Путь Воина

Ее волосы пахли сладким цитрусом. Это он заметил еще очень-очень давно: когда она впервые наклонилась, чтобы перевязать ему руку. Всего-то глупая царапина, а она беспокоилась… Этим утром, после вчерашней ссоры, запах ее волос был, кажется, единственным, что осталось привычным и неизменным. Сначала она боялась. Косые взгляды, грубые слова, одни только прозвища — все это очень подходило к марту, который после пары дней тепла стал промозглым и гадким. Однако же, несмотря на всю холодность и почти взаимную неприязнь, он знал: Чайка не предаст. Не предала Има — не предаст и его. После его семнадцатого дня рождения и того странного ночного разговора отношения переменились. Благодарность и чуть больше доверия — вот, что появилось в Чайке тогда. В единственный раз, когда он назвал ее по имени, она отшатнулась: — Не смей! Не называй меня так! Ты погубишь меня! Мирра. Она, похоже, правда считала тогда, что сможет убежать от прошлого. Девочка, совсем еще девочка. Ей тогда было пятнадцать, и она оказалась совсем не такой, как он представлял себе. В один из дней, когда она переписывала бумаги, он отправился за провизией в дорогу и со скуки ввязался в драку. Это даже не драка была, а кулачный бой. Какая-то адептка науки поругалась на рынке с мужичком и искала себе защитника. Мужичка положить было несложно: роста они были примерно одного, только мужичок менее проворный. Во время драки он оцарапал руку о гвоздь, торчавший из деревянного ящика, и перепачкался в пыли, и когда вернулся в гостиницу, она впервые произнесла его имя. — Диер! Что случилось?.. А потом был запах ее волос… Воспоминания мелькают, как осколки яркого витража. Другое, и еще одно — он не знает, за какое ухватиться. Во время одной из их вылазок охранник схватил Мирру и приставил ей нож к горлу. Диер убил его, не задумываясь. Однажды ночью, в июне, Мирра с криком проснулась из-за очередного кошмара. Диер всегда спал чутко, и не мог не услышать этого. В ту ночь она засыпала у него на груди, а он шептал какой-то бред. Это, наверное, и была точка невозврата. Следующей ночью она растолкала его со словами, что ей страшно. Еще через день они уже ложились вместе. Мирра всегда спала у него на плече: так она не боялась кошмаров. Ушел страх — и девочка стала девушкой. Его птахой. Вот же горькая ирония, что именно их свел господин Судьба. Диер никогда бы не причинил ей вреда. Но ему слишком нравилось целовать ее губы, чтоб не пойти дальше. К осени Мирра перестала быть такой худой, как раньше, и похорошела еще больше. Диер прекрасно помнил, как распределялась еда в вольнице Има, и потому нередко отдавал ей даже часть своей порции под видом того, что не голоден, ведь просить вторую порцию ей не позволяла гордость. Почти все вечера они проводили за разговорами. Мирра рассказывала про своего брата, родителей — а Диер был счастлив, что она сидит рядом и говорит с ним. Наступил сезон дождей, и он поймал ее за тайными занятиями с его луком, которые начались, по-видимому, уже давно. Диер не мог даже всерьез на нее рассердиться. Это было всего лишь прошлым утром, а кажется, что в прошлой жизни. Но вот она в объятиях светловолосого воина. Кажется, это конец: кто таков Диер — и кто они… Обернись, Ми. Обернись, птаха. Покажи, что не все кончено. Я не говорил, что люблю тебя. Но это же было очевидно, а я не хотел привязывать тебя к себе насильно. Она не оборачивается. Значит, это конец. Прости, Мирра ра Верр.