Третий закон

7 апреля 2014 года, Эдинбург, время по Гринвичу: 12:12

       – Что это такое?! – вопрошал рассвирепевший Риз, бросая на стол свежий выпуск газеты, – «Учёный из Эдинбургского университета признаётся в пособничестве пришельцам»! Что ты наболтал в проходной этим журналюгам?!        – Ровно то, что должен был сказать, сэр, – спокойным голосом ответил мистер Кенмор, хотя сохранять самообладание в подобной ситуации было трудно, – что если мы получим рецепт препарата сейчас, то сделаем только хуже. Запись с камер наблюдения подтверждает это.        – Ты хоть представляешь, что чуть не втянул университет в грандиозный скандал?! – Риза переполнял гнев, казалось, что он сам вот-вот взорвётся, как перегретый паровой котёл, – Последовали бы обличительные речи, суды, проверки, и что самое главное – нам бы урезали финансирование! Да, хреновина, позволяющая швыряться машинами и читать мысли, ничего хорошего нам не даст, но я не думал, что ты окажешься настолько большим идиотом, чтобы заявить об этом прессе!        – То есть, мы теперь позволяем политизировать нейробиологию и от одного упоминания какого-нибудь вырванного из контекста нелицеприятного момента скандальной личностью склонимся перед своими обвинителями? – возразил Уилл, стараясь воззвать если не к благоразумию, то хотя бы к гордости собеседника, – разве это похоже на науку? Чем мы тогда отличаемся от худших представителей СМИ, за деньги продвигающих в массы мракобесие?       Наступила короткая пауза: старший лектор не знал, о чём именно Риз в этот момент думал, но догадывался, что сейчас он вспоминал собственное прошлое.        – Я понимаю твои благородные намерения, Уилл, сам раньше считал, что мы именно так и должны работать, но потом набрался опыта и понял, что жизнь не всегда приветствует честность. Мы сможем отстоять свою правоту в суде, добиться опровержения, но это будет долго и дорого, а в итоге это опровержение почти никто не прочтёт. Но есть ещё один вариант, им и воспользуемся.        – Устроить показательную экзекуцию? – предположил Уилл, и, к сожалению, оказался прав.        – Не совсем, – теперь Риз был уже спокойнее. Пробежавшись глазами по личному делу своего собеседника, заведующий кафедры объяснил, что имел в виду. – Ты проработал у нас четыре года, так что вариант первый для тебя следующий: ты добровольно увольняешься, сегодня до закрытия собираешь вещи, получаешь выходное пособие в бухгалтерии и дальше живёшь где-нибудь месяц без права предлагать свою кандидатуру на преподавательскую должность в вузе, потом ищешь новую работу. Вариант второй: наш университет попросили предложить кандидата для клинических испытаний того самого средства, развивающего нервную систему до нереальных пределов, и по возвращении ведёшь лекции как раньше. Если хватило мозгов понять опасность этой силы, хватит и на то, чтобы её потом не применять.        – Учитывая ситуацию, выбор очевиден, – прокомментировал старший лектор, – я согласен участвовать в клинических испытаниях, поскольку найти новую работу после этой истории со скандальной статьёй будет почти нереально. Зав. кафедры в ответ протянул несколько бумаг.        – Здесь полный список специалистов, которых тебе нужно посетить, плюс занести в бланки некоторую личную информацию и явиться с ними по указанному адресу. Крайний срок – 6 мая.       Вернувшись домой после лекций и, пробежав глазами по списку врачей, которых обязан посетить любой доброволец, мистер Кенмор не удивился, увидев в списке с десяток психиатров и нескольких наркологов – учитывая разрушительную силу способностей, такая осторожность напрашивалась сама собой, и отдавать возможность читать мысли и двигать предметы взглядом сумасшедшему или алкоголику было попросту опасно. Необычным выглядело несколько другое требование: отсутствие у кандидатов протезов жизненно важных органов и внутренних имплантов, изъятие которых может привести к смерти. Помимо этого необходимо было провести проверки на онкологические заболевания, а вот практически все остальные врачи в перечне не упоминались. Ни хирург, ни кардиолог, ни офтальмолог, ни даже «ухо-горло-нос» - ни один из этих специалистов там не значился. В целом же, список очень сильно напоминал перечень специалистов, которых требовалось посетить любому охотнику для сертификата на огнестрельное нарезное.       Эта неделя прошла в постоянных визитах к врачам: после занятий Уильям Кенмор сразу отправлялся в несколько из указанных в перечне кабинетов, где главным образом проходил различные психологические тесты и общался с психиатрами, которые должны были выявить у него возможные отклонения. На счастье добровольца, в полученном по итогам беседы заключении всегда значилось «здоров». К тому же Уилл попросил родителей на время всех этих процедур делиться ужином, чтобы не сидеть всё это время на одной пицце. К счастью, Сивилла и Аарон согласились помочь, поэтому когда старший лектор поздно вечером, когда уже нет времени ни на какую готовку, возвращался домой, он быстро ел оставленную порцию и заваливался спать – на большее времени не оставалось.       Так продолжалось до пятницы, когда во время очередного теста, состоящего из стандартных задач по психологии, нейробиологу не попался вопрос, без которого невозможно представить ни одну психологическую проверку, где важно определить этические принципы.       «Неуправляемая вагонетка несётся по рельсам. К путям привязаны пять человек, которые погибнут, если вагонетка не остановится. Вы и толстый человек стоите на мосту над рельсами. Если вы сбросите второго человека на рельсы, он погибнет, но остановит вагонетку своим телом. Ваши действия?»       Прочитав условия, мистер Кенмор вспомнил, что уже слышал нечто подобное в студенческие годы: это была очень распространённая задача по психологии, но варианта, при котором выживут все, её условия не предполагали. Поступить с позиции чистой математической логики и убить одного человека, но спасти пятерых, либо ничего не предпринимать, но тогда жертвами этого бездействия станут пятеро, либо же спрыгнуть на рельсы самому и погибнуть, но спасти всех остальных – именно эти три варианта обычно предлагали при решении. Однако вместо нескольких заранее сформулированных ответов под вопросом стояла пустая строка, куда этот самый ответ предлагалось вписать.       В этот момент мистер Кенмор понял, что эти вопросы здесь не чтобы определить моральные принципы добровольца, а чтобы проверить его способность искать нестандартные выходы из, казалось бы, стандартных, задач. Поэтому, поразмыслив пару секунд, нейробиолог написал: «Увести толстяка и обрушить мост на пути».       Далее попадались ещё несколько похожих вопросов с открытым ответом, и когда мистер Кенмор увидел довольную ухмылку на лице просматривающего ответы врача, понял, что сделал всё правильно.       За восемь дней старший лектор заполнил все необходимые документы, обошёл всех врачей и собрал все заключения. Теперь оставалось только отнести их в пункт набора добровольцев на клинические испытания. Как и ожидалось, этот пункт осаждали желающие обрести суперспособности, из-за чего пару часов мистер Кенмор стоял в очереди, благо томик Герберта Уэллса нейробиолог предусмотрительно взял с собой.       Когда очередь дошла до мистера Кенмора, хмурая женщина деревянным голосом попросила предъявить документы. Наученный многочисленными забегами по бюрократическим учреждениям нейробиолог сразу передал всю стопку, предусмотрительно запакованную в два файла.        – Ваш паспорт, – всё так же сухо напомнила проверяющая, стараясь не смотреть на шрамы добровольца.       Уилл молча выудил из-за пазухи документ и протянул чиновнице. Минут десять она тщательно проверяла документы, а затем молча передала бланк добровольца, где требовалось указать помимо всего прочего перенесённые заболевания, травмы, наличие вредных привычек и ряд других сведений, связанных со здоровьем – по сравнению с тем массивом документов, которые пришлось собрать и заполнить до приёма это было сущей мелочью. Но когда мистер Кенмор возвращал бумаги, это не спасло его от небольшой ошибки.        – Вы не занесли шрам от когтей в список полученных травм, – сухо ответили в регистратуре, возвращая бумагу, – укажите дату получения травмы, больницу и лечащего врача.       Со второй попытки Уилл таки заполнил бланк, указав как происхождение шрама, так и методы лечения – раны от медвежьих когтей зашили в полевых условиях, затем с ними возился уже врач из ближайшего травмпункта. Вновь проверив все документы, женщина буркнула «проходите» и, предупреждая вопрос добровольца, добавила, что паспорт останется на хранении пока пациента не выпишут.       «Приехали, – думал Уилл, проходя дальше по стерильному больничному коридору, – теперь сидеть мне здесь, пока не выпишут, и сессию, похоже, мои разгильдяи будут сдавать непонятно кому, и к шраму так привык, что даже в списке травм сразу не отметил. Надо было соглашаться на увольнение».       Дальше Уиллу, как и всем остальным добровольцам, оставалось только сидеть и дожидаться своей очереди в специальной комнате с низким потолком, ярким светом и белыми стенами, где уже, помимо мистера Кенмора, собрались три человека.        – Ну у тебя и рожа! – не слишком вежливо поприветствовал его один из добровольцев – среднего роста мужчина с непримечательной внешностью, короткая причёска которого, именуемая в кругу парикмахеров «авианосцем», вкупе с чёткими отточенными движениями и плотной одноцветной одеждой, напоминающей походное снаряжение, безо всяких слов говорила: это либо военный, либо человек, который старательно подражает профессиональным солдатам.        – Добрый день, – невозмутимо ответил ему мистер Кенмор, – вы тоже доброволец?        – Мы все тут добровольцы, – добавил сидевший в углу полноватый мужчина средних лет в недорогом костюме и с проседью в тёмных волосах. Поднимаясь со стула и протягивая руку, он представился будущему коллеге, – Эдмунд Харлоу, бухгалтер.        – Уильям Кенмор, нейробиолог, – добродушно ответил учёный во время довольно короткого и несильного рукопожатия.        – Дэниел Рейнс, внешняя разведка, – военный представился следом. В отличие от Харлоу, его рукопожатие было куда крепче, словно он собирался проверить нового «коллегу» на прочность.        – Рад знакомству. Я Уильям Кенмор, – учёный поприветствовал его в ответ, однако третий доброволец даже не обратил внимания на то, что в комнате появился ещё один человек.       Причина такой невнимательности была довольно простой: высокий и поджарый юноша, похожий на какого-то гуляку-студента, попросту дремал, закрыв лицо бейсболкой. Его довольно яркая одежда, как и длинные волосы, не говорили о социальном положении абсолютно ничего, поэтому старшему лектору оставалось только гадать, кто это такой.        – Не обращай внимания, он спит здесь уже давно, – махнул рукой военный, указывая взглядом на спящего «студента».        – Кстати, ты случайно не тот Рейнс, который выкрал препарат у зетов? – спросил мистер Кенмор, следивший за новостями.        – Тот самый, – разведчик кивнул, – это у меня позывной «Всадник». Со мной были «Око» и Ворон», они тоже участвуют в программе.       Минут двадцать добровольцы сидели, выясняя, зачем каждый из них записывался на эту программу, гадали, сколько времени их продержат в четырёх стенах, прежде чем выпустить обратно и выпустят ли вообще.        – А зачем вы пошли сюда? – спросил Харлоу во время разговора, – не знаю, как вы, а меня впечатлили фокусы этих инопланетян, плюс ещё говорят, будто бы этот препарат лечит все болячки, а мне есть, что подлечить. Да и возможность считать в уме со скоростью компьютера на моей должности пригодится.        – Получил приказ, вот и выполняю, – лаконично добавил Рейнс.        – Раз уж мы говорим начистоту, то мне начальник предложил выбор между участием в эксперименте и увольнением, – сообщил Уильям Кенмор, – но вообще я был против идеи внедрять этот препарат в производство, поскольку понимал, во что превратится человеческий мир с парой сотен людей с улицы, получивших телепатию и телекинез. Предложили меня только потому, что я точно не стану применять эту силу. Саботировать испытания не стану, можете быть спокойны.        – Меня это тоже тревожит, – добавил Харлоу, – мы живём не в комиксе, где половина обладателей сверхспособностей всегда хорошие, а вторая половина – всегда плохие. Здесь соотношение может стать куда хуже для простых людей, особенно без тщательного отбора.        – Вы ведь не думали, что у властей не хватит на это мозгов? – Добавил прежде спокойно дремавший в углу «студент». – Нагородили проверок – будь здоров. Забыл представиться, Снорри Рауди.       Теперь, когда Снорри убрал кепку в сторону, можно было увидеть его лицо: довольно жидкие усы, длинные немного кудрявые светлые волосы, и грубоватый, словно вытесанный из камня, нос.        – Это не вы учитесь на биологическом факультете Эдинбургского университета? – уточнил у него старший лектор, которому фамилия «Рауди» показалась знакомой.        – Не совсем, – поправил Снорри, – на биофаке учится мой младший брат Торвальд, а я уже давно окончил художественное отделение и работаю декоратором в королевском театре Эдинбурга.        – Любопытно, – прокомментировал старший лектор, – что ж, я один из преподавателей вашего брата, нейробиолог Уильям Кенмор. В прошлом году он сдавал у меня экзамены, результаты были… неплохими.        – Давайте не будем обсуждать людей за их спинами, – предложил Снорри, догадываясь, что имелось в виду под «неплохими» результатами, – к тому же скоро нас поведут на последнюю проверку.        – Не понял, – прокомментировал последнюю фразу декоратора Рейнс, – откуда ты знаешь, когда будут проверки?        – Я уже бывал на клинических испытаниях, – очень кратко ответил Рауди-старший, – приходилось.       И он был прав: спустя десять минут дверь открыл человек в белом халате, который попросил Снорри на выход, через полчаса точно так же вызвали Дэниела Рейнса, а затем – и Эдмунда Харлоу.       Когда сотрудник произнёс имя «Уильям Кенмор», нейробиолог молча последовал за ним в нужный кабинет. Внутри довольно тесного помещения не было ничего, кроме белых стен, письменного стола, двух стульев и несгораемого шкафа с документами. Добровольца уже ждал психолог.        – Здравствуйте. Как я понимаю, вы Уильям Кенмор? – спросил его врач, дружелюбно добавив, – садитесь.        – Да, сэр, это я, – ответил доброволец, занимая место напротив психолога, – могу ли я знать ваше имя?        – Конечно. Зовите меня просто мистер Дункан, - всё так же приветливо и открыто предложил доктор, – прежде чем вы станете участником пси-программы, нам необходимо окончательно убедиться в вашей пригодности, а для этого вам сперва потребуется пройти несколько тестов.       Мистер Кенмор узнал многие задачи из тех, которые ему пришлось решать. Единственное отличие – почти ко всем задачам предполагался открытый вопрос, намекая на нестандартное решение, в точности как с «дилеммой вагонетки». Наконец, ответив на все вопросы, старший лектор сдал бланк ответа психологу. Тот, пробежав глазами по разделу с результатами, поставил печать, быстрым почерком записал что-то в личное дело добровольца и в собственные бумаги.        – Похоже, ваши родители вообще не знали, кем вы станете в будущем, – заметил врач.        – Простите, сэр, но я не вижу здесь логики, – удивился мистер Кенмор.        – У вас фамилия звучит как титул короля-реформатора Малколма Третьего, отстоявшего независимость Шотландии, но одновременно с этим вы тёзка его современника – тирана Уильяма Руфуса, занимавшего английский престол.        – Интересно, откуда у вас такие познания в истории, – с толикой любопытства прокомментировал это откровение доброволец.        – Не удивляйтесь, я просто интересуюсь историей Шотландии, – спокойно сообщил врач, – как любитель. Вы свободны.       Мистер Кенмор молча поднялся с места и уверенным шагом вышел из кабинета. За мгновение до того как он закрыл за собой дверь, он услышал озвученную вслух мысль психолога: «Интересно, кто же из этих двоих потом возобладает».       Снорри не ошибся – эта проверка была последней. Сразу у выхода мистера Кенмора встретила медсестра, которая отвела его в процедурный кабинет, где и должны были ввести препарат в организм. Ещё раз удостоверившись, что все документы верны, и никаких протезов в организме добровольца нет, пожилой врач попросил снять рубашку.        – Надеюсь, эти шрамы не дороги вам, как память, потому что после инъекции они должны затянуться.       Тем временем медсестра уже открыла сейф, а затем и небольшой стальной ящичек с десятью «гнёздами» для ампул. Затем она аккуратно вытащила пробирку с густой жидкостью янтарного цвета. На свету препарат искрился десятками бликов, подобно призме отражая и рассеивая лучи проходящие сквозь него лучи.       Врач велел повернуться спиной, и что было дальше, доброволец не видел, только слышал. Вернув ящик обратно в сейф, медсестра, видимо, закрепила ампулу в специальном шприце. Сам укол мистер Кенмор почти не почувствовал – как бывший охотник он давно научился терпеть боль, не подавая вида, а укол под лопатку по сравнению с ударом медвежьей лапы ощущался не сильнее комариного укуса.       Наконец, медленно введя препарат в организм, медсестра вытащила шприц и уверенно обработала место укола антисептиком. После этого врач велел одеваться обратно, холодно сообщил номер палаты и койки испытуемого и позвал следующего добровольца.       Уже на выходе из кабинета мистер Кенмор почувствовал странную усталость: руки и ноги с трудом слушались команд, мысли путались в бесконечный клубок, голова пошла кругом, и даже нормально прочитать висящую на стене рекламную листовку стоило большого труда. Казалось, подсознание заставляло работать не себя все остальные отделы мозга, не особенно заботясь, что при этом чувствует хозяин.       «Великолепно, - подумал нейробиолог, когда ко всем прочим «симптомам» добавился жар, а ладони резко покраснели, - уже собрал половину побочек от ноотропов».       С трудом, цепляясь за стены, чтобы не упасть, мистер Кенмор доковылял до палаты и хлопнулся на первую попавшуюся койку. На его счастье, спутанная, граничащая с безумием реальность за секунды сменилась глубоким сном без сновидений на самой границе сознания…        – Эй, ты! Не спишь? – спустя вечность сквозь тьму и путаницу прошёл чей-то голос.        – Что… – ответил Уилл заспанным голосом, – что за дрянь мне вкололи?        – Ту же, что и всем, – буркнул кто-то в ответ. Понять, кто это вообще был, мистер Кенмор не смог бы при всём желании: в голове царил полный беспорядок, – лучше объясни, почему ты разлёгся на чужой койке?        – Побочки… – протянул нейробиолог, – Всё как в тумане… еле дошёл... я ещё на испытаниях?        – То-то тебя потом перетаскивали как пьяного дембеля, – с весьма своеобразным юмором бросил тот же собеседник, – но про твою рожу мне нагнали. Нет там никаких шрамов от медведя.       Эта новость подействовала на мистера Кенмора лучше любого будильника. Открыв глаза и потрогав щёки, нейробиолог обнаружил, что от шрамов на самом деле не осталось и следа – грубо зашитые несколько лет назад раны затянулись сами собой.       Подняв голову, мистер Кенмор понял, кто его разбудил – довольно молодой поджарый португалец с чёрными кудрявыми волосами и смуглой кожей, одетый в довольно яркие, но несколько аляповатые штаны и рубашку, заметные под медицинским халатом. В руках он держал небольшую анкету, куда что-то заполнял.        – Будем знакомы. Луиж Ренандо, местный медбрат. Приглядываю за пациентами.       Луиж протянул руку. Мистеру Кенмору сразу же бросилась в глаза небольшая татуировка в виде языка пламени на внутренней стороне запястья.        – Уильям Кенмор, – учёный неуверенно пожав руку медбрату. Наступила неловкая пауза, и нейробиолог понял, что уже его время задавать вопросы, - и, дайте угадаю, вам говорили, что я выделяюсь среди прочих кандидатов шрамом от когтей на щеке, а сейчас вы записали первые слова, которые я сказал, придя в сознание?        – Совершенно верно, – Луиж кивнул, – вы получали медицинское образование?        – Не совсем, я нейробиолог, медицинское направление было вспомогательным, не больше пары семестров… – Уилл внезапно замолк. Он только что понял, что в мельчайших подробностях помнит то, что происходило с ним шестнадцать лет назад и спокойно может выудить это из собственного подсознания в любой удобный момент, – и при этом сумел вспомнить курс лекций, которые сам же слушал вполуха.        – Значительное улучшение памяти, – сухо прокомментировал это небольшое «открытие» Луиж, – мне дали задачу фиксировать все результаты действия препарата. Пока всё идёт в полном соответствии с прогнозами.        – Интересно будет узнать, что прогнозируется, но вам, наверное, запретили рассказывать про это добровольцам, – поделился своими мыслями нейробиолог, – у вас здесь есть бумага и ручка?        – Бумага и ручки… – Луиж усмехнулся, – здесь даже небольшую библиотеку отгрохали! Добровольцы тоже допускаются. Хотя в Ирландии, куда вас перевезут через три недели, всё оборудовано ещё лучше. Ладно, я тут уже заболтался с вами, пора и остальных проверить, благо их хоть побочки не так жестоко коробили.       Медбрат пошёл проверять других добровольцев, постепенно приходящих в себя после вала побочных эффектов, а мистер Кенмор, сев в кровати, осмотрел помещение. Посреди просторной и стерильно белой палаты с широким окном располагалось ещё с десяток металлических коек, на которых сейчас лежали, приходя в себя после побочных эффектов препарата, остальные добровольцы – немногие пустые места явно выглядели так, словно в них минут десять назад кто-то лежал и встал с места лишь совсем недавно. Всю палату дополнительно освещал ряд люминесцентных ламп под высоким потолком, а выкрашенная в белый цвет дверь с прибитым к ней режимом дня практически сливалась с фоном.       Но невероятная память оказалась только верхушкой айсберга – добавилось какое-то странное ощущение лёгкости и свободы, чувство, что теперь даже самые сложные задачи мозг способен щёлкать как орешки. Уилл попробовал разделить в уме двенадцать тысяч восемьсот шестьдесят два на триста семнадцать целых и три десятых и к своему собственному удивлению, решил весь пример про себя, получив приблизительно сорок с половиной, пускай для этого и понадобилась примерно минута раздумий.       «Любопытно» – подумал нейробиолог, – «пока не стоит распространяться об этом небольшом открытии, расскажу, когда придёт время. И лучше бы сейчас завести дневник, надо как-то фиксировать все эти метаморфозы».       Пока что мистер Кенмор решил повременить с новыми знакомствами и практически весь день провёл в полудрёме – с одной стороны, он вроде бы и спал, но одновременно с этим в голове одна за другой возникали новые мысли, а всё происходящее вокруг притупилось, стало фоном. Из этого странного состояния нейробиолог вышел только вечером, когда работники больницы взяли анализ крови испытуемых и проверили действие рефлексов – нервная система работала как часы. Поэтому, уверенно записав напротив фамилии Уилла «здоров», Луиж спокойно продолжил обход. Затем, примерно в шесть часов тридцать минут, принесли весьма недурно приготовленный ужин – котлета с гарниром из варёных овощей и стакан воды. Поев, бывший старший лектор ещё глубже погрузился в раздумья и даже не заметил, как начал клевать носом, а потом и вовсе уснул. Проснулся мистер Кенмор только поздним утром.