Цветы плачут, когда небо кровоточит

Говорят что Пристань Лотоса больше всего прекрасна весной, когда цветут лотосы и по воздуху разливается сладкий запах свежести. Для Госпожи Цзинь Пристань Лотоса больше всего прекрасна зимой. Жёлтые огоньки в окнах людей, что ещё не желают спать. Падающий, застилающий своей белизной все вокруг, снег, что смягчает все углы. Хруст снежинок под подошвой сапога, уютное молчание и колкие звезды, на которые так приятно смотреть вдвоём. И цветы маленькие, слабые и совсем не лезут наружу. Боятся холода. Цзинь Ксиолан не боится холода и берет хозяйку Пристани за ледяные руки, отогревая их своим теплом. Она выглядит совсем иначе в такие зимние вечера. Её глаза напоминают теперь не грозу, а небо после заката, когда лучи солнца все ещё окрашивают облака в пурпурные цвета. Она мягкая, тянется за лаской как ручная кошка. Цзинь Ксиолан представляет как бы выглядела Цзыюань с кошачьими ушками, пряча улыбку за чашкой горячего жасминового чая. –Что так тебя развеселило? Зоркий глаз Юй Цзыюань ничто не может обмануть. И женщина позволяет себя улыбаться в открытую, откровенно наслаждаясь их неторопливой, лениво текущей беседой. Юй Цзыюань хмурится и тянется к ней, дабы украсть пирожное из рук, с усмешкой съедая его. –Госпожа считает что моё пирожное вкуснее тех что у вас на тарелке? Юй Цзыюань заливисто смеётся, чуть не давясь украденным пирожным и Цзинь Ксиолан чувствует как шевелятся под кожей нежные ростки. Когда приходит пора уезжать из покрытой снежным покрывалом Пристани Лотоса, Ксиолан дарит госпоже Юй ожерелье с чёрным опалом. И книгу что она просила, с засушенным цветком белой лаванды. Ксиоланг надеется на что её возлюбленная подруга увидит в этом её скрытые чувства. Пальцы болят от желания прикоснуться к нежной коже шеи, застегнуть ожерелье и отвести назад волосы. Она прячет их в рукавах, улыбается и обещает приехать ещё раз. А тем временем кожа прорастает сотней зелёных ростков, игноря жестокие морозы. Башня Кои холодна. Она напоминает обитель ледяных духов, только вместо серебра золото. И вместо сказочных фэйри люди погрязшие в грязи измен и интриг. Цветы в такой обстановке умирают, и даже пионы иногда не желают цвести. Лишь гнев греет застывшую кровь, когда взгляд натыкается на Цзинь Гуаншаня. Вот уж кто времени не терял:выглядит как кот объевшийся сливок. Госпожа Цзинь хмурится и обещает себе разобраться с ним завтра. Она устала для скандалов, слишком умиротворена поездкой в Юньмэн Цзян. Причесывая густые волосы, смазывая их горьким лавандовым маслом, она напевала мелодию которую они сочинили в детстве. Мелодия, которая казалась им способной призывать весенних фей, весёлых русалок и дружелюбных гномов. И сколько ж сладких снов она подарила им. Когда они засыпали вместе, играя её, переплетя пальцы и накрываясь одним одеялом. Ксиолан берегла мелодию своего детства возле оплетенного корнями сердца, совершенствуя её и мечтая спеть Юй Цзыюань. Мысли о столь тёплой улыбке Пурпурной Паучихи подарили ни с чем несравнимое тепло, будто в её комнате зажегся опаляющий костёр, жаждущий ласки. Засыпая, Ксиолан видела сидящую на корточках девушку, которая ждала прибытия рыбок. Утро встретило её пасмурным серым небом с едва ощутимым запахом лаванды. Спустится в сад и прогуляться, пока не пошел дождь и не наступил завтрак, было отличной идеей. Гуляя средь заснеженных кустов, она предавалась детским воспоминаниям, пытаясь ухватить за хвост тот миг когда она влюбилась. Когда обнаружила у себя зелёные ростки лаванды и ириса. Казалось что это было с самого рождения, будто она всегда знала кто украдёт её сердце, кто будет с ним танцевать у осеннего костра и улыбаться так невыносимо радостно. И Ксиолан была бы не против этого. Всю жизнь провести, любя лишь одну Юй Цзыюань, наслаждаясь каждыми многовениями встречи с ней, что отдавались сладким привкусом заморского вина, которое она так любила. Снег похож на нежнейший лебяжий пух, казалось, что стоит коснуться его и ты ощутишь не холод, а нежное тепло. Тепло, которое распадётся на тысячу водяных капель, что растекутся ажурной сеткой по рукам, питая семена под кожей. Где-то госпожа Цзинь слышала или читала, что талая вода полезна для растений. Возможно, если она растопит снег в своих ладонях, то лаванда с ирисом будут цвести пышным цветом и тогда их не спрятать, не скрыть от посторонних глаз. Но тут от размышлений её преврал запыхавшийся от долгого бега слуга, который сообщил что глава ждёт госпожу на завтрак. Гордо вздернув подбородок, Ксиолан криво усмехнулась и последовала за торопливым слугой. –Дорогая, – Цзинь Гуаншань при этих словах чуть поморщился, – после обеда здесь будут гости. Побудь хорошей хозяйкой и прими их как подобает. Она лишь хмыкнула на это. Принять гостей не проблема. Проблемой будет если среди этих гостей появится бастард. Кстати, о бастардах. –Почему твой ублюдок не может это сделать? Её дорогой муженёк скривился, будто съел лимон и убрал в сторону палочки. Видимо, с ублюдком случилось что-то, и теперь Гуаншань не может свалить на него все свои дела. Очаровательно. –Неважно. Только постарайся не лапать служанок, когда тебе понадобится поприветствовать гостей. Она ушла, оставив раздражённого Гуаншаня одного в обеденном зале. Надо нанести визит своему сыну и предупредить о визите левых людей. Она вздохнула, вспомнив о успехах Цзысюаня в Гусу. Оскорбить дочь дружественного им ордена, которая ещё является ему и невестой, а после и подраться с воспитанником этого же ордена. Она была разочарована. Цзинь Цзысюань оттачивал свои навыки на тренировочном поле, с плохо затаенной яростью бросаясь на своего соперника, который уже стоять не мог нормально и только крепко держал меч, будто это могло ему помочь. Цзинь Ксиолан вспомнила свои тренировки и поставила галочку в уме самой заняться тренировками. А то рука уже отвыкла от рукояти меча. –А-Сюань! Цзинь Цзысюань отвлекся и пропустил удар, искупавшившись в пыли. Недовольно отряхивая одежду, он поприветствовал мать как полагается хорошему сыну. Цзинь Ксиолан её сын напоминал злого, взъерошенного зверька, который не знает куда податься и только кусает всех. Только нечто в его позе переменилось. Он обнимал себя руками, будто пряча свое тело от неё. –А-Сюань, нельзя отвлекаться когда ты сражаешься. А теперь пойди умойся, ты должен быть чистым. Наследник ордена Цзинь что-то пробурчал и пошел к купальням. Он больше не обнимал себя, но заметить как он нервно дёргает рукава ханьфу, как иногда делала она. Возможно...хотя она неуверенна в этом, у её сына появилась цветочная пора. И он не пришел к ней за советом. Может ей стоило было тщательнее укреплять доверительные отношения между ними, может она и не гадала сейчас. Хотя может он не пришел к ней как раз из-за интимности этого процесса. Женщина сжала рукава ханьфу, ощущая как лениво, почти неохотно шевелятся зелёные нити под кожей. Это не её дело. Мадам Цзинь равнодушно глядит на сгоревшее небо, отсчитывая минуты до возвращения сына. Несколько журавлев пролетело, предвещая счастье, а она вспоминает какое счастье сулили пионы. Птицам верить нельзя, птицы не всегда несут счастье. Они и беды не забывают прихватить с собой, рассыпать его кислотным дождем над головами. Прикрыв глаза, дабы не видеть танец священных птиц, Ксиолан раскрыла свой, расписаный горами ,веер. Пусть не время для того чтобы пользоваться веером, но кого это волнует? Журавли танцевали в белом небе, рисуя будто на пепле свои истории. Они говорили о богах счастья, долголетия и богатства. Рассказывали кому они кланялись и под чью флейту танцевали на смертной земле. На земле, укрытой погребальным саванном, спали долгим сном пионы, готовясь весной рассказать свои истории. Сколько людей поверит в их сказки, сколько людей падут на дно, напрасно ожидая золотых гор? Прогуливаясь по зимнему саду вместе с Цзинь Цзысюанем, который то и дело поправлял рукава. Иногда можно было заметить проблеск нежного зелёного тела, которое ещё не распустило свои цветы. Цзинь Ксиолан отводила взгляд в сторону, не желая напугать своего сына непрошеным вниманием. Наконец высказав свою просьбу быть более внимательным на совете, она все же продолжила неспешную прогулку и разговоры ни о чем. В этот раз она не затрагивала тему семьи Цзян и девы Цзян. Пусть в душе кипело негодование что он посмел влюбиться в другую девушку, а не ту что была ему предзначена с рождения. Пусть непроизвольно рука тянулась к чужому уху, дабы напомнить ему о приличиях. Но Цзинь Цзысюань и без того выглядел хмурее обычного. Будто сам факт того что он вместе с отцом будет принимать глав выводит его из себя. Или нечто другое тревожило его разум. Лучше оставить это до лучших времён.