Путь Воина

Имон со своей вольницей двинулся в путь ближе к вечеру, когда Мирра окончательно отдохнула, а дневная жара немного спала. Дорога, которой они ехали, была самой безлюдной в округе. Вскоре, по мере приближения к небольшой речке, на горизонте стали появляться небольшие деревья с желтовато-зеленой листвой. Ручей, вытекавший из маленького подземного озерца, впадал в эту реку в миле от того места, где прошлым вечером остановилась Мирра. Ей стало почти стыдно, когда она увидела источник воды так близко, но другие, даже острая на язык Сэлла, ничего ей не сказали. На дороге в ширину умещались только три всадника. Первыми ехали Имон, Миа и Сэлла. Судя по тому, как приосанилась Сэл, впервые пустив коня по левую руку от командира, это было великой честью для нее. Мирре подумалось, что ее саму приняли в компанию после ухода или смерти кого-то другого, чье место в строю теперь заняла Сэл. Чайка-Мирра вместе с Тианом и Арро была во втором ряду, но ее это положение вполне устраивало. Зато во время гонок, которые они часто устраивали, Чайка неизменно оказывалась впереди, несколько раз сумев обогнать даже самого Има, а Сэллу — почти всегда, за что последняя подолгу дулась. Когда Чайка впервые обошла командира, он осадил коня, своего ненаглядного Разбойника, и расхохотался, несколько раз даже хлопнув ладонями ей в одобрение. Сказал, смеясь, что она — девчонка не промах. После этого Чайку одной из Шести признал даже Тиан, а Сэлла еще долго подтрунивала над смущенным мальчишкой: — Ну что, надо было ограбить нашу Пичугу и бросить? С легкой руки Сэл Пичуга стала вторым прозвищем Мирры. Они веселились, и Чайка, поначалу молчавшая, спустя пару дней тоже подключилась к их разговорам и смеху. Ей нравилась их открытость, жизнь как шутка, хотя она и догадывалась, что уж на руках Има-то точно кровь не одного человека, да и остальные вряд ли были самыми законопослушными жителями Атриана. С раннего утра до жары они ехали по дороге, на которой им ни разу никто не попался на встречу. К середине дня из-за жары ехать становилось почти невыносимо, и тогда вольница устраивала привал. С собой у компании всегда было несколько длинных палок; они втыкали их в землю и натягивали сверху широкое полотно, после чего устраивались в его тени. Миа и Арро, приверженцы правильного южного распорядка дня, предпочитали спокойно дремать. Иногда сон смаривал и Тиана, а бодрствовать оставались только Чайка, Им и Сэл. В это время они чистили оружие, чинили одежду и занимались прочей подобной ерундой. Ни одного слова не раздавалось в эти часы. Мирра думала об Индо. Он часто снился ей: отдающий приказы, орудующий саблей в гуще битвы, один раз — даже раненый, тихо шипящий от боли во время перевязки. Она не верила особенно, что найдет его в Крейме, но продолжала надеяться. В конечном итоге, Мирра считала, что лучше без уверенности куда-то идти, чем без нее топтаться на месте в нерешительности. Она помнила, как Индо сказал о некоем обществе ее «преданнейших слуг» и в глубине души лелеяла надежду встретить воина, к нему принадлежащего. Рыжий все так же исчезал иногда, но всегда возвращался к своей хозяйке вечером и ложился у нее на коленях, пока она вместе с остальными сидела возле костра. Вечера еще были теплы, однако друзья разводили огонь ради приготовления ужина. Каждый вечер Арро уходил дальше в степь, чтоб подстрелить что-нибудь съедобное, а Миа затем превращала дичь во вкусный ужин; остальные же, развалившись у костра, отдыхали после целого дня в седле. Мирра любила эти вечерние часы, когда огромный круг звезды заходил за горизонт, заливая бескрайнюю степь всеми оттенками от нежного розоватого до устрашающего кроваво-красного. Постепенно красный сменялся сначала фиолетовым, а потом и черным цветом ночи. Тогда в степи оставался только их костер, и блики язычков пламени будто бы в странном ритуальном танце плясали вокруг Шести. Ночные птицы иногда пролетали над их головами, но все остальное замирало в сладком сне. Все те странные звери, на которых так любила Мирра смотреть днем: полосатые лошади, длинноногие птицы и скачущие тушканчики, — исчезали ночью. В этой степи и днем не было только хищников. Вернее, где-то на ее просторах и можно было встретить пышногривых львов, быстрых гепардов и подлых шакалов, но к дорогам они не подходили, наученные многовековым опытом поколений остерегаться людей. Минуты терялись в свечении луны на небосводе, уходили песком сквозь пальцы. Если везло наткнуться на какую-нибудь деревушку, то у Шести к ужину было припасено немного легкого пива, здорово развязывавшего язык и без того болтливой Сэл и поднимавшего настроение Тиану. Одним из таких вечеров он удивил Мирру, спросив: — Ты же с севера, а, Чайка? Она приподнялась на локте, взглянув на мальчишку, лежавшего рядом на спине. Кивнула слегка неопределенно, а затем спросила, с чего он это решил. — Я довольно близко знал одного северянина. Вы говорите очень похоже. Послушай сама. Девушка слушала полвечера, сравнивая свою речь с речью своих друзей, и наконец нашла отличие. Все они едва заметно тянули звук «а», если тот был под ударением, да и вообще все их слова звучали очень плавно, певуче. Ее же слова были скорее похожи на острые пики: произносимые быстро, четкие и ровные. Когда она поделилась этим наблюдением с братом Миа, тот согласился, сказав, что именно это и заметил. Тогда девушка решилась спросить, что же сталось с тем северянином. — Он бросил нас, — просто ответил Тиан, после чего продолжал: — Вы не такие, как мы. Мы все — дети границы. Война нас достала первыми. Мы с Миа родились и выросли в Киртане. Полк Има стоял там. Сэл долго жила в Бриане; ее отец был послом. Арро — сын местной дворянки. У меня лично не было настоящего квиндецима, потому что Киртан разрушили. — Мой дядя подослал ко мне убийц через три дня после моего, — произнесла Мирра после минутного молчания. Она почувствовала прикосновение теплого меха к своей руке и нежно погладила кота. — У меня нет сестер, и он хотел, что отцово наследство досталось его дочерям. Тиан ничего не сказал на это. После этого разговора их отношения стали несколько теплее; брат Миа уже куда охотнее заговаривал с Чайкой, чем раньше. С каждым днем, с каждым словом Мирра становилась в этой компании все более и более своей, нужной. К исходу августа компания добралась наконец до Крейма. Они въехали в город поздним вечером, и Мирре не удалось разглядеть ничего во тьме. Пусть светились огоньки некоторых окон, этого было слишком мало для того-то, чтобы понять хоть приблизительно, каков город, куда они так стремились. Впервые за все время во главе был не Имон, а Арро — он лучше знал город, проведя в нем несколько месяцев в юности. Он привел друзей к трактиру с громким названием «Веселая обезьяна», где вновь ушел в тень командира. Пока Имон расплачивался с хозяином, неожиданно щедро раздавая позвякивающее золото и серебро, остальные стояли за его спиной и озирались по сторонам. В полутемном зале, освещенном лишь свечами на столах и барной стойке, царила обычная для конца жаркого сезона легкость. Начало сентября во всем Атриане веками было порой ярмарок, равно как начало мая. Здесь, почти на самом юге страны, эти ярмарки знаменовали собой начало и конец зноя. С начала сентября жара постепенно шла на убыль, пока наконец не наступал сезон дождей, который можно было назвать весьма прохладным. Теперь зал был наполнен громкими голосами и смехом подвыпивших гостей, и никто из Шести не слышал, что их командир говорил хозяину, низко склонившись над стойкой. Один раз Им дернул на секунду Сэллу, задал ей какой-то вопрос, а затем вернулся к разговору с трактирщиком. Кто-то тихо тренькал не то на лютне, не то на каком-то местном инструменте. В одном из темных углов Мирра заметила двоих воинов с длинными косами, но они были поглощены своей трапезой и пивом, ничего не замечая вокруг. Тиан и Сэл уже тоже что-то хлебали из деревянных кружек, Арро глядел на них неодобрительно. У мрачного лучника была слава плохого собутыльника, и, по-видимому, он предпочитал строить из себя убежденного трезвенника. Хозяин, получив от Имона достаточное количество монет, чтобы они звенели в мешочке на его поясе при каждом шаге, стал заметно радушнее. Он кликнул девицу, разносившую еду и питье гостям и бросил, что «этих господ нужно обслужить по высшему рангу», а затем поманил компанию за собой. Для ужина Шести предоставили отдельный небольшой зал. Пока они устраивались за длинным столом, с большим подносом в руках появилась та же девица в вызывающе-красной тунике цветом не бледнее, чем у Сэл. При ближайшем рассмотрении она оказалась просто очень усталой девчонкой лет тринадцати — четырнадцати. Мирре подумалось, что она, наверное, дочь хозяина, тем более что других девушек внизу не было. Лишь только на столе оказались два больших каравая хлеба, тарелка с грудой каких-то мелких жареных птичек, кувшин с легким пивом и достаточное количество кружек, компания тотчас же набросилась на еду. Некоторое время в зале слышались лишь приглушенные голоса, доносившиеся из общего зала, да звуки раздираемого на куски мяса и чьи-нибудь хлюпающие глотки из кружки. После трапезы слово перед осоловелыми спутниками взял командир: — Учтите, что завтра нам нужно найти пару-другую заказов. Пары недель на этот город должно хватить. — Зачем что-то делать, если можно просто кого-нибудь обчистить на ярмарке? — поинтересовалась Сэл, зевнув во весь рот. — Во-первых, денег много не бывает. Во-вторых, зная его, я предполагаю, что твоего воровства тут могут ожидать. В-третьих, если вас с Тианом чем-нибудь не занять, вы тут все разгромите со скуки. В-четвертых, мы дети Диэ, но не бандиты. Мне продолжать? Сэл махнула рукой, но нахмурилась Миа: — Он не станет сдавать тебя. Просто откажется от дела. — Да ну, — Имон усмехнулся, откинувшись на спинку стула. — Что ты вообще о нем знаешь? Он даже не сказал, за что был осужден. — А обязан был? Вопрос остался без ответа. Настроение у Шести резко испортилось В эту ночь Мирра долго не могла уснуть, размышляя, кто же таков этот загадочный «он», которого так часто поминает Им. Когда она пыталась спросить прямо, друзья отделывались ничего не значащими фразочками. Больше всех сказал Тиан, когда рассуждал о том северянине. Мирра, сама не зная, почему, была уверена, что северянин Тиана и загадочный «он» — одно лицо. Сэл, с которой девушка делила комнатку в трактире, успела в этот вечер несколько раз обругать Чайку на чем свет стоит за то, что та вертелась в постели, не давая спать и ей, прежде чем Мирре удалось провалиться в сон. Но и сон не принес ей успокоения, потому что она вновь оказалась в нем несвободна, видя то, что хотели боги. …Дядя. Он сидел в кресле в слишком знакомой Мирре комнате — рабочем кабинете ее отца, арха Верра. Она смотрела прямо на него с потолка, чувствуя каждую из восьми паучьих лапок, а вот стоящего перед ним мальчишку видела только со спины. Тому не было и пятнадцати лет, о чем свидетельствовали длинные темные волосы, собранные в хвост. Ей почему-то казалась, что эти волосы обязательно должны быть мягкими. Кинтеп поигрывал перстнем с большим темным камнем и улыбался по-змеиному хитро, заносчиво вскинув голову. Слишком уж свободно он чувствовал себя в кабинете покойного брата… Мирра ожидала, застыв на высоком потолке черной точкой. Она могла бы подобраться ближе, посмотреть в лицо мальчишки, но оставалась на месте, как завороженная, глядя на дядю. Множество паучьих глаз дробили изображение на десятки осколков, но она даже не замечала этого неудобства. — Подумай еще раз, мальчик, — проговорил Кинтеп, и из его медовых слов сочился яд. — Я предлагаю тебе все: положение, мое личное доверие, деньги и должность твоему отцу. И все это — за сущую безделицу, за одну определенную девушку. Мою красавицу-племянницу. — Я поклялся служить своему арху. Я не пойду против своего арха. — Я — твой арх сейчас. — Нет, — для убедительности мальчик помотал головой. — Не вы арх. Я не стал бы этого делать даже с маленькой рабыней, ибо это противоречит заветам великих Джерра, Даоны и матери их Айи. И уж тем более я не пойду против истинного арха. Кинтеп взглянул на него, как коршун смотрит на свою добычу. Затем он произнес: — В таком случае у тебя не будет ничего. Только унижение, только позор. Ты станешь сыном Диэ, как это предрекли еще в ночь твоего рождения. Неспроста же мать дала тебе это имя… В следующие дни Мирре не снился ни один сон, словно боги специально давали ей время поразмыслить над тем, что она увидела в первую ночь в Крейме. Улицы Крейма были еще более непредсказуемыми, чем улицы Веона. Идя узкой улочкой, где и вдвоем-то тяжело разойтись, можно было выйти к главной площади, где вовсю шли приготовления к осенней ярмарке, а широкий путь мог окончиться тупиком. Как и говорил Имон, каждый из Шести нашел себе в городе какое-нибудь дело. Только вечером и ранним утром все шестеро собирались вместе, и всех это устраивало. Они не рассказывали друг другу прямо, в чем состояло их занятие, но и дурак мог бы догадаться, как они коротают время. Тиан выступал в кулачных боях; Арро, бывало, исчезал на несколько дней, занятый охотой; Миа все так же возилась с целебными снадобьями. В дела Сэл и Има, уходивших и возвращавшихся вместе, остальные не лезли, потому как эти двое могли творить все, что угодно. Скорее всего они просто учили каких-нибудь детей бедных родителей фехтованию, но с них что угодно сталось бы. Чайка же нашла себе работу писца-переписывальщика. Почерк был тем единственным, за что учителя в детстве неизменно хвалили Мирру ра Верр. Полдня просидев над бумагами и пообедав вместе с Миа, пока сохнут чернила, Мирра собирала все листы в аккуратную стопку и выходила из «Веселой обезьяны». Доходила по давно выученному маршруту до той конторы, которая дала ей работу, и отдавала свою бесценную ношу, за что тут же получала деньги. Большую часть она сразу откладывала для общей казны, но несколько медяков оставляла себе. На них она покупала себе лепешку с медом. Уплетая сладкое за обе щеки, девушка бродила по городу. Ей никогда было не узнать его так, как она знала Веон, ведь она уже вышла из того возраста, когда можно лазить по крышам и подворотням без опасения, что на тебя будут косо посматривать, но все главные улицы были в ее распоряжении. Город ей нравился. Он весь будто бы был кем-то заботливо покрашен в светлые цвета: белые и желтоватые дома с окнами под самым потолком, пыль и песок на дорогах, приглушенные оттенки одежд горожан… Крейм был очень мирным, очень спокойным, а именно мира и спокойствия больше всего не хватало дочери Верра в последние годы. Нынешнее существование ее вполне устраивало, вот только страх за весь Атриан в руках Кинтепа не давал покоя. Совсем рядом с главной площадью в Крейме бил источник, одетый белым мрамором и снабжающий водой фонтан в сердце города. Конечно, водопроводная система была налажена уже семьдесят лет, но за водой для питья горожане все равно ходили к своему источнику, почитавшемуся святым. Ему покровительствовал бог Сия, и вода из него излечивала всякие душевные болезни тех людей, кто заслужил милость богов. Страха Мирры он не излечил. Несколько раз Миа отправлялась на прогулку вместе с Чайкой, которая была под ее негласной опекой. Девушка в голубом, с кольцом — подарком Има — на пальце и удивительным даром к врачеванию была душой вольницы, она держала всех шестерых вместе. Тиан мог сколько угодно препираться с Имоном, Сэлла могла подтрунивать над Арро или Чайкой, но все они тесным кругом сплотились вокруг нее. Гуляя с Миррой по Крейму, Миа рассказывала о своем детстве. Их с Тианом родители были владельцами небольшой пекарни, по мнению многих горожан — лучшей во всем городе. Городом, где Миа родилась и выросла, был Киртан — третий по величине в стране. Первым, само собой, был Веон на самом севере; на Аинеморе почти в самом центре страны стояла Кетхеодорра. Киртан же располагался у самой границы с Брианом, ведь и задумывался некогда архом, как торговый город. Когда пришла война, Киртан был первым городом, который спалили враги. Укрывшись в подвале, люк в который был тщательно замаскирован, Миа с братом переждали налет. Мать, втолкнувшая детей в убежище, вместе с отцом ушла оборонять город — и погибла где-то там, у стен. Сестра и брат долго сидели в подвале, не решаясь выбраться на белый свет. Ему было четырнадцать лет, ей — восемнадцать. Когда они вышли, то в собственном доме лицом к лицу столкнулись с истекающим кровью атрианским воином. Он был последним выжившим из своей декурии. Он участвовал в обороне Киртана, а после бесславного окончания битвы хотел сбежать из захваченного врагами города, но решил поискать хлеба. Миа перевязала его раны, и вместе троица выбралась из Киртана. Того воина звали Имоном. Ярмарка началась ранним утром первого сентября. Мир уже взял курс на сезон бесконечных дождей, и дни становились все менее знойными. Шестеро друзей давно решили на второй день ярмарки уехать из Крейма, еще побродить вольно по дорогам, а как зарядят дожди — осесть в каком-нибудь городишке на юге. Сэл надеялась наткнуться на какого-нибудь брианского купца, которого можно будет обворовать, не нарушив воинских обетов. В конце концов, трое из шестерых в свое время принесли клятвы святого общества атрианских воинов. А у Сэллы с брианцами были личные счеты. Она была дочерью атрианского посла в Бриане, сама же связала свою судьбу со святым обществом атрианских воинов. В самом начале войны отец Сэллы ра Никер исчез, вероятно — был замучен в застенках брианской разведки. После него осталось две дочки-сироты и несчастная вдова. Сэл была с остатками своей десятки, — трое пропали вместе с ее отцом, — когда пришли за ее семьей. В разгромленном доме она нашла тело матери, убитой ударом чем-то тяжелым по голове. Ее обнаженная, но не обагренная кровью врага сабля лежала рядом с ней. Труп младшей сестры, двенадцатилетней девочки, Сэлла обнаружила в грязной канаве. Она вся была в крови, а на детском личике застыло выражение ужаса. Сэл в ту пору было едва шестнадцать лет… На главной площади Крейма, изрядно преобразившейся за последнюю неделю, было людно. Шестеро друзей, ради такого случая даже оставив оружие, бродили меж лотков, спорили, торговались и просто веселились. Тиан толкался в основном рядом с оружием. Девушки присматривались к разным украшениям. В основном там были разные браслеты: кожаные, сплетенные из цветных тесемок, из маленьких деревянных бусинок с выточенным на них ободком узора… Имон, поглядев на подруг со своей фирменной усмешкой, подошел ближе, выбрал три разных браслета и сунул серебряный торговцу. Сэл достался широкий кожаный браслет, Мирре — узкий, но длинный, обхватывающий запястье два раза. Миа командир преподнес свой подарок лишь тогда, когда остальные отошли в сторону, ведь дарение сопровождалось долгим поцелуем. Отношения Имона и Миа ни для кого не были секретом, тем более что в трактире у них была одна комнатка на двоих, но девушка предпочитала некоторые аспекты своей жизни сохранять в тайне от Арро, брата и младших подруг. После эпизода с браслетами Мирра бродила по площади сама по себе, особенно даже не обращая внимания на окружающие ее товары. Из разговоров местных жителей она услышала, что в этом году ярмарка получилась куда скромнее, чем в предыдущем. Но ничто не могло бы сравниться с ярмарками в Веоне, на которых разнообразие товаров было еще больше, чем в обычные дни на рынке. В детстве Мирра и Индо по несколько месяцев копили деньги, чтобы там-то развлечься в праздничные дни на все следующие полгода. Заметив продавца жареной кукурузы, она поспешила купить и себе порцию, после чего с жадностью впилась в початок. Жареная кукуруза и сахарная вата, продаваясь и в Веоне, неизменно оставались фаворитами детей арха. Обернувшись, девушка заметила в толпе черные волосы Арро. Тот бросился на кого-то с кулаками. Такой энергии в обычно тихом лучнике Мирра не видела никогда, а потасовка на ярмарке вряд ли кончилась бы для Шести чем-то хорошим. Ни Имон, ни Тиан, по-видимому, ничего этого не видели, и Чайке не оставалось ничего иного, кроме как бросить остатки кукурузы и пробираться через толпу к месту драки, вокруг которого люди расступились, и образовался клочок свободного места. Арро пытались остановить уже трое, но он в припадке бешенства не давался им, стремясь пробиться к одному человеку. Бритоголовый муж, однозначно разменивающий уже четвертый, если не пятый десяток лет, молча стоял, закрытый тремя своими слугами, и весь будто источал презрение. — Где ты был тогда?! — кричал Арро, размахивая руками. — Где ты был, когда ее убивали брианцы? — Арро! Арро! — Мирра бросилась к нему, попытавшись остановить, но только получила толчок кулаком в плечо. — Арро! — Уйди, Чайка! — приказал паренек, оборачиваясь к Мирре, и это стало его роковой ошибкой. В ту же секунду один из трех слуг, самый высокий и плечистый, схватил Арро за левую руку и завернул ее ему за спину, а затем и вторую. Теперь его крепко держали, но кричать он не переставал, как не прекращал и попыток вырваться, пиная слуг бритоголового: — Ты! Как ты посмел бросить ее тогда? Где ты был, когда они убили Арлин ра Сиэр? Мужчина презрительно молчал. — Арро! — Мирра осторожно положила руку ему на плечо. — Арро, прекрати. — А где тогда был ты, бастард? — наконец выплюнул муж. Он щелкнул пальцами, слуги отпустили Арро, и в ту же секунду все четверо растворились в толпе. Арро молчал, потирая ушибы. — Арлин ра Сиэр — это моя мать, — наконец спустя минуту проронил паренек, заметив, что Мирра так никуда и не ушла. Столько слов, сколько в последние минуты, Мирра едва ли слышала от Арро за все время их знакомства. — Мне кажется, Иму лучше не рассказывать обо всем этом, — проронила девушка, вдруг задумавшись. Она вспомнила, как Тиан назвал Арро сыном дворянки. — Не сейчас, во всяком случае. Выпьем? Мирра согласилась. Человеку рядом с ней однозначно нужна была компания. Поначалу мрачный, после половины кружки местного пива Арро почти расслабился и начал свой тяжкий рассказ. Они сидели на двух пустых бочках возле торговца легкими напитками, и Мирра слушала его, не перебивая и не замечая суеты толпы вокруг. Арро был единственным и драгоценным плодом недолгой любви юной атрианской дворяночки из приграничного захолустья к адепту Теологии, не связанному особенно серьезными обетами. Несмотря на фанатичную любовь своей матушки, мальчишка рос в тяжкой атмосфере семьи, где на него смотрели, как на жалкого бастарда. Для его родственников кольцо на пальце матери не значило ничего, тем более что отца уже не было в живых. Внук второго сорта для бабки и деда, нелюбимый племянник для тетушек и дядьев… Когда началась война, он сбежал из дома, оставив только короткую записку для матери. Полгода она бродил сам по себе, успев заслужить славу великолепного лучника и плохого собутыльника. Потом он решил вернуться домой, но дома уже не было. На месте усадьбы высились руины. Это было за месяц до его квиндецима. Тот муж, на которого он напал, был женихом его матери. Но он не уберег ее, а сам каким-то чудом остался жив. Спустя почти год, пережив в одиночку сезон дождей, Арро на одной ярмарке столкнулся с Имоном и его компанией. Им не пришлось слишком долго присматриваться друг к другу: печать войны лежала на них всех слишком явно. Так Арро оказался одним из Пяти — так они тогда себя называли. Во взгляде паренька горела мрачная ненависть, залитая изрядным количеством горя. Мирра невольно прониклась к нему уважением, увидев хмурого и неприветливого мальчишку совсем с другой стороны. Он не был просто любителем одиночества и ненавистником дружеской компании, у него была своя история, полная боли. Имону они так ничего и не рассказали. День ярмарки кончился без происшествий, и на следующее утро Шесть выдвинулись в путь. Еще месяц-другой они побродили по дорогам, наслаждаясь своей свободой, почти забыв в дружбе о своих горестях. Чайка знала историю каждого из них, но своей делиться не спешила, да никто ее и не принуждал к этому — всех вполне устраивало то, что она просто была надежна в их опасной жизни. По правде, пятеро детей Диэ были первыми настоящими друзьями Мирры ра Верр. У нее всегда был Индо, были кое-какие приятели в Веоне, сокурсницы из тренировочных залов, однако не более того. Индо был ей больше, чем друг, он был ее братом. Остальные же никогда не считали себя равными ей, что бы она ни делала и ни говорила. Тут же Имон, старший из всех, был главарем по общему признанию, а остальные находились на одном уровне, и Чайке это нравилось. Когда сезон дождей подобрался совсем близко, а на вольных хлебах стало не слишком-то приятно жить, Шесть перебрались в небольшой городок с каким-то странным названием. Крейм и тот был больше, богаче и красивее, но зато трактир им достался что надо. Втридорога хозяин не драл, его жена стряпала очень даже неплохо, в дни праздников конца года были устроены гулянья. Безумство веселья, пляски, выпивка и разные лакомства в середине нудного сезона дождей были как раз кстати, а большего друзьям и не надо было. По полдня они проводили на открытом воздухе в потешной борьбе, причем Чайка обнаружила, что школа веонских улиц научила ее мастерски драться в рукопашную. Влетало же им с братом когда-то за эти потасовки с городскими мальчишками и девчонками… Потом, выдохнувшись, Шесть возвращались в большой зал трактира, где проводили остаток дня в праздности и болтовне. Часто вспоминали все-таки состоявшееся ограбление зазевавшегося и потерявшегося в паутине атрианских дорог купца из Бриана. У него не было никакого особенно полезного товара, но Сэл была счастлива пронзить его грудь своей саблей, увидеть кровь врага на клинке. Зато Мирра неожиданно даже для самой себя нашла среди его многочисленных сундуков новенькую синюю тунику, которая пришлась ей точно впору. Синим был флаг Атриана, и было совершенно непонятно, почему во время войны купец располагал товаром вражеского цвета, но Чайка о том не думала. Она просто радовалась тому, что у нее теперь был «парадный» наряд, ведь остальные ее туники новизной не блистали. Иногда в трактире появлялись воины. Чайка прислушивалась к их разговорам, пытаясь уловить крупицу знания, которое хоть на самый маленький шажок приблизило бы ее к Индо. Возможно, она узнала бы много больше, если б заговорила с ними открыто, но опасность была слишком велика. Расскажи она правду, и сама бы оказалась в опасности, и пятерых друзей подставила ни за что, если бы открылась не тем людям, а солги — воины могли бы случайно оказаться слишком близки к Индарку и тотчас раскрыли бы обман. Потому она просто слушала, но так ни разу и не услышала чего-либо, что могло бы ей помочь. С редкими проезжающими проносились и слухи о ходе войны, развязанной так некстати. Еще при Верре отношения с Брианом были на волоске от гибели, но после его смерти все, что он успел сотворить в последние месяцы, рассыпалось в пыль. Следовало отдать должное Кинтепу — войну он вел неплохо: побед было не меньше, чем поражений, и дальше вглубь атрианской территории фронт не продвигался, так и оставаясь в приграничье. Вот только войны этой, изломавшей столько судеб, можно было избежать… Были и сны. В основном нестрашные, но все, как один, неясные в своей цели. Один раз девушка видела приготовления к коронации нового арха, но самого правителя она так и не увидела, а потому не знала, кто им был. В другой раз был тот же самый мальчишка, что и во сне в первую ночь в Крейме, только уже изрядно выросший. Оба раза она видела его лишь со спины, но не могла не узнать его. Темные волосы юноши, обрезанные заметно короче, свободно лежали на его плечах. Он был одним из сынов Диэ. В богато убранной комнате против женщины в легкой тунике, раскинувшейся на диване среди подушек, он стоял, не сняв промокшего плаща. Когда женщина бросила парчовый мешочек, переливчато звякнувший монетами, юноша поймал его одной рукой на лету. — Отличная работа, ма-эр. Вы заслужили эти деньги. Да, вот еще что, — женщина властным жестом остановила готового развернуться и уйти сына Диэ. — Если нужно… Я знаю одну врачевательницу, она может… Юноша не дал ей договорить: — Благодарю, но не нужно, — его слова, против того времени, когда он говорил с Кинтепом, стали очень тихи и вкрадчивы. — То, что со мной сделали, — лучшая реклама моих услуг, не правда ли? Что может лучше доказать, что я способен выбраться из абсолютно любой передряги? Вопрос остался риторическим — на этом месте сон кончался. Но больше всего Мирру потряс третий сон, виденный ею не раз с изменением только малейших деталей. Она видела свою мать, со слезами на глазах стоящую на коленях перед алтарем. Она все время молилась разным богам: Мио, Великой Матери, Даоне, Вэю, — но неизменно просила беречь ее дочь и ее сына. Тиана ра Огерр постарела за несколько месяцев больше, чем за многие годы до этого. Каждый раз пробуждаясь от такого сна и сама в слезах, Мирра подолгу не могла уснуть. Она пыталась задушить рыдания, уткнувшись в подушку, и шептала как заклинание свою просьбу, чтобы мама простила ее. За две недели боль забывалась, и она снова видела мать перед алтарем… Рыжий был с нею все это время. Только ему девушка могла поверить то, что рассказывать даже друзьям было слишком опасно. За хмурым, сумрачным сезоном дождей пришла юная весна. Только пробился сквозь тяжкие тучи первый яркий луч звезды, как вольница уже скинула с себя оцепенение, размяла затекшие мускулы и вырвалась на свободу. Впервые за долгие, тоскливые месяцы выехав на дорогу, Шесть балагурили еще сильнее обычного. Первая гонка, окончившаяся без победителя, вызвала волну смеха и принесла настоящее облегчение. Они направлялись к роще арха Тэриса — единственному месту на юге Атриана, где росли деревья, когда-то специально посаженные по приказанию прадеда Мирры. Летом там было весьма многолюдно, но ранней весной роща всегда пустовала, и Шесть надеялись провести там несколько недель до наступления настоящих, теплых вешних дней. Вокруг них в эти дни царила безмятежная радость, они не ведали забот и проблем, отдавшись без остатка весне и юности. Во всяком случае, так было первые три недели, до того, как произошло одно событие, разделившее их жизни, а в особенности жизнь Чайки, на очередные «до» и «после». Он появился в тихий предрассветный час. Мирра да Имон были единственными, кто не спал. Она, незамеченная главарем, коротала время, сидя на ветке раскидистого дерева и вырезая из деревяшки гребень для уже отрастающих волос. Имон что-то сосредоточенно высчитывал, склонившись над картой. Брианцы наступали вновь, и главарю вольницы начинало казаться, что бродить у границ — не самая лучшая идея. Остальные спали далеко, лишь Миа, из постели которой вылез Имон, свернувшись калачиком, посапывала рядом. Он пришел из леса, прошел прямо под тем деревом, на котором сидела Мирра. При нем были только лук и колчан стрел, да сумка через плечо. Туника его была скроена очень странно, так, как Чайка никогда не видела — с широким рукавом до самого локтя. Но она не могла не узнать этих волос… Он шел очень тихо, но Имон все равно заметил его, а заметив — изменился в лице, словно испугавшись. Незнакомец улыбнулся: — Здравствуй, Имон. — Здравствуй, Диер. Голос Имона был с ледком. Мирра прекратила свою работу, чтобы ничего не упустить из их разговора. Она уже знала, кто таков этот юнец. Диер… это редкое имя было ей слишком знакомо. Его обладатель снился ей в кошмарах, но не так представляла его обладателя… — Какие вести, Меченый? — Вас заказали. Не знаю, кто. К завтрашнему утру они точно будут здесь… Они охотники за головами. Профессионалы, Им, чтоб ты понимал. Берегись, уводи вольницу сейчас же. Он говорил все так тихо и вкрадчиво, как во снах Чайки, без особого акцента, но слово вольница произносил с ударением на «и». Да и сам говор однозначно был северным, откуда-то близ Веона. — Почему я должен верить тебе? — В память за былую услугу. Потому что я загнал славного гнедко, чтоб сказать это тебе. За былую, если угодно, дружбу. — Былую? — переспросил Имон, будучи, казалось, удивленным. Разбуженная голосом Имона, села в постели Миа. Она узнала Диера, как и Имон, с первого взгляда. Он тоже увидел ее, кивнул едва заметно. Имон сидел к ней спиной и не видел, что она проснулась. — Я всегда буду помнить твою услугу, но это не дружба. В дружбе двое дают и двое берут, у нас же и то, и другое однобоко. Миа подошла сзади к Имону, уже готовившему тираду, обвила его шею руками, поцеловала в макушку головы. — Не надо, Им. Останься у нас, Диер, хоть ненадолго. Если хочешь, я познакомлю тебя с Чайкой, — наткнувшись на стену его непонимания, Миа пояснила: — это та девчонка, которую ты заметил в августе у дороги. Она, между прочим, тоже с севера. Юнец неопределенно покачал головой. Вскоре проснулись и остальные. Тиан поздоровался с Диером, как со старым другом; Арро был холоден еще больше Имона, но и незнакомец не уступал ему в неприветливости. Мирра вспомнила слова Тиана о том, что этот северянин — Диер — бросил их, и, как видно, Арро так и не простил ему этого. А может, они и до этого не слишком ладили. С утра устроили потешный бой. Арро и Диер соревновались в стрельбе, причем первый стрелял сильнее и дальше, а второй — точнее. Потом дрались холодным оружием. После того, как Мирра играючи уложила Сэллу, Диер перекинулся несколькими словами с Имоном, причем оба странновато покосились на нее. Чайка не замечала такой подозрительности в глазах главаря с того самого дня, когда он впервые назвал ее дочерью Диэ. Вскоре молодым людям наскучило драться не в полную силу, и вольница разделилась. Девушки остались в лагере, якобы ради приготовления обеда. На деле из них троих обращаться с котелком, продуктами и поварешкой умела одна Миа. Мирра и Сэл просто сидели рядом, развлекая подругу болтовней, и, пока та отвернется, таскали у нее что-нибудь из еды. Миа знала об этом, но смотрела на проделки подруг сквозь пальцы и улыбалась. Мужская половина компании отправилась на конную прогулку по ближайшим окрестностям. Имон великодушно позволил Диеру оседлать запасного коня, купленного при последнем посещении ближайшей деревушки, но тот особенно благодарным не выглядел, будто предпочел бы быть где-нибудь подальше от всей этой компании. — Почему он носит такую странную тунику? Этот вопрос неожиданно пришел Чайке на ум, когда она отправила в рот очередной кусок хлеба. Пусть она почти уверилась в своих догадках, проверить их не помешало бы. Сэлла многозначительно посмотрела на Миа. Миа ответила ей не менее загадочным взглядом, оторвавшись от своей готовки. — Знаешь, Чайка, — начала Сэлла, откусив кусок луковицы. Она жевала лук, как другие ели яблоки. — Лучше б тебе к нему не лезть, да не интересоваться ничем. Просто держись от него подальше. Ты же еще совсем девочка, а он… — за эти слова девица тот же получила по губам от Миа и насупилась. — Не слушай ее, — проговорила Миа, подув на похлебку в ложке, и сунула ложку Мирре под нос. Девушка сняла пробу с обеда и одобрительно кивнула. Похлебка у Миа была что надо. — Диер — хороший человек. Странноватый, но хороший. Что до туники… Он прячет шрамы на плече. …Стояла глубокая августовская ночь, теплая, но вместе с тем уже почти по-осеннему неуютная. Проклиная про себя брата, на чем свет стоит, Миа в свете лучины штопала его тунику. Только Тиан мог так изодрать почти единственную одежду, пробираясь сквозь колючие кусты. Только ему вообще могло прийти в голову через них пробираться. Совсем рядом, под той же лучиной, братец резался с Имоном в карточки, при чем последний клял Тиана вслух и не выбирал особенно выражений. Поначалу Миа пыталась шикнуть на них, но потом плюнула и старалась пропускать ругательства мимо ушей. Где-то снаружи раздались непонятные шорохи, но Миа не придала им значения: в здешних рудниках ночью часто замечалось всяческое странное шевеление, и куда выгоднее для себя было делать вид, что ничего не слышишь. Если, конечно, ты надеялся прожить долгую жизнь. Но потом шум повторился, причем совсем близко к двери, и Имон поднялся с места, заранее пробурчав себе под нос какое-то оскорбление для того, кто был за дверью. За дверью стоял, держась за стенку хижины, какой-то паренек, почти мальчишка. С трудом разлепив ссохшиеся губы, он чуть слышно прошептал: — Помогите… Имон втащил его в хижину. Миа вскочила с табурета, на который тут же рухнул парень. В жалком свете лучины его бледное лицо выглядело совсем уж покойницким. Его ноги были в крови, грязная, изрядно потрепанная туника кое-где присохла к ранам на спине и груди. Но хуже всего был жуткий ожог на его правом плече. Ожог был в форме клейма государственного преступника. — Раздевайте его и принесите воды, — приказала Миа, доставая из сумки все свои травы, экстракты и зелья. Она приняла решение бороться за жизнь мальчишки, одной ногой уже стоявшего в могиле… — Я залечила его раны. Несколько месяцев после того он пробыл с нами. Сначала они с Имом неплохо ладили, но потом начали ссориться. Диер делал для Има все, а Имон… Будто вы его не знаете. Он считает, что должен быть абсолютным авторитетом во всем. Он придумал ему прозвище… Меченый. Когда Сэл пришла к нам, Диер ушел. Вернулся на неделю через три месяца и на две — через год. И вот теперь. Он вольная птица, он не станет ни под чьим командованием жить, а сам главарем быть не хочет, — вздохнув, Миа умолкла. После того, как история была рассказана, все три девушки долго сидели молча. Мирра вспомнила свои давние сны о Меченом. А ведь сон был далеко не один… Перед квиндецимом — раз, с дядей — два, с женщиной, знавшей некую врачевательницу — три. Да и во сне, виденном накануне встречи с вольницей Има, наверняка был он же. Во всяком случае, в девушке, просившей не хвататься пока за лук, Чайка давно признала Миа. Этот таинственный юнец — Меченый — был ее давним знакомцем. Ей было неполных четырнадцать лет, когда Диера, сына Аиры, обвинили в попытке изнасиловать дочь арха. Правда, насколько истинны обвинения, предъявляемые кому-либо ее дядей, она не знала… А тот сон, где мальчишка дерзко отказал Кинтепу, она помнила слишком хорошо. За обедом Мирра была очень рассеяна, не участвуя в общем разговоре, который был удивительно миролюбив. Тиан острил, Сэлла болтала глупости в своем обычном стиле. Иногда Диер вставлял одно-другое меткое словцо. Имон долго и пространно рассуждал о брианцах и действиях «наших», после чего препирался по этому поводу с Меченым, осведомленным не хуже, если не лучше него. Потом разбрелись, кто куда. По инициативе Миа Мирра несколькими словами перебросилась с Диером, в основном просто поблагодарив за то случайное спасение, а про себя молясь, чтобы он не узнал ее, как она узнала его. На все ее слова он ответил какой-то заезженной фразочкой и не сказал больше ничего, но вот взглядом часто возвращался к компании девушек, будучи совершенно отрешен от того, что служило предметом для разговора Арро, Тиану и Имону. В лагере царила полусонная тоска. Жизнь «на природе» за три недели успела поднадоесть вольнице, и скука сковала их умы и тела. К тому же присутствие Диера их стесняло, а он, судя по всему, прекрасно это видел. Сэл и Тиан, наиболее энергичные в компании, бесились от бездействия. Памятуя дневной разговор с девушками и то, что знала сама, в эту ночь Мирра легла поближе к Сэл, Арро и Тиану. Имон и Миа всегда спали в стороне; Диер еще сидел у затухающего костра, когда остальные уже давно легли. Темные пряди скрывали его лицо, не давая понять, о чем он думает. Мирра спала без снов, но беспокойно. Она будто чувствовала, что готовит день грядущий. Ее разбудили рано утром. Сэлла без особенных церемоний растолкала подругу, которая, как выяснилось, была последней из всей компании, кто еще спал. Завтракать девушке не хотелось — сосало под ложечкой, да никто и не предлагал. Имон привычно ворчал, проверяя оружие: — Если никто не появится, я не знаю, что я с тобой сделаю, Меченый. — Будь спокоен, появятся, — темноволосый усмехнулся. Он перешнуровывал высокие сандалии-котурны, опустившись на одно колено, и даже не смотрел в сторону главаря вольницы. Когда же он наконец поднял голову, Чайке показалось, что он не спал всю ночь — под глазами юнца пролегли тени, которых еще прошлым вечером не было. Все семеро сидели внешне спокойно, в основном, перепроверяли оружие, но в лагере все равно чувствовалось напряжение. Легкая боязнь была так явна, что, казалось, протяни руку — и сможешь коснуться ее, почувствуешь на пальцах ее липкую сущность. Все молчали. Наконец они ощутили подрагивание земли, и Диер, решительно поднявшись, произнес: — Пора. Арро встал вслед за ним, и оба лучника влезли на ближайшие деревья. Арро абсолютно скрылся в листве, Меченого можно было заметить, если знать, что он был там. Мирра засунула своего кота в сумку, а сумку прикрыла одеялом и оставила на самом краю поляны. Им властно тряхнул головой, и через несколько секунд остальные пятеро уже стояли в ряд, плечом к плечу, положив руки на эфесы. Мирра, Сэлла, Имон и Арро дрались саблями. У Миа была шпага, а у ее брата — меч. Через минуту-другую на поляне появились пятеро всадников. Один — зрелый воин, умудренный летами да сединами, другие четверо — юнцы немногим старше детей Диэ, стоявших в ряд: трое мальчишек и одна девица. Старик усмехнулся, спешился и то же приказал сделать своим спутникам. Дети Диэ безмолвствовали, и тогда первым начал свою речь старик: — Отдайте мне ту, что называет себя Чайкой, и я не трону остальных. Мне нужна лишь она. У Мирры перехватило дыхание, а пальцы неприятно похолодели. Имон в свой черед презрительно усмехнулся. — Мы своих не выдаем. Или все, или никто. Старик потянулся к мечу. Он выглядел довольно пугающе: приземистый, но крепко сбитый, словно весь состоящий из одних мускул и жил. В ту же секунду, когда наемник обнажил клинок, две стрелы одновременно вонзились в шеи двоим его спутникам. Фонтаном брызнула кровь, и поверженные стали оседать на землю. В их глазах отразился смертельный ужас. Арро и Диер прекрасно справились с возложенной на них миссией. Пятеро детей Диэ одновременно, как по команде выхватили свое оружие. То же сделали двое оставшихся в живых спутников старика: юноша и девушка. По едва заметному кивку Има Миа и Сэлла отошли чуть дальше, в тень деревьев. Имон предпочитал честные бои. Трое на трое. Они бросились друг на друга, не выжидая больше ни секунды, и сплелись единый клубок из человеческих тел и стали. Им взял на себя старика, Тиану достался длинный паренек, а Мирра сошлась с девицей из свиты наемника. Лязг клинка о клинок и ускоренное дыхание противников были единственным, что могли слышать четверо наблюдателей. А потом Тиан изловчился и с разворота всадил клинок в грудь своему противнику. Тот дернулся, попытался кинжалом ударить молодого киртанца, но Тиан увернулся и вытащил меч из груди наемника. Кровь противника обагрила его тунику, но сам длинный юнец уже скорчился на земле, и Тиан бросился на подмогу главарю, который явно не справлялся со стариком. Мирра ловко парировала удары девчонки. Пришло время припомнить все уроки, когда-либо полученные ею от самых разных людей. Девица ни капли не уступала Чайке в мастерстве, но, попытавшись рубануть противницу по предплечью, поскользнулась на крови своих спутников, и в итоге только оцарапала дочери Верра руку. Мирра уже занесла саблю, готовясь, подобно Тиану, вонзить сталь в тело врага, но ее опередили. В грудь девчонки, еще порывавшейся встать, угодила стрела, вошла глубоко, разорвала легкие и сердце. Чайка подняла голову. Им на пару с Тианом уже прикончили седовласого, и теперь главарь обшаривал тела нежданных гостей. Наконец он нашел то, что искал. Как ни странно, исписанный мелким почерком листок лежал не у старика, а у одного из юнцов, которые были первыми убиты стрелами. Имон хмуро прочел про себя письмо. На одном из углов листка растеклось алое пятно — кровь первого обладателя письма. Затем главарь передал письмо Диеру, а от того оно пошло по рукам. Мирра прочла его последней. «Ваша цель — девица, дочь Диэ, что называет себя Чайкой. Ее спутники заказчика не интересуют, только она. У девицы восьмой уровень подготовки». Имя подписавшегося было ей не знакомо, но, судя по выражению лица Арро, он знал его слишком хоорошо. — Это жених моей матери, — тихо пояснил он. Минуту Мирра и Имон молча глядели друг на друга. Остальные тоже не двигались с места; все они стояли рядом с телами пяти наемников на окровавленной траве. — Ты ничего не хочешь объяснить, Чайка? — спросил Им, умудрившись сохранить внешнее спокойствие. — Хочу. Очень хочу, — призналась девушка и тяжко вздохнула. Она знала, что должна делать. — Но я не стану подвергать вас такой опасности. Довольно этого нападения. Я уйду, Им. Сейчас же. Простите меня, я не думала, что все обернется так. — Ты не должна… — начал было главарь, но оборвал сам себя: — делай, что хочешь. Шестеро детей Диэ наблюдали, как Чайка собирается и седлает коня, сбившись в одну кучу, и с недоумением пытались осознать все происходящее. Мирра старалась не смотреть на них, полностью погрузившись в дела. Сумка с вещами; все на месте. Кот. Она выпустила его из второй сумки, и Рыжий тут же взобрался ей на плечи, впившись в кожу своими острыми когтями — словно в отместку за недавнее заключение. Уже направив Звездочку тем же путем, каким недавно приехали наемники, Мирра в последний раз обернулась и махнула друзьям рукой: — Прощайте. Имон обнимал Миа за плечо, трое подростков в растерянности стояли возле них. Только Меченый смотрел на Чайку с подозрительной заинтересованностью. Мирра почти физически ощущала взгляд его глаз, голубых, как лед на далеком севере. Выехав из рощи, Чайка пустила лошадь рысью. Кот уже скрылся в придорожной траве. История повторялась. Снова дочь Верра ехала совсем одна, да еще и не зная, куда. Вокруг опять простиралось море трав, лишь только не успевших высохнуть под знойными лучами света. Друзья остались где-то там, в туманной дали, отпустили ее так легко… Мирре хотелось кричать от бессилия и отчаяния, хоть она и знала, что поступила верно. Девушка провела в седле весь день, лишь несколько раз ненадолго остановившись, и уже была далеко от благословенного леса, когда день медленно начал уходить, понемногу впуская в мир темноту. Об утреннем приключении напоминал лишь саднящий порез на руке. Тогда, купаясь в лучах заката, Чайка услышала позади себя еще одного всадника. Сначала она хотела предпринять попытку сбежать, но тут же передумала, не захотев загонять Звездочку, и остановилась. Будь, что будет. После этого решения на душе сразу стало как-то спокойнее. Убьют, значит, убьют. Так просто она не дастся, но и бегать ото всех ей больше не хотелось. — Моя судьба в твоих руках, господин мой Мио, — прошептала девушка, и развернула Звездочку так, чтоб оказаться лицом к лицу с другим всадником, когда тот подъедет близко. Поначалу явно ехавший галопом, тот перешел на рысь, а потом и вовсе приказал своему гнедко идти шагом. Когда он это сделал, у Мирры больше не осталось сомнений в том, кого она видит перед собой. Девушка нервно облизнула губы. В горле неожиданно пересохло, когда она припомнила все, что о нем знала. Она боялась его, несмотря ни на что, и в то же время понимала в глубине души, что согласится на все, лишь бы снова не быть одной. — Вечер добрый, Чайка, — с призраком улыбки на губах поприветствовал ее Меченый, остановив своего коня всего лишь в нескольких шагах от белой Звездочки. — Ничего не имеешь против компании? Мирра только и сумела, что покачать головой.