Личный дневник страйдера

Тетрадь была в клеточку, и буквы были, словно напечатанные и выведены высотой в три клетки каждая. Кен. перевернул страницу. Действительно, дневник. «2 января 1895 года. С сегодняшнего дня я снова решила начать дневник и надеюсь больше не бросить…» Чернила блёклые. Возможно, выцветшие. Почерк аккуратный, машиноподобный. Написано тонким стальным пёрышком.Подросток сказал недовольно: — Слушай, это, конечно, интересно — дневник девченки девяносто пятого года, но не! — Ты читай, читай, — напряжённым каким-то голосом произнёс Койдзуми. — Там всего-то несколько страничек… И Кен стал читать с видом снисходительной покорности, подувая через губу, однако на третьей уже странице, на примерно её середине, дуть перестал, и взглянул на Койдзуми. — Читай же! — нетерпеливо прикрикнул Ицке. Вечно улыбающийся эспер был чем-то взволнован. На шестой странице записи, точно, кончились. парень полистал дальше. Дальше страницы шли чистые. — Ну? — спросил Ицке. — Не вижу толка, — признался Кен — Это что — записки сумасшедшей? — Нет, — сказал эспер, усмехаясь. — Хозяйка не была сумасшей, она мыслила четче нас вместе взятых. — Ага, — сказал Кен — Тогда я, пожалуй, прочту ещё разок. И он стал читать по второму разу.

Личный дневник страйдера.

Запись, вероятно, пером «рондо», повёрнутым слегка влево, почерк аккуратный, чернила порыжели: «2 января 1895 года. С сегодняшнего дня я снова решила начать дневник и надеюсь больше не бросить. С утра Минору и Асакура взяли Эмири и уехали в штаб. Я вызвала своего лучшего друга Кадзухико Иноуэ, и мы играли. Потом пошли гулять, играли в снежки. Иноуэ неосторожно попала мне в лицо и чуть не разбил мне очки. Гуляли до обеда, потом пошли к Иноуэ и пообедали. После обеда заперлись у нее в комнате и спорили о мальчишках. Иноуэ сказала, что останется всегда верна Тосиюки Морикаве, а я призналась ей, что влюбилась теперь в Кэнъити Огатэ. Иноуэ сказала, что мало ли что, Огата ей тоже нравится, потому что он красивый, но она всё равно будет любить Тосиюки, что бы с нею ни случилось, а иначе получается предательство. Мы поругались, и я ушла домой. Сейчас я одна дома и начала вести дневник. Впредь обязательно надо вести дневник. 3 января 1895 года. Вчера наши вернулись поздно, Минору был сильно выпивши, Асакура ругалась, а Эмири хныкала и спала на ходу. Утром Асакура с Минору ушли на работу, а я до десяти часов валялась в кровати и читала. Я бы и дальше читал, но проснулась Эмири и заныла, что хочет есть. Мы встали, позавтракали, и она ушла к подружкам. Я ещё почитал немного, но потом мне стало скучновато, и вдруг пришла Иноуэ. Она сказала, что вчера погорячилась. Короче, мы помирились. Честно признаться, я очень люблю Иноуэ. Она - мой лучший друг. Мы пошли гулять и договорились, что запишемся в секцию, но никому об этом не скажем, а в один прекрасный день встретим Муроуру с его шайкой, и пусть над ними смилуется Бог! После обеда растопил печку и рассказывала Эмири страшные истории. Свет я нарочно не включала. Очень смешно, как она боится, а всё равно просит, чтобы дальше рассказывал. 4 января 1895 года. Утром хотела опять поваляться и почитать, но Эмири поднялась в восемь часов, будто и не каникулы вовсе. Пришлось вставать и кормить её. В сердцах дала ей подзатыльник. Сколько раз зарекалась! Она ведь не ревёт, только губы выпятит и смотрит на тебя круглыми глазами. Я этого не могу перенести. Пришлось рассказать ей сказку, да ещё взять с собой гулять, а после прогулки взять с собой к Иноуэ. Что тут было! Суса Кадзухико, мама Иноуэ, как закудахтала над нею, как принялась её причёсывать, оглаживать, пичкать разными вкусными вещами, хоть святых выноси. Впрочем, нам же было лучше. Удалось и в шахматы сразиться, и разобраться в наборе, который вчера купил Иноуэ отец. Завтра будем делать опыты.» Запись, вероятно, тем же пером «рондо», но без поворота, твёрдые печатные буквы, те же порыжелые чернила: проба проба проба никак мне не мрется кого вверх, кого вниз, а меня опять назад, начинай всё сначала Я умру 8 (восьмого) июня 1905 (девять сот пятого) года в 23 часа 15 минут Запись тем же пером, торопливая скоропись с брызганьем и царапаньем бумаги, те же рыжие чернила: Ойяма (Ояма) Ивао (лето 1904, с родителями без вести) Того Хейхатиро Куроки Тамэмото Нодзу (ранен на Друти, июнь 1904; женился на Марязуке, осень 1905) Оку, сапёр мл. л-т Сиро серж. Писюн Гримо, трус с бородавкой на веке, руч. пул. (+ под Болычовом) Фома, запасливый, с полным сидором санинструктор Ноги (+ на Рузе под Китен) комбат Сокити (+ у Ядромина?) чистюля наводчик (?) Уриу Сотокити (в 5 начальником цеха) Ясуката (умрёт сын, самоубийство, проследить) Аканэ, бездымная технология, патент (несколько формул, наспех набросанный чертёж) Омаэ, каратэ Картоико Инэ, он же Вор, он же Нэко-кун Снова твёрдые печатные буквы теми же порыжелыми чернилами: Бесполезно. Память. Я воскресну 6 (шестого) сентября -937 (тридцать седьмого) года в ночь на седьмое в постели. Внимание! Не суетиться! Лёжа неподвижно, досчитать до ста, затем перевернуться на живот, свесить голову, разинуть рот и сделать несколько глубоких вдохов и выдохов, высунув язык. Эмири по левую руку, Асакура с Минору через 145 миль к северу. Запись тупым карандашом, огромные буквы вкривь и вкось, едва разборчиво: Новый год, Новый год Интересно, Руми уже родилась? Чёрные косы, задумчивый взгляд Сексуально-алкоголические эксцессы в пятнадцать лет Ах, Ай! Ох! Страйдер! Прекрати болтовню! Три пятнадцать, шесть двенадцать, и Эмири на эскимо, когда изобетут. Ай-яй-яй, У*р**л! Неточность. В прошлый раз было: если можно, я у вас ещё немного посижу, У*р**л… А нынче прямо: ты как хочешь, а я у тебя останусь. Впрочем, и тогда осталась и нынче осталась. И в позапрошлый раз, кажется, тоже. Сходимость вариантов. А в это время Бонапарт, а в это время Бонапарт переходил границу! Ай-яй-яй, У*р**л Р**но*! Запись отличными чёрными чернилами, явно авторучка: 21 августа 1941 года. Дневник прячу в обычное место до 46-го. На Западном фронте опять без перемен. Да помилуй же меня хоть на этот раз! Что за охота тебе так со мной играться! Запись скверным стальным пёрышком, скверные лиловые чернила: 9 апреля 1946 года. Осталась ещё целая жизнь, 31 год. Поживём! Оку, сапёра, раздавило танком под И*ро*. И семья его вся погибла, отдавать медальон некому. Минору, как всегда, убит в 42-м при отступлении от Ха**а. Асакура высохла, одни мощи остались. А Эмири вымахала в красивейшую кобылу.