Знающим я назвать себя не смею. Я был ищущим и всё ещё остаюсь им, но ищу я уже не на звёздах и не в книгах, я начинаю слышать то, чему учит меня шумящая во мне кровь. Германн Гессе, книга «Демиан»
∆∆∆
Эта история не про рыцарей в сверкающих доспехах, доблестно сражающихся с огнедышащими драконами и освобождающих красивых принцесс из заточения; не про добрую прекрасную девушку со злой мачехой и отравленными фруктами; ни даже про невероятного принца-лягушку, которому для того, чтобы вновь стать человеком, нужно было найти свою единственную. Но эта история имеет кое-что общее со всеми этими сказками — она повествует о любви. И начинается как многие-многие другие сказки… Жил-был в одном далёком-предалёком царстве-государстве маленький-маленький мальчик. И жил он в старой-престарой избушке на берегу холодного-прехолодного чёрного моря со своей старой-престарелой матушкой… Что вы говорите?.. Мне перестать изъясняться такими словами? Это, между прочим, старое (-престарое) наречие, однако нынешнее поколение отвыкло от этого… Ну что ж, будь по-вашему… Тёмно-зелёные кроны деревьев-исполинов закрывали практически половину неба, отчего едва поднявшееся из-за горизонта солнце не было видно. О том, что наступил рассвет, можно было понять только благодаря слегка посветлевшему небу и громкому шуму волн чёрного северного моря, что, поддаваясь утреннему отливу, безжалостно разбивались об отвесные скалы далеко-далеко внизу. Из маленькой покорёженной избушки с поломанными ступеньками крыльца, что стояла на самом верху утёса, показалась сначала рыжая макушка, затем — кругленькое веснушчатое лицо, а уже после и сам мальчишка ногами встал на поскрипывающее крыльцо. Со стороны моря пришёл сильный порыв ветра, отчего мальчик поёжился и посильнее закутался в тайком стащенную матушкину шаль. Следовало поторопиться, пока солнце ещё не вошло в самую свою высокую фазу и не начался прилив. Рыжеволосый мальчик по уже протоптанной каменистой тропке начал осторожно спускаться вниз с утёса, руками хватаясь за выступающие с левой стороны камни, опасаясь кинуть даже мимолётный взгляд направо — там, всего в тридцати сантиметрах от его ноги, разверзлась пропасть. Небольшая горстка камней, потревоженная стареньким башмачком мальчика, ссыпалась вниз, гулко ударяясь о стену утёса. Наконец его опасный путь был пройден и мальчик с вздохом облегчения ступил на неширокое плато у самой кромки воды. Во многих углублениях и расщелинах, коими была сплошь испещрена каменистая поверхность, неподвижно стояла солёная жидкость, только изредка подёргивающаяся рябью из-за ветра, — в обычное время эта небольшая горизонтальная площадка была скрыта водой. И лишь метром ниже резвились тёмные волны. Дна не было видно, да можно даже было не пытаться его разглядеть — здесь было слишком глубоко. Мальчик опасливо сглотнул и опустился на колени — ему показалось, что, стой он прямо, на двух ногах, его могло унести. Не ветром, нет, но волнами, которые, даже несмотря на отлив, спокойно могли запрыгнуть на плато. А если он окажется в воде, он долго не протянет — ледяная, что, впрочем, логично, вода была обыкновенным бонусом к тем чудовищам, что обитали в этой чёрной неизвестности. Он, как был, на коленях подполз к самому краю и аккуратно выглянул, пытаясь глазами найти то, за чем он сюда спустился. И вот — несколько больших групп плоских водорослей, полностью примыкающих к отвесной стене, в рассветной темноте мягко излучали неоновый свет, который привлекал к себе внимание. Мальчик улыбнулся: если он сможет собрать всё, у них с матушкой будет большой запас этих лекарственных растений, что означало, что вновь спуститься к этому Аду ему придётся нескоро. Он медленно, не делая резких движений, опасаясь сорваться в воду, достал из холщовой сумки небольшой нож с узким, хорошо заточенным лезвием — единственное, что осталось ему от отца — и свесился ещё больше, привычно засунув носки башмаков в маленькую расщелину, чтобы удержаться. Первая партия фосфоресцирующих, склизких не столько от воды, сколько по своей природе водорослей благополучно отправилась в сумку, и мальчик потянулся за следующей группкой, которая росла чуть ниже первой. Умело орудуя своим ножом, он не боялся порезаться, а когда вдруг задумывался, почему, тут же смеялся: «Это кем надо быть, чтобы не доверять своему инструменту? Вот поэтому-то он и режет своего «хозяина»!» Вторая группа водных растений оказалась больше предыдущей, и мальчик потратил на неё куда больше времени, но и она не заняла у него больше получаса. Но переползая на другую позицию, так как третья часть находилась в некотором отдалении, он с некоторым ужасом представлял, сколько времени он потратит на неё — водоросли занимали несравнимо больший пласт каменной породы, чем первая и вторая группа вместе взятые. Он и так слишком много времени провёл у воды, и ему снова придётся мыть голову, так как в волосах беспощадно засели мелкие крупицы соли. Солнце уже осветило большую часть моря, и его свет постепенно подбирался к мальчику, когда он совершенно внезапно заметил ещё одну группу нужных ему растений — она располагалась в маленьком углублении в вертикальной скале и была ранее не видна. Перспектива собрать ещё больше «урожая» перевесила все трезвые доводы мальчишки, и он свесился с уступа ещё больше. Он уже тянулся рукой к водорослям — он убрал нож в сумку, так как опасался в таком неудобном положении выронить его, — когда на скалу внезапно накатила сильная волна. Мальчик было попытался поскорее высунуться из воды, но было уже поздно — вода пошла обратно, утягивая в своих объятиях и самого мальчика. Ноги оторвались от горизонтальной площадки, и мальчишка с трудом подавил желание закричать — остановило его только понимание того, что в тот же миг, как он это сделает, вода до краёв заполнит его лёгкие. В миг потяжелевшая одежда утягивала его всё дальше на дно, и мальчик всё пытался и пытался выплыть на поверхность. Но тут его ноги что-то захватило, оплело чем-то подобно тому, как побеги плюща оплетают изгородь. Мальчик, стараясь не дышать, оглянулся вниз, и в свете наконец выглянувшего из-за утёса солнца блеснули щупальца какой-то морской твари. И тут он уже не смог сдержать рвущегося наружу крика. Но его никто не услышал… Кроме, быть может, самого́ гигантского кальмара или осьминога...∆∆∆
Гарри судорожно повёл плечами и с силой захлопнул книгу, отбрасывая её чуть ли не на другой конец постели. «Вот вам и история о любви», — передёрнулся он и посильнее закутался в тёплое одеяло. Ветер в который раз швырнул в занавешенное окно пригоршню снега — Сириус был прав, к ночи разыгралась самая настоящая метель. Несмотря на прошедшее время, в памяти юноши были ещё слишком свежи воспоминания о втором испытании Турнира Трёх Волшебников. В тот раз он впервые оказался в большом водоёме — пруд, в котором его однажды искупали Дадли и компания, не в счёт — и… был по-настоящему испуган. Вперёд его вело только осознание того, что где-то в русалочьем городе находится Рон, которого требовалось спасти, а иначе бы он в ту же минуту выскочил из воды, послав этот Турнир и всех его организаторов куда подальше. Магглам в этом плане легче — они даже не задумываются о том, какие твари обитают в толще воды. Они их просто-напросто не видят. Парень ещё раз вздрогнул, представляя себе перспективу быть утянутым под воду каким-то кальмаром, и потушил свет, едва ли не с головой зарываясь под тёплое одеяло. Перед сном он решил немного почитать и выбрал для этого ту самую книгу, «Путь истинных душ», предполагая, что она вполне подойдёт для вечернего чтения. Ага. Как же. Оч-ч-чень неплохо подошла, да. Для ночных кошмаров. Гарри вздохнул полной грудью и насильно заставил себя успокоиться. Сердце постепенно сбавляло свой бег, медленно переходя на степенный шаг, и юноша глубоко задумался. «В детстве мне казалось, что самое страшное, что может быть — это то, что Дурсли, из-за моей даже малейшей провинности, запрут меня в чулане без еды на неделю. Потом пришёл панический страх того, что всё волшебство: Хогвартс, Рон и Гермиона и всё-всё-всё, что со мной произошло в одиннадцать лет — просто сон, и однажды я проснусь и опять окажусь в жалком чулане под лестницей… — парень усмехнулся и перевернулся на бок, устраиваясь на кровати более уютно. — И даже сейчас отголоски этого страха живут где-то внутри меня… Дальше был страх за чужую жизнь и страх перед своей смертью, когда каждой клеточкой своего тела чувствуешь, как смертельный яд василиска распространяется по венам… Но его полностью перекрыла боязнь дементоров. Подумать только — один даже воплотился в моего личного Боггарта! — сейчас в тёплом коконе одеяла этот страх казался чем-то совершенно незначительным. Или, быть может, это Гарри стал старше, или всё дело в том, что он научился призывать своего защитника? — На четвёртом курсе появился страх публичного обсуждения и ненависти, который, кстати, до сих пор не прошёл до конца. Но, думаю, страхом назвать это — самое настоящее преувеличение. Скорее это лишь опасение… Ну а затем я весьма «приятно» провёл время на кладбище ночью с целой толпой фанатиков, да. Незабываемые впечатления. На пятом году обучения я просто до чёртиков стал бояться Снейпа. (Только вот этот страх выявлялся как-то слишком уж странно — я начинал дерзить и пререкаться ещё больше!) Ну, во всяком случае, вторую половину года — целую банку сушёных тараканов, которая разбилась в непозволительной близости от моей головы, обдав меня небольшим потоком нескольких осколков, я не забуду точно! — ух-х-х… А то лицо профессора, быть может, будет преследовать его в кошмарах — так оно было искажено обжигающей яростью! — А вообще… Ни один из этих страхов не сравнится со страхом неизвестности. Я ведь тогда не знал о роли Дамблдора в своей жизни и по-настоящему был в ужасе, когда Снейп, чтобы было слышно на всей площадке Астрономической башни, произнёс всего два слова. «Авада Кедавра»… После смерти директора я не знал, что ждёт меня в будущем. Заберёт Орден Феникса? Так до своего семнадцатилетия мне ещё дожить надо было! А Дурсли тем летом будто совсем озверели, — под толщей одеяла Гарри словно наяву почувствовал прохладный ветерок, который ему, разумеется, только почудился. — А дальше — страх за своих друзей. Да-а-а, тогда я всё ещё считал, что кроме Рона и Гермионы нет никого важнее для меня… Свою ошибку я понял только вечером второго мая девяносто восьмого года. Тогда все мои страхи исчезли, ну, или стали казаться жалким ничем по сравнению с предательством лучших друзей. К Волдеморту на «свидание» шёл уже не Гарри Поттер, Мальчик-Который-Чёрт-Подери-Выжил, а какая-то кукла, простая пустая оболочка… Хотя, как знать, может это было частью плана, а иначе я бы не смирился так просто с тем, что я должен был умереть?..» Парень раздражённо цыкнул и рывком перевернулся на другой бок, глазами уставившись в тёмную пустоту — сейчас, будь глаза хоть открыты, хоть сильно-сильно зажмурены, было неважно. Тьма была абсолютной. И как ничто другое способствовала не самым позитивным мыслям, так что ему следовало заснуть как можно скорее, чтобы только эти мысли не докучали ему… Барашков считать было бесполезно — Гарри знал это по себе, поэтому сосредоточился на какой-то неизвестной, непонятно откуда взявшейся песне-колыбельной, что совсем тихонько заиграла у него в голове…Стоит на кухне недопит горячий шоколад, А он уже себе сопит — мой маленький солдат, Ему приснятся, как всегда, далёкие миры, Планеты, пальмы, города, воздушные шары… …Ночная фея прилетит, как бабочка на свет, И дверь тихонько отворит в мир сказок и конфет. Возьмёт с собой на карнавал таинственный султан, И встать позволит за штурвал суровый капитан… …Ты с ним пиратский клад найдёшь в подземных тайниках, Принцессу юную спасешь в альпийских ледниках. Она тебе подарит вальс на сказочном балу, И голый мальчик пустит в вас волшебную стрелу…
— Не нужна мне никакая принцесса, — сквозь сон буркнул Гарри, даже не понимая, что произнёс это вслух. А в ответ, словно наяву, шёпотом прозвучало только одно слово: — Тише.…Пусть тени за окнами дышат, Они нас с тобой не услышат… …Всегда сбываются мечты, и много лет назад Я был совсем таким как ты, мой маленький солдат. И свет звезды меня манил и солнца звонкий смех… …И провожая облака, познать скорей хотел Я вкус запретный табака и запах женских тел. Но в день, когда я стал большим, как в поле чучела, Принцесса превратилась в дым, а фея умерла… …Пусть тени за окнами дышат, Они нас с тобой не услышат… …Навстречу юности летит игрушечный фрегат, А он себе тихонько спит — мой маленький солдат. Его виденья в этот час прекрасней, чем цветы, А за окном танцуют вальс английские коты… …Пусть тени за окнами дышат, Они нас с тобой не услышат…
∆∆∆
В одной из самых отдалённых комнат тёмного особняка на грязном, пыльном полу в сильной продолжительной судороге скорчился мужчина, и в его чёрных волосах некоторыми отдельными клочками застряла грязь. Трясущаяся нога слегка задела ножку старого деревянного стула, чья спинка была обита некогда лоснящимся атласом, что сейчас стал лишь разорванными кусками ткани, и достаточно громкий скрежещущий звук заставил мужчину сморщиться ещё сильнее — сквозь нескончаемую агонию все посторонние эффекты, будь то звук или движение в углу, воспринимались в разы сильнее. Непроизвольный взмах рукой, что, казалось, в данный момент жила своей собственной жизнью, поднял в воздух небольшое облачко пыли, что, будь в комнате какой-либо источник света, отдельные пылинки завораживающе затанцевали бы друг с дружкой в этом освещении. Всё кончилось неожиданно — мышцы мужчины внезапно расслабились и он осел на полу, распластавшись на спине. Каждый вздох давался ничуть не легче предыдущего, и воздух тяжело гонялся по одному и тому же кругу: комната, рот мужчины, его глотка, затем — гортань, трахея, бронхи, а после уже и лёгочные пузырьки заполнялись кислородом, после чего тот по кровеносным сосудам разгонялся по всему организму. Чёрное проклятие постепенно отнимало его жизнь, и мужчина это прекрасно осознавал, но всё никак не мог отыскать его описания в соответствующей литературе. А без этого снять его было невозможно. Мужчина аккуратно сел на полу, а затем уже плавно встал на ноги, что тут же отдалось тысячей мелких иголочек на коже стоп — его кровообращение в ногах было несколько нарушено, что стало причиной их неприятного отёка. Он сделал пару пробных шагов, проверяя свои силы, и уже более уверенно подошёл к запертой двери, что скрывала его терзания своей крепкой дубовой спиной.«Чары должны были скрывать все звуки, — подумал Сириус. — И Гарри не должен был ничего услышать…»
∆∆∆
— Этикет — это система норм и правил, регулирующих внешние формы поведения людей и их взаимоотношения в процессе общения, — начал Сириус, когда они удобно расположились за библиотечным столом друг напротив друга. Сейчас было всего десять часов утра, и весёлые лучики солнца, что выглянуло после целой ночи сильной пурги, бегали по деревянным половицам старинной библиотеки Блэк-хауса и разгоняли своим светом мельчайшие крупинки пыли в помещении. — Своё название этикет получил в начале XVII в. от французского слова l'etiquette — ярлык, надпись, этикетка, хотя, конечно же, совокупность правил хорошего тона существовала задолго до их обозначения специальным термином, — Гарри вслушивался в его слова со всей возможной концентрацией и на корню задавливал множественные зевки: тема была серьёзной, и ему нужно было запомнить каждое слово и понятие. После этого небольшого экскурса Блэк-старший обещал дать ему книгу по основам этикета, а после прочтения — задать пару-тройку заковыристых вопросов. — Мне бы хотелось, Гарри, чтобы ты понял сразу — этикет магического мира практически ничем не отличается от этикета маггловского — волшебникам просто-напросто было лень придумывать что-то новое. Да и зачем, в самом деле, если всё и так придумали за них? Я хочу сказать, что эти знания могут пригодиться тебе в обоих мирах, — Блэк позволил себе ироничную ухмылку, что искажала его лицо крайне редко. — В этом плане маги не стесняются использовать знания магглов. — Сириус… — полузадумчиво протянул Гарри. — Я уже давно размышляю над одним вопросом… Как так получилось, что чистокровный род Блэков живёт в самом сердце Лондона на площади, где все остальные жители — не волшебники? Мужчина тонко, почти грустно улыбнулся: — Поверь, этим вопросом задаётся как минимум половина всего Ордена Феникса, но, разумеется, вслух ничего не спрашивают. А всё дело в чём? Род Блэк с самого своего образования в тринадцатом веке считался тёмным. А как ты должен знать из уроков по Истории Магии, гонения всех колдунов и колдуний начались примерно в это время. Магглы какими-то способами разыскивали целые семьи волшебников и сжигали их на множественных кострах инквизиции. И светлые, светлые, маги нередко выдавали своих тёмных сородичей, и то — только потому, что думали, что тогда «очищающее» пламя их не затронет. Также зачастую некоторые волшебники вступали в ряды инквизиции, чтобы тем самым не попасться им же в лапы. В те времена наш род придумал подобную этим уловку — мы стали селиться в больших поселениях магглов, защищая своё жилище самым минимумом — чтобы нашей магией не фонило на несколько миль. Видишь, сколько лет, даже веков, прошло, а это стало привычкой. Ну согласись — кому придёт в голову факт того, что родовой особняк чистокровного рода расположен в непосредственной близости к магглам? О да, это, и в правду, имело смысл. Те же Малфои, к примеру, жили в какой-то глуши — по крайней мере Гарри подумал именно так, когда в девяносто восьмом их туда доставили егеря, работавшие на Пожирателей Смерти. Но если бы Поттеру нужно было бы вдруг найти в Англии какую-то чистокровную волшебную семью, он бы первым делом прошерстил малонаселённые участки страны. И, юноша будет честен с самим собой, в крупном городе искать ему даже не пришло бы в голову. — И ты отвлёк меня, Гарри, — немного укоризненно произнёс Сириус. — У нас вообще-то серьёзная тема! Продолжим. Общие принципы современного этикета таковы... Сириус остановился и прочистил горло — он говорил уже достаточно долго, и оно сильно пересохло. Почти тут же перед ним на столе появился стеклянный стакан с прохладной водой — Кричер, несмотря на все свои слова по поводу «непочтительного хозяина Сириуса», был чуток ко всему, что с ним происходило, и помогал по мере своих возможностей. — Это, Гарри, были основы делового этикета. Кое-что я тебе не рассказал, но ты сможешь найти это в этой книге, — маг постучал пальцем по твёрдой обложке и поднялся со своего стула. — Посмотри в оглавлении в разделе о деловом (современном) этикете главу «Вытекающие из принципа гуманизма конкретные правила поведения». А дальше можешь читать разделы о дипломатическом и светском этикетах. Было бы хорошо, если бы ты закончил до обеда, но я тебя не тороплю. Там, на самом деле, не так много информации, как кажется на первый взгляд. Если хочешь, можешь что-то конспектировать, но проще и менее времязатратно было бы простое чтение. Но когда закончишь, я задам несколько основных вопросов, помни это, — мужчина отошёл к двери и уже оттуда сказал напоследок, чуть повернув голову в сторону юноши. — Кричер позовёт тебя на обед, поэтому за временем можешь не следить. Если вдруг что — я буду в своей комнате, но свою просьбу или вопрос можешь передать через того же домового эльфа. Есть какие-то вопросы? — Нет, — помотал головой Гарри и глубоко вздохнул, когда за Сириусом закрылась дверь. Юноша тоскливо посмотрел на книгу, сиротливо лежащую на столе в полном одиночестве. Его седалище затекло ещё на первой половине лекции, и дальше сидеть на удобном, но уже приевшемся стуле не хотелось категорически. В голову закралась мысль перебраться вместе с книгой в собственную комнату, но парень мигом отринул мысль в сторону — если он устроится со всем удобством в своей уютной постельке, он просто заснёт. А этого делать не стоило, потому что узнать, какой Сириус в гневе не хотелось. А вероятность того, что тот разозлится, если Гарри нагло заснёт, не прочитав перед этим весь материал, была стопроцентной. Поэтому он выбрал кое-что нейтральное из всего этого — диван, который стоял в библиотеке. Он был удобным, на нём можно было полежать, но не заснуть, потому что серьёзная атмосфера обители книг как ничто другое настраивала на изучение чего-то нового. Шероховатая поверхность листа приятно ласкала кожу пальцев, а особый книжный запах ненавязчиво ударил в нос. Пара титульных листов, с которых традиционно начиналась любая книга, была просто пролистнута, и Гарри остановился на двух страницах, где чёрным по белому было написано содержание. Раздел о деловом этикете стоял самым первым, и гриффиндорец быстро пробежался по нему глазами, разыскивая нужную ему главу. Та оказалась самой последней, и Поттер пролистал добрую половину всей книги — раздел делового этикета был самым большим — и удивился, как всё это Сириус сумел уместить в почти получасовую лекцию. Важное значение имеет анализ уровня социально-психологической совместимости в системе взаимоотношений в коллективе. Социально-психологическая совместимость является категорией более высокого порядка, характеризующей сходство интеллектов (единство взглядов, интересов, темперамента, духовных потребностей, оценок). Ее значение исключительно велико в коллективах, занятых преимущественно творческим трудом. Гарри про себя хмыкнул и вспомнил Снейпа: уж с кем-кем, а с ним у него была самая настоящая социально-психологическая несовместимость. Парень задумался, а существует такое понятие вообще, и пришёл к выводу, что если существует совместимость, то и несовместимость тоже имеет место быть… А на самом деле, если Снейпа не бесить и вести себя с ним подчёркнуто вежливо-отстранённо, он не казался таким ублюдком, каким его привык считать Гарри раньше. К каждому человеку — свой подход. «Так! — оборвал сам себя парень. — Что за бред мне в голову лезет? Изучаю этикет, а думаю о Снейпе! Так не пойдёт!» — и он с ещё большим усердием продолжил вчитываться в мелкие чёрные буквы. Философия поведения имеет свои законы, которые нужно знать, а не открывать каждому заново. Знание предполагает изучение. Этикетная культура входит в обязательный международный стандартный минимум академического образования… На этом моменте Гарри неприлично фыркнул — зная директора Дамблдора, можно было предположить, что, скажи ему кто, что это необходимо для обучения новых магов, тот бы назвал этикет тёмной наукой и скоропостижно объявил бы его запрещённым. В Хогвартсе о таком предмете не слышал никто за последние как минимум полвека — когда-то его сочли не нужным и бесполезным, таким, который всего-навсего отнимает учебные часы. А их всегда было не так много. И в итоге учащиеся Хогвартса на фоне девушек-Шармбатонок и юношей-Дурмстрангцев в девяносто четвёртом смотрелись просто-напросто некультурно. Они не умели танцевать, они не знали, как правильно пригласить девушку на бал, как правильно ответить на это приглашение. Иностранцы же, прибывшие в школу Чародейства и Волшебства в Великобритании, были на высоте. Разумеется, посоперничать с ними могли разве что чистокровные, которым всё это вбивалось в голову чуть ли не с младенчества, и то — не все. В некоторых случаях конкуренцию им могли составить самоучки, которые самостоятельно постигали «чистокровные заморочки», но это всё равно было не то — им не хватало простейшей практики. «Уже давным-давно стоило провести реформу в плане образования. Некогда величайшая европейская школа стала посмешищем на фоне себя прежней, и грозилась пасть ещё ниже. Великобритании нужен сильный Министр Магии, а не размазня. Хогвартсу нужен новый талантливый директор, который не будет пускать всё на самотёк, прекратит, наконец, глупейшую вражду факультетов, который вернёт планку образования на самый верх, — и в данный момент Гарри не знал ни одного человека, кто мог бы справиться с хоть одной из этих должностей. — Дамблдор… Насчёт него было сказано ранее. Снейп… Он учёный, не учитель. Он вынужден работать в школе. МакГонагалл была ярым сторонником своего учителя… — директорство первых двух Гарри успел застать. Последняя же была заместителем, и раз уж она никак не сумела повлиять на своего бородатого босса, она была с ним согласна. — Надо читать дальше, в противном же случае на эту тему я могу размышлять ещё очень и очень долго…» Слог на старых страницах был более-менее понятен, и Гарри увлёкся настолько, что не сумел даже задуматься на тему того, когда в последний раз он взахлёб зачитывался какой-нибудь книгой. Наверняка, очень-очень давно. А научной книгой и того раньше. А когда в библиотеке совершенно неожиданно, порядком испугав юношу, появился Кричер с приглашением на обед, парень уже дочитывал последнюю страницу книги. И, как ни странно, ему понравилось читать правила этикета. Пускай местами они были изложены весьма сухо, это было интересно. И в итоге, первый шаг к становлению аристократом, чистокровным юношей, тем, кем он являлся по праву рождения, был сделан двадцать шестого декабря тысяча девятьсот девяносто пятого года.