Верная подруга моя

— Вот, значит, как оно вышло, — тяжело проговорил Хэмиш, староста-штайгер краснолюдского рудника. — Это я во всем виноват, — Енда обеими руками вцепился в здоровенную кружку. Отхлебнул, расплескивая эль по чисто выскобленной столешнице, и снова повторил: — Я виноват, Хэмиш. Не подумал, не знал, слишком давно туда не заглядывал... — Послушать тебя, дак ты в ответе за все. И за то, что пятый ствол залило, и за прошлогодний снегопад. Даже за то, что Рудко давеча месячное жалование в гвинт просадил, — оборвал скорбные причитания низушка староста. — И вообще, Енда, топал бы ты отсюдова, пока не обрыдался в три ручья и сызнова шахту не затопил. Пойди Блане подмогни. Или посиди с ней, покамест не очухаешься. Фергюсу крупно не свезло, это да. Всякому из нас может не свезти, правду я говорю, мазель? — Чистейшую правду-истину, — закивала Лютик. Маэстрина не отважилась пить из бездонных краснолюдских кружек, так что ей выдали серебряную стопку. Они сидели за столом под большим круглым навесом из дранки. Заходящее солнце отражалось на затыльнике топорика покойного Фергюса и обручах бочонка с элем. Время от времени подходил кто-то из горняков. Вполголоса расспрашивал штайгера, что стряслось, нацеживал кружку. Первый глоток по обычаю выплескивали на землю, остальное выпивали залпом. Крякали, поминали Фергюса, проводили указательным пальцем по изогнутому лезвию топора — крепко, чтобы железо взвизгнуло. Герда украдкой косилась по сторонам. Толстенная дверь, преграждавшая доступ в рудник, стояла нараспашку. Приземистые домики с узкими окнами и черепичными крышами. В таких очень удобно держать оборону от лихих людей и диких зверей. Промывочные лотки, черпаки, козлы для распила, походная наковальня в сарайчике. Мастерские, стойки с инструментами, отвалы обработанной породы, горки дробленого камня. Широченный общий стол из разваленного повдоль дубового ствола, и такие же кондовые лавки. Табуреты из сосновых пней. Все тяжкое, добротное, сделанное на века, как любое изделие краснолюдской работы. И совершенно не вяжущийся с деловитым окружением уголок, куда нетвердой походкой уковылял низушек. Сперва Герда приняла это место за птичник. Приглядевшись, удивленно подняла бровь. Обширный травяной загон, примыкающий к сараю. Десяток разнообразных будок, ящиков, лестничек для лазанья. Миски и корытца. На заборной перекладине сидели, красуясь, фазаны. Длинные хвосты переливались лазурью, киноварью и расплавленным золотом. В загоне попрыгивал с десяток зайцев — от маленьких зайчат до взрослых зверьков. Несколько лисиц, бродивший туда-сюда угрюмый барсук, здоровенная куница и беличье семейство. В дальнем углу на охапке сена дремала косуля. По мысли ведьмачки, в первое же мгновение зверье должно было порскнуть в разные стороны. Во второе — передраться между собой. Хищники не трогали добычу, добыча не билась в ужасе. Все животные мирно сосуществовали друг с другом. Лисы иногда тявкали на барсука, но лишь потому, что он сослепу наступал на их разложенные хвосты. Белки играли с зайчатами. Куница грелась на солнышке. Хозяйничала в маленьком лесном уголке Бланя. Стоило незваным гостям вступить на земли рудника, молчаливая кметка клюнула быстрым поцелуем в заросшую щеку вышедшего навстречу приземистого краснолюда и шмыгнула в загон. Захлопотала, сменяя прелую солому свежей, вытряхивая подстилки, раскладывая еду по мискам и перешептываясь с животными. Енда сунулся было катать тачку с сеном, но Бланя решительно отпихнула его прочь. Удрученный низушек плюхнулся рядом с косулей и, судя по всему, принялся изливать ей душу. Животина благосклонно внимала. — В былые времена наши остроухие не-друзья сказали бы, что девчонку благословила Дана Меадбх, — Хэмиш проследил направление заинтересованного взгляда Герды. — А я скажу так: Бланя любит зверье и зверье искренне любит ее в ответ. Мы не тревожимся, когда она уходит бродить по лесам. Там ее никто не тронет и не обидит. — В отличие от людских городов и деревень, — закончила невысказанную фразу Герда. Краснолюд пожал широченными плечами и сызнова наполнил гостьям опустевшие кружки. — Поразительная способность. Наверное, у девушки удивительно чистая душа, раз к ней тянутся даже дикие твари. Вы друидам или жрицам Мелитэле ее не показывали? Может, они примут ее на обучение и воспитание, — немедля встряла Лютик. — Откуда она такая взялась, если не секрет? — Да какой там секрет, — буркнул Хэмиш. — Из лесу она. Лет пять тому отбили у разбойничьей ганзы. Сами смекаете, какое у разбойничков было обхождение с малолетней соплюхой. Не прирезали и не обрюхатили, и на том спасибо. Она тогда слова выговорить была не в силах, мычала да пряталась ото всех. По ночам кричала. Енда с ней долго возился... шрам вот залечил, как сумел. Потихоньку она ему отвечать начала. Как ее взаправду зовут, мы не знаем. Низушек прозвал Бланей, она откликается. Или не откликается. Живет на руднике, по хозяйству помогает, со зверьем возится. К друидам... — краснолюд подергал себя за заплетенную в косицу пегую бороду. — Думали мы об этом. Вдруг она испугается незнакомых людей и сызнова онемеет? Разум-то к ней толком не вернулся. Что с ней прежде было, кем она была — не помнит. Но к нам привыкла. Мы к ней тоже. Нет, здесь ей будет лучше. А вы, говорят, приехали на кровожадное чудище охотиться? Наведывались к нам уже такие... охотнички. — Я говорила с княгиней Ядвигой. Она упоминала ловчего Бошерона и его драгун, — кивнула Герда. — Много шума, мало толка, никакого результата. Вот ты, почтеннейший Хэмиш, что думаешь касательно зверя — и всего, что творится в Каингорне? Краснолюд нахмурился. Поболтал оставшимся в кружке элем. — Если честно и только промеж нами... — Между нами, — подтвердила ведьмачка. — Коли до начала зимы никто не поднимет зверюгу на вилы и она продолжит лютовать, по весне многим нашим придется собирать манатки и валить отсюдова, — нехотя признался Хэмиш. — Куда податься — ума не приложу. В Каэдвен нельзя. Тамошний король с присными нашего брата терпеть не могут. В Маллеоре или Крейдене подгорной работы нет. Лучше всего, конечно, в Ковир... — Или в Махакам, — предложила Лютик. Краснолюд зыркнул на нее с крайним неудовольствием: — Ага, так нас и ждут, ворота нараспашку. В Махакаме свои порядки. Тут мы вольные работники, а там кто станем? Нищеброды, притащившиеся к дальней родне за милостыней. Не-ет, мазель, лучше уж поискать удачи в Крейдене. Вот только срываться с места неохота — сил нет. В Петле жила богатая. Налогами не душат. С окрестным людом худо-бедно задружились. Но собственная шкура, как ни крути, дороже любого серебра. Днем и ночью косимся за спину, скоро все повально косоглазие заработаем. Вдруг как тварь ворвется в штреки? А то выйдешь заполночь отлить, оно подкрадется и глотку перервет? Мало того, что помрешь, так еще и с обделанными штанами. Жутко жить на свете, милсдарыня ведьмачка. — Интересно, ваша удивительная подопечная сумела бы очаровать подобного зверя? — неожиданно спросила Лютик. Поэтесса без труда облекла в слова вопрос, не дававший покоя Герде. Рыжий зверь, так своевременно напавший на чету спятивших травников. Бланя, случайно или намеренно бросившаяся в ноги ведьмачке. Тварь убежала. Девушка осталась. — А хрен ее знает. Я б не рискнул проверять и испытывать. Зайчики-лисички это одно. Кровожадная мерзость — совсем другое, — краснолюд тряхнул головой, тяжеловесно полез из-за стола. — Благодарствуем за Фергюса и за месть. На закате вечерять будем, приходите, не побрезгуйте. Останетесь ночевать, так поназади мастерской есть конюшня с сеновалом. Более пособить не в силах. Про зверюгу знать ничего не знаем, кроме того, что она в округе шастает и кровь пускает почем зря. Умели б выследить, сами бы прикончили. Ну, может вам свезет. Вы ж ведьмачка. Вашу сестру для того и натаскивали. — Я постараюсь, — кивнула Герда. Хэмиш со стуком поставил опустевшую кружку, скрылся в одном из домиков. Бланя прибралась в загончике и ушла, прихватив опечаленного низушка. Лютик плюхнулась напротив, сложила руки под подбородком, азартно уставилась на ведьмачку. — Есть идеи? Лютик с ее легким характером уже напрочь выбросила из головы тот факт, что несколько часов тому побывала на волосок от смерти. Герда в очередной раз позавидовала безмятежности маэстрины. Оглянулась и с приглушенным стоном выгнулась назад, безжалостно молотя по спине кулаками. Позвонки под доспехом хрустнули. Хребет навылет прошило жгучими искрами. За сведенными лопатками заныло и принялось тянуть. Будто какая-то сволочь вдумчиво накручивала без того донельзя напряженные жилы на раскаленный барабан. — Ы-ы, холера... — Болит? — выражение лица Лютик сменилось на сочувственное. — Правда, давай сегодня больше никуда не поедем, а? Переночуем под крышей, я тебе массаж сделаю... — Сыскался бы какой-нибудь демон, скупающий души, и приценился к моей, я бы охотно продала, — сквозь зубы пробормотала ведьмачка. — Знаешь, за что? За возможность весь остаток жизни не вылезать из горячих источников Ард Скеллиге. Спина моя, спина, будь она неладна... Лютик, будь ласка, сгоняй за картами? Лютик кивнула и убежала. Вернулась с тубусом карт и записей. Как бы невзначай плюхнула перед Гердой толстые ломти черного хлеба, проложенные ветчиной. Порой ведьмачке становилось крайне неловко перед спутницей. Оборотной стороной разогнанного метаболизма, превратившего ее в почти безупречное оружие против чудовищ, было всепоглощающее желание есть. Жрать. Всегда, везде, все едино что, лишь бы не дрыгалось и не пыталось удрать с тарелки. Если оно будет жареным, печеным или вареным — лучшего и желать нельзя. Иногда ей удавалось заглушить голод, но вкрадчивая, сосущая резь в желудке всегда возвращалась. Никогда в жизни она не испытывала чувства полнейшей сытости. Можно еще кусочек?.. — Ита-ак, — работая челюстями, ведьмачка уставилась на исчерканную ею же самой карту. Каингорская земля упрямо отмалчивалась, не желая делиться секретами. — Я столкнулась с бестией вот здесь. Потом мы поднялись выше в горы и встретили ее вот тут... — Можно спросить? — Ну? — Если остричь твои волосы под корень, они снова вырастут белыми? — Чего? — оторопела Герда. Ухмыляющаяся Лютик пощелкала пальцами, как ножницами: — Волосы. Цирюльня. Стричься. — Лютик, как думаешь, сколько раз я уже лишалась волос? — устало поинтересовалась ведьмачка. — К твоему сведению, их неоднократно выдирали звери... люди тоже. Разок они вообще напрочь сгорели. И да, они остаются такими, как стали после моего обращения. — Но родилась-то ты наверняка с шевелюрой другого цвета, — не унималась поэтесса. — Вот я и размышляю, какой цвет был бы тебе к лицу. Каштановый? Рыжий? — Лютик, может тебе свалить нахрен и там потренькать в свое удовольствие? Я думать пытаюсь. — Ты запретила мне брать лютню, — мстительно напомнила маэстрина. — А еще говорят, мол, у ведьмачек ни чувств, ни эмоций. Бессовестно врут, вынуждена заметить. — Лютик, да заткнись наконец! — Не дождетесь, — маэстрина придавила разлохмаченный край карты острыми локтями. — Слушай, ты отлично начала охоту. Слету вычислила, где есть шанс встретить эту тварюгу. Да, ты ее упустила. Это не твоя вина. Исключительно злостная подлянка судьбы. Там, в Рокте, ты рассуждала о том, чем эта тварь может являться — чокнутым оборотнем, варгом, реликтом Сопряжения... прОклятым созданием. Может, оттолкнуться от этого? Высказавшись, Лютик привычным движением намотала на палец развившуюся прядку, ожидая ответа. — Хм. — Мать моя тьма! Герда, ты ведь умеешь изъясняться более развернуто! — Тварь, что прикончила Фергюса, оставляла звериные и человечьи следы. Медальон слегка дрожал в ее присутствии, — тщательно подбирая слова и опасаясь спугнуть верткую идею, проговорила Герда. — Существо подле хижины травников не обладало магическим потенциалом. Снова и снова я возвращаюсь к тому, чтобы наведаться на место последнего упокоения Дейдры Адемейн. Ты, случаем, не знаешь, где ее похоронили? — Вот как чуяла, что не помешает расспросить. Где-то туточки, — Лютик схватила свинцовый карандаш и обвела берег крохотного нарисованного озерца среди лесов. — Думаешь, она... она восстала после смерти? Ротик поэтессы округлился — то ли от восхищения, то ли от удивления. — Или ей помогли, — скривилась ведьмачка. — Надо глянуть, как обстоят дела. — Только не сегодня, — поспешно напомнила Лютик. — Завтра, — вздохнула Герда. Дернула на пробу плечами. Притихшая боль немедля радостно вгрызлась в кости и мышцы. — Выедем с рассветом, к полудню доберемся. Может, зверюга потому и кружит в окрестностях горы, что не в силах удалиться от склепа. — А если... если это вправду окажется Дейдра? — маэстрина понизила голос до шепота. — Тогда выясним, какой именно нежитью она обратилась. И разъясним ее согласно Кодексу. Чтобы впредь не колобродила, а лежала смирно и разлагалась, как положено. — Фу, — скорчила гримаску Лютик. В загончике для лесной животины началось какое-то движение. Из глубин выдолбленной колоды вытек — иного слова и не подберешь — пятнистый лесной кот. Зверюга настолько редкая и хитрая, что иному охотнику в жизни не доведется такую встретить. Только по случаю отыскать пару клочков шерсти да приметить следы у водопоя. Кот встряхнулся, обшипел барсука, мимоходом куснул лису за репицу хвоста — и с достоинством прошел к корытцу, вкушать угощение. Густая шерсть на широкой спине лоснилась и переливалась сизым серебром. — О, моя прекрасная ходячая муфточка-а, — очарованно выдохнула поэтесса. — В Демавенде все слюной бы изошли от зависти. Герда?.. — Не мой профиль. — Десять линтаров, — намекнула Лютик. — И я тебя поцелую. Если захочешь. — Не хочу. Оставь животину в покое. У тебя до хрена поклонников, у них муфты и клянчи. — Я маэстрина, а не куртизанка, — оскорбленно засопела Лютик. «Невелика разница», — Герда еле успела вовремя захлопнуть рот. Брякнешь порой глупость по неосторожности и готово — Лютик разобижена не в шутку, а всерьез. Обижать маэстрину не хотелось. Рассерженная Лютик становилась просто невыносима. --------------------------------------------------------------------------------------------- Выехали с рудника не на рассвете, как рассчитывала Герда, а гораздо позже, едва ли не в полдень. По молчаливому уговору обе путницы держали недовольство за зубами. Раз промешкали, какой теперь смысл ворчать и взаимно язвить друг друга? После ужина (он же поминки по Фергюсу) Герда, извинившись перед хозяевами, ушла к конюшне, где они расположились на ночлег. Лютик осталась посидеть с рудокопами. Клятвенно заверив ведьмачку, что она «совсем ненадолго». Вскоре до ушей Герды долетел жизнерадостный краснолюдский гогот, оттеняемый певучим голоском маэстрины. Сгустилась ночь, взошла луна. Герда вычистила снаряжение от грязи и ржавчины, набрала воды и простирнула рубаху. Подготовилась к завтрашней вылазке, наведя порядок в ящике с эликсирами и тщательно перебрав оскудевшие запасы. Веселье за столом не стихало. Ведьмачка скрипнула зубами и принялась раскатывать спальный мешок. Лютик не возвращалась. В лесу ухнул филин. Уцелевшие волки из низин перекликнулись со стаей на горных склонах. Краснолюды заблажили песню — насквозь похабную, состоявшую из бесконечного количества куплетов. Герда даже не сомневалась, кто подбил горняков на хоровое исполнение. Лютик явилась под утро. Споткнулась о вытянутые ноги ведьмачки, рухнула физиономией в дорожный мешок и захрапела. В итоге проспали обе. Их разбудил помятый и страдавший зверским похмельем Енда. Разумно избежавшая пьяного ночного загула (и оттого выглядевшая до отвращения свежей и бодрой) Бланя выставила на стол лепешки и травяной настой. Как показалось Герде, белобрысая кметка тайком ухмылялась в ладошку — но, может, то была игра солнечных теней на ее перекошенном лице. Лютик, хвала богам за маленькие милости, в пути помалкивала. Осоловело икала, задремывала, выпуская из рук поводья. Кокетливый беретик с пером цапли то и дело сползал ей на нос. Маэстрина рывком вскидывалась, сквозь зубы сквернословя по-краснолюдски. Мерин терпеливо сносил причуды хозяйки, топая вслед за ведьмачей кобылой. Они спускались в долины по разбитой дороге, соединявшей Петлю Висельника и ближайшую человеческую деревушку. Солнце задорно мелькало промеж рыжих сосновых стволов, прямых как храмовые свечки, путалось в темно-зеленой хвое. Ноющее колено упрямо гнуло свое, твердя, что к вечеру погода непременно испортится. За горными хребтами уже копятся свинцовые тучи. Выжидают подходящего момента обрушиться на Каингорн холодным пронизывающим ливнем. Покачиваясь в такт движениям лошади, Герда предавалась невеселым размышлениям. Ведьмачку беспокоило поведение медальона. Ничто не властно перед временем. Любые вещи устаревают и ветшают. Заклятия — не исключение. Они тают, рассыпаются, исчезают, превращаясь в туман. Чары, некогда искусно вплетенные в серебро и сталь медальона, начали разрушаться. Медальон откликался лишь на близкую, непосредственную опасность, и почти не реагировал на враждебную магию. Заклятие нуждалось в срочном обновлении, но как это устроить? Ужасно не хотелось отдавать медальон в чужие руки. За столько лет болтающаяся на шее цепочка с тяжелым кругляшом стала ее неотъемлемой частью. Как можно доверить кому-то часть себя? Вдобавок очень важную часть, от которой порой зависит, выживет ли она в очередной схватке? Как-то Герда свела знакомство с молодой чародейкой Трисс из Марибора. Талантливой самоучкой, избежавшей жерновов магической академии. И юной, взаправду юной, не нуждавшейся в том, чтобы укрывать настоящее лицо привлекательной иллюзией. Увы, в комплекте с молодостью Трисс шла обескураживающая честность. Изучив медальон, чародейка огорченно призналась — она не разумеет канонов, по которым плелось ведьмачье заклятье. Что-то древнее, все в потеках засохшей крови, позабытое, щерящее клыки из мрака. Прости, Герда, я не возьмусь работать с этим. Оно меня пугает. Поищи кого-нибудь постарше и опытнее. Постарше и опытнее с меня три шкуры сдерет, удрученно сознавала ведьмачка. Или захочет прибрать диковину в коллекцию. Вещица старинная, редкая, сама к рукам липнет. Что прикажете потом делать, вызывать чародея на поединок? Проверено на опыте, против начинающего магика она выстоит. Дорога вильнула, выскочила на косогор. Блеснула темная вода. Зашуршал острыми листьями, закачался под ветром пожелтевший рогоз. Летом здесь наверняка полно кувшинок, а по песчаному дну раскидывает длинные плети крушина. Из ее семенных коробочек можно состряпать отличную приманку на грифона, кувшинки же подойдут Лютик для венка... Утопцы, напомнила себе Герда. Туманники. Хотя нет, озерные берега не сильно заболочены, и гнилью не тянет. Спокойное местечко, тихое. Не понадобится скакать по колено в воде, отмахиваясь от настырных тварей с лупоглазыми жабьими мордами и мелкими зубами, острыми как иголки. — Мы уже приехали? — вскинулась Лютик. Протерла кулаками слипающиеся глаза, зевнула и отмахнула рукой влево: — Глянь-ка, вон и княжья могилка. Последний приют для вздорной Волчьей княжны обустроили с размахом — на расчищенной делянке, полого сбегавшей к узкой полосе песчаного берега. Земляная насыпь, поросшая сизым мшаником, четыре витые колонны, охраняющие серый каменный саркофаг. Меж колоннами протянуты веревки, на них болтается хаотически нанизанная куча неопрятного пестрого тряпья. — Это еще зачем? — удивилась маэстрина. — Посмертные дары? Герда прищурилась: — Ветки растений. Засохшие и свежие. Ставлю золотой против рваного сапога — там наверняка сыщутся рябина, остролист... — И чеснок. Даже отсюда чую неповторимый аромат, — Лютик перекинула ногу через луку седла. Спрыгнула, опытной рукой захлестнув поводья вокруг тонкого ольхового ствола. — Малый комплект для отпугивания нежити, так сказать. Вправду помогает? — Против бестий, инсектоидов или трупоедов — нет, — мотнула головой ведьмачка. — Но сойдет против неупокоенных духов, проклятых или некоторых гибридов. То ли запах им не нравится, то ли растительная эманация. Они обошли могильник по кругу. Связанные в пучки ветки рябины колыхались туда-сюда, как заготовленные банные веники. Лютик чихнула, быстро промокнув нос кружевным манжетом рубашки: — Полезешь? — Могу уступить очередь тебе, — скривилась ведьмачка. — Не хочешь? Тогда возьми лошадей и отойди подальше. Если бестия там, в разгар дня ей положено дрыхнуть мертвым сном. Ну, или быть вялой и неповоротливой. — А если нет? — маэстрина оценивающе взглянула на каменный гроб, украшенный барельефом женщины в короне. Вышедшая из-под резца скульптора монументальная спящая красавица вряд ли имела сходство с настоящей Дейдрой. — Тогда ты взлетаешь на лошадь, быстро скачешь и очень громко орешь. Надеясь, что тебя кто-нибудь услышит. Здесь болтаются свежесрезанные ветки. Значит, местные жители постоянно сюда наведываются, и неподалеку сыщется деревня. Ну, или хутор. — Но зачем они развесили гербарий вокруг могилы? — озадачилась Лютик. — Своими глазами видели, как мертвая княгиня обращается в чудовище — или кметы так крепко верят в ее порченность? Рябина с остролистом гарантируют, что покойная Дейдра ни в кого не превратится и не вылезет из гроба? — Они просто боятся ее дурной репутации, — Герда еще раз проверила, на месте ли все необходимое. Провела рукой вдоль тонкой линии между крышкой и стеной саркофага, тщательно принюхалась. Ни гнили, ни мертвечины, ни признаков того, что крышку недавно сдвигали с места. В мастерской рудника Петля Висельника ведьмачка позаимствовала толстый лом. Пристроив меч рядом с каменной женщиной, загнала расплющенный конец в щель. Налегла всем весом. Спина немедля отозвалась жалобным хрустом. Проклятие, вчера она так и не дождалась обещанного массажа. Милая подруга Лютик предпочла бухать в свое удовольствие с краснолюдами и напрочь позабыла о напарнице. Ну и хрен с ней. Осторожно, по волоску, кряхтя и скрипя зубами, Герда сдвигала тяжеленную каменную крышку в сторону. Жаль, солнце затянуло облаками. Если Дейдра перекидывается стрыгой-упырицей, солнечный свет для нее будет ослепительней факела, сунутого прямиком в морду. Невесть почему упырей всегда тянет прятаться днем в своих могилах... хотя описаны случаи, когда стрыги находили убежище в логове падальщиков. Стоп. Стрыга всенепременно рвет жертву на клочки и затем пожирает. Каингорнская бестия только убивает, брезгуя мертвечиной. Не упырь, котолак? А она так старательно окропила лезвие меча остатками драгоценного масла против упырей... Взломанный саркофаг приветливо улыбнулся темной расщелиной шириной около ладони. Никто не спешил выскочить навстречу, ревя, брызгая слюной и размахивая когтями. Изнутри вязко и холодно пахнуло смолой, прелой древесиной и отсыревшими тряпками. Привстав на цыпочки, Герда заглянула внутрь. — Мазель, я бесконечно извиняюсь... но таки чем вы тут заняты? — Могилу оскверняем, — взволнованная и поглощенная наблюдением за ведьмачкой, Лютик выпалила ответ, не задумываясь. Толком не сознавая, с кем разговаривает. Возможно, со своим внутренним голосом. Визгливо требовавшим делать ноги, пока из гроба не полезла жуткая страхолюдина. — Э-э... но с какой целью? — не отставал голос. — Каингорнскую бестию на живца ловим. Лютик наконец смекнула, что голос звучит вовне, а не под ее черепом. Подпрыгнула и взвизгнула, напугав шарахнувшихся лошадей. Обернулась, оказавшись лицом к лицу с незаметно подкравшимся мужчиной. Тот не выглядел угрожающе и не целил напасть исподтишка. Просто таращился на испуганную маэстрину. — Лютик! — рявкнула Герда. Меч в ее руке описал шипящий полукруг и замер, в точности потревоженная змея перед броском. — В-все в п-порядке, — отстучала зубами Лютик. Незнакомец вскинул пустые ладони и предусмотрительно отступил на пару шагов, путаясь в высохших черничных зарослях. Текучим, плавным движением Герда сместилась левее, выходя из-за гробницы и не спуская глаз с любителя шастать по лесу. Завидев ведьмачку и хмурое выражение ее лица, тот часто заморгал. На всякий случай попятился еще дальше. — Слушайте, я не нарываюсь на неприятности, — торопливо заговорил мужчина. — Просто мне... мне рассказали про местную достопримечательность, могилу княгини Адемейн, вот я и решил воспользоваться случаем... — Вы чьих будете, любезный? — маэстрина опамятовалась, к ней вернулся дар речи. По обличью и выговору незнакомец ничуть не походил на кмета. Странствующий негоциант или ремесленник. Добротная одежда немарких цветов, суконный плащ с капюшоном. Стриженная в кружок темная борода, на голове круглая ковирская шапочка с вышивкой золотой нитью. Глаза серые, физиономия тревожная. Лет незнакомцу, как навскидку прикинула Герда, могло быть от тридцати до сорока. — Тизрич, — представился мужчина. — Из Маллеоры. Филиал аукционного дом Борсоди, доводилось слыхать? Заехал в сии отдаленные края в поисках старинных и редких вещиц былых времен. Предпочтительно эльфьей работы. Среди знатоков и ценителей старины на них сейчас спрос выше. Во-он там, у озера, дожидается мой фургон. — Лютик, маэстрина, — Лютик аж присела, улыбаясь и приподнимая кончиками пальцев невидимую юбку. — А вот это — Герда из Ривии. Ведьмачка скупо кивнула. Каждый зарабатывает на жизнь как может. Милсдарь Тизрич из Маллеоры, как многие ему подобные, колесит по северной глухомани, дотошно обыскивая руины эльфийских городов. Тут статуэтка, там уцелевшая рукопись или картина. Монетка с профилем забытого короля, золотая вазочка, закатившийся в угол браслет. Краснолюдские шахты, опять же — у рудокопов при определенном везении можно разжиться куском дикой яшмы или пригоршней необработанных изумрудов. С миру по нитке, предприимчивому торговцу прибыль. — Так что там внутри? — напомнила Лютик. — Хрен да ни хрена, — раздосадованная Герда вбросила серебряный меч в ножны. — Ни чудовищ, ни, что характерно, трупа покойной княгини. Грязные лохмотья, разломанный в щепки гроб и мышиный помет. — Куда ж она делась? — оторопели маэстрина и Тизрич. — Съебалась в чащу от такой жизни, — буркнула ведьмачка. — И теперь режет глотки бывшим подданным. Едем, Лютик. — Эм-м... — заикнулся торговец. — Таки сердечно извиняюсь, дамы... как насчет пропустить по кружечке за столь неожиданное знакомство? Туссентского не обещаю, но есть маллеорская настойка на ежевике. — Герда? — маэстрина немедля состроила умоляющую гримаску и затрепыхала ресницами. С учетом мешков под глазами от вчерашней пьянки и растрепанных кудряшек, на которые кое-где налипла паутина, зрелище вышло презабавное. — Ой, Герда, давай вправду малость передохнем? Чегой-то меня с самого утра ноги не держат. Фургон у торговца оказался неплох. Вместительный, с кожаным пологом на ребристых дугах, запряженный парой мохноногих выносливых лошадок. В поисках древних ценностей Тизрич предусмотрительно рыскал по опасным лесам не один. Его сопровождала пара мрачных рубайл, шрамами и сломанными носами похожих друг на друга, как близнецы. Из-за полога выглянула моложавая женщина, кутавшаяся в пеструю шаль. Когда ведьмачка поравнялась с фургоном, медальон слегка дрогнул. Должно быть, вошел в резонанс с чем-нибудь потенциально опасным из добычи торговца. — Парни, спокойно, у нас гости! — крикнул Тизрич. — Зилла, дорогая! Сообрази настоечки и чего-нибудь перехватить на ход ноги, а? Женщина юркнула в недра повозки. Вернулась с подносом, ловко и споро обустроив место для перекуса рядом с поваленным бревном. Даже принесла незваным гостям коврик и кожаные подушки на назаирский манер. Присела рядом с торговцем, украдкой разглядывая не очень уместный в лесах яркий наряд Лютик и снаряжение Герды. Человеческое дружелюбие настораживало ведьмачку куда больше, чем неприкрытая агрессия и страх. За годы странствий она худо-бедно научилась справляться с чужим испугом. Свыклась с горькой мыслью о том, что люди всегда будут относиться к ней с неприязнью — даже если она только что спасла их никчемные жизни. Люди, сходу не пугавшиеся ее ремесла, желтых глаз и страховидной внешности, встречались редко. И дружелюбие их порой таило скверные замыслы. Однако разлитая в кружки настойка на вкус, цвет и запах была обычным вином. Поданный к ней мясной пирог — слегка черствым, но тоже обычным. Рубайлы выпили со всеми, захватили по ломтю пирога и ушли к фургону, не встревая в беседу хозяина. Зилла вежливо помалкивала. Оживившаяся маэстрина принялась выпытывать у торговца, в каких краях ему довелось побывать и не сыщется ли у них общих знакомых. Потому как дом Борсоди тесно сотрудничает с Маркусом Ходгсоном из Новиграда, признанным экспертом по всякому антиквариату, что человеческому, что эльфийскому. Через его ученость в прошлом году на аукционе разразился такой скандал, такой скандал! Некие умники попытались выставить на торги допреж неизвестный, но самый что ни на есть доподлинный портрет королевы Рианнон. На котором, вообразите только, королева написана без острых ушек! Как могло такое выйти, если потомство эльфки и человека в первом поколении завсегда наследует материнские черты? В любой хронике умеющий читать прочтет: Рианнон Темерская была остроухой. Вот ее отпрыски — уже нет. Дружно посмеялись над бескультурными идиотами, выпили, закусили. Маэстрина подмигнула украдкой: мол, Тизрич не проходимец, но действительно имеет отношение к дому Борсоди. От королев былых времен разговор сам собой перескочил на трудности нынешней княгини. Тизрич осторожно заикнулся, намерена ли госпожа ведьмачка предпринять какие-то действия относительно розысков исчезнувшего невесть куда трупа Дейдры Адемейн? Герда пожала плечами. Она заключила контракт на истребление бестии. Судьба покойницы ее не касается. Если выяснится, что мертвая Дейдра и живое чудище — одно лицо... что ж, кому-то не повезло. Выпили за скорую погибель зверя. Зилла с отвращением вспомнила минувший год и то, как рыскавшие по дорогам патрули вынудили торговцев всю зиму проторчать на захудалом хуторе. Любые планы полетели бесам под хвост. Никаких достойных находок и намеченных вылазок. Этим летом они из кожи вон лезли, наверстывая упущенное, но и тут их подстерегла очередная беда. — Труды мэтра Келлера и россказни здешних крестьян подозрительно сходятся в том, что касается определения местоположения одного загадочного места... — У-у, никак вы прониклись байками про утраченный Золотой Грот? — перебила рассуждения торговца Лютик. Герда вытянула ногу и мимолетно пнула маэстрину в щиколотку. Не сильно, просто чтобы заткнулась и не мешала слушать. Лютик ойкнула. — Грот существовал, — не позволил сбить себя с мысли Тизрич. От волнения торговец даже сдернул с макушки шапочку, оказавшись лысым, как колено. — Он упоминается во множестве разрозненных сочинений, авторы которых жили в разное время и, ясное дело, не были знакомы между собой. Однако их описания удивительно сходятся — эльфийский храм или иное сакральное сооружение, укрытое в глубинах карстовых пещер. Пещеры располагались в недрах неких северных гор. Из них вытекала река, впадающая в верхнее течение Браа. Лигах в десяти к северу отсюда, у подножия Машуль, есть местечко, совпадающее один в один. Речка Ущера, меловой каньон и разветвленный комплекс пещер. Кметы и краснолюды с рудников продали нам несколько чрезвычайно интересных вещиц, заверив, что подобрали их на берегах реки, либо отыскали неподалеку от входов в подземелья. — Будь там Золотой Грот, краснолюды лет триста как вынесли бы его по камешку и распродали в розницу, — скептически заметила Лютик. Пинок ее ровным счетом ничему не научил. — Рудничные сказали, им заповедано туда соваться, — возразила Зилла. — Якобы там... э-э... скверная аура. Когда-то их предки пытались захватить Грот штурмом и пали в бою с эльфами. Теперь им даром не сдалось проклятое эльфье золото, своего хватает. — Вы хотели наведаться туда? — спросила Герда. Торговец и его спутница дружно закивали. — Мечтали и готовились. Не свезло, — Тизрич опростал кружку. — В пещерах кто-то поселился. Не разбойники. Хищные животные или трупоеды. Все, что мы достигли — добрались до реки и с высоты каньона взглянули на пещеры. И услыхали несущийся изнутри рев. — Нам стало жутко, — Зилла рывком стянула на груди концы шали. — Всем, даже Ульфу и Мартину, а эта лихая парочка повидала в жизни разное дерьмо. Ульф наотрез отказался спускаться и лезть внутрь. Ну, и... мы струхнули. Развернулись и уехали. — Возможно, это решение спасло вам жизнь, — медленно проговорила ведьмачка. — Милсдарь Тизрич, можете показать на карте, где находится эта самая Ущера? Не дожидаясь просьбы, Лютик метнулась к лошадям и вприпрыжку примчалась обратно. Развернула хрустящий лист, испещренный пометками Герды. Тизрич и Зилла, сдвинув головы, уставились на чертеж. — Вот речка, — торговец провел пальцем вдоль тоненькой извилистой линии. — Она сильно обмелела за минувшие столетия, но не исчезла. Это — скальные выходы. Приблизительно вот здесь расположены входы в пещеры, частично заваленные давним оползнем. Вот тут — сильно поврежденные руины несомненно эльфийской архитектуры. Надвратное укрепление или остатки разрушенной башни, мнения расходятся. Герда прикинула расстояния. Если сорваться в дорогу прямо сейчас, к сумеркам они выйдут к реке. Осенние сумерки стремительно перетекают в непроглядную ночь. Разбить лагерь поблизости от развалин, где кто-то ревет? В одиночку она бы рискнула. Учитывая компанию Лютик... — Неподалеку от Ущеры есть маленькая пасека, — Тизрич догадался об ее затруднениях и ткнул в карту. — Прозывается Медовая Горка. Мы проезжали мимо, когда пытались добраться до руин. Тамошние обитатели наверняка не откажут в ночлеге и расскажут больше, чем мы. В конце концов, они там живут. А мы что — заглянули мельком да покатили дальше. — Спасибо вам, милсдарь Тизрич и мазель Зилла, — с чувством сказала маэстрина. — Вы даже не представляете, как нам помогли. И не смотрите, что Герда молчит, аки дохлая рыбка на сковородке. В глубинах своей непостижимой ведьмачьей души она тоже очень благодарна. — Да мы-то что, — смутился торговец. — Вы это... осторожнее. Вдруг зверюга действительно укрывается в пещерах? Справитесь в одиночку? Вместо ответа ведьмачка хрустнула пальцами и невесело оскалилась. Зилла отшатнулась в сторону. — Это была жизнерадостная улыбка, — разъяснила Лютик. — Конечно, она справится. -------------------------------------------------------------------------------------------- Странствующий торговец смог указать только общее направление. Ориентируясь по близости склонов Машуль, тусклому солнечному диску и мху на деревьях, ведьмачка погнала коня на северо-восток. Лютик то и дело отставала, испуганно голося, чтобы Герда не неслась сломя голову и не бросала ее посреди жуткой чащобы. Кони нервничали, не слушаясь узды. Солнце потихоньку уваливалось за сосновые кроны. Из оврагов рваными клочьями полз липкий, прозрачный туман. — Герда, смотри! — обрадованно завопила Лютик. Ведьмачка оглянулась через плечо: пегий мерин маэстрины выбрался на утоптанную, широкую тропу. Лютик тыкала пальцем в ошкуренный столб, где красовалась указующая стрелка и намалеванная надпись «Хутор Медовая Горка». — Хоть в чем-то свезло, — Герда пнула кобылку каблуками в бока. Плотва недовольно заржала, мотая головой. — Живей, покуда совсем не стемнело. Лиги две они рысили, следуя извивам тропы сквозь неумолимо сгущающийся сумрак. Раздувая ноздри, лошади шумно выдыхали облачка теплого пара. Закрапал дождь. Мелкий, едва ощутимый, насыщающий прелый воздух рассеянной влагой. Герда вслушивалась и внюхивалась в окружающий лес, испытывая нарастающее чувство тревоги. Зря она потащила Лютик с собой. Надо было оставить маэстрину на руднике. Выпивала бы сейчас там с Хэмишем и краснолюдами, может, сложила пару новых баллад... Тонкий, высокий, отчаянный крик — так верещит перед смертью заяц, угодивший в зубы лисице. Герда натянула поводья, рывком останавливая недовольную лошадь. Махнула рукой Лютик — «Молчи!». Закрутилась в седле, пытаясь определить направление вопля. Бесполезно. Скрипят качающиеся сосны, роняет шелестящую листву осинник, сплетается многоголосица засыпающего леса. Может, вправду заяц?.. Что-то мелькнуло сквозь чащобу по правую руку. Яркий, трепещущий, злой оранжевый розблеск. Неуместный для мягкого лесного сумрака. Слишком похожий на вырвавшийся на свободу огонь. Герда наотмашь хлестнула кобылу по шее поводьями. Плотва рванула тяжелым, загребающим наметом, оставив панически заблажившую Лютик и ее мерина далеко позади. Колючая ветка полоснула ведьмачку по лицу. Танцующий за переплетением стволов огонь с каждым мгновением становился ближе и ярче. Храпящая лошадь вынесла Герду на широкую прогалину. На миг она разглядела невысокую каменную ограду, стоящие нараспашку створки ворот под косым навесом и объятую пламенем усадьбу. Медальон полыхнул вибрацией и болью. Что-то выметнулось из тьмы. Огромное, тяжелое существо прыгнуло на завизжавшую Плотву, норовя сбить с ног. Не устояв, кобыла грузно завалилась набок — Герда едва успела бросить стремена и откатиться в сторону. Тварь сиганула прямиком через бившуюся на земле и дико ржавшую лошадь. Сгусток темноты с пылающими углями глаз, безмолвный и смертоносный. Вскочив на ноги, Герда встретила бестию вскинутым поперек мечом. Ничего другого она сделать просто не успевала. Развернутое плашмя лезвие впилось в левую ладонь, едва не разрезав толстую кожу перчатки. Длинные кривые когти лесной твари с визгливым скрежетом проехались по посеребренной стали. Из оскаленной пасти в лицо ведьмачке пахнуло холодным, мертвящим смрадом. Напрягая мышцы, она отшвырнула рявкнувшего зверя назад. Бешено завертела клинком мельницу. Бестия кружила на полусогнутых лапах, бдительно следя за противником, катая в горле низкое, глухое рычание. Прыгнула — Герда ушла в кувырок назад, метя обратным выпадом достать зверюгу в брюхо. Тварь увернулась, молниеносно выбросив лапу. Крючковатый коготь рванул плотную ткань на штанах, пройдя вплотную к напряженной мышце. Плотва наконец поднялась на ноги. Шарахнулась прочь, к лесному урезу, унося притороченный к седлу походный ящик с эликсирами. Наплевать, сполохов горящей усадьбы достаточно, чтобы разглядеть вражину без помощи Кошки. Крутанувшись, Герда перебросила меч в левую руку, швырнув в тварь Аардом. Плотный сгусток воздуха пошел по касательной, сбив зверюгу в прыжке и отбросив в сторону. Пары мгновений передышки ведьмачке хватило, чтобы сунуть руку в поясной мешок. Пальцы на ощупь опознали резной флакон с Пургой. Чпокнула вылетевшая по крутой дуге пробка. Гортань обожгло холодом. Мир стал пронзительным, иссохшим и ледянисто-звонким. Хекнув и сплюнув мгновенно вскипевшую во рту липкую слюну, Герда пошла в атаку. Быстрыми, непредсказуемыми финтами тесня зверя к распахнутым воротам усадьбы и пляшущей трескотне пламени. Любая нечисть страшится огня. Прижать к стене, загнать в узкий тупик между уцелевшими строениями... Бестия взревела, упруго хлеща себя хвостом по бокам. В сумраке толком не разобрать, какого цвета у нее шкура, вроде желтоватая в пятнистую россыпь. Верткая, проворная, не позволяющая сбить себя с толку. Сражаться с четвероногими противниками было всегда трудней, чем с прямоходящими гадами. Благодаря подвижности хребта зверообразные твари текут расплавленной ртутью, вертясь и уворачиваясь. Норовя одновременно впиться охотнику клыками в руку и располосовать когтями брюхо. Они стелются над землей и взмывают на дыбы, обрушиваясь всей массой сверху вниз. Каблуки ведьмачки скользили на хитросплетениях сосновых корней, утопали в многолетнем слое опавшей хвои. Клыки твари дважды сомкнулись на обшитых кожей стальных наручах, оставив глубокие вмятины и до онемения ударив по кости. Серебряные шипы не причинили бестии особого вреда, зато влетевший прямо в перекошенную яростью морду огнистый Игни вынудил боком отскочить в сторону. Хрипя, Герда втянула в горящие легкие воздух. Прыгнула, ударила, закружилась в переходах и вольтах, стремясь оказаться как можно ближе. Вывернуться до звона рвущихся связок и мышц. Дотянуться, достать, пробить оборону, выждать миг, нанести единственно верный, решающий удар... Серебряное лезвие глубоко вспороло шкуру над левой лопаткой твари. Бестия взвыла. Из раны пульсирующими толчками вытекала темная кровь, пачкая жесткий мех. Тварь мышкующей кошкой припала на передние лапы. Бросилась вперед длинным, тягучим прыжком, норовя сгрести ведьмачку когтистыми лапами, как рысь на лету хватает тетерева. Извернувшись, Герда пропустила летящего зверя мимо себя. Ударила-ужалила, на миг ощутив упругое сопротивление рассекаемой плоти. Сейчас, сейчас разъяренная зверюга позабудет об осторожности. Очертя голову кинется на обидчика. Тварь ранена, ее невеликим разумом владеет клокочущая ярость. Нестерпимое желание вонзиться клыками в горло причинившему боль врагу. Мстительность и злоба в итоге губят всех — нежить, гибридов, реликтов... людей. Каигорнская бестия круто развернулась и со всех лап рванула прочь. В чащобу. Мгновение Герда с трудом переводила дух и ошеломленно таращилась вслед улепетывающей зверюге. Меч камнем тянул онемевшую руку вниз, жгучая ломота в мышцах казалась просто невыносимой. — Да ты ж распроблядская скотина! Стой, кому говорю!.. Бесполезно. Герда бросила яростный взгляд по сторонам. Прыгнуть в седло и гнать во весь опор через ночной лес? Через пару сотен шагов Плотва рухнет в овражек и сломает ноги. Зверюга уйдет, она снова останется ни с чем. А у нее есть след, свеженький, теплый след... — Холера, мать вашу в душу! Сунув меч в заплечные ножны, Герда лихорадочно зашарила в подсумке. Вытащила пузырек с Неясытью, зубами выдернула пробку, единым глотком опустошила флакон. Откашлялась, побежала. Сосредоточившись на равномерном дыхании и ведьмачьем зрении — от которого немедля заломило в висках, будто туда вкрутили парочку ржавых гвоздей. Ноги путались в густом верещатнике, она еле успевала уклоняться от летящих навстречу деревьев. Земля пошла вверх, потом резко вниз, под уклон. Запах раненой, паникующей бестии плыл, струился, тек кровавым ручейком, увлекая за собой. Ночной дождь рухнул плотной сокрушающей стеной. Начисто уничтожая следы и запахи, превращая упругую лесную почву в хлюпающее, скользкое болото. Герда поскользнулась, с размаху врезалась плечом в некстати подвернувшуюся березу. Взвыла, чуя близость добычи, поднажала. Перед глазами лихорадочно мельтешили белесые червячки. Некогда порванное варгом правое колено напомнило о себе стреляющей болью. Герда стиснула зубы до соленого крошева во рту. Капли яростно барабанили по наплечникам, отвратительно теплой влагой стекали за шиворот доспеха. Грязь толстой коркой облепила мокрые сапоги, каждый шаг давался невероятным напряжением мышц. Неясыть поддерживала, не давая упасть и не позволяя задаться вопросом — если она догонит тварь, как она будет сражаться? Впереди смачно ухнуло и плеснуло. Герда стремительно раскинула руки, мертвой хваткой загребая молодую еловую поросль и изо всех сил тормозя каблуками. Не встретив опоры, левая нога нырнула куда-то вниз. Ведьмачка гибко шарахнулась назад. Шмякнулась на задницу, в бессчетный раз отбив копчик. Темнота перед ней дышала бесконечной, стеклянно шелестящей пустотой. Герда потянулась утереть взмокшее лицо и едва не заехала себе в нос шипом на перчатке. Вяло ругнувшись, стянула насквозь мокрую перчатку и трясущимся кулаком вытерла глаза. Ливень не унимался. Она сидела на самом краю высокого обрыва. Смутно белели выступы меловых скал, журчала на перекатах Ущера. Раненая бестия прыгнула вниз и улизнула в неприступное пещерное логово, оставив ведьмачку ни с чем. Герда прикрыла глаза, ощущая, как тяжелые капли настойчиво долбят по макушке. На душе было мерзко и пусто. Сегодня она опозорилась сама и опозорила свой цех. Кроме того, она бросила маэстрину на произвол судьбы возле горящей усадьбы. Холера и упырячья кровь. Лютик ее со свету сживет и будет совершенно права. Странствовать вместе — это одно. Втягивать неподготовленного человека в рискованный ведьмачий промысел — совершенно иное. Недопустимое и опасное. Уворачиваясь от норовящих влезть прямо в лицо колючих еловых лап и кривясь от рези в спине, Герда поднялась на ноги. Прикинула, с какой стороны выскочила к речному берегу и как далеко от нее хутор Медовая Горка. С поллиги, вряд ли больше. Не так уж долго они бежали. Левой-правой. Превозмогая искушение рухнуть прямо в сочащийся влагой мох, сплевывая отдающую кислым медным привкусом слюну. При каждом хлюпающем шаге под ложечкой отдавало судорожным колотьем. Желудок настырно требовал антидота от выпитых эликсиров и чего-нибудь пожрать. Герда шагала, шатаясь и путаясь в собственных заплетающихся ногах, ежась от холода и проклиная судьбу. Она не обращала внимания ни на дождь, ни на темноту, уповая, что чутье не подведет и выведет к разоренному хутору. Почему он вспыхнул? Остался ли кто-нибудь живой, чтобы помочь им с Лютик? Плач. Режущий ухо, надрывный плач. Лютик напрочь спятила от страха и одиночества, раз так заливается. Дуреха. Совсем не понимает, ее вопли привлекают ненужное внимание. Если не кровожадной бестии, так лесных хищников или местной нежити. Поэтесса из Оксенфурта, городская бестолочь, что с нее взять. На кой ляд она позволила Лютик таскаться следом за собой? Компании захотелось? Вот тебе компания. Обуза хуже колодки на шее. Визгливый плач оборвался. Сделав над собой усилие, Герда заковыляла шустрее. Вопящая Лютик точно пребывает среди живых, но внезапно заткнувшаяся Лютик... Еще немного, за деревьями уже можно смутно различить ворота и ограду... Дождь затушил пламя, это хорошо и плохо... Они могли бы согреться на пепелище чьих-то надежд и радостей... — Лютик? — прохрипела ведьмачка, косолапо вваливаясь на пустой, безмолвный двор. — Лютик, ты где? Ты цела? Лютик! — Я здесь, — закутанная в длинный плащ маэстрина опасливо высунулась из-за покосившегося сруба. Ведьмачка захромала в сторону знакомого голоса, едва не сбив Лютик с ног. Маэстрина подставила ей плечо, обхватила за талию выпростанной из складок плаща рукой. Другой она крепко прижимала что-то к груди, причитая: — Идем-идем. Герда, милая, только не падай. Мне тебя в жизни не поднять. Тут близко, всего пару шагов. Нечто, укрытое плащом Лютик, издало тонкий мяукающий звук. Следуя за подругой, Герда вошла в сгустившуюся темноту. Упала на мягкое, со стоном свернулась клубком, подтянув ноги к груди. Лютик накрыла трясущуюся ведьмачку тяжелым и вонючим, но благословенно теплым — попоной, что ли. Проморгавшись и слегка придя в себя, Герда приподняла дурно соображавшую голову. Костерок, о Мелитэле Благословенная, Лютик развела небольшой костерок и подвесила котелок. Вот и обе лошади, целехонькие, сунули морды в торбы и хрустят отрубями. Сараюшка с низким потолком и плетеными стенами, летняя кладовая на хуторе... — Лютик, — сипло окликнула ведьмачка. — Лютик. Я снова ее упустила. Гадина довела меня до реки и прыгнула вниз, — она сглотнула сухим, как наждак горлом, с трудом выговорив: — Прости, что пришлось оставить тебя. — Ничего, — отмахнулась Лютик. — Ты же вернулась. Хочешь есть? Я супец заварила, скоро закипит. — Спасибо. — Медовая Горка была пасекой низушков, — спокойным, чуть отсутствующим голосом сообщила маэстрина. — Тварь пришла и убила всех. Мужчина, женщина, двое подростков, старик и старуха, наверное, дедушка и бабушка. Защищаясь, кто-то метнул в тварь лампой, вспыхнул пожар. И еще вот... Бережным движением Лютик приподняла полу плаща. На коленях маэстрины лежал, слабо погукивая и пуская пузыри, запеленутый ребенок. Маленький, не больше полугода от роду. Вот на чей плач я вышла к хутору, запоздало осознала Герда. Это не Лютик орала, беспомощно торча во дворе и зовя на помощь. Маэстрина бегала по усадьбе, разыскивая выживших, и нашла ребенка. Возможно, полезла за ним в горящий дом. Она, ведьмачка Школы Волка, при всех своих умениях не сумела прикончить тварь. Лютик спасла чужого ребенка, поймала лошадей и обустроила ночлег. Зная, что ведьмачка вернется без сил и бесчувственной колодой рухнет у костра. Ни поддержки, ни помощи. Проклятие, она всегда недооценивала Лютик. Относилась к маэстрине куда хуже, чем та того заслуживала. — Лютик. — Да? — маэстрина неловко взяла пригревшегося малыша на руки, начала укачивать. — Завтра мы вернемся к Петле Висельника. Может, Бланя или мастер Енда согласятся приглядеть за ребенком. Я кое-что придумала, но мне нужна помощь краснолюдов. — Хорошо, — кивнула Лютик. — Дотянешься до костра? Миска и половник рядом с тобой. Этот крикун вроде уснул. Я боюсь ворохнуться, вдруг проснется и опять заплачет? Он очень громко и противно хнычет. Или она. Я не стала разворачивать и проверять. — Да без разницы, какого оно пола, — буркнула ведьмачка. — Живой, и хорошо. Двигаясь осторожно и плавно, словно ее кости были выточены из хрупкого хрусталя, Герда дрожащими руками наполнила тарелку. Заправленный мукой супчик вышел жидковатым и не особо вкусным, но его приготовила Лютик. Он был обжигающе горячим, щиплющим язык. Только это имело значение. ---------------------------------------------------------------------------------------------- — Оппачки, — только и вымолвил Хэмиш, когда ведьмачка и Лютик пересекли границу рудника. — Сызнова здрастье наше вам с кайлом да помелом, давненько не виделись. Как, тащить бочонок, обмыть победу? — Пока рановато, — Герда помогла вылезти из седла Лютик, державшей спасенного младенца. Всю дорогу тот вертелся и плаксиво кряхтел. Маэстрина предположила, что ребенок обделался и голоден, но переодеть его было не во что, а накормить нечем. — Хэмиш, молока не найдется? — Какого молока? — не понял староста. — Козьего или коровьего. Лютик молча предъявила раздраженного ребенка. Тот натужился, покраснел и заорал с поросячьим привизгом. На неожиданный шум из домов и рудника сбежались краснолюды. — Жопа Рундурина, — высказал общее мнение штайгер. — У Блани в хозяйстве молоко наверняка сыщется. Рудко, сбегай за девчонкой, разъясни жизненную сложность. Откуда козявку раздобыли? — С пасеки Медовая Горка. — Что?! Сбледнувший с лица Енда плечом раздвинул столпившихся шахтеров. Ринулся к присевшей за стол Лютик: — Вы были на Медовой Горке? Там что-то случилось?! — Вчера туда ворвалась бестия, — неохотно сказала ведьмачка. — Уцелел только ребенок. Мастер Енда, на пасеке жили твои родные или знакомые? Низушок отвернулся, сгорбившись и крупно вздрагивая. Краснолюды заголосили вразнобой: — Мать честная, Горка — это ж хутор медовара Гилберта с семейством... — Дак выходит, это кровный племяш Енды! Самый младшенький, Гугоуш. Ну, который по весне народился, мы еще к ним ходили пятки обмывать... — Как же так вышло-то, госпожа ведьмачка? — Парни, только прикиньте — от Медовой Горки до нас топором добросить... Тварь там всех укокошила, как пить дать, скоро к нам заявится! — Шахту топить и рвать отседова когти, покуда целы... — Жженку тащите кто-нибудь, живой ногой! Енда, ты это, ты присядь. Поплачь, если хочется, это ничего, это не стыдно... — Свезло пацаненку, теперь до ста лет жить будет... — Лукаш, дубина, пасть захлопни. Где Бланю черти носят? Дитя счаз с голоду загнется! Со стороны загончика выбежали маленькая кметка и шустро переваливавшийся на коротких ногах молодой рудокоп. Завидев Бланю, Енда внезапно обезумел. Вскочил, швырнул в девушку заботливо подсунутой кружкой и заорал, надсаживаясь: — Это ты, ты виновата! Будь ты проклята, я же верил тебе! Ты твердила, он больше не опасен! Или он для тебя не опасен, а на прочих тебе плевать, да?! Он загрыз Гилберта и Мирту! Убил моих родичей! Довольна теперь? Счастлива? Он сорвался с места, щипаным коршуном налетев на Бланю и опрокинув взвизгнувшую девушку наземь. Низушек успел несколько раз пнуть скорчившуюся подружку, прежде чем их растащили. Бланя осталась сидеть посреди двора, беззвучно разевая перекошенный рот. Енда бурно разрыдался. Кто-то из краснолюдов подобрал отлетевшую в сторону бутылочку с молоком и сунул маэстрине. По крайней мере, ребенок зачавкал и перестал блажить, усугубляя общую сумятицу. — Так, — нахмурился Хэмиш. — Ну-ка все шустро набрали щебня в рот. Бланя, ничего не хочешь нам рассказать? — Эт-то неправда, — тихо, упрямо выговорила девушка. — Так не м-может быть. — Госпожа ведьмачка, твое слово? — Минувшим вечером я... мы заехали на хутор Медовая Горка. Усадьба горела. Из леса выскочила бестия, — под пристальными взглядами краснолюдов Герда ощутила себя косноязычным свидетелем на суде. — Мы сцепились, мне удалось ее ранить. Она побежала к реке, я погналась следом. Тварь прыгнула с обрыва в Ущеру и скрылась. Пока я возвращалась на хутор, маэстрина Лютик обыскала пасеку. Нашла трупы хозяев и младенца. Мы приехали сюда, надеясь пристроить ребенка в добрые руки и рассчитывая на помощь в поимке бестии. — Обожди покамест с помощью, — поднял руку штайгер. — Енда, очухался? Можешь растолковать обществу, какая вина за Бланей? Низушек вскинул на Хэмиша потускневшие, пустые глаза. Заговорил, икая и порой запинаясь: — Минувшей осенью, когда понаехали ловчие и гоняли волков... Бланя наткнулась в лесах на невиданного зверя. Тяжко раненого, почти мертвого. Она выходила его и укрыла в старых эльфьих руинах. — Ты знал об этом, — Хэмиш не повысил голоса, но вокруг повеяло стылостью близкой зимы. — Жил на нашей шахте, знал и молчал. — Она говорила, зверь не опасен, — безнадежно повторил Енда, раскачиваясь вперед-назад. — Сказала, его натравливали на людей, но больше не смогут. Я поверил. Помогал ей. Бланя гладила зверя и смеялась. Он ее слушался. Таился в пещерах, иногда выходил на охоту. Я видел его добычу. Лани, зайцы. Я верил ей, а он загрыз мою родню. Бланя вскочила и затрясла головой с такой яростью, что куцые русые косички запрыгали по тощим костлявым плечам: — Нет, нет, Енда! Никакой смерти! Он такой же как я, был в плену и сбежал! Никого не трогал! Почему не слышишь меня, как раньше? — Зверье всегда было тебе дороже людей, — огрызнулся Енда. — Я ж взаправду мечтал, чтобы у нас все сложилось. Чтобы хатка, огород, дети, вот это все. Но ты — ты впрямь порченая! Способна только носиться по лесам и отравлять всем жизнь! Катитесь к черту, ты и твой ненаглядный зверь. Пусть его ведьмачка прикончит, — он с силой втянул воздух между сомкнутыми зубами и повернулся к Хэмишу: — Можно я заберу моего племянника и уеду? Вернусь в Фолкертовы выселки. Одолжите коня? — Милсдарь Гондзо, погоди, — вмешалась Герда. Одно событие напрочь не увязывалось с другим, могила княгини Дейдры пустовала, и непойманный зверь скачками уходил через горящий осенний лес. — По твоим словам, Бланя... э-э... присматривает за бестией с минувшей зимы, и тварь вроде как не трогает людей. Но нападения-то продолжаются! Можешь это объяснить? — Нет, — устало обронил низушек. — Я не понимаю, что происходит. Я запутался, госпожа ведьмачка. Простите меня. Бланя сказала, убивает не ее любимчик, и я поверил. Мне хотелось в это верить. Так было проще. — А кто тогда натравливал зверя на людей? — подала голос Лютик. Енда беспомощно развел руками. — Злой человек, — пискнула Бланя. — У человека есть имя и лицо? — хмуро осведомился штайгер. — Как бы нам взять его за бороду и душевно разъяснить, что негоже эдак поступать? — Никак. Он прячется. — На его месте я б тоже прятался. Кому охота огрести рылом об косяк али топором по шее? — многозначительно заметил кто-то из шахтеров. — Значит, так, — Хэмиш с силой хлопнул ладонями по столу. — Приговор мой таков. Лукаш, возьми Бланю и посади под замок в столярной. Цыц, девчонка. Посидишь, покуда не разберемся, как с тобой быть. Мастер Енда, — он глянул на низушка со смесью горечи, сочувствия и неприязни, — нам крепко жаль твою родню, но лучше тебе ехать отсюда поскорей. Больше не попадайся на глаза и держи язык за зубами, не то осерчаем. Милсдарыня Лютик, отдайте ребятенка. Заботься о пацане как следует, понял? Да сыщи подружайку из своих, легче станет. Рудко, заседлай ему пони и проводи до Фолкертов. — Спасибо, — пробормотал Енда, когда маэстрина бережно вручила низушку сопящий кулек. — Спасибо тебе за все. Спасибо вам обоим. Храни вас боги. Миновало от силы три дня, как мы повстречались, подумала Герда, и несколько жизней уже бесповоротно изменились. Весемира говорит, мы несем беду любому, с кем пересекутся наши дороги. Не по злому умыслу. Просто так получается. Так суждено. Защищать от чудовищ, ломать судьбы. — Шахту на сегодня закрыть, — продолжил отдавать распоряжения Хэмиш. — Никому не расходиться. Ждите тута. — Эль хотя бы откупорить можно? — жалобно заныл один из горняков. — Эль можно. Но чтобы без злоупотребления, — староста поманил Герду и Лютик за собой в дом. Завел в кабинетец, один в один контору преуспевающего дельца. Усадил и принялся копаться в многочисленных ящиках огромного шкафа. Вытащил шкатулку красного дерева, повертел в мозолистых руках. Крякнув, единым махом рассыпал содержимое перед ведьмачкой и маэстриной: — Вот чуял же, выйдут нам добрые дела жопой. — Хм, — Герда пальцем сдвинула лежащие на столе предметы. Маленькое колечко на детскую руку. Золотой браслет. Изящный эмалевый медальончик. Цепочка с разноцветными камешками. Лютик сцапала медальон, ногтем распахнула створки и показала Герде. Снаружи — белый грифон на красном фоне, внутри — крохотные портреты. Белокурая женщина, черноволосый мужчина. — Рискну высказать догадку, — маэстрина примерила едва налезшее ей на мизинец блестящее кольцо. — Некогда эти красивые вещицы принадлежали девушке по имени Бланя. — Добро мы взяли в скрыне разбойничьей ганзы, — не стал отпираться Хэмиш. — И, прежде чем растянуть парней из ватаги Чекменя кого на осине, кого на гнилой березе, вдумчиво расспросили. Те по первости ругались по-черному да грозились нам лютой смертью. Но как нюхнули каленого железа, сделались жуть какие разговорчивые. Но и мы тож не пальцем деланы. Выслушали бедолаг, которые в ихнем логове под замком маялись. Сравнили. Подумали. Скрыню разделили промеж бывших пленников и отпустили на все четыре стороны. Дохлых ватажников в болото швырнули, утопцев подкормили. Бланю забрали с собой. — А почему не отвезли к княгине Ядвиге? — напрямую спросила Герда. Хэмиш задумчиво поскреб заросший подбородок: — Глянь, вот на стене чертеж Петли Висельника в разрезе. Я все про нее ведаю — где малахитовые жилы, где каверны, где вода грызет породы, а где тянется самородное золото. Я знаю свою шахту, но ровным счетом ничего не ведаю про Рокту и княгинь — что покойную, что нынешнюю. Зато я доподлинно вызнал, что девчонка спешно ехала прочь из замка и сопровождал ее молодой друид. Не княжьи рыцари, не горничные и слуги. Один-единственный друид. Чьи кости, наверное, давным-давно истлели в болотах. Да, может статься, я привез бы ее в замок и нам отсыпали благодарность серебром по весу. А может, с порога ославили коварными похитителями и оттяпали бошки на площади. Или девчонка на следующий день померла от лихоманки, а нас с парнями по чистой случайности завалило в шахте. В тот год у нас на руках были обеспамятевшая девчушка со шрамом на полморды и с княжьим медальончиком на шее. Мы подумали и решили — пусть все катится своим чередом. На кой ляд краснолюдам вмешиваться в человеческие дрязги, где мы ни хрена не разумеем? — И вы оставили ее здесь, — понимающе кивнула Лютик. — Кроткая девочка Бланя, малость не в своем уме. Сиротинушка, жертва разбойничьего насилия. Возится с животиной, словечка лишнего не проронит. Вот только не приведи боги, ежели окрестные хуторяне прознают, каких именно зверюшек подкармливает Бланя по зову своей бесконечно милостивой души. — Верно говоришь, — посмурел краснолюд. — Туточки нашей сердечной дружбе разом наступит пиздячий конец. А заодно нашему промыслу, и нам самим. Счастье еще, что Гондзо довелось однажды повидать нелюдской погром и выбраться из заварушки живым. Ему хватит умишка смекнуть — как только он затеет швыряться дерьмом в нашу сторону, немедля аукнется и его сородичам. Люди, они... они ж не станут допытываться, действительно кто из нелюдей виновен или нет. Особенно вусмерть перепуганные люди. Маэстрина бережно опустила тонкую ладошку поверх стиснутого краснолюдского кулака. — Все образуется, — тихонько сказала она. — Когда-нибудь все образуется. — Хорошо б нам всем дотянуть до тех славных деньков, — Хэмиш шумно встряхнулся, как огромная собака, выбравшаяся из воды. — Ладненько, погоревали и будет. С Бланей я сам потолкую. Может, удастся привести ее в разумение и вызнать чего. Госпожа ведьмачка, ты какой помощи-то от нас хотела? Топорами и кайлом махать мы завсегда сподручные. Вот след тропить и в засаде тихонько сидеть — это не к нам. Лютик заботливо сложила безделушки обратно в шкатулку. Герда схватила лист пергамента, очиненное перо и принялась излагать штайгеру созревший в ее голове план. — Гм, — скептически хмыкнул Хэмиш, покрутив лист с чертежами и так, и эдак. — Рискованно. Где гарантия, что зверюга за ночь не дала деру? — Тварь ранена, — напомнила ведьмачка. — Наверняка свыклась с тем, что пещеры — ее недосягаемое убежище. Если честно, задрало носиться по бесконечным лесам, гадая, скольких бестия прикончит сегодня. Бой будет дан по моим правилам и там, где выгодно мне. Поколебавшись, она предложила: — Хочешь долю в контракте для себя и товарищей? — Она чокнутая? — оскорбленный в лучших чувствах Хэмиш всем корпусом развернулся к маэстрине. — Нет, просто одинокая, никем не понимаемая ведьмачка, — Лютик вернула старосте шкатулку с наследием Адемейнов. Мимоходом огладила растрепанную и давно не вычесанную косу Герды. — Которую вчера успешно пыталась загрызть неведомая бестия. Почтенный Хэмиш, мы должны понять ее, простить, налить пива и сделать вид, что ровным счетом ничего не слышали. Ась? — она по-старчески прижала ладонь к уху. — Чегойсь говорите? В дальнем лесу медведи гадят алмазьями чистой воды? — Не алмазьями, но исключительно алюмосиликатами железа. Если ты, барышня, понимаешь, о чем я. Лютик хихикнула в кулачок и напомнила присутствующим, что она бакалавр труворства и поэзии, а не алхимии и горнорудного дела. — Идем, — заявил штайгер, — прикинем, как ловчее провернуть эдакий финт ушами. Да желательно, чтоб нас не нашинковали в кровяные колбаски.