       — То есть все похищенные…       — Не все. Но я думаю, тебе стоит обратить на это внимание. Чистокровные, скажем так, демоны не приветствуют полукровок.       А ведь и правда, если учесть, насколько традиционным во многих отношениях является демоническое общество. Это, грубо говоря, как смешивать аристократическую кровь с простолюдинской. Тысячелетний уклад такого кощунства не выдерживает, с точки зрения чистокровной знати. Но даже демоническое общество прогрессирует, взгляды меняются, традиции тоже, и не всем изменения приходятся по вкусу.       — В Демонии, значит, союзы с людьми не запрещены? — уточнил генерал.       Бегемот надел очки обратно и вытянулся в шезлонге.       — Нет, с чего бы. Мы же издавна заключаем контракты. Вот только некоторые хотят, чтобы контрактами все и ограничивалось, причем контрактами лишь с сильными и благородными мира людского. Мне как-то все равно, но у нас не тирания, и пусть каждый выбирает себе в партнеры кого хочет.       «Согласен», — подумал Фуру.       — Самое главное тут, впрочем, другое. Знаешь, в чем опасность полукровок?       Фуруичи пожал плечами. С его точки зрения, полукровки никак не угрожали обществу — ни демоническому, ни человеческому. Это все равно что думать, будто ребенок в смешанной семье из японца и американки, скажем, какой-то не такой. Средневековье полное.       — Не знаешь, значит. Так вот я тебе скажу. Дитя, рожденное от союза демона и человека, всегда — всегда — превосходит в силе своего родителя.       Так вот оно что! Тьфу ты еб твою мать, ну конечно! Какие к черту традиции, какая чистота крови! Может, кого из самых отшибленных аристократов и это тоже волнует, но…       — Понял теперь, да?       В голове у генерала, как в доме Облонских, все смешалось. Шахату полукровки нужны были, чтоб выкачать из них побольше силушки. А заговорщики только рады были ему их сплавить. Ведь какую опасность, если подумать, представляют такие дети. А ну как они сильней расплодятся, а потом захотят и власть захватить. Плакала вся аристократия. Должно быть, нехилый у них был баттхерт, когда полукровок приняли в опорники.       Ангел смерти, не наученный горьким опытом, наступил на те же грабли и подвизался с компанией, чтобы поиметь с нее профит в виде сильных бойцов и мастеров печатей. Между прочим, не исключено, что он, апеллируя к притеснениям полукровок, пытался завербовать их, а не просто использовать как батарейки. Заговорщикам в Демонии было глубоко начхать на его махинации, покуда он не лез в их внутреннюю политику. Теперь же мы имеем, что имеем. В центре всего этого наверняка герцогиня Гремори, которая с потерей компании нашла замечательный предлог избавиться от самого опасного смертного, который ошивается в Демонии. Надо бы еще выяснить, что там по статистике нападений, пропаж без вести, прочего говна, связанного с полукровками.       «Неужели герцогиня боится, что Ога с Хильдой сойдутся? — изумился Фуруичи. — Это же из области фантастики, неужели она не поняла?». Хотя… лучше перебдеть, чем недобдеть, да? Ведь если представить, что у этих двоих появятся дети (Фуруичи аж перекосило от такой мысли), то это будет… апокалипсис, не иначе.       «Нет, — твердо сказал он самому себе, — такому никогда не бывать. Начнем с того, что они как кошка с собакой. Ога так вообще непроходимый тормоз в плане женщин… Хильда же очень гордая, так что даже если он ухитрится ей понравиться… — тут он припомнил беспамятную Хильду, и как Ламия сказала, что обе Хильды суть одна личность. — Вряд ли она это признает даже под дулом пистолета».       Короче говоря, союз адской горничной и сильнейшего на данный момент контрактора в мире имел шансы не успех при совпадении слишком большого количества обстоятельств. Все вероятности стремились к нулю.       Фуруичи никогда еще так не ошибался.