8 июня. 2020 год.
Глухой удар об стену. Пятно крови стекает вниз, вырисовывая по плакату с формулами неорганической химии неровные линии и брызги. Паника. Разбитое стекло под ногами. В руках что-то тяжёлое. Удар. Крик. Удар. Хруст. Люси скользнула ладонью по пыльной полке с неиспользованными пробирками. Воздух в лаборантской затхлый, застоявшийся, с примесью чего-то схожего на стиральный порошок. Хартфилия сморщила нос, чувствуя приближающийся чих. За дверью стоял гул смешавшихся в один неразборчивый шум голосов. Шаг за шагом. Что-то звенит в руках — кто-то прокручивает на пальце ключи от кабинета. Хохот. Паника. Руки в крови, пальцы дрожат, пытаясь оказать первую помощь с сочащейся кровью из затылка и виска. Челюсть сломана. Люси дёрнула за корешок небольшую книгу на нижней полке, поинтересовавшись необычным материалом обложки. Страницы пожелтели от времени, текст в уголке местами съехал по диагонали. Хартфилия захлопнула книгу, легонько подкинув её в воздухе — довольно тяжёлая по весу. Крик. Угрозы. Попытки оттянуть от чьёго-то тела. Мерзкий хохот. Прокрадывающиеся под одежду ладони. Она спотыкается о пластиковую подставку для пробирок и падает на разбитое стекло. Руки в крови, ноги схватили и тянут на себя. Осколки под ладонями и шеей, щека рассечена, платье порвано и окровавлено. Он ещё дышит, но с каждой секундой дыхание становится глубже и реже. Рядом возле заложенного тетрадками стола расположился припавший пылью фикус. Люси поддела пальцем спущенный листок и растерла на нём пыль, маясь от скуки. На подоконнике покоился с десяток стопок тетрадок и журналов. Хартфилия обернулась, оглядывая небольшое помещение на предмет укромного местечка для камеры. Спрятать в шкафу? Плохой обзор. Примостить на полке? Слишком высоко, если учитывать, что Люси дотянется до неё, встав на носочки. Боль не чувствовалась — её было слишком много, чтобы чувствовать, где именно больнее всего. Она не сопротивлялась. Лежала на животе и пыталась разглядеть под стенкой тело, которое совсем недавно испустило последний вдох. В её руках оказался кусок стекла — здоровый, длинный с небольшой зазубриной. Кажется, это от рамки с дипломом, который висел на стене. Так может использовать подоконник? Зазора между тетрадями хватит, чтобы всунуть туда камеру и сверху прикрыть, чтобы она не отбивала свет от окна. Люси достала телефон и мигом сфотографировала подоконник, чтобы посоветоваться с Леви, куда лучше примостить камеру. Отошла на несколько шагов назад, к самой двери, чтобы запечатлеть всю лаборантскую, если вдруг подоконник окажется проигрышным вариантом. Она сжимает в разодранных до кости пальцах кусок стекла. Её подвинули ближе к себе, из-за чего живот и грудь в очередной раз проехались по осколкам, но она молчала. Потому что перестала что-либо чувствовать. Тело встряхивалось и содрогалось в такт стонам и утробному рычанию позади. Она ждёт. Под ней разрастается пятно кровь, и на лицо падают кровавым сгустком волосы. Один глаз с трудом раскрывался. Хватило одной секунды, чтобы собрать оставшиеся силы, резко обернуться и… — Люси, я нашла твою тетрадь. Видимо, МакГарден забыла её тебе передать. Держи. Открыв дверь, учительница зашла в лаборантскую и, на пути к ученице, пролистнула небольшую зелёную тетрадку по практическим. Женщина вручила её Люси с робкой улыбкой, пытаясь оправдать сегодняшний выговор за вроде как ненайденную тетрадку с работой. Она подумала, что Хартфилия, при всей присущей ей ответственности, забыла её сдать в день практической работы со спиртами, поэтому и отругала при всём классе. — Спасибо. А когда я могу узнать оценку за год? — Думаю, ближе к среде. Зайдёшь ко мне, хорошо? Учительница вальяжно прошла к забросанному тетрадями столу и, несколько секунд покопавшись во всей этой макулатуре, выудила небольшой блокнот-записник. Она что-то черкнула там карандашом и, довольно улыбнувшись, намекнула Люси, что будет её ждать. Видимо, хочет обсудить последнюю контрольную, которую Люси успешно сдала (не без помощи Джувии в восьмом задании, так как Локсар заранее слила все задания в общий чат с Леви). — Хорошо. Люси миловидно улыбнулась в ответ, попутно медленно подходя к двери. Женщина ей махнула рукой и Хартфилия, откликнувшись напоследок кратким «до свидания», спешно вышла и прикрыла дверь. Люси аккуратно уложила «случайно» утерянную тетрадку в сумку и достала из небольшого бокового кармашка телефон. Леви как раз отписала, что нагнала учительницу химии, чтобы отдать «найденную» тетрадку, пока Люси ждала её в лаборантской. План сработал именно так, как МакГарден и сказала. Чёрт, десять из десяти. Осталось проверить совсем немного. В коридоре стоял шум — ученики стекались со всех этажей в столовую, где как раз готовили булочки с корицей — этакий подарок от дирекции в честь оставшихся дней учёбы. В школе, в основном, отсиживались старшие классы, так как у многих именно в июне итоговые экзамены и переходные (из десятого в одиннадцатый, к примеру). Люси и сама сегодня умудрилась списать математику (а это как раз последний тест, осталось три норматива по физ-ре), так что после последней проверки, можно со спокойной душой идти к Джувии. В этот момент пришло сообщение от Нацу. Драгнил поделился чудесной новостью, что английский сдан и чуток списан без проблем, так что через час-два он заедет к Локсар за Люси, чтобы украсть девушку на семейный ужин от шеф-повара Гажила Редфокса. Леви на днях хвасталась, что из него просто отменная рукодельница, так что Люси просто обязана попробовать фирменное блюдо. Нацу буквально в ту же секунду шепнул, что стряпня Гажила — прямой путь к диарее, так что если Люси подфортит, то лучше перед этим наглотаться всяких таблеток для лучшего пищеварения. Беда в том, что у Хартфилии и без того желудок ни к черту. Что хуже: умереть в лаборантской от рук троицы сумасшедших или же сидя со спущенными штанами на унитазе после «аппетитного» ужина? Люси хихикнула под нос, отправила стикер-сердечко и спрятала телефон в кармане, припоминая свою изначальную цель спуститься в спортзал, где её уже как минут десять ждал Джерар с наверняка подоспевшей Леви. Фернандес, к счастью, закрыл сдачу своих экзаменов (химия, биология и математика) еще два дня назад, так что, к большой радости, помогал Люси с миссией. Хартфилия подняла голову. Лисанна стояла в десяти метрах и мило беседовала со Стингом. В её руках покоился классный журнал и отчетность насчёт сданных в библиотеку книжек — видимо, исполняет типичные обязанности старосты. Эвклиф заливал к ней без зазрения совести. Парень лыбился в каком-то комплименте, попутно скользя пальцем по её предплечью. Туда-сюда. Когда в коридоре стоят минимум ещё четыре одноклассника и подруга той же Минервы Юкино. Штраус покраснела, неловко отводя взгляд и закусывая губы. Лисанна обернулась, как только над головами прозвенел звонок.Три. Три секунды хватило, чтобы увидеть резкий контраст на её лице.
Люси и Лисанна неотрывно смотрели друг на друга, пока мимо спешно проходили ученики: кто с едой, кто с бранью, кто в спешке. Стинг переглядывался между девушками, толком не понимая, что конкретно происходит. Он несколько раз одёрнул Лисанну за руку, но та не реагировала. На ней не было лица, только прущая извне злость. Она поджала губы и сверлила Хартфилию взглядом, и, о Боги, не трудно догадаться, сколько раз в представлениях бывшей подруги Люси оказывалась без головы. Но Хартфилию не пугало то, что Лисанна постепенно темнела в лице. Она злилась, ещё как. Даже журнал в её руках вот-вот погнётся напополам — настолько сильно она его сжимала в объятиях. Стинг резко посерьёзнел (видно, понял, в чём дело), пытаясь вытряхнуть из Лисанны никому ненужные сейчас эмоции. Он что-то ей пытался вдолбить в голову, вынуждая её слушать его речи. Он готов был вспылить, но Штраус не унималась — продолжала бросать злостные взгляды в сторону Люси так, словно Хартфилия уже успела ей подгадить где-то.И как тут… Не ответить?
Когда Лисанна в очередной раз незаметно бросила взгляд в сторону Люси, Хартфилия ухмыльнулась. Насмешливо, с победой и надменностью во взгляде. Люси откровенно смеялась с остолбеневшей Лисанны, и при этом даже не стеснялась показывать свою истинную сущность — ту Люси, которая Штраус терпеть не может, а с недавних пор эта ненависть выросла в геометрической прогрессии. Хартфилия мысленно прыгала на костях бывшей подруги и в очередной раз дразнила взбунтовавшуюся Лисанну ухмылкой. Та себя ждать не заставила. Только Стингу позвонили, и он спешно ответил на звонок. Лисанна сорвалась с места, чтобы подскочить к Люси — не исключено, чтобы вырвать патлы или расцарапать новеньким маникюром лицо. Но Эвклиф вовремя перехватил её за талию, приговаривая что-то на ухо. Штраус тихо ругалась в ответ, но через нескольких секунд, когда Стинг всё же использовал аргументы куда весомее, Лисанна успокоилась. Относительно. Люси, довольная маленькой женской победой, зашагала в сторону лестницы на первый этаж. У поворота она отвесила столпившейся парочке средний палец и тут же скрылась за поворотом — так Хартфилия, наконец, дала волю эмоциям. Впервые в жизни она прямым текстом послала бесящих до жути Лисанну и Стинга, пусть с одной стороны это была весьма опрометчиво. Мало ли, как они отреагируют на такую борзость. Но, раз видений не было, значит, они будут придерживаться своего плана до победного конца 13 июня. Ну или по крайней мере верить в то, что всё пройдет как надо. Да, Лисанна в этом тоже замешана и не малую руку к отмщению приложит — не глупая же. Этот факт, кстати, всплыл буквально дня три назад, и то — лишь благодаря усилиям и связям Эрзы. Некоторые её «шестерки» видели мило беседующую Штраус в компании Лаксуса, Стинга и Роуга. Как раз последний — Роуг Чени — является одноклассником Джерара и Нацу, который и подстроит пожар в нужный момент. Люси здесь знатно посмеялась, так как всё-таки она не до конца отбитый интроверт и её принцип «никому не доверять» всё же, может спасти задницу. Хартфилия спустилась к Джерару и Леви, стоящим около входа в спортзал. Они обменялись короткими приветственными кивками и, оглянувшись, тихонько зашли во внутрь. Фернандес уверенно шагал в сторону заколоченной двери чёрного входа, попутно объясняя, кому ему пришлось заплатить из студсовета, чтобы хоть как-то аргументировать эту аферу. — Легенда какая: вы организовываете для выпускников сюрприз, пока их будут награждать за достижения и прочую байду. Все будут стоять спиной, так что будем считать это элементом неожиданности. Про этот «сюрприз» никто не знает, но студсовет божился, что если и будут у кого-то вопросы, то ответственность за происходящий дебош берёт на себя. Леви одобрительно кивнула, осматривая приоткрытую дверь черного входа. Ранее она была запечатана, так как в спортзал никто не цинкует, да и камер нет, поэтому добросовестные ученики частенько сбегали со школы безнаказанно. Альтернативный чёрный вход сделали со стороны медпункта (где он под чётким надзором стрёмной медсестры) и в корпусе младшей школы. Люси попробовала опустить ручку, но та поддалась только с попытки пятой, и то, когда Хартфилия надавила на неё со всей силы. — Она заклинивает, поэтому придётся открывать либо мне, либо Грею. Люси кивнула и шепнула благодарность Джерару за то, что он взял на себя такую ответственность. Леви попыталась повторить подвиг подруги, но на её усилия дверь не поддалась — только скрипела. Фернандес боязно оглянулся за спину, когда со стороны входа в спортзал что-то застучало. Люси среагировала на вибрацию телефона в сумке, поэтому мигом достала смартфон, чтобы проверить от кого сообщение. — Джувия подготовила смесь. Думаю, разольем и подпалим в чулане, там нет противопожарки, так что всё должно пройти гладко. Люси развернула экран с присланным изображением горючей жидкости, коей последние несколько часов занималась Джувия. На снимке красовалась типичная бутылка с налепленной этикеткой, мол, «минеральная вода», но во внутрь Локсар залила какую-то фигню, название которой выговорить может разве что Леви. Джерар вздёрнул бровь, чувствуя, как его совесть подаёт признаки конвульсий. — Ты уверена? — Более чем. Всё будет хорошо, не парься. Кстати, Леви, я пришлю тебе в телеграм фотки лаборантской, нужно найти незаметное местечко, чтобы спрятать камеру. МакГарден кивнула и тут же проверила: пришли ли фото или нет. Джерар с сомнением переглядывался с подругами, искреннее пытаясь убедить себя в том, что никто не получит по заднице за подобную самодеятельность. Пока девушки обсуждали, что именно придётся затеять в чулане, Фернандес удручённо простонал под нос. Как бы ему не хотелось оставаться добропорядочным гражданином до конца своих дней, его друзья спихивают его на тёмную дорожку со всем энтузиазмом и упорством. Давление в чистом виде. Леви оглядывала дверь и мазки синей краски на обшивке (видимо, когда стены в спортзале красили, дверь тоже по углам захватили). Люси усердно обдумывала план дальнейших действий и, бывало, бубнела себе под нос. Внезапно телефон Джерара завибрировал в руке.Новое сообщение в общий чат.
Фернандес разблокировал телефон и, несколько раз клацнув по экрану, застыл. Девочки недоуменно косились на него, но, спустя минуту молчания, у Люси постепенно закрадывался страх того, что кто-то с поставленной задачей не справился или… Хуже того, провалился. Джерар развернул телефон, где красовались странные фотографии посылок и коробок, опечатанных темно зеленым скотчем и наклейками с адресом, датой и сумой. Ими был захламлен чуть ли не до потолка какой-то ангар в местности, куда Скарлет ранее решила съездить, чтобы переговорить со своими информаторами из компании Лаксуса. С виду это была либо ферма, либо заброшенная сельская местность, где ранее разводили скот. — Эрза узнала, как именно Нацу хочет получить доказательства. Следующая фотографии в крупном плане. Небольшая картонная коробка, рассчитанная до тридцати килограмм веса. И наклейка с небрежно расписанными сумой на восемьдесят тысяч и именем получателя.Нацу Драгнил. 13 июня. 23:55.
***
10 июня. 2020 год.
Люси теребила краешек футболки, утупившись в точку между телевизором и комодом. Нацу копошился в ноутбуке за столом, вроде как переписывался в группе класса насчёт вчера пришедших результатов по первым экзаменам. Драгнил с успехом (для него, как для полного нуля, это более чем успех) сдал математику, кажется, на сто семьдесят девять из двухсот. Люси узнала об этом одной из первых, так что поспешила поздравить его, купив новые наушники. Техника Нацу не любит — это Люси поняла ещё месяц назад, когда узнала сколько пар наушников Драгнил гробит за год.Двенадцать. Просто магический талант убивать неубиваемое (ну не всегда, правда) за месяц.
Парень потянулся и откинулся на спинку стула, отчего тот скрипнул и немного наклонился назад. Люси тихонько сопела в нос, иногда попивая холодный чай с лимоном. Она привыкла ко всему. К Нацу. К его дому. К Гажилу. К вечному беспорядку в комнатах, но всегда вымытой посуде. Даже Хэппи и Пантер Лили — дуэт недавно подобранных бродяг-котов — стали для Люси чем-то… Родным, естественным, само собой разумеющимся. Смешно сказать, но Люси до жути любила ходить в одежде Нацу, особенно у него дома. Она отобрала у него худи с изображением постера «Челюсти» и даже футболку с надписью на японском (вроде как заказ с интернета, ибо таких Люси не видела ни в Магнолии, ни в Крокусе). И даже сейчас её аккуратно сложенные шорты и майка покоились на стуле в углу комнаты, куда Драгнил обычно скидывал верхнюю одежду. «Стул-шкаф», как подшучивает Нацу. Он даже грозился приклеить скотчем распечатанную табличку с этим прозвищем. Люси укрыла ноги пледом, чувствуя, что футболка, даже не смотря на длину, покрывающую большую часть бедер, не спасает даже от легкого сквозняка. Нацу что-то усердно печатал, оставив Хартфилию на растерзание какому-то сопливому подростковому фильму — кто и зачем такое по каналам крутит, непонятно. Пусть девушка этому и не предавала значения, но Нацу частенько поглядывал в её сторону. Иногда тихонько выдыхал, словно от усталости. Иногда хмурился и прифыркивал, словно зверёк какой. Но молчал. Они сидели в тишине (если не считать фильма и стука по клавиатуре) минут с сорок и, похоже, обоих это устраивало. Более чем (нет). — Люси, что происходит? Нацу резко повернулся, усевшись боком на стуле. Он уставился на девушку с возмущением и претензией, но голос не повышал. Люси только дважды ссорилась с ним, и то — по пустякам. Но даже так, при всей её эмоциональности, Драгнил ни разу не повышал голос в ответ, а всегда оставался размеренно спокойным. Другими словами, он хорошо закален психологически. С одной стороны, это хорошо, с другой вывести его на чистую воду будет в два раза сложнее, так как обычно в гневе люди всю правду и выплёскивают. Хартфилия дёрнулась, отсёрбнула чай и, скорчив недоумение, повернула голову. Она мыкнула и невинно хлопнула ресницами, надеясь, что его любопытство исчерпает себя прямо сейчас. Но Нацу, казалось, был чересчур серьёзно настроен — такого никогда не было, по крайней мере на памяти Люси. Драгнил хмурился, когда она корчила невинность и непонимание, так что пора делать вывод, что подобная схема бесполезна против него. Нацу привык, что Люси иногда — самую малость — любит включать внутреннего актера, поэтому довольно-таки быстро научился распознавать её спектакли. — Люси, что не так? Хартфилия увидела в его лице просьбу и ранее раскаяние во всех грехах, которые он совершил, но ещё не знает об этом. Нацу вот-вот скорчит моську и будет скулит по-собачьи, потому что в его привычках добиваться желаемого давлением на жалость или на больное, а не громкими криками и скандалами ни с того, ни с сего. Будь Люси сейчас в хорошем настроении, может быть, она ущипнула бы его за щеку и чмокнула в нос, но… Настроение взяло внеплановый отпуск на несколько дней. И, если после второго числа Хартфилия пыталась не вспоминать, что её парень её обманывает, скрывая связи с преступностью, то после восьмого, когда открылись заказы на 13 июня… Извините. Тут только орать от безнадёги хочется.Казалось, Нацу искренне хочет сам себе могилу вырыть.
Изнутри пожирало чувство недооценённости. Это сравнимо с присуждением «почётного» второго места, когда разрыв с первым всего в десятую бала или секунды. Люси чувствовала себя второй.Про запас.
И дело не только в том, что Нацу скрыл от неё факт употребления наркотиков… Наркоторговли и попыток устроить Лаксусу «киндер-сюрприз» 13 июня. Здесь даже ошибочное мнение насчёт самой личности парня и его внутренних проблем сыграло лишь малую долю от всего того… Недоумения. После второго июня, когда открылась правда и про Обсидиан, и про торговлю, Люси ночами пыталась копаться в анализе происходящего. Почему Нацу отталкивал её от Стинга? Почему кричал на Лисанну в коридоре школы ещё до знакомства? Почему Грей акцентировал, что про отношения со Штраус должен рассказать сам Нацу, потому что это трудно объяснить? От одной мысли, что между Лисанной и Нацу было что-то или, хуже того, это «что-то» продолжается до сих пор, Люси бросало в ужас. Ревность ли это? Обида? Чувство поражения, не смотря на былую уверенность в обратном? Ведь по традиции Лисанна всегда была лучше Люси. Всегда. Звучит, как приговор, но… Так оно и было. И в учёбе, и в социальной активности, и среди парней. У неё грудь выросла раньше, чем у Люси. Лисанна начала раньше краситься и всегда носила милые наряды. Она до жути любила бантики и блестящие заколки, когда Люси ограничивалась лишь браслетами и ленточками, потому что эти самые бантики и заколки просто ненавидела. Лисанна и сейчас модничает, пытается приукрашивать себя, как девушку. А Люси что?.. Снова кролики? Снова блядский розовый и брелки-помпоны? У Лисанны даже бельё красивое — трудно не заметить такой шикарный комплект, когда в раздевалке перед физкультурой, она чуть ли не специально щеголяет в кружеве от угла к углу в поисках расчёски и резинки. Как на зло, максимум сексапильности, которую Люси может из себя выдавить (не важно в семнадцать или тридцать восемь) — красная помада и небольшой вырез в блузке или свитере. Люси даже удумала пойти в магазин нижнего белья с Джувией, но всё закончилось типичным «оно никакое», «давит», «я в нём как бабка выгляжу». Может сказать Нацу, в чём конкретно проблема? Может, ему тонко намекнуть, что они встречаются около трёх месяцев, а прогресса — ноль целых, ноль десятых? Или он думает, раз присутствует фактор девственности, то всё — крест на постели, до свадьбы ни-ни… Может напрямую спросить, почему Нацу… Не хочет её? Почему каждый раз, когда доходит до откровенности, он сдаёт заднюю? Почему отнекивается и дразнит, мол, «с кровати не встанешь»? А если Люси хочет быть выебанной настолько, чтобы не вставать с кровати сутки-двое? Если, блять, организм требует, а для мастурбации у неё пока есть самоуважение и вроде как дееспособный парень? Хотя такими темпами… «Пальчики заменят мальчика»… Люси всхлипнула, но держалась из последних сил, чтобы не разреветься. Даже признаться стыдно кому-то. Джувия задолбала со своими вопросами, мол, «а когда», «а как», «а сколько в сантиметрах». Хуже того, Леви стебёт, хвастаясь в общем чате, что Гажил смог под десять заходов и ничё — на утро бодрячком. А Люси что?А Люси до свадьбы, блять, ни-ни. Проще пойти в монастырь. . . . . . Всё. Надоело. Хочет знать, что происходит. Пускай знает. Всё равно нужно было поднимать вопрос о Лисанне, так почему не сделать это сейчас?
— Что у тебя с Лисанной? — В смысле? Нацу опешил, на удивление, искренне. Он даже взгляда не отвел, как это обычно бывает, когда на горячем ловят. Драгнил отреагировал с озадаченностью, даже слегка напрягся, но это, скорее, от непонимания происходящего. Но Люси знает, что он тот ещё любитель актерской игры. Хартфилии неоднократно плевались в лицо фактами, мол, «всё, что известно тебе или кому-либо другому — лишь на десять процентов правда», так что ей не привыкать искать в Нацу фальшивку. Особенно, когда речь идёт о том, от чего он по большей части отмахивался или вообще игнорировал. Лисанна казалась какой-то болячкой, чуть ли не венерической — она-то есть, но мы не особо хотим об этом разглашаться, так что давайте притворимся, будто бы её… нет. Круто придумано, правда?Нет, чувак, совсем не круто.
Люси поджала губы и отвернулась в сторону телевизора, чувствуя, что разговор более чем бессмысленный. Через двадцать минут она встанет, переоденется и уйдет домой. А там уж родительский мини-бар, Плю и ор в подушку сделают своё дело. Странно думать о таком, когда через три дня то самое 13 июня, а внутри сидит взрослая женщина, которая вроде должна думать совсем о другом.Но.
13 июня спланировано от начала до конца. Поминутно. У каждого своя роль в этом спектакле. Всё отшлифовано до приторного блеска и состояния стишка — от зубов отскакивает. Они прогнали всю постановку несколько СОТЕН раз, прежде чем разойтись по домам со спокойной душой и надеждой, что в нужный момент мозг не даст заднюю и не начнет выкобениваться. Но Люси была уверена на восемьдесят процентов, что афера удастся. Она видела двоякое видение, как Нацу забирает скорая. Живого. Ему перемотают бинтом голову и руку, уложат на каталку, и отвезут в ближайшее приёмное отделение. Но он выживет. Как и все остальные. Потрепанные, исцарапанные, измазанные чем-то чёрным, но живые.Одна из тысячи развязок 13 июня на пользу Люси. Одна «из». Радует тот факт, что всё же маленькая, но возможность спасти жизни есть.
Так что сегодня можно позволить себе разборки в личной жизни. Разборки, которые закончились без толкового начала. — Забей, Нацу. Всё нормально. Я просто устала после физкультуры. Люси умостилась под пледом и сложила руки под грудью, надеясь, что он отстанет. Всё равно правда рано или поздно выплывет — вопрос от кого: от Лисанны, Стинга или Нацу? А пока можно втупиться в телевизор и продолжать дальше деградировать. Деградация всегда помогает прийти в себя и немного успокоиться. Чем меньше думаешь, тем меньше проблем — «Хакуна Матата» на новый лад. Пользуйтесь, не благодарите. — Если бы всё было нормально, ты бы не была такой разбитой, Лю. Люси пустила истерический смешок. Сердце пекло от негодования и иронии — какой ты внимательный, дорогой! Хартфилия прикусила губу изнутри, чувствуя, что просто не может справиться с переполняющими эмоциями: либо она сейчас взорвется и выложит, как есть, либо встанет и уйдет, попутно что-то сломав. Руки чесались что-то сделать — другого варианта Хартфилия просто не видела.Разбитая? Серьёзно? А как бы ты отреагировал, узнай ты подобное?
Люси взяла декоративную подушку и обняла её, чувствуя, как понемногу отпускает. Пальцы вцепились в велюровую ткань, вжимаясь и вжимаясь. Хартфилия знала, что ей хватит капли и она не совладает с собой. Нацу говорил очевидные, но болезненные вещи. Он говорил всё правильно, да, чёртов наблюдательный психолог, но не помогал Люси избавиться от этого глупого чувства, цитата «разбитости». Только усугублял назревающие «проблемы в Раю».Хватит.
Люси громко всхлипнула, чувствуя, как терпелка подошла к концу. Нацу неотрывно буравил её взглядом и требовал ответов, но сам же! Сам отмалчивался, благородно спихнув роль исповедника Люси. Заебись, что сказать.Чёрт. Да пошло оно. Пошло оно в задницу.
— Ты мне постоянно лжёшь. Даже сейчас притворяешься, будто бы ничего не понимаешь. Может уже хватит, а, Нацу? Драгнил даже не дёрнулся. Только вздёрнул бровью и тут же изменился в лице — стал холоднее, серьёзнее. Он даже не моргнул, сидел и смотрел на Люси с отрешенностью, чуждой, будто Хартфилия этими словами вынесла приговор их отношениям. Нацу сидел неподвижно с минуту, прежде чем повернуть голову в сторону плинтуса и тихонько выдохнуть. — Я не понимаю, о чём ты. — Да что ты. Люси цокнула языком и раздраженно вернулась взглядом к рекламе мицелярной воды. Повисло неловкое молчание, перебиваемое приходящими на ноутбук оповещениями и этой бестолковой рекламой от тампоксов до подгузников. Хотя, Хартфилия предпочла бы и дальше сидеть, втыкая в неумелые постановки на телевидении, чем продолжать ещё больше разочаровываться в отношениях. Хотелось плюнуть и уйти.Хотелось вырвать ту часть мозга, которая выгравировала в памяти все доселе неизвестные факты о жизни Нацу. О его прошлом. О его будущем. Хах, как смешно.
Это прямо как гуляющий по сети мем, мол, «ожидание-реальность». Та же ситуация, только впечатление от неё совсем не веселые. Как бы не засмеяться, чтобы потом резко зарыдать — вот какие «ожидание-реальность» для Люси Хартфилии сейчас. Из крайности в крайность.Хотите по порядку?
По прибытию в это время Люси, нахватавшись вырванных из контекста фактов, ожидала увидеть Нацу забитым аутсайдером с проблемами в голове и общении с внешним миром. Он должен был только с попытки пятой пойти на контакт и кое-как открыться совершенно постороннему человеку, ведь ни с того, ни с сего пациент с терапией и курсом антидепрессантов броситься в объятия не может. По крайней мере, Люси искренне доверяла этому стереотипу о проблемных подростках с реальными проблемами. Люси была уверена, что Нацу — белый и пушистый ягненок, которого незаслуженно убили и осудили. Ну просто зайка, заслуживающая нормального будущего и удачной судьбы. И то, что произошло с ним 13 июня, лишь доказывает, что добром на добро отвечают лишь в редких и единичных случаях.А на деле что?
Нацу Драгнил — типичный подросток, просто немного нелюдимый. Он адекватный, харизматичный, общительный, правда боится открываться людям (больше чем в предполагаемом варианте «ожидание»). В его близком окружении немного людей, максимум те, кто был с ним рядом с самого детства или ранней юности, но при всех этих нюансах, хватило только пары стычек, чтобы наладить контакт.Он хорошо совладает с собой — наивно думала Люси тогда. Он просто умело притворяется — думает Люси сейчас.
Нацу страдал депрессией до лет 16-17, да. У него были попытки суицида, да. Он всё ещё ведет себя как интроверт и аутсайдер, но по правде просто не хочет выделяться из забитого стереотипами общества.Есть ли у него проблемы с головой или какая-то психологическая травма? Определенно, да. Но в не тех описываемых масштабах, которые ей навешивал такой же обманутый Гажил.
Теперь кажется, что вся та огромная папка собранных данных Мирой, Люси и Редфоксом — один громадный обман. Нацу ни с кем из них не был настоящим, не важно про будущее, прошлое или нынешнее идёт речь. Драгнил ловко увиливал от всего, сохраняя свою роль и навешанный семьёй и обстоятельствами образ. Потому что проще быть больным. Проще быть невменяемым. Проще, когда у тебя всегда в наличии «официальное алиби», разве не так?Всё тот же вопрос. Раз Нацу не до такой степени «бо-бо» на голову, почему он наблюдается в водолечебнице и следует курсу медикаментов? Всё тот же ответ. Он не ходит на терапии и антидепрессанты не принимает. Потому что ему от них ни холодно, ни жарко.
Откуда наркотики?.. При чём здесь наркотики? Обсидиан, как уточнял Грей, ядерная смесь аля валерьянка и водка. Идеальный «препарат», тонизирующий нервную систему, при этом не оставляющий следов. И как на такое увлекательно предложение не согласиться, а? Если есть возможность выпасть из гнетущей реальности, полной притворства, вранья, мнимой заботы и рядом ошивающейся смерти, так смысл отказаться? Ведь так проще. Всё равно никто не заметит. Ты ведь… Больной. Пусть Люси и нашла какой-то расплывчатый ответ в этом всём, некоторые моменты она всё же упускала. Лисанна, Лаксус, наркоторговля — на всё это Хартфилия предпочла закрыть глаза, так как углубление в личность Нацу и его внутренние дилеммы успело стать невыносимым и тягостным. Ей просто было больно осознавать, что, по сути, она встречалась с картонной копией. Нет, это не шаблонная маска, коими разбрасываются авторы бульварных романов, нет.Это картонная копия. Нацу постепенно стал картонной копией самого себя. Его настоящее «Я» утеряно, словно Атлантида. Он и сам не знает, кто он. Если бы знал, не занимался тем, чем занимается.
Нацу Драгнил давным-давно стал призраком, блуждающим в округе. Но Люси, как ярый скептик и типичный «слепой» человек ни разу не видела его туманный образ на углу дома или возле школы. Она знает, что он где-то есть. Он где-то существует. Хах, такая уверенность основывается лишь на одной вере, потому что никогда… Люси никогда не видела в Нацу хоть что-то, смахивающее на настоящее «Я». Она просто не хотела искать какие-то подвохи. Потому что проще отдаться на растерзание чувствам, нежели пытаться расслабиться и видеть во всю радужную картинку с единорогами и пасхальными кроликами.Вот, что бывает, когда ты перестаешь всё контролировать и анализировать.
Парень не поднимал взгляд всё то время, пока Люси увлеченно вдумывалась в контекст рекламы про новую линейку брендовых парфюмов. Хотя, Хартфилия, скорее, застряла в моргающих картинках, нежели действительно пыталась вникнуть в суть. В голове каруселью крутились мысли то о том, то о сём. Но предмет этого внутреннего монолога был один и всегда неизменный.Нацу Драгнил.
Кто-то переместил Люси сюда — в это унылое время всё тех же разбитых надежд и несбыточных обещаний. Зачем — спасти 13 июня от громких заголовков во всех газетах и новостных каналах о леденящей кровь трагедии в провинциальной старшей школе, о Боже, какое совпадение, в день танцев. Есть ли в этом скрытый смысл? Да, если учитывать, что Люси прямым текстом показали отдельные отрывки из далекого будущего, где Нацу — её муж и отец двоих детей.Но… А что дальше? Вдруг видения будущего про Нэнси и Ника такие же, как и счастливая развязка 13 июня? Одно видение из тысячи. Тысяч. Миллионов. И снова. А что дальше?
Люси всей душой и сердцем хочет простить Нацу, помочь ему понять, что она его не бросит и всегда будет рядом. Хартфилия хочет доказать, что он для неё — не пустой звук и её чувства не китайская подделка. И, о чёрт, да. Нэнси и Ник — два лупоглазых и щекастых ангелочка это именно то, о чём Люси мечтала буквально всю свою жизньТак думает часть Люси, ослепленная любовью и ранее неизведанными чувствами.
А её противоположностью выступает Люси, набившая не раз шишки и опробовавшая лбом не одни грабли. Сделает раз — сделает два. Сделает два — сделает три. Казалось бы, такая простая истина. Верно, истина. Правда, не раз доказанная опытом не только участка и той кипы уголовных дел всё тех же клиентов из года в год. Дружба, семья, любовь — всё из немаленького списка подпадает под стандарт этого принципа.И снова. А что дальше?
— Так ты в курсе… И как… Как много ты знаешь? — Практически всё. Люси фыркнула, но не оборачивалась в его сторону. Ногти впивались в кожу и даже подушка не спасала от нападка прущей из вне злости и обиды. Нацу буркнул «Грей, паскуда» и цыкнул в стену, надеясь, что Хартфилия не услышит. Минута. Две. Три. Люси мечется между желанием расплакаться и уходом по-английски. Девушка действительно уже с минуту планировала, как поднимется, натянет свои вещи и, хлопнув дверью, исчезнет. Но что-то останавливало. Что-то, сидящее внутри. Её словно оттягивали и оттягивали к Нацу. К по-прежнему пылающим чувствам и нелепым доводам той штуки под ребрами. Любовь — плохой аргумент, честно. Самый худший. — Ты хочешь знать правду, да, Люси? Риторический вопрос. Так или иначе всё бы вскрылось: если не сегодня, то 13 июня, когда Нацу просто не будет куда деваться. Люси закусила губы до ощутимого кровавого привкуса. Голова гудела, а в душе стоял хаос. Этакая гражданская война между двумя устоявшимися принципами. Чувства встречали рациональность залпом ракет и воздушной атакой. Душа — перерытое, усеянное трупами минное поле, болело где-то под внутренними органами, застывшими в ожидании развязки. Всё её тело напряглось непроизвольно. Люси не хотела слушать, но вынуждена была пойти наперекор своим желаниям. Она сама себя заставляла остаться. Выслушать. Понять истоки. Выгородить бессовестного Нацу, аргументировать каждый его поступок.Вот только… В силах ли самой Люси простить его?
— Мы с Лисанной встречались. Хотя, это трудно назвать любовью или симпатией. Скорее, отношения без обязательств. По крайней мере, мы договорились, что верность как таковую соблюдать не будем. Нацу начал издалека. Равнодушно, монотонно, словно задолженный стих перед учительницей, когда уже не играет роли, какой бал получить, главное: лишь бы получить. Люси мысленно рвала и метала только от самодеятельности своей фантазии — она-то подкидывала дровишек в огонь детализированными картинками. В один миг внутри Хартфилии смешалось сразу несколько чувств: лютая ненависть к Лисанне, жгучая обида на Нацу и растущая с каждым словом ревность. Именно последнее не поддавалось контролю, а было чем-то произвольным, машинальным, не зависящим от сознательной стороны Люси. — Мы трахались когда хотели, как хотели и где хотели. Постоянно. Без чувств или эмоций. Это было сравни… работе. Какой-то обязанности. Нацу впервые запнулся, но последующая смена интонации говорила о не самых приятных воспоминаниях, шедших нога-в-ногу с кратким вступлением. Лисанна — не последний персонаж этой истории, отсюда выплывает ещё одно прилагательное — немаловажный. Она внесла свою собственную неповторимую лепту в жизнь сразу нескольких людей. Особенно в жизнь Люси, так как Лисанна Штраус успела стать пожизненным клеймом для Хартфилии.Ведь всегда и везде… Лисанна была и будет первой. Это формула Пифагора. Как дважды два четыре.
Душа заныла, испустив протяжный вой. Люси сцепила зубы, пытаясь удержать слёзы внутри себя. Горечь обжигала горло, лёгкие, селезёнку — она прокатилась волной по всем внутренностям, коснувшись каждой, даже самой укромной частички Люси. Хартфилия не знала: правильное ли решение приняла, когда предпочла держать всё внутри себя, не выплескивая бесполезные эмоции наружу. Никому не нужны твои слёзы. Никому не нужны сожаления и обиды. Тебя будут лишь осуждать. Даже лишь на первый взгляд понимающий Нацу скривится и отчеканит, что ему надоело. Люси сжала кулаки. Выпрямилась и втянула слёзы, надеясь, что не раскраснелась за все те прошедшие секунд сорок. Нацу всматривался в плинтус отрешенно и чуждо — вряд ли он интересовался состоянием Люси всё это время. Тем же лучше. — Думаю, ты в курсе про наркотики и… — Обсидиан. Хартфилия ловко перебила его, прежде чем Нацу собрался снова с духом. Атмосфера стояла невыносимая, воздух казался распыленным газом — тошнило, в глазах двоилось и мелькало. Люси не контролировала дыхание, поэтому оно участилось чуть ли не до состояния сумасшедшей одышки. Наверное, хотелось задохнуться. Нацу виновато улыбнулся — уголки его губ неуверенно дрогнули вверх и тут же опустились. Он мялся, пытался потеряться взглядом в ковре или стенах. В его глазах читалась вселенская тяжесть, вина, искреннее сожаление. Впервые… Впервые Люси увидела в нём того самого призрака. Утерянную Атлантиду. В момент откровения он открылся ей с совершенно другой стороны. С настоящей. — Сначала я ввязался во всё это ради веселья и прибыли. Доход на торговле очень даже неплохой, однако со временем появились проблемы. Здоровье подкосилось из-за дешевой дури, так что у тети навалилось куча вопросов. Она до последнего верила, что у меня на фоне депрессии поехала крыша. Драгнил пустил истерический смешок и тут же втупился взглядом в собственные ладони. Этот жест Хартфилия узнает среди многих других похожих. Первый и единственный раз на её памяти случился едва Люси закончила двенадцатый класс в уже столичной школе. Лейла посадила её перед собой за обеденный стол, поставила тарелку с холодными отбивными и рисом и рассказала о разводе. Мол, документы уже подготовлены, нюансы согласованы. «Всё уже решилось, Люси» — так она сказала, пытаясь не смотреть дочери в лицо. Лейла предпочла отвести глаза на собственные руки, нежели на ошарашенное лицо Люси. Так и сейчас. Трудно передать одними лишь словами весь тот спектр эмоций, который Люси уловила и от Лейлы в проскочившем воспоминании, и от Нацу, который по-прежнему жевал губы, наблюдая, как пальцы его правой ладони сгибаются и разгибаются. Хартфилия прерывисто выдохнула, чувствуя, как её захлестывает. Нацу никогда не был таким перед ней. Он всегда старался лишний раз улыбнуться или подколоть, но сейчас что-то было другим. Даже его голос был на грани того, чтобы окончательно сломаться — как же больно это слышать. — Засунули в водолечебницу, прописали какие-то препараты. Пришлось повременить с травкой, чтобы анализы были более-менее адекватными… В шестнадцать всё заебало: две попытки залезть в петлю, в семнадцать глотнул целую пачку противоалергенных. Благодаря подгорающей заднице Гажила всё закончилось больницей, промытыми мозгами и желудком, за что ему отдельное спасибо. Это было той правдой, которую Люси до последнего не хотела слышать. Думала, что будет готова встретиться с подобными откровениями, но нет. Сердце сжалось, когда Хартфилия мельком взглянула на Нацу. Разбитого, поникшего и вмиг посеревшего. Он буквально мгновенно утратил краски, будто бы всю цветовую палитру высосали, оставив черно-белый кадр. Драгнил застыл, не решаясь продолжить. Всё это время он пытался найти смысл существования, а когда не получалось — опускал руки и шёл на крайности. Максимализм встретился с жестокой реальностью, а дальше каждый справляется с этой кашей по-своему. Сначала наркотики, потом попытки умереть, а потом… Зазеркалье. Бегство. Забытьё. Теперь понятно, кем выступала Лисанна для Нацу в подобные моменты… Инструментом без души и сердца. В его голове она даже не дышала и не моргала, а делала ровно то, что нужно было. И, да, Нацу ловко сравнил это с работой или обязанностью. Штраус выполняла функцию боксерской груши… Кучи сладостей или банки шоколадного мороженого… Бутылки коньяка без закуски.Она была отвлечением, попыткой заглушить стресс.
— Потом… Я узнал, что Ромео, пацан с окраины, ввязался в торговлю. Он из интерната, перевели в новую семью, а там не задалось и он… переборщил. Замахнулся на то, на что у меня безрассудства не хватало. Ему было 15, Люси. Я видел в нём Зерефа, пытался его образумить, а потом он просто исчез. Нацу согнулся пополам, утыкаясь лицом в ладони. Он дрожал, как осиновый лист на буйном ветру. Люси видела в его реакции продолжение истории — трагичное, отрезвляющее, но предсказуемое. Нацу всегда был один, по крайней мере, большую часть жизни. Так уж сложилось, что люди рядом с ним надолго не задерживаются. Даже Грей и Эрза с каждым годом приезжают в Магнолию всё реже, а Фуллбастер и вовсе планирует перебраться на другой континент. Этот мальчик был для Нацу семьей — таким же всеми брошенным, забытым, осуждённым. Нацу и Ромео друг для друга — несбыточное детство, утратившее свои краски слишком рано.И раз судьба у них схожая, не трудно догадаться, чем всё… Закончилось. И что окончательно сломало Нацу Драгнила.
— Тело до сих пор не нашли. Вот он. Исток проблем с наркотиками, наркоторговлей. Обсидиан появился сразу после гибели Ромео — так подсказывало чутьё. Это была реакция психики Нацу на очередную, уже преследующую его трагедию. Всё это время он пытался выживать в этом огромном и сложном мире с мыслью — константой — что все, кто рядом с ним лишь временное явление. Кто-то уедет, кто-то погибнет. Нацу хотел скрыться от человеческих глаз. Общения. Дружбы. Связей. Людей. Чтобы не испытывать всё по новой. Чтобы не сидеть и ждать момента, когда очередной кусок жизни нырнёт под воду. Вот почему Грей вспылил. Потому что его и Эрзу настигла та же судьба, а Люси стала потенциальной угрозой состоянию Драгнила. Поэтому Фуллбастер накричал. Потому что уже ознакомился со всеми самонавешанными проклятиями Нацу и ожидал от Люси ухода. Думал, что она исчезнет из жизни Нацу, и он снова падёт в бездну. По новой закроется. Была бы возможность носить плащ-невидимку, поверьте, он, не раздумывая, носил бы. — Я знаю, о чём ты думаешь. Что заниматься подобным вверх идиотизма и, да, я с тобой соглашусь. Но… Лаксус перешёл все возможные границы. Несколько месяцев назад я узнал, что на доставке товара записано около пятнадцати детей. Им и шестнадцати нет, Люси. Ты только вдумайся. Мне терять-то нечего, пусть. Но кто-то должен остановить это. Пока не поздно. Её отдернуло, словно от тока. Люси, пораженно ахнув, застыла. В голове прокручивались обрывки фраз — они стояли гулом и эхом, разрывая барабанные перепонки, словно включенная на всю катушку музыкальная колонка возле сцены у самого уха. Хартфилия морщилась, но совсем не от подступающей к ушам крови. Нацу ошибается. Он не видит очевидного, просто не хочет. Толкает эпические речи, корчит из себя недоСупермена, но на деле — он всего лишь человек. Самый обычный смертный, которому пуля в лоб и, всё, конец. Нацу легко сломать, легко сподвигнуть на глупости, легко заставить думать о чём-то абсурдном, нелепом. Он — эгоист, посмевший сказать, что ему нечего терять.Что было больнее в тот момент?
Осознание, что Нацу уже давно смирился со своей участью и нисколечко не боится встретить очевидную гибель лицом к лицу? Его безрассудство и детскую наивность, что он весь из себя такой порычит, припугнет и останется живым-здоровым? Его глупость, раз он замахивается на Лаксуса Дреяра, который в два раза больше, сильнее и влиятельнее какого-то дрючка с северного района Магнолии?Или то, что Нацу ни во что не поставил свою жизнь и всех тех, кто её дополняет?
— Нацу, зачем геройствовать? Тебе нечего терять? А Гажил? Грей? Эрза? Из глаз брызнули слезы — совсем не вовремя организм решил показать, кто тут хозяин, но Люси упорно игнорировала факт своей трещины в выдержке. Её не волновало то, что ещё несколько минут назад она зареклась не показывать перед Нацу свою слабость. Хартфилия, едва как вдыхая через рот, пыталась сдерживаться от переполняющих эмоций. От накрывшего с головой возмущения и непонимания одновременно. — А как же… Я? Её ни во что не ставят. Не считают нужным вспомнить или пожалеть. Нацу не щадил её и даже сейчас никак не реагировал на слезы. Он только опустил голову и долго-долго всматривался в ворсинки ковра под ногами. Нацу предпочёл игнорировать факт самого существования Люси в его жизни. Но ведь она сидит здесь и сейчас. Она плачет перед ним и из-за него. Люси не Лисанна, чтобы ею только пользоваться, хотя в контексте Хартфилии будет правильнее сказать наслаждаться. Нацу не видит очевидного. Он избегает реальности, прячется в своём маленьком выдуманном мирке и надеется, что в самый ответственный момент всё обернётся в его пользу. Как по закону кинематографа или шаблонной литературы.Но так не будет.
Люси видела несколько развязок его судьбы. Она прекрасно знает, что есть тысяча… Тысячи вариаций будущего, где Нацу погибает, и только одна, где он еле как дышит на каталке в машине скорой помощи. Нацу Драгнил живёт иллюзией, фантазией. Он придумывает себе теоремы и законы природы, которые вне его мира попросту не действуют. Это и называют самообманом. — Сними розовые очки, Нацу. Тебе никто спасибо не скажет. Думаешь, тебе воздаться твоя смелость? Ты и опомниться не успеешь, как погибнешь. — Если так, то пусть.Так просто.
Сказать подобное так просто, словно это сущий пустяк. Нацу сказал это с необычайной легкостью и равнодушием, будто бы Люси не имеет к нему никакого отношения. Будто бы Люси — единственная здесь, кто болеет розовыми очками и надуманными фантазиями. Драгнил буквально только что навешал ей статус чего-то неважного… Совсем не нужного, того, что в любом случае выскользнет из его рук. Люси приравняли к рыбке в аквариуме. Вот ею наслаждаются, ухаживают, кормят, обустраивают тесный домик. А вот нещадно бросают в туалет, перед этим струсив за хвост над бурлящей воронкой смыва.Зачем тогда это всё?
Зачем ей дали шанс что-то изменить? Зачем всё это время упорно вели к Нацу? Зачем показали далекое будущее с Нэнси и Ником? Зачем заставили поверить во всё это? В то, что у неё есть предназначение? Что Люси Хартфилия родилась для определенной цели, а не просто потому, что система дала сбой? Что Нацу Драгнил — её судьба, ранее утерянная часть души и сердца. Половинка, мать твою.ПОЧЕМУ?
Хотелось крикнуть. Разрыдаться громко-громко. Хотелось ударить Нацу, привести в чувство, показать, что он ошибается. Что есть другой путь, который не закончится гибелью и трагедией чуть ли не с восьмидесятипроцентной вероятностью. Люси сцепила зубы и утёрла ладонью слезы. — Как бы ты не пытался что-то изменить или спасти чьи-то жизни, ты забываешь про то, что у всех этих детей был выбор. У тебя и Ромео тоже. Суровая реальность. Жестокая правда. Этот большой-большой и странный мир всегда ставит крохотного человека перед выбором: идти или не идти, сказать или не сказать. И даже сейчас Люси поставили перед выбором: смириться с тем, что она ошиблась, когда интерпретировала будущее на свой лад, или же продолжать бороться за Нацу. Ведь, когда ему было шесть лет, ему этого выбора не оставили. Его молча оставили дома и уехали в летний лагерь за Зерефом. Через несколько дней молча притащили на похороны и поставили перед фактом гибели семьи. Через ещё несколько месяцев всё также молча отвезли в Харгеон и заставили смириться, что теперь единственный, кто ему будет и мамой, и папой, и братом — Игнил. Когда ему было четырнадцать Нацу снова вернулся к точке невозврата. Тогда. Возле запятнанного сугроба в переулке, откуда выглядывала голова того, кто стал семьёй. Его снова поставили перед фактом. Снова молча заставили принять правду и смириться, что в этом мире ему, похоже, нигде не будет места.Никогда.
Как маленький человечек размером с муравья может противостоять большому-большему и странному миру? Уйти из жизни — решиться пойти на суицид или спровоцировать своё убийство — равносильно увольнению по собственному желанию. Нацу ищет возможности, наконец, перестать молча принимать независящие от его решения условия. Но сейчас всё по-другому. Смерть и потеря близких — это что-то одно, а всё, что касается тебя самого — это совершенно другое. Вот, что Люси пытается донести.Тогда случилось то, что от Нацу не зависело. Случилось, потому что должно было случиться.
Но наркотики — это то, на что и Нацу, и Ромео подписались добровольно. Большой-большой и странный мир наркотики не придумывал, это вне его власти. И сейчас обвинять жизнь в том, что Ромео погиб, хотеть отомстить за несчастных детей и искорёженные судьбы в одиночку, зная, что тебя наверняка прикончат — глупо. — Сейчас… Нацу, прямо сейчас ты можешь всё изменить, но не так. Вместо того, чтобы подумать о себе и о других, ты пытаешься бросить вызов тому, что убьёт тебя раньше. Слёзы заливали щёки. Люси глотала их, толком забывая, что нужно хоть попытаться остановить поток нескончаемых эмоций. Нацу дёрнулся и, возможно, это был тот самый момент, когда суть, которую источали её слова, постепенно настигла сознание. Наверное, не стоит болеть иллюзией и думать, что Драгнил всё понял и буквально сразу же переосмыслит свои планы на будущее. Нет, он этого не сделает. Но Люси может посадить в нём зерно сомнения, которое понемногу, но начнёт пускать корни и терпеливо прорастать. Невозможно взять и отказаться от своего мировоззрения только потому, что кто-то указал тебе на «неправильное» и «правильное». Для этого нужно время.Время, которого Люси уже не хватает.
— Разве у тебя нет желаний? Целей? Хартфилия сжалась, чувствуя, что её накрывает. Она не контролировала ни себя, ни свои порывы высказать Нацу всё прямо здесь и сейчас. Он должен — просто обязан — пересмотреть свою жизнь. Изменить угол, под которым смотрит на происходящее. Иначе одними лишь Лаксусом и тринадцатым июня его жизнь не ограничится. Будет что-то другое с таким же исходом. Для судьбы дата — не привязка. Если нужна смерть, то она будет — раньше, позже, другие обстоятельства, другой повод, другой убийца — не важно.Загвоздка в самом Нацу.
В его узком мышлении. В его принципах. В его отношении к своей жизни и тех, кто его окружает. Нацу Драгнил — идиот, ослепленный какой-то странной истиной. Он, как сумасшедший, погружается в свои собственные идеалы мира и пытается подстроить реальность под свое видение, но максимум его предела — 13 июня, которое тысячу раз заканчивается плачевно. И, покуда Нацу уперто стоит на своём, тысячи трагичных развязок будущего будут существовать. — Ты грёбаный эгоист, раз думаешь, что я сегодня промолчу и буду спокойно дожидаться трёх суток, чтобы заявить в полицию о твоей пропаже. — Люси, это другое. — Нет, Нацу, это то же самое. Это то, что я сейчас чувствую. Люси всхлипнула и прокряхтела — вот он, её предел. Слезы заливали лицо бесконтрольно, складывалось впечатление что запас воды в её организме нескончаемый. Хартфилию трясло, она дрожала, пытаясь закрыть заплаканное и опухшее лицо ладонями. Её голос предательски надломился в обессиленном поскуливании, когда она снова попыталась что-то сказать. Сил не было. Нацу виновато потупил взгляд. Возможно, он хотел подойти, успокоить, обнять, но какая-то его часть останавливала от безрассудных и… бессмысленных жестов. Люси утешение нужно в последнюю очередь. Тем более, что вряд ли Хартфилия подпустит его к себе настолько близко, особенно после своих слов. Драгнил сцепил зубы, чувствуя неимоверное отвращение к самому себе, растущее по градации. Почему она его не понимает? Почему не может просто промолчать, а плачет, будто бы он в чём-то виноват? Нацу ведь её не обидел, не побил. Почему они говорят на разных языках? — Тебе сказать прямо? Я сомневаюсь в твоих чувствах ко мне. Каждый раз, когда я начинаю верить во взаимность, всплывает Лисанна. И я злюсь на тебя больше из-за неё, чем из-за лжи насчёт всего остального. — Ты думаешь, что я неискренен? Нацу осёкся, когда понял, что это был «камень в его огород». Люси медленно, но тонко переходила границы — меняла тему, выплескивая на Драгнила абсолютно всё, что накипело. Но буквально только что она подвергла сомнению его чувства. Это было той высшей мерой, которую Люси не стоило переходить. Хартфилия опешила, как только уловила в интонации парня назревающую злость. Впервые она чем-то задела Нацу до состояния прогрессирующего раздражения. Безусловно, сейчас они были честны перед друг другом. Не скрывались за шаблонами и лживыми улыбками. Люси послала к чёрту контроль, а Нацу отбросил на пол свою картонную копию, коей и была для Хартфилии последние три месяца в статусе парня.Они встретились взглядами. Без секретов. Недоговорок. Скрытых обид.
Происходящее — взрывающийся вулкан Везувий, а Нацу и Люси — тлеющие под пеплом Помпеи. Это был апогей, когда оба обнажили душу и перестали казаться чересчур идеальными. Ласковая Люси и понимающий Нацу канули куда-то далеко, высвобождая кого-то другого. Серых кардиналов, тенью наблюдающих за всем доселе происходящим. — Три месяца прошло, а ты ни разу не подступился ко мне. Как я могу верить во взаимность, если ты же заставляешь меня сомневаться?! — О Боже, Люси, хватит! Трахаться можно с кем-угодно, и будь ты для меня шлюхой, я бы выебал тебя в туалете библиотеки ещё в первую встречу! Нацу подскочил и схватился за голову в негодовании. Из него искрами выпрыгивали эмоции, казалось, что Драгнил вот-вот что-то пнёт или сломает. Он мерял кругами комнату, оттягивая на затылке волосы — парень цыкал и злостно скалился каждый раз, когда Люси хватала ртом воздух, чтобы ответить колким возмущением. Нацу молчал долго, прежде чем взорваться во второй раз. — Ты меряешь всё физической близостью, а я не хочу расценивать тебя только как легкодоступное тело. Мне хватило с головой Лисанны, ещё одной я не вынесу. Больно. Сейчас сказанное приравнивалось к удару ниже пояса. Люси прерывисто вдохнула и без того накалившийся воздух, чувствуя, как горло запершило. Что… он сказал? Хартфилия сжала кулаки, опешив от того, как её тело среагировало быстрее сознания. Нарастающая злость парализовала былую рациональность и пылающие чувства к Нацу. Люси моргнула несколько раз, недоумевая, почему картинка отбивающего кулаком стену Драгнила никуда не исчезает. Девушка поджала руки под грудью, чувствуя, как воздух выбило из лёгких.Это кто тут границы перешел?
Люси готовилась к долгому и нудному монологу. Эпический и переполненный эмоциями монолог грозился выплеснуться из неё в любую секунду — а она и не против. Лисанна — слабое место Люси ещё с самой юности. Учитывая, что ей не семнадцать, а тридцать восемь, Штраус — та самая психологическая травма, рубец, шрам на теле Люси. А шрамы иногда болят. — Я не довожу до постели только потому, что увидел в тебе не просто симпатичную девушку. Ты та недостающая часть меня самого, и, блять, да, Люси — я люблю тебя! Всё так отлично складывалось, поэтому я не хотел портить всё гребанными наркотиками и блядским Лаксусом. Нацу прохрипел, отошёл к столу и измученно скользнул ладонями под чёлку, к затылку и под самую шею. Люси, ранее охнувшая в новой колкости, моментально заткнулась. Парень плюхнулся обратно в кресло — мимолетная злость отпустила. Драгнил больше не пылал опрометчивостью и эмоциями. Он выдохся ещё вначале «конфликта», хотя Люси уже готова была продолжать и накатывать этот грёбаный снежный шар.А зачем?
Зачем продолжать скандалить на ровном месте? Зачем пытаться выплеснуть всё самое нагаженное и обидное? Зачем накручивать себя по новой из-за чего-то недосказанного? Хартфилия не верила в то, что видит. Нацу подтер нос ладонью и всхлипнул, как это бывает у людей, которых нещадно ломали раз за разом. Драгнил получше Люси знает, какова ценность особенного человека. Потому что не раз терял тех, кого любил или кем дорожил, в отличии от самой Люси, которая с пятнадцати лет закрылась от родителей и очнулась лишь на похоронах матери.Он только что сказал, что любит её. Никакой иллюзорной симпатии. Никакого мимолётного влечения. Никаких «показалось». Никаких «это скоро пройдёт».
Нацу чувствует то же, что и Люси. Что они — дополняющие друг друга фрагменты чего-то единого. Что-то, что между ними творится не из-за подростковых гормонов или навешанных обществом ярлыков про обязательные отношения. Нацу и Люси — существуют лишь вместе, а не по отдельности. И это было константой. Это было формулой удачи и счастья. Нацу прикрыл лицо ладонями — его едва слышно из-за дрожащего и надломленного шепота. — Вот из-за этого. Из-за этого я тебе ничего не рассказывал. Люси неверующее оглядывала поникшего Нацу. В ней бушевала вина и совесть за поспешную опрометчивость, ведь Драгнил куда глубже чем она полагала. Он как тот ребус — вечно с подвохом или двойной сутью. Не хватало ни слов, ни воздуха, чтобы вынести то, что творилось те пять минут в комнате после сказанного Нацу. Он любит её. У него есть причины поступать так или иначе и, да, в чём-то он не прав. В чём-то ему стоит измениться. Но Люси для него не пустой звук. Люси Хартфилия — единственное светлое место в его жизни. Первый и единственный правильный выбор. Незапятнанная страница. Та семья, которой Нацу обделили с самого детства. Люси всхлипнула, утирая ладонью слезы. — Тогда почему ты не считаешься с моими чувствами? Хартфилия сползла на пол, утянув с собой одеяло. Она спряталась лицом в коленки, не сопротивляясь захлестнувшим эмоциям. Ковер чувствовался чем-то инородным, диван за спиной — холодной кирпичной стеной, одеяло, обволакивающее только одно плечо — чем-то тяжелым в килограмма три-четыре. Её плечи подскакивали, руки дрожали, кое-как обхватывая сжавшееся тельце. — Говоришь, что тебе нечего терять, но мне есть что. 13 июня 2020 года — решающий и последний аккорд истории переместившейся на двадцать лет назад тридцативосьмилетней Люси Хартфилии в тело семнадцатилетней себя. Причина этого чуда одна — Люси должна была измениться, изменить Нацу, изменить его будущее. Она здесь только ради него. Её предназначение спасти его жизнь и душу, тонущую в самообмане и иллюзиях. Люси видела тысячу развязок судного дня, в больше части которых она и сама гибнет на глазах у Нацу. Она чувствовала всю боль сломанной руки, вырванных волос и надругательства. Она раз за разом переживала момент, когда тело Нацу встречается с асфальтом. Как его голова со всей силы впивается в стену кровавым месивом. Как его челюсть хрустит под напором чего-то большого и железного. Как его раздробленные ребра упиваются в легкие и Нацу лежит на её коленях, задыхающийся от собственной крови. — Я боюсь потерять тебя. Нацу без слов тихонько опустился на пол и подтянул Люси в объятия. Хартфилия, как маленький котенок, вцепилась в него, рефлекторно выискивая безопасности и тепла. Девушка рыдала в воротник его футболки, каждый раз всхлипывая и хрипя его имя. Люси дрожала, вся тряслась то ли от холода. То ли от накрывшей истерики. Нацу только приглаживал её волосы и пытался как можно сильнее прижать её крохотное тело к себе. Он понимал всё без слов. Понимал, будто бы чувствовал, что Люси последний месяц живет в ногу с кошмарами. Её видения преследовали её не только во снах, но и реальной жизни — отнюдь не от нескольких секунду до минуты, а буквально постоянно. Изо дня в день. Это сравни систематическим пыткам, избиению палками. Люси видела тысячу развязок будущего Нацу. Тысячу развязок более десяти тысяч раз. Снова и снова он погибал у неё на руках. Снова и снова она видела, как его зрачок, вздрагивая в последний раз, покрывался мутным стеклом. Снова и снова Люси прислушивается к его дыханию и улавливает то самое — до жути глубокое и неспешное. Последнее. — Снова. Нацу мягко заводит выбившиеся волосы ей за ухо. Неторопливо опускается губами к щеке и целует — невесомо, мягко. Люси всхлипывает, чувствуя, как его губы коснулись лба, кончика носа, уголков глаз. Драгнил обхватил её теплые щеки и опустился к искусанным губам Хартфилии, которые она всё ещё сжимала до покраснения и кровавых подтеков. Нацу нежно коснулся их своими, чувствуя на языке соленый привкус. И снова, вкладывая в эти нежные касания всю теплоту и любовь. Девушка мыкнула и неуверенно ответила, цепляясь трясущимися пальцами за его щеки. Тело млело, внезапно стало ватным и чуть ли не бархатным. Тяжесть на сердце улетучилась, постепенно сменяясь воздушностью и легкостью. Нацу уткнулся лбом в её, сжимая крохотную дрожащую и холодную ладошку в своей. Люси замерла, почувствовав под ладонью что-то тёплое и бьющееся.Нацу положил её руку себе на сердце.
— Просто позволь мне всё закончить, Люси и обещаю… Больше никаких секретов. — Нацу… Призрак Нацу Драгнила перестал казаться выдумкой, ровно, как и легенда о давно затерянной Атлантиде. Нацу перед ней прямо сейчас — самый настоящий из всех, кого Люси видела в своем парне. Люси — единственная, кому довелось зайти настолько далеко, чтобы увидеть скрытое за картонной копией. Таких совпадений не бывает. Происходящее сейчас — не ошибка и не странное стечение обстоятельств. Биение под её ладонью — доказательство того, что Нацу жив и будет жить, покуда Люси рядом. Ведь они — недостающие фрагменты чего-то единого. Грандиозного. Великого. Люси и Нацу не могут полноценно существовать порознь. Это их формула. Их константа. Так было задумано с самого начало, ведь, как сказала сама Хартфилия в их первую встречу…Уж извини, но, кажется, ты обречен.
— Верь мне. Они оба обречены. Не только сейчас. Не только в этой жизни. Не только в этом мире или эпохе. Нацу и Люси существовали и всегда будут существовать, как единое целое, неделимое. Всё это время это было чем-то очевидным, но слишком сложным, чтобы понять. Всё это время Люси топталась на месте, даже не пытаясь принять простую истину. Ведь это сравнимо Земле и Луне. Сравнимо дождю и радуге. Сравнимо дню и ночи. Невероятная связь между чем-то таким же невероятным. Да.Они — нерушимый закон природы.
***
В ночь с 10 на 11 июня. 2020 год.
Люси ворочалась во сне, пытаясь сильнее прижаться к стенке. Она куталась в одеяло, зарываясь в него носом. Нацу, спящий рядом перевернулся на спину и сладко причмокнул, даже не заметив, что с него стащили его же часть одеяла. За окном стояла глухая ночь. Комнату освещал телефон Драгнила, стоящий на зарядке — секунду назад на него пришло оповещение. На улице бушевал ветер, ломящийся в дом через окна. По стенам ходил колкий мороз, совсем не характерный для раннего лета. Где-то вдалеке отсигналила машина, что-то разбилось, гавкали собаки. Хартфилия замычала. Сначала тихонько, но с каждой пройденной минутой её мычания перерастали в приглушенные стоны и завывания. Она лежала на спине, раскинув руки по бокам. Спутанные волосы заслоняли часть лица, пряди, спавшие на нос и губы щипались. Люси не могла вдохнуть или выдохнуть. На её грудь опустилось что-то тяжелое, продавливая ребра. Кости постепенно впивались в лёгкие, мышцы позвоночника свело судорогой, а над ухом ощущалось ледяное дыхание. Хартфилию парализовало.Бубенцы. Снова и снова.
Режущий слух звук бубенцов, доносящийся из-под воды. Тональность снижена, прямо как во время видения с пожаром. Только на этот раз Люси его не контролировала. Она вообще не осознавала, что сейчас происходит. Головой она понимала, что это кошмар, но тело не двигалось — лежало как балласт на кровати. Её грудь не вздымалась от дыхания, а руки постепенно окоченели. По ногам прошелся ветер, хотя Хартфилии казалось, что это чьи-то холодные пальцы. Девушка сжалась изнутри, чувствуя, как что-то темное выползает испод кровати и надвигается на неё медленно-медленно. Горло сдавило что-то острое, словно когтистые лапы. — Это то, чего ты так хотела. Лаборантская. Под ногами лужа расползающейся крови, правая рука раздроблена. В окне отсвечивают фонари возле входа школы, в поле зрения тот самый фикус и даже стол со сваленными на пол тетрадками. Люси прерывисто выдыхает и судорожно ищет пути отступления. В двух метрах валяется окровавленный молоток. — Ты самонадеянно приползла прямо ко мне в руки, Люси. Хартфилия подняла взгляд, пытаясь бегло найти того, кто к ней обращается. Кто это? Стинг? Лаксус? Роуг? В свете отбивающихся фонарей в стоящей перед Люси темноте что-то блеснуло — прямо как солнечный зайчик, отпрыгивающий от экрана телефона. Шаг за шагом. Люси всё труднее давался вдох-выдох. Она пыталась отползти, но буквально через две секунды её спина встретилась с запертой дверью лаборантской. Кровь просочилась в одежду, рука онемела. Волосы спали на лицо кровавым сгустком, будто бы расползающаяся слизь. Люси вжалась в дверь, пытаясь максимально отползти назад, но её туфли только чавкали в луже, хаотично развозя кровь по линолеуму. — Ты всё ещё надеешься, что сможешь выжить, да? Нацу нет рядом. Интуиция подсказывала, что он всё ещё в спортзале, дожидается её, чтобы пригласить на белый танец. Драгнил прислушался к ней, не стал искать доказательства против Лаксуса, а всё пустил на самотёк. Он выпорхнул из системы наркобизнеса путём шантажа и неудачной попыткой переговоров. С трудом, но у него вышло уговорить Дреяра не преследовать его и его друзей по пятам, мол, «по старой дружбе». Не без маленького компромата. Джувия, Леви и Джерар тоже внизу. Они, как и Грей, Эрза и Гажил в недоумении, потому что Нацу всё ещё в поле зрения, Люси пропала, а сигнала не было. Люси поджимает ближе к себе ноги и пищит каждый раз, когда пытается опираться на сломанную руку. Шаг за шагом. Перед Хартфилии остановились белые босоножки, перепачканные кровью. Люси, несколько раз моргнув, поднимает взгляд, натыкаясь сначала на канцелярский нож, а потом на измазанное лицо Лисанны. Штраус нависла над ней тёмной стеной. Её бирюзовое платье пропиталось кровью, она сама была потрепанной не десятиминутной дракой. Её губа и висок сочились кровью, которая медленно стекала по всему лицу к шее и открытой ключице. Лисанна вцепилась пальцами в тонкую желтую рукоятку. Её лицо казалось камнем, оно не выражало никаких эмоций. Её рука не дрожит, лишь поднимается, замахиваясь над головой пискнувшей Люси. Хартфилия хочет зажмуриться, защититься руками или хотя бы встать, чтобы наброситься. Но страх парализовал. Люси всматривалась то в стеклянные глаза Лисанны, то в блестящее в свете фонарей лезвие ножа. Никто не придёт. Все оклемаются только через минут двадцать, когда Лисанна заявиться на пороге спортзала в крови с криком, что нашла одноклассницу со вскрытыми венами на полу лаборантской. Туда же сразу сорвется Нацу и именно он первым застанет стылое и искорёженное тело своей девушки.Это конец. Её конец.
— Кто-то должен умереть сегодня. Увы, этим «кто-то» будешь ты, Люси Хартфилия.13 июня 2020 года.