***
Пока Ога боролся с головокружением и слабостью в конечностях, Форкас разгерметизировал капсулу и поднял крышку. Аппарат открылся с легким шипением. Все жизненные показатели никак не изменились, то есть были в норме: сердце билось, гоняя кровь, легкие дышали. Чтобы узнать, вернулась ли душа Хильды, нужно было разбудить ее. Форкас подумал, что она, наверное, предпочла бы видеть кого-нибудь другого, а не его, но Ога все еще матерился, распластавшись на полу. Он предпринимал активные попытки сесть, но его руки так тряслись, что ему удавалось лишь немного приподняться. Почему-то у дока было хорошее предчувствие. Врач коснулся руки второй своей пациентки и пожал ее. Пальцы девушки дрогнули, и Форкас окликнул ее по имени. Положил ладонь ей на лоб и почти по-отечески погладил по голове. Ресницы Хильды затрепетали. Она судорожно вдохнула и негромко застонала. Голова ее мотнулась. Форкас просиял и переглянулся с Ламией, которая прятала широкую улыбку за ладошками и смаргивала слезы счастья. — Ты вернулась, все хорошо. Дыши, все в порядке. Не торопись. В уголке глаза, не закрытого длинной челкой, появилась маленькая прозрачная капля. Она задрожала и скатилась по щеке, сверкнув в свете лампочек. Хильда боролась сама с собой, ее дыхание стало глубже и увереннее, но глаза все не открывались. Конечно, Хильде трудно, ведь она в прямом смысле слова переродилась. Из неведомого небытия ее душа вернулась в тело, которое не двигалось много дней. Доктор включил в капсулу программу по поддержанию мышц в форме, но это все равно было не то же самое, что реальное движение. Хильда заново вспоминала, как управлять собой, как дышать, как двигать руками, ногами; просто даже как смотреть. Форкас улыбнулся и снова провел рукой по ее волосам. Он знал, какой еще очень хороший эффект дало перерождение. Расколотая личность Хильдегарде Гремори умерла и воссоздалась, теперь уже будучи целостной. Это было очень, очень хорошо. Это было прекрасно. Форкас лучше других знал, как страдала Хильда от своей двойственности, от своих воспоминаний. Она не родилась такой суровой, безжалостной, непреклонной и бескомпромиссной; герцогиня Гремори вынудила ее создать настоящую броню. Хильда шевельнулась. Веки ее приподнялись, и расфокусированный взгляд мазнул по потолку и стене. Форкаса Хильда не замечала. Она медленно поморгала и тяжело вздохнула. Губы ее шевельнулись, но демонический врач не услышал, что она говорит. Зато у Оги прорезался голос и он, приподнявшись на руках, прохрипел: — Хильда!.. Хильда вздохнула. По ее глазам док понял, что она услышала. Руки ее пришли в движение, пальцы смяли юбку платья. Хильда смешно передернула плечами и перекатилась на бок. — Тацуми… Ага! Получилось. Ога возликовал, и, наверное, это придало ему сил. Он рывком поднялся и наконец-то сел. Тем временем доктор Форкас помогал Хильде принять вертикальное положение. Зашуршало черное платье, и летящая юбка каскадом складок соскользнула с ложа капсулы. Хильда, держась за руку врача, медленно спустила босые ноги. Потерла лоб: в глазах все равно потемнело, хоть она старалась не торопиться. И наконец посмотрела перед собой. Ога молча уставился на нее. Форкас сидел на краю капсулы и улыбался. Рядом притихла Ламия, и казалось, что врачеватели так и останутся незамеченными, если будут молчать и не двигаться. Хотя Ога с Хильдой тоже молчали и не двигались. Он словно увидел ее впервые. Ему сказали, что шансы невелики, но все получилось. У них получилось воскресить ее, ни много ни мало! Это было самое невероятное, что произошло с ним за последний год. И сейчас он рассматривал ее лицо жадно и пристально, впитывая в свою память каждую черту, хотя он их и так отлично знал. Уму непостижимо. Еще вчера она… да ее просто тут не было, одно тело лежало. Сегодня же она вернулась, и, кажется, она помнила все. Дышать почему-то стало сложно. Только что он не мог оторвать от нее глаз, а в следующий миг смотреть стало невыносимо. Хильда увидела, какое необычное, совершенно несвойственное и абсолютно точно прежде невиданное выражение приобретает огино лицо. Она не знала, как его описать, как назвать его; будь она человеком, который верит в богов, она бы сказала, что это лицо узревшего чудо господне. Его брови, обычно всегда нахмуренные, приподнялись, а рот как-то растерянно приоткрылся, и в глазах ясно читалось, что он едва верит в то, что видит. Все, что вырвалось из его груди, — это короткий смешок, и он повесил голову, а потом зачем-то провел ладонью по глазам. Форкас с Ламией переглянулись снова с понимающими улыбками. Док взглядом показал, что стоит освободить помещение и оставить контрактора и горничную принца наедине. Хотя те и так их не замечали. Хильда сползла с края капсулы и упала Оге прямо на колени. Он вздрогнул, вскинул голову, но его уже крепко обняли за шею. Запуская пальцы в его густые волосы, Хильда негромко произнесла: — Что же ты натворил, дурак. Голос у нее дрогнул. Ога как во сне поднял руки и медленно обхватил ее за пояс. Ощущение прикосновения, тепла, тяжести на собственных коленях было реальным, но ему все равно хотелось ущипнуть себя, уколоть, или даже врезаться башкой в стену. Где-то возле уха кожу обдавало ее теплым дыханием. Он сам прижимался щекой к ее голой ключице. Настоящая… Хильда резко выдохнула, когда он со всей силы стиснул ее и прижал к себе. Это было даже больно; но — приятно. Приятно чувствовать и боль, значит, она снова жива. Ее память милосердно избавилась от времени, которое она провела вне тела. Спустя мгновения после пробуждения она еще помнила, но дни в межмирье, как ускользающий сон, покинули ее сознание. Она сама не понимала, но откуда-то она знала точно, что произошло и кого благодарить. Или ругать на чем свет стоит. — Ты больше не посмеешь оставить меня. Казалось, обнимать крепче уже некуда, но ему удалось. — Это мои слова, — ответила Хильда, прижимаясь щекой к его лохматой макушке. Они замолчали. Хильда прикрыла глаза. Какое облегчение. Как сильно она ограничивала себя раньше, всю жизнь, била себя по рукам, одергивала. Ей не пристало нежничать даже с собой, не то что с другими. Она — дочь Гремори, она боевая горничная, ее призвание — служить к чести семьи, положить жизнь на благо юного принца. Только вернувшись с того света, она наконец смогла позволить себе обнять дорогого ей человека. Он не изменился, остался тем же дураком, хамом, оболтусом, лентяем. Но точно так же он оставался сильным, храбрым — даже отчаянным, он ничего не боялся — и верным. Изменилась она — теперь она могла признать, что этот человек важен для нее. Человек!.. Думала ли она, что такую роль в ее жизни займет простой смертный? — Сколько ты потерял? — спросила она. — Какая разница. — Другого ответа она и не ожидала. Когда дело было сделано, теперь это и правда не имело значения. Ей не хотелось, чтобы Ога жертвовал своей собственной жизнью в самом прямом смысле слова из-за нее, но она не могла за него решать. Точно так же она не хотела, чтобы он приходил ее спасать от Бармаглота, ведь оно того не стоило. Она давно приготовилась потерять все ради служения господину, а этот приперся и все перевернул с ног на голову. Подставил под удар и свою шею, и принца, чертов тупица. Хильда отодвинулась и взяла его лицо в ладони. То выражение исчезло, уступив место старому, обычному, равнодушно-пофигистичному. Но Хильда, глядя Оге в глаза, знала, что, если б ему было пофиг, она оставалась бы мертвой. А Вельзи остался бы без контрактора. Его руки все еще лежали у нее на поясе. Ога молчал. Хильда сказала: — Ты проживешь намного меньше, чем мог бы. Одна его бровь будто иронично шевельнулась. — Ну и что. Мы проживем одинаково. — Он усмехнулся. — И умрем в один день, прямо как в сказке. Хильда подалась вперед и коснулась своим лбом его. — Дурак. Какой же ты дурак… Она испытывала так много всего сразу, что с трудом могла отделить одно чувство от другого. С осторожностью она подпускала к себе эмоции, которые так долго были заперты, и позволяла им, волна за волной, захлестнуть себя. Удивительные и тревожные, они приводили ее в смятение. Она сама не знала, чего хочет: расплакаться, засмеяться, обнять Огу еще раз, или треснуть его, или все сразу. Одно самое главное чувство затопило ее с головой, подавляя остальные или в какой-то мере даже состоя из них. Благодарность, которую она не могла выразить словами. Потому что не умела. Никто никогда не бросался сломя голову ее спасать, она спасала себя сама. Никто не рисковал собой ради нее. Одного «спасибо» недостаточно, чтобы отплатить за услугу, которую ей оказали. Ламия смотрела на них из уголка и ей чудилось, что они вот-вот поцелуются, но, кажется, они не собирались. Определенно, на это точно было неприлично смотреть; наставник уже куда-то тактично испарился. — Тоже мне сказка, — сказала Хильда. «И правда», — подумала Ламия. Ога такой Ога. Сам Ога твердо придерживался своего мнения. Он ответил: — Конечно, сказка. Ты же воскресла. Повернув голову, он добавил Хильде на ухо: — Только попробуй еще раз умереть. Я тебя убью. Она засмеялась, и Ламия попятилась да нырнула в приоткрытую дверь.***
Когда Йохан нашел Сатану, тот лежал ничком на газоне, а рядом выстроились в ряд его конечности, словно части большого «Лего». Ничуть не расстроенный увиденным, бог смерти перевернул тело демона ногой. Тот неприязненно уставился на соломоновца. Надо же, неплохо его потрепали. Компашку Оги Тацуми и правда не стоит недооценивать, но сей урок Йохан усвоил еще в Лос-Анджелесе. Он сделал ставку на сильного архидемона и его мозговитого контрактора, но те не справились. Очевидно, Фудзи выведен из строя и, скорее всего, сейчас в руках противника. Пожалуй, единственное, что тут действительно плохого — это невозможность дать Сатане другого контрактора, покуда жив старый. Йохан выключил блокиратор Химекавы и любезно приложил все конечности Сатаны по местам, чтобы демон мог восстановиться. Сам он тем временем соображал, кому можно поручить устранение Фудзи. Стоит заняться сим вопросом в первую очередь. Проще всего будет решить его, покуда в Демонии суматоха из-за окончания соревнований и чудесного воскрешения Хильдегарде Гремори. Йохан надеялся, что Фудзи и Сатане удастся вывести контракторов из игры, а демонстрация силы и превосходства заставит их задуматься, какую сторону лучше занять. Задача лишь частично увенчалась успехом. Заставить архидемонов вернуться теперь можно только силой. А что, если Фудзи не убивать, а просто похитить его вместе с хотя бы парочкой других сопляков?.. Если эти дураки прячутся во дворце Вельзевула, то они создают для него, Йохана, возможности. Неважно, если они не все в Демонии, но раненые — точно там. Случай уникальный и так и ждет, пока им воспользуются. Ога Тацуми сейчас не боец, его ближайший соратник, способный парень, контрактор 34 дивизии, вовсе окаменел, Акахоши Канкуро на больничной койке и навсегда калека. Такого дисбаланса достаточно. — Ублюдок, — взглядом наблюдая за Йоханом, произнес Сатана. — что ты опять задумал? Йохан вежливо улыбнулся. — Для начала поставить тебя на ноги, уважаемый. Шинигами сел на корточки и продолжил: — А после мы развяжем в Аду войну, которой не видывали тысячи лет. И он, довольный, засмеялся себе самому. Не менее чем за сотню километров отсюда Химекава с ребятами заныкался на выкупленной военной базе в горах. Пока они соображали, как им покинуть Ишияму и не окаменеть, черный туман рассеялся: Фудзи, значит, обезвредили. Химекава решил еще немного подождать, и вскоре на виллу прибыли Куниеда с Затоичи. Краснохвостка, бледная и в крови, немедленно вызвала суматоху среди девчонок. Но Химе сразу смекнул, что кровь, скорее всего, не ее. — Королева, эт че? Я смотрю, танцы с Фудзи были очень грязными? — поднимая бровь, поинтересовался он. У Куниеды не было даже сил смущаться, хотя пиджак на голое тело являл миру ооочень глубокое декольте, из которого чуть-чуть выглядывал бюстгальтер. — Кровь, кишки? — ухмыльнулся Насу. — Кровь, — подтвердила Куниеда, — спасибо, что без кишков. Принесенные товарищами новости ребят не обрадовали: Фудзи-то они поймали, но их генерал превратился в камень, а контрактор Маммона чуть коньки не отбросил. Обоих быстро переправили в Демонию, в заботливые руки Форкаса и Ламии. Фудзи скрутили и унесли опорники. Прежде чем эвакуироваться на вертолете, Химе и ко попытались найти Канзаки и Тору, а также проверили свои семьи. Хаджиме с Тоуджо не нашлись, Канзаки пропал из больницы, а остальные обратились в камень. На боевом духе открытие сказалось как нельзя хуже, и общую подавленную атмосферу безысходности и уныния разбавлял разве что Баклажан. Такамия остался к пострадавшим в городе индифферентен, курил себе сигареты и почти не встревал в разговоры. Зато Ринго Ходжо, которую подобрали на вылете из города (она едва успела спастись и угнала чью-то тачку, но в машине не хватило бензина и экс-краснохвостка уселась меланхолично курить сижку на крыше) не отмалчивалась. Завидев вертолет, она принялась отчаянно вопить и даже нашлась, чтобы кинуть зажигалку в бак машине. Остатки бензина рванули достаточно ярко и зажигательно. — Ты все такая же ненормальная, — сказала ей Аой, когда Ходжо втиснулась в кабину. — Цель оправдывает средства, — отозвалась та, сдувая пряди волос с носа. Химекава и пилот вертолета были не в восторге от прибавки в весе, но критической отметки масса не пересекла, и вертушка полетела по маршруту дальше. Остальные едва поприветствовали пополнение в бригаде, а Баклажан сказал Куниеде: — Она конченая. Ринго пихнула его ногой. — Я все слышу, овощеголовый. Прикуси язык, или сам кончишь. — Благодарю покорно, обойдусь без обслуживания в номер. Они препирались, пока Химекава не велел им заткнуться, иначе они пойдут пешком куда глаза глядят. Вот и сейчас, когда некоторые ишиямовцы разбрелись по комнатам, а другая часть собралась в общей-типа-гостиной, они не поделили свободный эфир. Химекавы на сей раз тут не было, он засел в своих личных апартаментах и ловил сигналы с установленного в Сатану жучка. За столом гоняли чаи Эбиан вместе с Ненэ, у окошка меланхолично пялился на улицу Такамия. Ринго Ходжо старалась развести его на разговор, раскуривая рядом сигарету. Куниеда ерзала на диване, пытаясь поймать радиоволну. Приемник исправно работал, вот только связь — не очень. Произошедшее в Ишияме поставило на уши все японское правительство, и не стоило сомневаться, что и по мировым каналам тоже крутили страшные новости. Чего там только небось люди не думают: нашествие инопланетян, секретное оружие Северной Кореи, США или России, диверсия какой-то новой террористической группировки… Баклажан расхаживал по комнате, насвистывая мотивчик. Он уже успел накарябать что-то маркером на дверце кухонного шкафчика и, кажется, искал новое полотно для художеств. Его глуповатое лицо не выражало и тени беспокойства. На самом деле, с его точки зрения, они неплохо поработали, Сатану ушатали. И даже Фудзи вон попался. Кто-то не пережил схватки в дефолтной комплектации, ну так что ж теперь. — Нууу, и что мы все молчим да молчим? И лица постные, как на поминках, — наконец не стерпел он. — Как будто в склепе сидим. — Молчание — золото, — изрек Затоичи. — Не в данном случае, шарик ты бильярдный. Городу, конечно, пиздец маленько пришел, но ни этот Фуруичи, ни наш шашлычок не померли вроде. Куниеда укоризненно взглянула на него. Она еще помнила теплую акахошину кровь на своих руках и смертельно бледное лицо. И открытую рану. — Если он шашлычок, — не без отвращения повторила она, — то ты тогда кто? — Яяя? — пропел Насу. — Я порхаю как бабочка, жалю как пчела. — И несешь ахинею, как балабол конченый, — встрял Такамия. — Сиди там себе сычом на своей жердочке и не отсвечивай, — отозвался Насу. Ходжо повернулась всем корпусом и рявкнула: — Бля, завали уже! Надоел. — Ой, а мне не похер ли? — по привычке высовывая пирсингованный язык, отозвался Баклажан. — Тебе одному тут весело, так что заткни фонтан! Или я тебя заткну. Вобью по бутылке в глотку и задницу, — потрясая схваченной со стола бутылкой минералки, пригрозила Ходжо. — Фубля, бдсм-щица больная. — На себя посмотри! Обкололся где можно и нельзя, и ходит как гомосек латентный с кисточками на груди. Будь тут Канзаки и Фуруичи, они бы дрогнули от шокирующих воспоминаний. Насу сделал бровки домиком и спросил: — А ты че, за мной подглядывала? Жилка вздулась у Ринго на виске. — Пошел нахуй! «Господи Иисусе», — подумала Ненэ, наблюдая, как они лаются. И нашли же время, еще б подрались прямо тут, чтоб наверняка. И от базы кирпичика на кирпичике не оставить. Куниеда вздохнула и придержала Ходжо за локоть: та уже собралась бить бутылку о башку Баклажана. — Он же тебя провоцирует, не ведись. Насу хихикнул. Тут подал голос Такамия, который едва пару слов сказал за последние полдня: — Он, может, и бесит, но в одном прав: нет смысла сидеть и наматывать сопли на кулак. Так-то оно так, но смеяться тоже было не над чем. И все же никто Такамии не возразил. Военная база здорово проигрывала в уюте настоящей вилле, но тут было все необходимое. Быт после роскошных отелей и шикарных комнат, за которые башлял наследник корпорации, казался спартанским, но никого это не волновало. Они все были живы, целы и готовы к дальнейшим действиям. В первые двое суток действия свелись к отдыху и ожиданию каких-либо новостей из Демонии. Химекава также ждал посланника из верхнего царства. Договор формально заключал ангел с Акахоши Канкуро, а того с ними сейчас не было, но Химе надеялся, что с ним все же поговорят и без контрактора… эти придурки, что один, что второй — Фуруичи — вот зачем надо было так подставляться? Если Фуруичи не вернут в ближайшее время, то они лишатся большого куска мозаики. Ведь генерал собирался поймать заговорщиков на живца и пошпионить. Без него никто не расскажет, удалась ли затея и что из нее вышло. А еще он что-то упоминал о полукровках, которые играют не последнюю роль в конфликте. У Химекавы не было доступа в демонические архивы. Здесь он мог полагаться только на товарища. Посол от ангелов пожаловал быстрее, чем пришли какие-то еще новости из Демонии. К вечеру энного дня на базу заявился не кто иной, как Саотоме. Он появился в компании уже знакомого ребятам наблюдателя. Потрепанный и усталый, с драной курткой на плече и пожеванной сигаретой во рту, учитель пригнал на базу на мотике. Принадлежал ли мотик ему самому, осталось тайной. — Насилу вас нашел, — пожаловался Зэн, — спрятались так спрятались, мелкие засранцы. — Сочту за комплимент, — отозвался Химекава. — Давайте без прелюдий. — Что, даже кофейку своему сенсею не предложишь? Во мажор невоспитанный, — хмыкнул Зэн, доставая новую сигарету. Химекава вспылил и наехал на него на тему того, где сенсей прохлаждался, пока ученики отдувались за всех в схватке с Сатаной. Зэн заявил, что ученики шуршат не по сезону, а ему самому тоже не больно-то хотелось их бросать, но пришлось. — Я вообще изначально нейтральная сторона, но меня старый друг попросил об одолжении, и теперь я между молотом и наковальней, — пожаловался он. — Политика, мать ее… Спустя некоторое время бытовой возни все расселись в помещении, которая условно являлась кухней-гостиной. Здесь было достаточно мебели, чтобы всем уместиться, в дополнение стоял стол, у стены лепилась раковина и холодильник, а за ним темнела дверь в кладовку, набитую разной хавкой. Саотоме пришлось немало потрудиться, чтобы заставить ангелов вести переговоры без Акахоши. Колоться, почему они выбрали именно его и почему так настаивали на его участии, они не собирались, и Зэн скоро плюнул и перешел к сути. Во-первых, он хотел помочь своим ученикам, а во-вторых, Фуруичи разбудил в нем любопытство. — Значит, так, ребзя. Вот чем с вами эти, — он глазами указал наверх, — решили поделиться. Первое: по поводу ангелов смерти, которые были у Соломона. Точней, не были. Ни один из них. Химекава, сложив руки и устроив на них подбородок, нахмурился. — Это точно? — Точно. Ангелы не лгут. К тому же они связаны договором. По той же причине и инфы дают немного. — Но тогда, — сказал Химекава, — кто был при царе? Мой источник — живой свидетель тех событий. И он утверждает, что у того типа был серп смерти, настоящий. Зэн выдохнул струйку дыма, заставив некоторых зажать носы и закашляться. — Вот и я задался таким вопросом. И вот что мне сказали. Один из них как раз три тысячи лет назад действительно побывал в царстве Израилевом. Косил как миленький, ведь шла война… То есть, это была женщина. — Ава Донна, — сразу догадался Химе. У него была хорошая память и прекрасное логическое мышление. — Агааа, — кивнул Зэн и затянулся. Баклажан встал и открыл окно. Ходжо немедленно воспользовалась освободившимся пространством и закинула ноги на подлокотник тахты. «И почему они сели рядом?» — удивилась Ненэ. — Выводы, как говорится, делайте сами. Наступило недолгое молчание. Зэн продолжал курить, Такамия тоже. Ринго показывала неприличные жесты Насу, который остался стоять дышать воздухом у окна и строил краснохвостке мерзкие рожи. Тишину нарушила Куниеда. — Но посланник совершенно однозначно описывается мужчиной. Могут ли ангелы смерти менять облик? — Нет, — уверенно ответил Саотоме. — Не могут. — Значит, — неторопливо проговорил Химекава, — серп украли? Или, — Тэцуя покосился на ангела за окном, — она сама дала его Шахату? — Им запрещено передавать свое оружие, — сказал сенсей. — Они не уточняют, нарушала ли Ава Донна запрет, но их уклончивость стоит понимать как положительный ответ. — Я тоже так думаю, — согласился Химекава. — Они сказали что-нибудь новое о Шахате? Зэн хлебнул кофе и кивнул. — После смерти Лилит никто не видел первого шахата, и прочие ангелы смерти в том числе. Но Ава Донна встречалась с тем, кто был при царе Соломоне. Она считает, что этот неизвестный очень похож на Шахата. Однако она не сказала, что это он. И описала она его очень занятно. Саотоме сделал маленькую паузу, чтобы дать понять, что на слова Ава Донны стоит обратить самое пристальное внимание. — Она сказала, что это человек с крыльями ангела. Ходжо зевнула. Такамия и вовсе будто перестал слушать, запрокинув голову. Остальные в недоумении уставились на учителя, а Химе приподнял бровь. — Как понять? Ангелы тоже выглядят как люди с крыльями. Саотоме усмехнулся. — Но у ангела есть аура, согласен? Как и у демона. У всего в мире есть своя энергетика. Люди с хорошо отточенным чутьем, как Куниеда-сан или этот громила, — он кивнул на Затоичи, — отлично знают, что я имею в виду. Химе побарабанил пальцами по столу. — То есть самозванец? — Хороший вопрос. Вот только откуда у него настоящие крылья. — Прямо-таки настоящие? — Шахат выразилась ясно. Химекава сказал «пфф» и откинулся на спинку стула. Он сидел во главе стола, как генерал на совещании. Ангел-наблюдатель болтался снаружи, и его было видно из окна. он завис, как раньше, в воздухе, образуя собой бледное светящееся пятно на фоне густого леса. Саотоме допил остывший кофе и взял из вазочки печенье, захрустев им в тишине. — Поехали дальше, — сказал он, — к нашим насущным баранам. Верхнее царство не оставил конфликт в Демонии без внимания, потому что им нахрен не надо, чтобы Сатана устроил там и тут армагеддец. А еще они сказали, что не могут допустить возвращения первого врага, что бы это ни значило. Химекава задумчиво и мрачно постучал ручкой по столу. Первого врага, значит. В мировой традиции принято считать, что первым врагом ангелов стал один из них, восставший Люцифер. Однако Такамия со своим архидемоном живут уже себе лет эдак десять, и никакие ангелы за ними не следят. Впрочем, они и на свет божий вылезли и показали себя не так давно. — Ей-ей, эти крылатые странные ребята. Они принципиально не хотят объединяться с демонами или так называемыми грешниками, которые заключают контракты. Однако против Сатаны они согласны сделать исключение. При определенных обстоятельствах они окажут нам поддержку. Боевую, я имею в виду. Куниеда припомнила, какой мощью обладает ангельский горн и ангельский меч, и покосилась на ангела за окном. Скорее всего, у архидемонов есть устойчивость к атакам верхних, на то они и архидемоны. Вот только сами контракторы никак не защищены. Если на поле боя появятся ангелы, то всего один звук их рога демобилизует всех, у кого есть демоны. Саотоме прикурил новую сигарету и кинул печенькой в Такамию, который задремал на диване. И рассказал, какие условия выдвигает верхнее царство.