Путь Воина

В середине июня в Веоне уже во всю шла подготовка к свадьбе. Венчаться должны были сын Аиры и дочь Верра. Что бы ни говорили некоторые политики, горожанам эта пара пришлась по вкусу. Красивые и счастливые молодые люди на престоле были лучшей его рекламой теперь, когда война счастливо завершилась, узурпатор был свергнут, и государство стало на путь возрождения. Невеста расцвела, как никогда и словно стала чуть менее худой. Лишь трое: она сама, ее жених и ее мать — знали тому истинную причину. Мирра ждала ребенка. Однако все изменилось буквально за три дня до торжества. Украшенные было белым улицы Веона вновь стали привычного бежевого цвета — цвета песка и глиняных стен домов, а в белокаменном дворце светлые ленты сменились черными. Диер погиб, погиб совершенно глупо — во время очередной воинской тренировки чья-то стрела отклонилась от курса и вошла ему под лопатку. Мирра не потеряла ребенка лишь потому, что не видела этого всего: осталась утром во дворце. Ее «Береги себя» не уберегло его от случайности, и в следующий раз она видела лишь мертвеца. Умри он на ее глазах, у нее на руках, она бы не оправилась. Но теперь Мирра лишь взвыла глухо, когда увидела носилки с окровавленным телом, и ухватилась за стену, чтоб не упасть. Мать увела ее прочь, долго отпаивала разными настоями. Потрясение было велико, но, к счастью, не настолько, чтоб она лишилась и своего дитя тоже. Уже на следующий день Мирра спустилась вниз из комнаты, но больше никогда не стала прежней. Ни жизнерадостности, ни веселья, ни юношеской глупости — ничего. Она стояла на похоронах с пустым взглядом, но не проронила ни слезинки. Основным чувством в ее жизни стало чувство долга. Спустя полгода она родила дочь. У девочки были отцовские глаза, и она сама с каждым месяцем и с каждым годом все больше на него походила: те же движения, тот же тихий смех и лукавство в глазах. Только рядом с ней Мирра ненадолго оттаивала и будто вспоминала свою юность. Когда девочке было полгода, Мирра вышла замуж за сына одного из важнейших дворян. Это было спустя ровно год с того дня, на который было запланировано предыдущее венчание. Она улыбалась на своей свадьбе, но не потому, что хотела улыбаться, а потому, что так было нужно. Он был хорошим мужем, и она была хорошей женой. Она исполняла свой супружеский долг, но без чувств. Она уважала своего немногословного и образованного мужа, прислушивалась к его советам в политике, но в ее сердце он не отзывался не то, что страстью, но даже нежностью. Лишь только Мирра поняла, что вновь беременна, они с мужем разошлись по разным комнатам, и так и жили всю следующие годы, ведь она родила сына. Она любила обоих своих детей, но в сыне нередко видела еще и то, чего в нем не было — верней, то, чьим сыном он не был. Каждый год за три дня до очередной годовщины своей свадьбы, Мирра в сопровождении дочери и младшего брата Диера, Эйдена эр Аира, отправлялась на кладбище за городом. Через некоторое время девочка уходила с дядей, а сама Мирра сидела там долго. Но лишь один раз в год она появлялась у той могилы, в день его смерти: чаще не позволяла себе снимать маску арха, правительницы. С годами, опытом, мудрыми советниками и этой ледяной отчужденностью, сменившей прежнюю порывистость, Мирра вошла в ряды лучших архов. Прошло пятьдесят три года — у нее уже были свои внуки и правнуки. В тот день Мирра с утра отправилась на небольшую пешую прогулку со старшим правнуком, милым восьмилетним мальчонкой. До обеда позанималась вместе с мужем делами, а после легкого перекуса в час дня удалилась в свои покои. Там Мирра устроилась с книгой в старом кресле, сидя на котором, она еще качала дочь, но успела прочесть лишь несколько страниц, когда вдруг увидела вдали светлый, любимый образ. Она отложила книгу и тяжело поднялась, а затем пошла к нему. С каждым шагом Мирра сбрасывала груз прожитых лет. С каждым шагом она молодела, оставляя старое и усталое тело далеко позади. Она сделала ровно пятьдесят три шага, и снова оказалась с ним на расстоянии одного дыхания. По ее щекам текли слезы. Она ждала этого пятьдесят три года. Мирра обвила его шею руками и прижалась, как прижималась тогда — словно в другой жизни. Это был он, такой знакомый и долгие годы живой лишь в ее памяти: его руки, шея, мягкие волосы. Его лицо с тонкой полоской шрама на скуле и его губы. — Птаха моя… — Мы ведь теперь всегда будем вместе? — Да, всегда, — прошептал он. — Я тебя больше не отпущу.