Верная подруга моя

* в тексте настойчиво проступают отсылки к одному известному французскому фильму 2001 года* — Полагаю, в долгом пути сюда вам довелось выслушать немало пересудов о творящемся в наших землях безобразии. Герда кивнула. Сплетен и слухов по корчмам гуляло предостаточно. Слухов панических и жутких, напрочь противоречащих друг другу, логике и здравому смыслу. Трескучая и бессмысленная болтовня надоела Герде хуже горькой редьки. Ясно одно: отдаленное северное княжество Каингорн, отродясь местечко не больно гостеприимное, сделалось напрочь недружелюбным. Иначе зачем бы здешней княгине потребовались услуги ведьмачки? — Все эти пустые словеса... — княгиня неопределенно махнула рукой. Всплеснулся и опал широкий рукав с серебряной каймой, — ровно свежевыпавший снег на мокрой земле. Правда и ложь смешались так, что не отличить. — Я не сильна в афоризмах, — оборвала Герда. — Ближе к делу. По мелким полупрозрачным стеклам наотмашь хлестануло пригоршней дождевых капель. Ядвига, княгиня Каингорнская, дернула узкими плечами и толкнула к сидевшей напротив ведьмачке толстый сафьяновый бювар. Герда зашелестела пергаментными страницами, быстро раскидывая их в разъезжающиеся стопки. Рисунки, сделанные по словам уцелевших жертв — налево. Свидетельства очевидцев и участников облав, записи лекарей и дознатцев — направо. Украдкой скосилась вбок: норовящая повсюду сунуть свой не в меру любопытный нос Лютик точно в рот воды набрала. Сидела паинькой, с расспросами под руку не лезла. — Отчего у этой твари пасть вымазана в красной помаде? — ведьмачка ткнула в картинку, где преужасное чудище свирепо угрызало несчастную пастушку. Вывалившая напоказ зрителям внушительный бюст пастушка выглядела крайне довольной своей участью. — Думаю, это кровь, — вздохнула княгиня. — Мастеров кисти и резца, как понимаете, здесь сыскать непросто. Как сумел, так и отобразил. — Ага, — кивнула Герда. Пробежала глазами по кривоватым и расплывающимся строкам отчета дознавателя. Сравнила запись с дурно сведенным отпечатком следа широченной когтистой лапы. — Ясненько. То есть ясненько, что нихрена не ясненько. Судя по измерениям ширины и силы укусов, бесоебит не канис люпус, то бишь волчара лесной обыкновенный, и не его близкий сородич варг. Леший? Тогда повсюду углядели бы следы лосиных копыт, да и опасаются лешие соваться на равнины. Зверь не режет домашнюю скотину, не трогает работающих в поле группами мужчин, но преследует женщин и детей, неважно, днем или ночью. Попытки напасть на рудники краснолюдов отбиты с изрядными потерями. Вырезанный караван с охраной... еще один. На Саовину загрызена старуха, собиравшая хворост. Компания подростков, пастушка, крестьянки, охотники, да сколько же их?.. — Около двухсот сгинувших душ за последние два года, — надтреснуто выговорила княгиня Ядвига. — Это лишь те, о чьей пропаже беспокоились родные и близкие. Чьи растерзанные тела удалось отыскать и захоронить. А сколько оставшихся неучтенными, безмолвно сгинувшими в наших лесах? Вторя взволнованному голосу княгини, снаружи волчьим кличем взвыла разошедшаяся буря. Молний не было, на севере после Ламмаса не случается гроз — но дождь и ветер бушевали вовсю. Хорошо тому, кто может укрыться от непогоды за надежными каменными стенами да обогреться у камелька с кружкой горячего грога... — Когда стало ясно, что здешние охотники не в силах одолеть тварь, я обратилась за помощью к соседям, — Ядвига злобно хрустнула пальцами. — И как, удачно прошло? — Из Ард Каррайга явился Ботерош, старший ловчий с натасканной сворой, а в помощь ему — полусотня драгун. Околачивались здесь с весны до поздней осени, — тонкие губы княгини неприязненно скривились. — Я должна была предвидеть, что ничего путного из этого не выйдет. Дела и так шли из рук вон плохо, а эти... эти... — она задохнулась, не в силах подобрать нужных слов, — вместо полевых работ — облавы седмица за седмицей! Вытоптанные посевы, озлобленные и напуганные люди, обесчещенные девушки. Бесконечные расходы, которых наша казна не силах себе позволить. Они истребляли волков стаю за стаей, чем в конце концов возмутили круг друидов с горы Машуль. Друиды пришли в замок, выяснять отношения. В самый разгар скандала ворвался подпасок с известием — тварь лютует прямо в охотничьем лагере. Кого покалечила, кого насмерть загрызла — и ушла невредимой. Ее не брали ни мечи, ни копья, ни стрелы. — В королевских реляциях сказано, ловчий Ботерош добился успеха, — подала негромкий голос Лютик. — На прошлый осенний Эквинокций они выследили, загнали и убили чудище, — согласилась Ядвига. — Только даже последний конюшонок и прачка в замке понимали — не то. Огромный, злобный, кровожадный зверь с черной шкурой был всего лишь волком. Не имеющим ничего общего с бестией, изводившей жителей Каингорна. Тварью, что с легкостью обходила все капканы и ловушки, мочилась на отравленные приманки и могла ударом лапы оторвать человеку голову. Но мы промолчали. Больше не могли терпеть присутствие солдатни на наших землях. Подручные Ботероша набили из трофея чучело, предъявить королю и придворным. Крикливая орава дармоедов наконец убралась прочь. Крестьяне бросились собирать то, что уцелело от урожая. Месяца два прошли спокойно, а зимой все началось сызнова. Тварь вернулась на наши земли, продолжив убивать. И убивает по сю пору. Люди боятся шагнуть за порог. Поля зарастают бурьяном, торговля умирает. Краснолюды грозятся обрушить шахты и уйти. Без серебряных рудников княжеству наступит конец. Она запнулась, глядя на ведьмачку прозрачно-голубыми, уставшими глазами. Тонкое, осунувшееся лицо довольно молодой женщины, обрамленное складками белой вуали. Если верить слухам, княгиня Ядвига овдовела лет пять тому. Она держалась неприступно, воспитывала маленького княжича и худо-бедно управляла своим захолустным государством. До той несчастливой поры, когда на землях Каингорна объявилось неведомое темное диво. — Помогите нам, — Ядвиге пришлось сделать нешуточное усилие, чтобы выговорить эти простые слова. — Мы не поскупимся на вознаграждение. Золото, серебро, самоцветы. Все, что угодно. Мой законник подготовил контракт. Изложите ваши требования, я подпишу. Герда опустила взгляд на дурно выполненное изображение длиннолапой твари с торчащими из пасти клыками, горбатой спиной с иглами или перьями на хребте, и жестким, как палка, хвостом. В свое время она от корки до корки проштудировала бестиарии Каэр Морхена, прикончила немало чудищ, но допрежь не сталкивалась с подобным. Уцелевший реликт времен легендарного Сопряжения Сфер? Плод кровосмешения волка и ублюдка, бежавшего из магических лабораторий? Хитрый, сметливый, пронырливый. Редкостная добыча. Хорошая награда. Трещали поленья в пасти давно не чищенного камина. Утих проливной дождь. Княгиня Ядвига еле слышно постукивала ногтями по столешнице, терпеливо ожидая ответа. — Тащите контракт, — приняла решение ведьмачка. — Моя цена — три тысячи золотых линтаров. Предпочтительно в драгоценных каменьях, но готова взять монетами, если наскребете. Не устраивает цена — наше вам с наилучшими пожеланиями. Торговаться не стану. Ядвига отчетливо сглотнула, то ли подавив возмущенный возглас, то ли поперхнувшись чужим нахальством. Звякнул щербатый колокольчик, явился слуга с пергаментом и чернильницей. Скрипнули перья, закрепляя соглашение. — Это я прихвачу с собой, — Герда сгребла бювар с рисунками и заметками. — Еще нехудо бы раздобыть подробную карту княжества. Мы остановились в трактире «Свинья и подкова», пусть принесут туда. И заодно прихватят двести линтаров авансу на первоначальные расходы. — Я распоряжусь насчет карты и денег, — княгиня шевельнула бровью. — Как полагаете, сколь долго продлится... охота? — Как повезет, — честно признала ведьмачка. — Выйду завтра или через день. Хорошо бы управиться с напастью до снегопадов. Но тут, сами понимаете, слишком многое зависит от обстоятельств и удачи... Если все сказано, мы пойдем, ваша милость. Лютик, никак дрыхнешь? Маэстрина торопливо вскочила, пристукнув каблучками. Княжий замок, древний и ветшающий, в поздний час казался просто вымершим. Ведьмачку со спутницей впустили не через парадные ворота, а украдкой торопливо провели через вход для прислуги. Толковала княгиня с ними с глазу на глаз в уединенном покое. В юности Герда смертно оскорбилась бы таким пренебрежением, с годами привыкла. На кой ляд ей торжественная пышность парадных приемов и испуганно вытаращенные глаза придворных? Ее задача — исполнить заказ, получить уговоренное золото и пошустрее исчезнуть. Гостьи шагали за пожилым слугой с фонарем, минуя темные коридоры. На витой лестнице с крутыми ступеньками Лютик подвернула ногу и едва не улетела вниз. Ведьмачка успела поймать ее за складки камзольчика на спине. — Я почти как бедная Эмма из Камнора, — вымученно хихикнула побледневшая маэстрина. — Неверный шажок, и мне не сужено примерить корону. — Оно и к лучшему. Королева из тебя хреновая. — Вот сейчас обидно было, — возмутилась Лютик. Герда привычно пропустила недовольство маэстрины мимо ушей и пригнулась, ныряя в низкую дверцу. Запыленная комнатушка, кладбище давно отслуживших свое вещей. Метавшееся туда-сюда тусклое пятно света выхватило из полумрака картину в тяжелой позолоченной раме со множеством завитков. Герда сбилась с шага. Окликнула слугу: — Эй, любезный. Будь добр, посвети-ка сюда. Слуга недовольно заворчал, но поднес фонарь ближе. Теперь можно было рассмотреть выполненное старательной, однако не слишком искусной кистью изображение целиком. Молодая женщина в охотничьем наряде, с тяжелым луком в руках. У ног лежит мертвый олень, рядом вертятся собаки, похожие на волков. Белокурая охотница глядела с потрескавшегося холста дерзко и победительно. Прислоненная к стене, пылилась вторая картина, созданная в пандан светловолосой красотке. Мужчина в легких рыцарских доспехах, с лицом благородным и исполненным грусти, держал за руку малое дитя. Ребенок удался художнику хуже всего. Даже не понять толком, мальчик это или девочка. Прищурившись, Герда всмотрелась в лицо нарисованной дамы. За плечом сопела заинтригованная Лютик. Слуга по-медвежьи топтался на месте, изнывая в нетерпеливом ожидании момента, когда гостьям наскучит пялиться на раскрашенные куски холста. — Эт' доподлинная парсуна Дейдры Адемейн, былой нашей княгини, — наконец не выдержал сгустившейся тишины слуга. — И мужа ейного, рыцаря Яноша. Тока они померши. — Правящая княгиня Ядвига — их родственница, надо полагать? — влезла Лютик. — Да не, какая она сродственница... Поскребыш и подобрашка, не к добру будь сказано. Князек на ней женился вторым браком, когда Дейдра представилась. Потом и князь на охоте сгинул, а эта призаднилась на троне. Вроде как в ожидании, покамест малый княжич в возраст войдет. «Дейдра Адемейн, — беззвучно повторила ведьмачка. — Столько лет не вспоминала об этой бешеной девчонке. Вес еще тогда говорила: Волчьей княжне с её вздорным нравом не суждено никакого долго и счастливо. Что с ней приключилось — несчастный случай на охоте или банальная родильная горячка?» ------------------------------------------------------------------------------------------------- Деньги и карту доставили ближе к вечеру. Княжеский посыльный бухнул на стол пару длинных свитков и тяжелую шкатулку, зыркнул неодобрительно и убрался, прежде чем Герда успела задать ему пару вопросов. В обычное время «Свинья и подкова», трактир под стенами замка, был местечком многолюдным и оживленным. Сейчас единственными постоялицами оказались ведьмачка и маэстрина. В общей зале уныло тянули пиво двое не то трое завсегдатаев. Набираясь храбрости перед тем, как высунуться на улицу и сквозь подступающие мокрые сумерки вприпрыжку добежать до своих халуп. Глухо, уныло, жутко, провинциально. Ночь вокруг темна и полна ужасов, как говаривал пророк Лебеда. Развернув карту, Герда придавила загибающиеся края подсвечниками и задумчиво воззрилась на грубовато начерченный Каингорн. Вот Рокта, столичный град с княжеским замком. Вокруг раскинулись сплошные горы и вековые леса с редкими селениями да полями на месте выкорчеванных рощ. Никаких оживленных трактов и шумных городов. Раздолье для зверья, четвероногого и двуногого. — Что думаешь? — Лютик приволокла скамью и шлепнулась на нее. С оханьем подтянула колени к груди, закуталась в потрепанный плед. Выпростав руку, настойчиво поволокла к себе заветный бювар. — О том, что в замке обязан быть глубокий подвал с решетками и крепкими замками. Княгиня в доброте своей наверняка не откажет в просьбе подержать тебя там денек-другой. — За какие прегрешения ты возжелала коварно ввергнуть меня в узилище престрашное? — возмутилась маэстрина. Герда кончиком пальца стукнула себя по носу: — Подруга, от тебя несет свежей кровушкой. И видок насквозь страдальческий. Как прикажешь тащить тебя в эдаком привлекательном виде по лесам? Лютик закатила глаза: — В прошлом мои недомогания тебе ничуть не мешали. К завтрашнему дню этот треклятый алый водопад иссякнет. — А если нет? — Тогда смотаюсь к местному аптекарю и куплю мешочек настоя пижмы. Здесь ведь должен быть аптекарь? Ну, хотя бы знахарка. Колоритная бабуля в чепце, в окружении сушеных трав и декохтов из сушеных жаб. — Насчет аптекаря и бабули не уверена, — честно признала ведьмачка. — Предупреждаю, ты не заставишь меня сидеть и терпеливо ждать у окошка, — пригрозила Лютик. — Куда ты, туда и я. И вообще, это чертовски несправедливо. Ты тоже женщина, почему из нас двоих ежемесячно маюсь брюхом только я? — В наказание за излишнюю болтливость, — припечатала Герда. В глубине души ведьмачка никогда не считала себя полноправной женщиной. Она угодила в Каэр Морхен сущей соплячкой. Испытание Травами и неустанные тренировки сделали ее тело сильным, гибким и выносливым, но месячные крови так и не пришли. Герда порой сомневалась, уцелела ли в её мутировавшем, напрочь перекроенном магией организме матка — или тихо сгнила, дабы не мешаться и не отвлекать внимание от поставленной цели? Грудь у нее тоже толком не выросла, в отличие от Эски. Эске вообще несказанно повезло: цвет волос сохранился, и фигура на зависть и загляденье. Даже глаза с желтизной и кошачьим зрачком её ничуть не портят. Когда она умрет, хорошо бы ее трупу угодить на стол к оксенфуртским анатомам. Ученые мужи выпотрошат ее во имя науки и доподлинно установят, как обстоят дела с ведьмачьей требухой. За почти столетие своей жизни Герда ни разу не слышала о том, чтобы кому-то из ее цеха удалось зачать и выносить ребенка. Чародейки порой становились матерями, магики тоже вроде как не были поголовно бесплодны, и только ведьмачки — засохшие деревья. Ни цветов, ни плодов, сплошь ядовитые колючки. Однажды Герда рискнула спросить у Лютик: что маэстрина станет делать, коли одно из многочисленных и мимолетных увлечений обрюхатит ее? Лютик удивленно вытаращилась, заперхала в ладонь и заявила, мол, в нынешние трудные времена лучшими друзьями странствующей девушки являются подсчет дней цикла, а также крепкий отвар душистой руты с сильфием. Поразмыслив еще чуток, маэстрина загрустила: — Детям нужны забота, любовь, крыша под головой, еда и нормальные отец с матерью. Глянь на меня, Герда. Я перекати-поле и останусь такой до смерти. Даже если меня спьяну угораздит скакнуть через меч, это наверняка окажется такой же бесштанный шалопай нашего цеха. Как я буду выступать перед королями и прекрасными принцами — с сопливыми и орущими младенцами, цепляющимися за юбку? Чтобы не твердили жрицы Мелитэле о великом женском предназначении, материнство и я не созданы друг для друга. Но ты не беспокойся. Ежели со мной стрясется неладное, я сама разберусь. Поэтесса вдумчиво шуршала страницами дознавательских отчетов, точь в точь прилежная жакиня. Герда вооружилась красным свинцовым карандашом и нависла над картой, отмечая места и время нападений. Вскоре чертеж земель Каингорских превратился в подобие кладбища, обильно утыканного кривыми крестами. — Ожидаю авторитетного мнения специалиста, — поэтесса разложила аляповатые изображения неведомой бестии веером. — С какой зловещей хренью нам предстоит иметь дело на сей раз? — Не нам, а мне. — Придираешься к словам и злишься, — проницательно заметила Лютик. — Злиться ты начинаешь, когда у тебя нет точных ответов. Только подозрения. — Я знаю, чем из обширного набора знакомой мне нежити эта дрянь не является, — буркнула ведьмачка. — Если она то, что я предполагаю, местным придется изрядно хлебнуть горя. — Внимаю, — Лютик аж высунулась из пледа и часто захлопала ресницами. — Оборотень, — нехотя выговорила Герда. — Волчьей или рысьей крови. — Это ведь не может быть уцелевший последыш Свальблода со Скеллиге? — маэстрину перекосило — то ли от дурных воспоминаний, то ли от рези под ложечкой. — В здешних краях отродясь не поклонялись Кровавому Медведю, — усомнилась ведьмачка. — У меня есть две равные по хреновости версии. Либо по злобе куролесит истинный ликантроп, изгнанный из родных мест — ведь беспорядки начались года три назад, до того в Каингорне было спокойно. Либо мы имеем дело с человеком, одержимым волчьим проклятием. Оба варианта объясняют как поразительную хитрость и коварство зверя, так и бессмысленную жестокость. Он не питается жертвами. Выслеживает, убивает и бросает. Следы зубов на костях в большинстве случаев оставлены обычными лесными тварями, глодавшими падаль. — Герда, маму твою!.. — Я отродясь сиротинушка. Ну, извини. Могла бы привыкнуть. — Есть отвратительные вещи, к которым не привыкнешь никогда. Одна из них — твои манеры, — фыркнула Лютик. — В чем проблема с оборотнем? Он оставляет следы и запах, его можно выследить. — Он разумен, — сухо напомнила Герда. — Кодекс. — Парень-медведь с Островов был разумен. Это тебя не остановило, — дотошно напомнила Лютик. — У здешней твари на счету почти две сотни душ. Какие разумность и гуманность, окстись! — Я подумаю об этом, — уклончиво отозвалась ведьмачка. — Надо прогуляться по тутошним лесам, оглядеться, принюхаться... потолковать с народом. — Жаль, трактир пустует, — вздохнула маэстрина. — После пары-тройки баллад мигом сыскались бы и осведомители, и очевидцы, и толковые проводники по чащобам. Герда, может, я лезу не в свое дело... Там, в замке, помстилось мне, якобы прекрасный облик покойной княгини Дейдры всколыхнул в тебе некие забытые чувства. Я заблуждаюсь? — Нет, — Герда ногой подвинула табурет и тяжело уселась. — Тебе не почудилось. Знавала я эту вздорную девчонку. Лет пятнадцать тому или больше, за точность не поручусь. Однажды она ворвалась в Каэр Морхен, требуя защиты и справедливости. Весемира сходу заявила: защиту она, так и быть, предоставит. Насчет справедливости — не к ней. Мол, за давностью прожитых лет у нее выпали зубы, зато отросло собственное представление о справедливости, частенько идущее вразрез с общепринятым. Вон рядом околачивается бездельная молодежь, пусть они судят и решают. — Герда, — осторожненько ворохнулась маэстрина, — ты прежде не заикалась, а я себе не прощу, если упущу случай... Сколько вас там, в зловещем и таинственном Каэр Морхене? Или это тайна, запечатанная похлеще легендарной гробницы краснолюдских королей? Ведьмачка нехотя вскинула руку с растопыренными пальцами. — Что?! — оторопела Лютик. — Пятеро? Всего пятеро?! — Весемира, наставница Школы Волка, мастер мечного боя. Ламберта. Эска. Кайя. И я. Полсотни лет назад ведьмачек было гораздо больше... а потом перестало быть. Каэр Морхен — руины древнего эльфьего замка, где зимует кучка сумасшедших рубак, тоскующих по былым временам. Хватит об этом, лады? — Лады, — торопливо согласилась маэстрина. — Прости. Извини. Вернемся к истории Дейдры Адемейн. Какое чудище престрашное гналось за ней, коли она забралась в такую глушь и обратилась за помощью именно к вам? — О, — хмыкнула давним воспоминаниям Герда, — чудищ было целых два, на выбор. Мервин, младшенький братец тогда еще княжны Дейдры, с гоп-компанией рубайл на подхвате. Несравненная госпожа Сабрина Глевиссиг из Братства Чародеев. Братец оспаривал права Дейдры на опустевшую после смерти папаши княжескую корону — по традициям Каингорна наследование идет по старшинству, независимо от пола. Сабрина желала заполучить юную княжну для вдумчивых и неаппетитных магических изысканий. Видишь ли, Дейдру угораздило явиться на свет в год солнечного затмения. — Угодив прямехонько под Проклятие Черного Солнца. — закивала Лютик. — Там еще был замешан колдун, свихнувшийся на пророчестве о реках крови и грядущем приходе в мир Богини Черепов, да? Как его звали, Эфитиальд? — Эльтибальд. Чокнутый, как крыса в сортире. Изрядно наворотил бед с своими якобы расшифровками древних предсказаний, покуда его тишком не удавили. Подозреваю, это сделали его же собратья-чародеи, только слишком поздно. Вспыхнула настоящая охота на девиц из высокородных семейств, рожденных в треклятом году затмения. Уединенные башни, заточенные родней порченые принцессы, принцы, рвавшиеся их спасать в расчете на полкоролевства... Обвинения в ведьмовстве, отравления, казни, мятежи, перевороты... Золотую рыбку в мутной воде ловили все, кому не лень. Сабрина в том числе. Вряд ли она верила в пророчества. Скорее, хотела под шумок избавиться от княжны. — Так что произошло? — маэстрина аж заерзала на лавке от нетерпения. — Бардак, — честно признала Герда. — Вес беспощадно глумилась, я и Эска пытались блюсти справедливость, а Ламберта... Она с момента становления ведьмачкой ненавидит любых магиков без разбора. Ее преображение далось... скажем так, очень тяжело. Ламберта мигом взъелась на Сабрину и в пику ей ринулась защищать барышню в беде. Я пригляделась к меньшому братцу и решила, что рановато такому обормоту становиться князьком даже в захолустном Каингорне. Спустя пару седмиц громких скандалов, поединков, коварных попыток убийства и незамысловатого мордобоя Мервин уступил сестричке. Тогда Дейдра не казалась одержимой или прОклятой. Совсем юная, напуганная, но упрямая, что твоя ослица. Злоязыкая, дерзкая, нипочем не желавшая сдаваться. Отчасти я ей даже сочувствовала. Покуда она не набросилась на Эску. На Эску! Блядь, именно Эска носилась с этой вздорной девкой, ровно наседка с цыпленком! — Раз промеж ними царило такое согласие, отчего вспыхнула ссора? — удивилась Лютик. — Хрен его знает. Мы с расспросами не лезли. Эска как тогда молчала, так и посейчас держит язык за зубами. Могу предположить, что Дейдра быстренько смекнула, за какие ниточки стоит дергать — и предложила Эске обменять свой несбиранный цветочек на головы чародейки и братца. Эска отказалась, княжна врезала ей по голове кувшином. А потом полоснула кинжалом по лицу, чуть не лишив глаза, и кликнула на подмогу своих волков. Да, у Дейдры был дар находить общий язык с хищным зверьем. Волки служили ей, как псы. Вес даже прозвала ее Волчьей княжной. Пока мы бегали на поклон к Глевиссиг, покуда магичка колдовала над полудохлой Эске, Дейдра ускакала прочь. С той поры я ничего не слыхала об Адемейнах — ни о ней, ни о нем. — Тем временем Дейдра Адемейн вышла замуж, родила дитя и умерла, — подытожила маэстрина. — В Каингорне наследует кудель, однако нынешняя княгиня ни словом не упомянула свою предшественницу и ее ребенка. Или это и есть маленький княжич, а Ядвига — его мачеха и регентша? И куда подевался младший брат Дейдры, тоже умер? Подался искать счастья в чужих краях? — Говорю ж, не знаю. Лютик зевнула, благовоспитанно прикрыв рот ладошкой. — Вали дрыхнуть, — махнула рукой ведьмачка. — Я посижу. Прикину хвост к носу, откуда и где начать поиски. В городе есть маленькая община сестер Мелитэле, они брали на излечение раненых зверем. Загляну туда, потолкую с настоятельницей, что-нибудь да вызнаю. Наступая на края волочащегося пледа, маэстрина проковыляла в угол с постелью. С комнатой им повезло, сухо, почти чисто, из подоконных щелей не дует. Хозяин даже жаровню притащил. Кровать, конечно, одно название. Рама из свилеватых досок, подпертая чурбаками. На реечную решетку брошен набитый овечьей шерстью комковатый матрас и мешки с сеном заместо подушек. В дороге выбирать не приходится. Случалось им останавливаться в местечках куда похуже. Вскорости придется коротать холодные ночи под тентом в суровых северных лесах. Герда смотрела на мгновенно засопевшую в две дырочки маэстрину, её взъерошенные кудряшки и торчащий острый локоть — у Лютик была привычка изворачиваться, пристраивая согнутую руку под голову — и размышляла о странном. Не имеющем ни малейшего касания к предстоящей охоте. О том, что она никогда или почти никогда не странствовала подолгу в чьей-то компании. В молодости пару раз выходила на большак заодно с соратницами по цеху. Быстро убедившись в правоте опытной Весемиры: одну ведьмачку селяне готовы терпеть, двоих — уже с трудом. Да и серебра одной охотнице на чудовищ отсыплют щедрее, чем двум или трем. «Наша участь и судьба — одиночество. Нехрен хныкать и наматывать сопли на клинок, — твердила Весемира, мечом и кулаком вбивая нехитрую мудрость в головы подопечных. — Мы то, что мы есть. Ничем другим мы не станем. Так что подобрались, выпрямились — и вперед, утопцы сами себя не прикончат». Лютик была совершенно иной. Жизнерадостная, общительная, яркая, притягивающая взгляды. Жившая так, будто никакой темной изнанки мира не существует, и всякий грядущий день будет прекрасен. Неунывающая, всегда готовая спеть, посмеяться, опрокинуть кружку-другую. Герда опасалась, что навязавшаяся попутчица станет камнем на шее и вечной обузой, не способной толком о себе позаботиться. Но маэстрина проявила себя бывалой странницей. Понимала, когда не стоит лезть ведьмачке под горячую руку, а когда самое время бросаться наутек. Беспечная поэтесса распространяла вокруг себя солнечное сияние. В отблесках которого люди забывали подозрительно коситься на мрачную, страховидную ведьмачку с двумя мечами. Соглашаясь воспринимать ее как неотъемлемое дополнение к веселой, несущей радость певунье из Оксенфурта. Герда с удивлением отметила, что в присутствии Лютик получает больше заказов, ее меньше пытаются обдурить и не отказываются честно рассчитаться по исполнении контракта. Ведь это расстроит мазель Лютик, а Лютик никак нельзя огорчать, она же такая трепетная, возвышенная натура! «Возвышенная натура» порой выражалась похлеще пьяного краснолюда, с равным интересом выслушивала сплетни о грызне при королевских дворах или семейных раздорах меж двумя забытыми богами поселками, и неотступно тащилась хвостом за ведьмачкой. Или ведьмачка тащилась следом за ней. Так они странствовали целое лето и осень, покуда Герда не собралась на традиционную зимовку в Каэр Морхен. Их пути разошлись в Аэдд Гинваэле, где Лютик вытребовала с ведьмачки клятву непременно встретиться после Имболка. Да, именно тут, у колодца на шумной рыночной площади. Никогда еще зима не казалась Герде такой долгой, Каэр Морхен — таким вымерзшим насквозь, а давние соратницы — такими постылыми. Она улизнула из замка, едва заметив признаки грядущей весны — сосульки на просевших карнизах, проталины под деревьями, засеревший лед на озере. Ругательски кляла себя всю дорогу до Аэдд Гинваэля, пытаясь заранее смириться с мыслью, что никакой Лютик она там не застанет. Сдалась она маэстрине, как альгулю пятая нога и клистирная трубка полуденнице. Лютик пела в таверне рядом с колодцем на площади и просияла солнечной улыбкой, завидев ввалившуюся в дверь Герду. Той хмельной весенней ночью они славно напились. Лютик затеяла игрище в «Я никогда не», вместо выигрыша потянулась целоваться, и Герда махнула рукой. К чему упираться, раз обоим это по душе? Они ведь не брачный обет до скончания веков дают, а так — позабавились, покувыркались от души, наутро собрались и поехали дальше. Всегда отыщется злобная тварь, которой нужно оттяпать голову, и придорожный трактир, в котором встретятся благодарные слушатели для Лютик. -------------------------------------------------------------------------------- Одна из последних жертв, пастушка Ирма, нашла свой конец именно здесь. В глубокой овражной промоине, на дне которой годами копилась прелая листва и застоявшаяся вода. Случилось это седмицы две назад. Дожди смыли расплесканную кровь, тело отыскали и унесли. Остались расшвырянные листья, борозды от неуклюжего скольжения многих людей в липкой глине и парочка глубоких царапин от когтей на замшелом камне. Несмотря на хваленую ведьмачью ловкость, Герда тоже оступилась. Теперь в правом сапоге назойливо хлюпала вода. Вслушиваясь и принюхиваясь, ведьмачка восстанавливала картину происшедшего. Жмурилась, сквозь завесь белесых ресниц наблюдая за силуэтами из прошлого. Ирма и ее собака ищут убежавшую молодую овцу и замечают животину на крутом склоне оврага. Оскальзываясь, пастушка лезет за жалобно блеющей яркой. Пес весело скачет поверху, комки грязи разлетаются из-под лап. Ирма цепляется подолом юбки за терновник — выцветшие нити до сих пор трепещут на ветру — подхватывает овечку на руки, успокаивающе нашептывает в дергающееся ухо. Вскидывает испуганные глаза, заслышав яростный лай. Защищая хозяйку, первой гибнет собака. Под скулеж умирающего пса и рык зверя Ирма швыряет овцу. Неуклюжим мешком катится вниз. С головой ныряет в вонючую черную жижу, панически надеясь, что зверь отвлечется на овцу, не учует ее, не заметит... Стоя на каменном уступе, тварь следила за беспомощным барахтаньем пастушки в грязи. Отсюда сверху, лицо Ирмы представало ей мучнисто-белым пятном с черным провалом разинутого рта. Наскучив ожиданием, тварь прыгнула. Ловкая, как рысь. Кровожадная, как волк долгой голодной зимой. Кто же ты? Что ты такое? Пахнешь кровью и безумием, убивала без разбора — а теперь притихла. Затаилась где-то. Выжидаешь? Отлеживаешься? Цепляясь за корни старого вяза и плети куманики, Герда вскарабкалась наверх. Третий день они с Лютик кружили по осенним лесам княжества, осматривая места нападений твари. Ведьмачка не надеялась отыскать свежие следы или клочья шерсти бестии. Она стремилась понять образ действий зверя. Как именно он выбирает и выслеживает добычу, чем пренебрегает, что предпочитает, чего опасается. Одна из пастушек уцелела, спрятавшись посреди коровьего стада — бестия не рискнула напасть на разъяренного быка. Зверь упорно гнался за мальчишкой-подмастерьем, но отступил перед группой подростков — те орали и швырялись в него камнями. Маэстрина дожидалась подле уреза промоины, бдительно озираясь по сторонам и держа в поводу лошадь ведьмачки. — Сыскала что полезное? — Еще одно подтверждение тому, что зверюга — не вымысел, — Герда ухватилась за холку кобылы, подтянулась, взбираясь в седло. — Это вроде как бесспорно. — Невредно лишний раз убедиться в том, что клиент не водит тебя за нос и не заблуждается сам. Тварь есть, она где-то прячется... и я ее найду. Нам бы свеженький след... — Герда, — укоризненно протянула маэстрина, — ты всерьез желаешь смерти какому-то бедолаге? — Как еще прикажешь искать по лесам неуловимую хрень? — посмурнела ведьмачка. — Рыскать здесь до скончания веков? Я не согласная. Лучше всего делу помогла бы кровь бестии, но сойдут и следы. В овраге есть царапины от когтей, только совсем старые. Позвякивала сбруя, хлюпала грязная дорога под конскими копытами. Выцветшее пепельное небо наливалось свинцом подступающих сумерек. Плыли мимо каменистые холмы, похожие на курганы давно умерших и погребенных великанов. В ложбинах мелкой дрожью трепетали на ветру начавшие облетать осины. Тянуло крепким запахом мокрой хвои, созревающих грибов и каменной стылостью. Высоко в холмах приглушенно заревел олень, ему откликнулся собрат — и все стихло. — Где ночевать-то будем? — запечалилась Лютик. — Опять в лесу? — Шуруй в город, под крылышко к госпоже княгине, — с готовностью предложила ведьмачка. — Сказала же, не поеду. Кстати, наш корчмарь по доброте душевной и за пару грошей поделился со мной теориями здешнего общества касательно явления зверюги. — Валяй, излагай. Но умоляю, прозой. Лютик шлепнула поводьями по шее пегого мерина, чтоб пошевеливался бодрее. — Кое-кто уверен, якобы зверюга есть демоническое наследие несказанно древних времен, — торжественно провозгласила маэстрина. — Сие воплощение Зла и Тьмы мирно дрыхло под здешними горами, покамест в неустанных поисках золота до него не докопались жадные краснолюды. Они и выпустили тварь наружу, дабы та извела под корень всех людишек в Каингорне. Тогда краснолюды призовут рать из Махакама и переймут здешние земли под свою руку. Людей, которых зверюга не успеет загрызть, отправят до конца жизни в забой. Круглое катать, плоское таскать, твердое рубить. Сторонники тех же яиц в профиль яростно валят вину на эльфийскую общину, что укрывается где-то на склонах горы Баршеруд, — Лютик неопределенно махнула рукой в северном направлении. — Нет моей веры ни тем, ни другим, — решила ведьмачка. — Краснолюдам нахрен не сдалось запугивать людей древней тварью. У эльфов нынешних времен кишка тонка. Может, Aen Seidhe и мечтали бы учинить мерзким людишкам достойную подлянку, да никак. — Однако бОльшая часть столичного люда Каингорна мечет обвинительные камни в княгиню Ядвигу. — Она тут каким боком? — не поняла Герда. — Когда приходит беда, кто-то должен стать виноватым, — ехидно хмыкнула Лютик. — Ядвига подходит лучше всех. Она не местная уроженка, ее происхождение окутано флером туманной загадочности. Слуга в замке именовал ее поскребышем и подобрашкой. До моих чутких ушей долетали прозвища Мусорная княгиня и Подзаборница. Говорят, она бродяжничала где-то в Пустульских горах, когда на нее наткнулись княгиня Дейдра с мужем и привезли сюда, в Каингорн. Еще я слышала, якобы Ядвига была простой деревенской ведуньей, которая вовремя подсуетилась. Очаровала вдового князя и женила на себе. — Угу, — кивнула Герда. — Порой и не такое дерьмо случается. Насчет ребенка Дейдры удалось вызнать? — Был да сплыл, — коротко откликнулась маэстрина. — Никто из моих собеседников ничего толком не знает. То ли дитя заболело и померло, то ли просто запропало. — Чую скверный запашок, — нахмурилась ведьмачка. — Сгинувшие невесть куда высокородные отбрыски имеют привычку выскакивать из кустов в самое неподходящее время. Порой — в жутко неприглядном обличье. — Местная тварь — дитя твоей давней знакомицы Дейдры Адемейн? — искренне ужаснулась Лютик. — Дерьмо случается, — повторила ведьмачка. Натянула поводья, останавливая недовольно зафыркавшую кобылу и прислушиваясь. Ветер принес отдаленный, неразборчивый, накатывающийся волнами звук. Безъязыкая многоголосица, редкое взлаивание собак, частый дробный топоток. Темная кудлатая лавина, окутанная облаком теплой шерстяной вони и заскорузлого навоза, длинным языком выплеснулась на разбитую дорогу и остановилась, моргая сотнями туповатых глазок. Задние ряды напирали, светлой молнией проскакал крупный пес, покусывая замешкавшихся животных за ноги и наводя порядок. — Овцы, — растерянно сказала Лютик. — Ага. И пастухи, надо полагать. Никакие очаровательные пастушки за шумливой отарой не приглядывали. Следом за немелодично блеющей, пыхтящей, топчущейся барантой вышагивали двое хмурых овчаров и невысокий парнишка-подпасок. Длинные, окованные железом посохи в руках овечьих пастырей внушали уважение. В случае опасности такими можно с легкостью раскроить и волчий череп, и прочный альгулский. — Мир вам, добрые люди, — пискнула маэстрина. — И тебе добра полный кошель, мазелька, коли не шутишь, — буркнул старший из пастухов, заросший клочковатой сивой бородой до самых глаз. — Вы хто таки будете и чего шукаете? Ежли тракт до княжьего града, дак он совсем в другой стороне. — Я Герда. Ведьмачка, — отчетливо и громко представилась Герда. — По заданию княгини Ядвиги разыскиваю хищную тварь, что безобразничает в ваших краях. — Коли наткнешься на зверя, что сделаешь? — влез второй пастух, младше годами и не столь корявый с лица. — Убью, а шкуру пущу на коврик, — отозвалась Герда. Овчары переглянулись. Прибежал еще один пес, черный с рыжими подпалинами. Гавкнул для порядка на верховых и ужом ввинтился в овечье стадо. — Коврик это хорошо, — согласился старший овчар. — Тока скоро ночь на дворе. Впотьмах рыскать будете? Своры легавых, как погляжу, у вас нетути. — Ночью мы предпочли бы отыскать крышу над головой. Даже щедро заплатили бы доброму человеку, который указал, где поблизости можно встретить такую диковину, — встряла Лютик. — В хижине на нижнем пастбище всем хватит места, — внезапно заговорил подпасок, до того скромно отиравшийся позади рослых пастухов. Герда прищурилась, запоздало осознав ошибку: третьим овчаром был не подросток, но вполне взрослый низушек. — Ступайте с нами, если хотите. — Мастер Енда, — запротестовал старый овчар, — то чужаки, куда им. Мало ли чего брехают. Зверя они вываживают, поди ж ты. Мазелька городская, небось, пары шагов по лесу ступить не смогет, чтоб об коренья не навернуться. — Мазелька не сумеет, а ведьмачка сможет, — отмахнулся низушек. — Юцек, без княжьего дозволения они бы здесь не разгуливали. — Енда? — Лютик свесилась вбок, едва не потеряв стремя. — Глазам своим не верю, неужто самолично милсдарь Гондзо Фолкерт с врачевательного факультета? На миг Герда испытала сильнейшее желание закатить глаза. На самом краю света Лютик наткнется на знакомого из Оксенфуртской Академии. — Маэстрина Лютик? — запрокинул кудрявую голову низушек, явно обрадованный встрече. — Взаправдычку ты? Извиняй, не признал спервоначалу. Каким счастливым ветром занесло в наше захолустье? — Вот этим бродячим ураганом, — маэстрина ткнула указательным пальцем в сторону Герды. — Енда, дружище, у вас действительно есть хижина? Признаться честно, у меня уже задница в лед окоченела. С другой стороны, многочисленные знакомства Лютик порой оказывались чрезвычайно полезны. -------------------------------------------------------------------------------------------------- Пастушья хижина оказалась не сложенной впопыхах развалюхой, но вполне достойного вида крепкой сараюшкой. Меж кип слежавшегося сена юркали и попискивали мыши. Живым озером топталась, чесалась, пускала ветры и похрапывала во сне баранта. Блеяние овец и присутствие своры пастушьих псов успокаивали — ночью зверь точно не сумеет подкрасться незамеченным. Пастухи сладили костерок и подвесили на трехногой распорке котелок, затеяв готовить похлебку-хаш. Вздохнув, Герда извлекла из вьюков припрятанную флягу с махакамской жженкой. Подарочек оказался как нельзя кстати, развязывая языки и способствуя недолгому, но крепкому дорожному братанию. Енда и Лютик хихикали на два голоса, вспоминая веселые оксенфуртские деньки и наперебой опрокидывая чарки за здоровье профессуры. Низушек поведал, что после обучения вернулся в родные края, к живущему в Каингорне разветвленному клану Фолкертов. Пытался открыть врачебную практику, но дело не задалось: люди опасались доверить свое здоровье уроженцу иной крови, нежели они. Зато животным оказалось все едино. Теперь он успешно пользует скотину здешней округи. Захворавшие овцы, коровы и лошади не в силах пояснить, где и что именно у них болит, зато с ними как-то... спокойней. — Зря вы так, мастер Енда, — пробурчал младший из овчаров, Двендо. — Мы к вашим сородичам завсегда с уважением и благодарностью. Хотя ваш дядько Гилберт, не в обиду будь сказано, за свой медок дерет втридорога. — В одном из трактатов профессора фон Эбнера утверждается, якобы все расы нашей земли имеют единое происхождение и единую кровь, — авторитетно замахала пальцем подвыпившая маэстрина. — Что доказывается возможностью скрещения представителей любого вида и рождения жизнеспособного потомства. Пастухи дружно заухмылялись и загмыкали в бороды. Низушек пробормотал, что теория фон Эбнера весьма спорна и ныне признана едва ли не еретической. Герда плеснула всем по кружке и решила заикнуться насчет предков и потомков: — Почтенные, может кто толком разъяснить, что приключилось с княгиней Дейдрой Адемейн? Я когда-то ее знала, совсем молоденькой. Полагала, она тихо-мирно правит в отцовском княжестве. В кои веки решила наведаться, а княгини след простыл. По замку в Рокте разгуливает какая-то Ядвига. Отпрыска Дейдры точно волки в лесах задрали и косточки прикопали под ракитовым кустом. Мигом протрезвевшие овчары обменялись тревожными взглядами. Енда поперхнулся, Лютик заботливо постучала низушка кулачком по спине. — Мне нет дела до прошлых и нынешних грехов княгини Ядвиги, — уточнила Герда. — Просто хочу выяснить судьбу давней знакомой. — Сгинула она, — буркнул старый Юцек. — Лет десять ускакала по первому снегу кабанов травить. Более ее живой не встречали, токмо мертвой на дровнях привезли. Может статься, оно и к лучшему. Волчьего хвоста кожухом не скроешь, а княжна Дея была порченой крови. И дочурка ее пошла в матерь. Сызмальства ворожить пыталась, слуг тиранила да певчих птах на колючки нанизывала. Ежли княгиня тайком от падчерицы избавилась, туда ей и дорога. — Куда как хуже выйдет, если Ядвига извела своего муженька и боги покарали нас за то злобной тварью, — Двендо пошевелил в костре догорающие поленья. — Рыцарь Янош был мужик справный, хотя не разбери-пойми, что у него на уме творилось. Дею нашу полоумную любил пуще жизни — это да, это верно. Она поля потравит или конем кого ненароком стопчет — он тайком виру выплатит или еще как сподможет. Болтали люди, только Янош и мог приструнить жену, чтобы язык свой злобный держала на привязи. По кончине ее князь сильно тосковал. Пил горькую, едва руки на себя не наложил. Думали, станет век горе мыкать в одиночестве, а он через год раз — и оженился на подобрашке Ядвиге. Пожили они вместе, сынка прижили, потом князь с малой свитой уехал на истоки Браа, к краснолюдским рудникам — и с концами. Шептались, на опушке его повстречал призрак Деи и увел за собой. — Ври, да не завирайся, — одернул разболтавшегося приятеля Юцек. — Однако ж трупа-то княжьего и не сыскали! — А кого тогда тащили по весне из Лешева оврага да украдкой хоронили в граде, дурья ты башка? — Хрен его знает, — не сдавался Двендо. — Мне кум сказывал, за зиму там зверье сплошь мясо обглодало. Одни голые кости торчали. Может, то впрямь князь был. Может, побродяжник какой невезучий. Осталась в Каингорне на хозяйстве Ядвига с малым сынком. — Младший брат княжны Дейдры тоже пропал? — на редкость своевременно встряла Лютик. — Неужто упустил случай вернуть себе отцовский престол? — До меня доходили слухи, якобы княжич Мервин какое-то время обретался при каэдвенском дворе, — с неторопливой рассудительностью крепко набравшегося человека выговорил низушек. — Но что-то у него не задалось. Он подался искать счастьица на юге, как бы не в Туссенте или Назаире. В год, когда княгиня овдовела, Мервин объявился. С шумом и треском. Руки по локоть в золоте, ладони в серебре. Разбогател в дальних краях, и грамотки все при нем, мол, он доподлинно Мервин Адемейн, сынок покойного князя Сигиберта. Предлагал княгине по окончанию траура честным пирком да за свадебку. Она посоветовалась с ближними... и отказала. Вот совсем и наотрез. — Оп-па, — удивилась Лютик. — Ее тогда все поддержали. И дворяне, и горожане, — припомнил Двендо. — Мол, знакомый черт лучше незнакомого. Ядвигу мы худо-бедно знаем, и явного зла она нам не творила. Мервин прошлялся невесть где с десяток лет, да приперся на готовенькое. Может, его раззолоченный кунтуш из чужой крови сшит, а яхонты в перстнях — сиротские слезы. В общем, дали в Рокте княжьему сынку от ворот оглоблями поворот. — А он что? — почти в один голос спросили Герда и Лютик. — Возмутился? — А ничего, — развел руками пастух. — Хмыкнул, плюнул на порог да ушел. И с той поры более людям на глаза не показывался. То ли сызнова подался в Каэдвен, то ли куда прочь уехал. — Ежли б не треклятая зверюга, что по лесам скачет да народ режет, жили б мы припеваючи, — раздумчиво протянул Юцек. — Каингорн от иных стран далече, укрыт лесами да горами. Чужие войны к нам не докатываются, в дрязги мы не встреваем. Княгиня Ядвига, какая ни есть, баба добрая и вроде неглупая... — Кстати, Лютик, что плохого и хорошего нынче творится в большом мире? — спросил низушек. Маэстрина тряхнула развившейся за время скитаний челкой и оживленно застрекотала. Герда в который раз убедилась, что Лютик располагает поистине неисчерпаемым ворохом сведений. Пастухи только изумленно крякали, внимая новостям из Каэдвена и Редании, Енда понимающе сопел и поддакивал. Ведьмачка завернулась в плащ, привалилась спиной к соломенной кипе и вполглаза задремала. Снилось ей вздыхающее серое море. Наверное, из-за бродящего за тонкой деревянной стеной стада.