Айдол

Такова любовь. Она не стучится, врывается без предупреждения, не просит прощения. Она делает хорошо или плохо, а потом уходит. А может остаётся. Нарезает круги от пункта А человеческого сердца до пункта Б, рассыпая, словно лепестки засохших полевых цветов, воспоминания. Она очень гордая — не приходит по зову. Появляется в основном, когда очень не надо. Иногда играет в героя и спасает жизни, а иногда она в роли злодейки-колдуньи — лишает рассудка, мухлюет и забирает последние вздохи. Чонгук с этой любовью воевал долго, она не сдавалась. Обманывала, насмехалась и приходила под видом ненависти, устраивая бал-маскарад, ожидала оваций. Видела, как он изменял ей несколько раз, злобно и страстно сцеловывая стоны с уст незнакомок и незнакомцев. В такие моменты тихо шептала «они не так хороши, как я». Чонгук запирал её все дальше и дальше, но она открывала двери. Снова победила, привела к месту встречи, заставляя высматривать её в толпе. Обезоружила свои внезапным «Чонгук». Чимина он узнал только по голосу и светлым волосам. Вся одежда чёрная, а лицо максимально закрыто маской. Все ещё недостаточно для конспирации. — Как ты вообще без хвоста из фанаток дошёл? — Чонгук неодобрительно качает головой, стягивает со своей головы чёрную кепку, ероша волосы рукой, и отдаёт головной убор Паку. Просто для того, чтобы вновь не стать объектом обсуждений всего интернета лишь за стояние рядом с Чимином. — Я приехал на машине, — Чимин надевает кепку, а в его руке и правда ключи от автомобиля. — Хочешь сказать, что у тебя есть права? — Чон вскидывает брови, на что Пак усмехается. — Зачем тебе водитель? — Я устаю после репетиций, боюсь не справиться с управлением. — Чимин осматривается вокруг. — Я думал мы пойдём на Итэвон. — Да, мы поедем отсюда на метро, — Чон кивает в сторону подземки, что расположилась в нескольких метрах от кофейни Чжиын. Чимин следит за взглядом Чона, видя бесконечный поток людей. — Мне нельзя светиться, — старший упрямо смотрит на Чонгука, и его взгляд, полный решимости, полностью противоречит его же словам, — давай поедем на машине. — Тебя никто не узнает, твоего лица даже не видно. Чимин всё-таки соглашается, поэтому обреченно отдаёт ключи от машины Чонгуку, чтобы тот закинул их к себе в рюкзак. — Сегодня прокатишься на длинном лимузине. — Ты арендовал его специально для меня? — подыгрывает Чимин, искоса поглядывая на шагающего рядом Чонгука, что выглядит большим по сравнению с самим Паком. — Для себя, но раз уж ты здесь, то и тебе перепадёт, — говорит Чонгук, когда они смешиваются с толпой и спускаются по лестнице. Чимину непривычно ездить на общественном транспорте, хотя бы потому, что в целях своей безопасности и безопасности других, ездит на частном. Чонгук рядом идёт уверенно, покупает два билета, ведёт за собой на платформу, закатывает глаза, когда встречает плакаты с ONI на своём пути. Ведёт себя так обычно, насколько это вообще возможно. Будто бы поездка в Пусан что-то изменила в жизни Чона. Или же дала пищу для размышлений. Итэвон живет своей отдельной жизнью, в которой нет места сомнениям. Музыка гремит во всех заведениях, а на улицах толпами бродят подвыпившие компании людей. Эта улица пропитана атмосферой настолько, что даже самые не заядлые тусовщики почувствуют внутри себя что-то совершено новое. Итэвон приоткрывает вход в совершенно другое измерение, туда, где люди теряются в своих желаниях и соблазнах, влюбляются и изменяют, находят себя или навеки теряют, заливая свои внутренние раны алкоголем, свято веря, что это уж точно всё залечит. Итэвон становится отправной точкой. Ориентиром и маяком для потерянных и найденных, кладбищем потерянных надежд и сбывшихся желаний. Они скользят между заведениями и смеющимися людьми, смешиваясь со всем этим безумством, почти становясь с ним одним целым. Только Чимина настораживает, что они идут довольно долго и уходят в самую глубь Итэвона. — Может развёрнемся? Самые лучшие бары в начале улицы. — С чего ты это взял? — поворачивается к нему Чонгук. — Потому что я знаю? — вскидывает свою бровь Пак. — Если ты беспокоишься из-за денег, то я всё оплачу. Чонгуку не хочется верить в то, что мнение толпы настигло и Чимина. Того, кто всегда искал что-то особенное во всём, начиная от стиля танцев, заканчивая банальщиной типа кафе. — Ты можешь забыть на один день о том, что у тебя есть деньги? — бесцветно, почти что шепотом, говорит Чонгук, пока внутри зарождается разочарование от этой встречи. Чимин ведь не был таким. Пак молчит, продолжает идти рядом, пока они, в конце концов, не останавливаются. В заведении, что перед ними, совсем тихо и темно. А на дверях табличка с надписью «закрыто». Чонгук ждёт какой-то ответной реакции от блондина, но в ответ ему только оглушающая тишина с его стороны и громкие голоса проходящих мимо людей. — Не говори, что твоя слава совсем промыла тебе мозги, — не выдерживает Чонгук, когда видит на лице Чимина только недоумение. — Подумай хорошенько. Чимин отрицательно качает головой. Он вообще не понимает, что от него хотят. Перед ними двухэтажное небольшое здание, окрашенное в черно-красный. — Совсем? — тишина в ответ и тяжёлый вздох младшего. — Это «Гранат». И теперь Чимин смотрит внимательнее, вдруг вспоминая каждый разговор, где они строили планы так далеко, не задумываясь о непредвиденных обстоятельствах. Вверху весит выключенная вывеска с названием бара, которое столько раз произносилось в Пусане. — Мы же собирались отметить здесь твое совершеннолетие*, я совсем забыл об этом, — не задумываясь сразу говорит Чимин, восхищённо осматривая здание, что видел только лишь на картинках в своей прошлой жизни. — Неудивительно, что ты не запомнил такую мелочь, — проскальзывает сарказм в голосе младшего, отчего Пак вдруг думает, что тем самым он задел чувства Чона, но Чонгук молчит и подходит к двери, предварительно вынимая из рюкзака связку ключей. — Откуда они у тебя? — изгибает бровь Пак, и тут же, после нескольких оборотов в замочной скважине, слышит чонгуково «заходи». Внутри не так уж и темно из-за переливающихся светом соседних баров. И даже в этой темноте Пак с уверенностью может сказать, что все выглядит почти так же, как и на картинках из интернета трёхлетней давности. Темно-красные круглые столы вместе с чёрными диванами разбросаны по всему залу. Здесь очень много зелёных растений, а сверху мерцающий от телефонного фонарика Чонгука потолок. — Чжиын познакомила меня с владельцем, — младший закрывает их изнутри, чтобы ненароком сюда не заглянули посторонние, — они пока не работают, потому что переезжают через пару дней в начало улицы. Туда, где твои любимые популярные бары. Чимин до сих пор не может поверить своим глазам, жадно осматривает интерьер, пытаясь понять, что все-таки здесь изменилось, пока Чон незаметно упивается видом самого Чимина. — И он так просто согласился дать тебе ключи? — Я помогал ему сделать фотографии бара для сайта, поэтому да. Хочешь выпить? Чонгук по-хозяйски подходит к барной стойке, отодвигая на полу картонные коробки, подготовленные для перемещения алкоголя в другое здание. — Владелец и это разрешил? Паку начинает не хватать воздуха в помещении и он стягивает с себя маску и кепку, облокачиваясь на стойку, чтобы иметь возможность следить за действиями Чонгука. Младший перебирает бутылки в полках, подсвечивает названия, пытаясь понять, что он вообще держит в руках, а затем смешно морщит нос из-за недовольства и отставляет алкоголь обратно. — Взамен на пиар его заведения от мировой звезды. — Но я не могу пиарить бары, — возмущается Чимин при мысли, что у него даже не спросили. — А я говорил о Джексоне, — младший на пару секунд отвлекается от своего занятия, чтобы взглянуть на лицо оскорбленного Чимина, и довольно усмехаясь, отворачивается обратно. — Так, что ты хочешь выпить, Джей Эм? Пак, не задумываясь, недовольно цокает языком при упоминании Вана, но смакует в своих мыслях проскользнувшее «Джей Эм», теряясь в эмоциях: он должен чувствовать раздражение из-за чужого имени или трепетать от старого прозвища? — Если молчишь, тогда я наберу Джексона, может он подскажет, — Пак слышит эту издёвку в голосе младшего, игнорируя, но забывается о своей гордости, когда видит улыбающееся лицо Чонгука, сверлящего его наглым взглядом, а затем произнесенное в трубку телефона «Привет, Джексон». — Соджу. Я буду соджу. — в одну секунду произносит Чимин, презрено прожигая в младшем дыру, а затем чувствует давление в груди, стоит Чонгуку краем губ улыбнуться и попрощаться с Ваном, обещая перезвонить позже. — Спасибо за Ваш заказ.

***

Они поднимаются на крышу бара, где вся мебель и украшения, готовые к переезду, стоят в сторонке. На улице уже совсем стемнело, но фонарей и света с соседних зданий хватает вполне. Температура ощутимо опустилась на несколько градусов всего за каких-то двадцать минут, лишая желания снимать куртки. Это нормально. Чимину такое нравится, Чонгук точно знает, хотя предпочёл бы не. Старший первым делом подходит к самому краю просторной крыши, осматривается вокруг, где бескрайние огни Итэвона и бурлящая ночная жизнь Сеула. — Никогда не привыкну к Итэвону, — говорит блондин то ли Чонгуку, то ли себе и делает на память, или же для своих фанатов, селфи с открывающимся видом, пока Чонгук устраивается неподалёку, выставляя перед собой бутылки с соджу и хранившиеся до этого момента в рюкзаке контейнеры с лапшой вок. — Ты приготовил это? — опускается рядом Чимин и не сводит глаз с того, как крепкие руки Чонгука открывают контейнеры с едой по очереди, отставляя один в сторону блондина. — Я купил это. Чимин хмыкает, усмехаясь про себя такой предусмотрительности со стороны младшего, и, следуя примеру, начинает есть, изредка поглядывая на уплетающего свою порцию Чонгука. И всё по-обычному сценарию: молчание и куча вопросов в голове. Столько всего хотелось сказать, а в итоге они снова потеряны в своих сознаниях и чувствах. — Зачем ты ездил в Пусан? — прерывает молчание Чимин, делая глоток грейпфрутового соджу, наслаждаясь его послевкусием. — Было пару дел. Ничего особенного. Чимин, зная Чонгука слишком хорошо, не верит, но молчит. Раньше Чонгук бы рассказал, а сейчас нужно немного подождать, когда он снова сможет открыться кому-то вроде Пака. — Вы не думаете с мамой вернуться в старый дом? — спрашивает блондин, ковыряясь палочками в своей порции. — Раз уж твоего дяди больше нет. Интересный вопрос, думает Чонгук, учитывая то, что Пак должен был сам догадаться. Как Чонгук может вернуться туда, где он никому не нужен? Если здесь Чжиын и Тэхён, большинство знакомых, переехавших из Пусана в Сеул в погоне за мечтами? Если здесь Пак Чимин, травящий душу? Если Чонгук не в силах выжить один на один? Чимин ведь должен знать это, но почему-то не знает, может не помнит, или же никогда не обращал на такую очевидную вещь своего внимания. — Может вернусь, — говорит он, оставляя тайну и пропуская момент, когда Чимин проглатывает подступивший к горлу комок. — Пока у меня есть свои планы на Сеул. — Это какие? — Секрет, —на удивление сухо произносит младший, бросая мимолётный взгляд на Чимина. — Лучше расскажи о том, каково быть под прицелами камер почти двадцать четыре на семь. Я бы с катушек слетел. — Почти все и слетают, — шепчет Чимин, глядя на свои колени. — Камеры — не самое страшное. Самое страшное — интернет. Одно неверно сказанное слово, малейшая ошибка, одна неудачная фотография и тебя ждёт ещё несколько недель или месяцев давления и грязи. — Часто у вас такое? — Ты имеешь в виду ONI? — Чонгук кивает, делая пару глотков из бутылки. — Случается. Было постоянно сразу после дебюта. Но теперь мы даже не сразу узнаём о скандалах, связанных с нами. Фанаты успевают очень быстро со всем этим разобраться. — Как мило, — с сарказмом шепчет Чонгук, делая ещё один глоток противно-горького грейпфрутового соджу. Чимин не отвечает, ясно читая во взгляде парня, что он злится. Только вот на что в этот раз — непонятно. Так теперь будет всегда или что-то изменится? — Как ты познакомился с Тэхёном? — пробует перевести тему Чимин, на что встречает удивлённый взгляд Чонгука. — Просто интересно. — Я не очень люблю это вспоминать. — горько усмехается Чон. — Я спас ему жизнь, когда он переходил дорогу. У автомобиля отказали тормоза, а Тэхён шёл в наушниках, не замечая ничего вокруг себя. Я в жизни так быстро не реагировал. Отпихнул нас обоих в сторону. Чимин вскидывает свои брови и резко разворачивается корпусом к Чонгуку, не в силах поверить, что тот так легко рискнул своей жизнью ради другого человека: — Ты же мог умереть! Чонгук не в силах поверить в то, что с этим человеком он дружил столько времени. Но взволнованное лицо Чимина так сильно греет душу, что Чонгук был бы не против рисковать жизнью каждый раз, при возможности наблюдать за неравнодушным Паком. — Это шутка. — улыбается Чон, следя за тем, как на лице Чимина тревога сменяется недовольством. — Я познакомился с ним около заброшенного детского сада через неделю, как приехал в Сеул. Он попросил у меня прикурить и мы разговорились. Наверное, со стороны это выглядело странно: знакомство у пустого заброшенного сада. Но мы очень быстро нашли общий язык и уже через пару дней он помог мне найти квартиру в его же доме. — Шутка — это когда всем смешно, — хмыкает Чимин, а Чонгук упивается видом парня. Видит каждую родинку на его лице, подавляя в себе желание расцеловать каждую, следит за серой радужкой глаз, которая скрывает под собой самый особенный оттенок карего. Чонгуку хочется хотя бы на секунду дотронуться до пухлых розовых губ своими, чтобы вспоминать об этом всю оставшуюся жизнь. Чонгук такой глупый и влюблённый. — Почему этот журналист не отстаёт от тебя? — ему интересно, но спрашивает он скорее из-за того, что ещё немного и желание быть ближе к Паку задушит. — По той же причине, что и другие. Ему нужны деньги и слава. Чонгуку нужен только Чимин.

***

Каждый их шаг по набережной отдаётся стуком сердца в чонгуковой груди, что ему откровенно не нравится. Ему никогда не нравилось это поедающее чувство беспокойства и тревоги, когда бояться было нечего. Они молчат, изредка перекидываясь какими-нибудь фразами, не зная, что ещё сказать и с чего начать разговор, но тишина между ними не давит, по крайней мере не очень. До них долетает смех детей, негромкая музыка и успокаивающий плеск воды из фонтана, у которого собралось достаточно зрителей. Чонгук никогда не был здесь прежде поздним вечером, когда жизнь только закипает, и очень об этом жалеет. Ему бы стоило показать это место Тэхёну, а ещё бы лучше провести здесь съёмку. Прямо сейчас. Запечатлеть остановившегося у бортика Чимина, завороженного красотой поющего фонтана, что меняя свои цвета, отбрасывает на лицо Пака блики голубого, красного и фиолетового. Хорошо, что он взял с собой камеру. — Так красиво, — говорит Чимин вполголоса, совсем не в силах оторваться от вырывающихся вверх и по сторонам изящных струй воды. Чонгуку хочется возразить, что красивый тут только Чимин, даже, если его лицо почти полностью скрыто за кепкой и чёрной маской, но вместо этого просто останавливается рядом, наспех отрываясь от разглядывания парня. Тихая музыка пробирает до мурашек, добивая невероятной точностью фонтанов, что то и дело меняют свой танец, удивляя новой комбинацией каждого, находящегося здесь. Чон не может упустить этого. — Что ты делаешь? — Пак немного приспускает маску, а на его лице улыбка, из-за которой все внутренности внутри Чонгука превращаются в сплошное мессиво эндорфина и печали. Чону нужно пару секунд, чтобы отойти от изумления и принять тот факт, что эта улыбка того самого Чимина из Пусана, не наигранная и искренняя. Чонгук не может перестать делать снимки Чимина, который получается потрясающе даже на смазанных, из-за трясущихся рук Чона, фотографиях. Чимин неожиданно хватает фотографа за руку, утаскивая за собой вперёд туда, где вид должно быть ещё лучше, а народу больше. — Включай видео, — приказывает он, вновь натягивая на себя чёрную маску, а после смело шагает вперёд, проверяя идёт ли фотограф следом. Но Чон Чонгук забывается. Находится в замешательстве пару секунд прежде чем включить режим видео и двинуться вслед за парнем, не сводя с него объектив, на котором даже его спина выглядит, как чертово произведение искусства. Там, где-то за воротником чёрной кофты, скрыта та самая маленькая родинка, которую Чонгук мечтал, но так и не смог поцеловать. Пак Чимин лучшая модель Чонгука. Всегда ей являлся и все ещё занимает несравненное первое место, что заставляет Чона сомневаться, сможет ли кто-то когда-нибудь его превзойти. Чимин движется словно по подиуму, то и дело оборачиваясь на Чонгука, проверяя таким образом идет ли тот следом за ним. Чонгук идет, забываясь о том, кто перед ним, в каких они отношениях и какие чувства Чонгук испытывает к парню впереди. Он видит лишь модель перед собой, чувствуя, что, спустя столько лет, он снова наслаждается своим любимым делом. Ему снова нравится снимать, в его голове снова миллион идей. Это то, что называется вдохновением. Чимин ведёт его за собой, ощущая себя на правильном месте. Не беспокоясь о том, как он выглядит в объективе Чонгука, забывает про камеру в принципе, маневрируя между людьми, которые сошли бы с ума, узнай они, что это Пак Чимин из ONI. Но его никто не узнаёт, даже не обращают внимания. Всплеск фонтанов и медленная мелодия успокаивают сердце Чонгука, разносят тепло по всему его телу, согревая в не самый тёплый вечер. — Я недавно узнал, что существует язык цветов, — вдруг оборачивается Чимин, резко останавливаясь, отчего Чонгуку приходится затормозить тоже и уставиться на парня, теряясь в словах Чимина. — Я долго изучал эту тему, и выяснил, что по дате рождения можно посмотреть цветок человека. У тебя это тигровая лилия. Чонгук ощущает, как до них долетают небольшие капли воды, которыми брызгается фонтан, видит розовые огоньки внутри чиминовых глаз. Это приносит приятную боль. — У неё тоже есть значение? Чимин сглатывает слюну, слабо улыбаясь, и отводит свой взгляд в сторону завершающих танец фонтанов. — Да. Она означает «люби меня». — Чонгук не моргает. — И, если честно, мне кажется, что я тоже должен был родиться первого сентября. Чонгук нажимает «стоп» на камере, оставляя её в своих руках. Пытается понять, что до него хочет донести Чимин, есть ли здесь скрытый смысл. Понимает, ли он этот смысл правильно? Его пробивает дрожь. «Люби меня», как чётко описывает истошно кричащего внутрь себя Чонгука, который только об этой любви и мечтает. Пак с теплотой и с нетерпимой болью в глазах смотрит на Чонгука, когда тот не отвечает. Потому что, наверняка, не понял, что именно только что сделал Чимин. Наверняка, не понял, сколько мужества ему стоило это тихое признание. Наверняка, не понял, что это было именно оно. — Почему ты позвал меня сегодня, Чонгук? Зачем всё это? — на выдохе произносит Чимин. — Что это? — приходит в себя Чон. Блондин не знает сам, что именно это: свидание, дружеская прогулка или совместный взлом чужого бара. Он лишь обводит указательным пальчиком силуэт Чонгука, поющие фонтаны, камеру в его руках, и себя. Я хотел увидеть тебя. Я так скучал. Чонгук только открывает рот, чтобы наконец-то сказать то, что не сказал когда-то давно, но до его ушей доносится тихое пение окружающих его людей и знакомая негромкая мелодия со стороны фонтанов, начинающих новое выступление. Песня, которой подпевают и дети и взрослые вокруг, песня, которую Чонгук недавно заслушал до дыр, истекая тоской и болью. Одна из песен ONI, достойная того, чтобы играть по вечерам в самом манящем районе. И тогда все снова становится на свои места. Пелена медленно сползает с глаз. Самообман испаряется. Это не Чимин из Пусана. Тоска противно расползается по всему телу, надавливая особо острыми коготками в области сердца. — Я хотел провести с тобой ещё один последний вечер так, как я его заслужил. Сердце Пака сжимается. — Что ты имеешь в виду? — ком в горле не даёт Чимину сделать полный вдох. — То, что наши пути снова расходятся, Чимин. Мне нужно было провести этот вечер с тобой, чтобы убедиться в этом. А ещё для того, чтобы на этот раз мы сделали всё правильно и разошлись так, как это должно было произойти тогда. Чимин слышит стук своего сердца в ушах, слова Чонгука проходят словно сквозь толщу льда. Пак молится, не делал этого раньше, но молится, чтобы всё это было сном или очередной плохой шуткой Чонгука. Ведь нельзя же говорить такие вещи всерьёз. — Что ты такое говоришь? — в неверии поднимает свои серые глаза Чимин. — Ты так мстишь мне? — Я не мщу. Я делаю выбор. Тогда, три года назад, это был твой выбор, сейчас — осознанный мой, от которого я меньше всего пострадаю. — Чонгук вешает камеру себе на плечо, опуская свои руки в карманы, чтобы выглядеть решительнее, на деле: спрятать дрожь. Он смотрит в сторону, следит за танцем фонтанов лишь для того, чтобы не смотреть на Чимина. — Сколько раз нужно повторить, что мне жаль? — Чимин делает два шага вперед, фактически лишая их двоих кислорода, потому что оба задерживают дыхание. Чонгука пробивает крупной дрожью. — Мне тоже жаль, — шепчет Чонгук, глядя в глаза напротив, пока на душе кошки скребутся. — Жаль, что злился на тебя всё это время, вместо того, чтобы отпустить. Чимин чувствует нереальную нехватку воздуха, но уже не от близости с Чонгуком, на этот раз из-за его острых, словно стекло, слов, врезающихся в изуродованную шрамами душу Пака. — Мы были лучшими друзьями столько лет, почему ты не можешь дать нам второй шанс? Потому что Чонгук всё ещё помнит их поцелуй. Потому что ему жизненно необходим ещё один. Потому что на душе Чонгука выбита черно-белая лилия, поверх отчаянного «пожалуйста, люби меня».

Но я всё ещё хочу тебя.