Рассчитывать нужно только на себя и ни в коем случае не унывать: опустишь руки — забьют насмерть. И — ловить любые шансы. Даже те, которые вовсе не выглядят «шансами». Олег Рой, книга «Двойная жизнь».
∆∆∆
Время летело с поистине ужасающей скоростью. Гарри уже привык к ежедневным нагрузкам в лаборатории и теперь не падал лицом в кровать сразу же, как только добирался до Башни Гриффиндора. В общем и целом, сохранению его ясного ума и сил способствовало также и то, что он всё-таки отстоял своё слово перед МакГонагалл и ныне не занимал место капитана квиддичной сборной факультета. Разумеется, его решение нарушило заведённый порядок вещей, однако прислушиваться к раздражённым комментариям в свою сторону от софакультетников он не собирался. Наслушался уже, с него хватит. МакГонагалл, конечно же, тоже высказалась на тему того, что он якобы не понимает оказанной ему чести, вот только она в отличие от других с нравоучениями, как правильно жить, не лезла. Чему Гарри был вполне открыто доволен. Со Снейпом у них после того разговора, случившегося во время второго их занятия, сложились довольно-таки неоднозначные отношения: им обоим было несколько неловко от прозвучавших откровений и обещаний, однако ни один из них от своих слов отказываться не собирался, да и совершенно не мешало это их плодотворной работе в лаборатории. Северус пока что нагружал Гарри исключительно зельями для Больничного Крыла; во-первых, это была необходимая практика, чтобы в случае чего парень не запорол подготовку дорогих ингредиентов во время варки Зелья Жидкой Удачи. Во-вторых же, гриффиндорец ещё не был готов к тому, чтобы вставать за такой серьёзный, сложный состав. А потому мужчина обеспечивал Гарри необходимой литературой, которая развивала зельеварческий дар мальчишки в целом, и могла бы помочь им в будущем в частном. Гарри ещё после их первого занятия внял словам Снейпа о том, что легенду того, почему он каждый вечер ходит в личную лабораторию зельевара, он должен придумать самостоятельно. А потому на следующем же уроке ЗоТИ он совершил серьёзную ошибку, которую мужчина уж точно не смог бы проигнорировать; далее они уже привычно сцепились языками, и Гарри договорился до вечерних отработок на протяжении месяца. По истечении данного срока они придумают что-нибудь новенькое, но пока что можно было не волноваться. А ещё Гарри снова стал ночевать в Выручай-Комнате. Не последнюю роль в этом вынужденном переезде сыграли соседи по комнате в Башне: Рон Уизли демонстративно Гарри не замечал (дело было в том, что Гарри так и не принял того в команду, когда ещё был капитаном, а Джинни, как новый капитан, благоволила более статному Кормаку МакЛаггену), а изредка и зло подкалывал, всё также отыгрываясь за квиддич; Дин Томас и Симус Финниган относились к Гарри с настороженностью — ещё помнили прошедший год, когда весь факультет ополчился против Героя, и им самим от «нового Тёмного Лорда» досталось немало; Невилл Лонгботтом же всячески пытался Гарри разговорить. С Невиллом вообще была отдельная история — Поттер всё никак не мог понять, имела ли для Лонгботтома их дружба такое же значение, как для него самого. Откуда такие мысли? Всё из-за этого поганого Отряда Дамблдора и Министерства Магии. Гарри как мог уговаривал Невилла, во-первых, не вступать в ОД, а во-вторых, не идти в Министерство. И тот не послушал его ни разу. Сейчас Невилл хотел скорее всего оправдать свои поступки, однако для Гарри было уже поздно. Будучи преданным лучшими друзьями единожды, он был не намерен давать второй шанс кому бы то ни было снова. Натерпелся, перегорел, не верил и не хотел этого делать. И тем более странным после таких мыслей казалось то, что он доверился не кому-нибудь, а Снейпу. Слизеринскому декану, одному из Пожирателей Смерти, человеку, который с другой стороны был связан по рукам и ногам Альбусом Дамблдором. Он доверился тому, кто на подобную роль подходил менее всех остальных. А оттого, тому, на кого подумают в последнюю очередь. Последнее напрочь перечёркивало все недостатки. Ну, так вот, если возвращаться к тому, с чего мы начали, Гарри вновь стал ночевать в Выручай-Комнате, и на самом деле, это место было куда более выигрышным, нежели башня факультета. Хотя бы потому, что по тайным ходам из Подземелий до неё можно было добраться всего за восемь минут, в то время как до Гриффиндорской Башни, даже используя самые кратчайшие пути, было не меньше пятнадцати. Ну и, конечно же, не последнюю роль играло то, что здесь ему никто не мог помешать, пожелай Гарри просто отдохнуть или потренироваться в Магии или Артефакторике. Не было тех, кто мог назойливо мельтешить перед глазами, каждые пару минут спрашивая: «А что это ты делаешь?»; не было тех, кто бы просто следил за каждым его шагом. Сплошная благодать. К слову, тренировался Гарри по мере своих сил. Чаще — по выходным, совсем редко — по будням после занятий в лаборатории, если сил ещё хватало на что-либо кроме сна. Артефакторика и вовсе была им едва не заброшена — всё своё свободное время юноша бросил на создание обратного заклинания к чарам Магического Зрения; однако, поняв, что начинает забывать некоторые основы, Гарри днём, на некоторых скучных уроках, принялся перечитывать всю теорию — не дело было забрасывать то, с чем хотел в будущем связать жизнь (при условии, конечно же, сохранности этой самой жизни). В общем, дни были насыщенней некуда, а потому юноша хотя бы раз в неделю старался давать себе полноценный отдых — в ночь с субботы на воскресенье он неизменно выбирался из замка и в облике волка гулял по Запретному Лесу. Там он нашёл ещё несколько красивых полян, куда, как он подозревал, человеческая нога не заходила уже очень давно; там же он мог спокойно, не таясь, бегать во всю силу, мог, никого не стесняясь, гонять редких маленьких птичек, вспархивающих с кустов и из густой травы. Сегодня же Гарри нашёл ещё одно прекрасное место, где и завис практически до самого рассвета. Раньше он как-то не замечал красоты ночного неба: на уроках Астрономии ему было банально скучно, а в Лесу он или не поднимал головы, или небо от него закрывали высокие кроны деревьев. В этот же день, на самом краю очередной поляны, большая птица едва не задела его крылом по носу, когда он видимо случайно зацепил лапой её гнездо, и парень проводил её долгим изучающим взглядом. А потом пропал. Осеннее ночное небо было подёрнуто слабой полупрозрачной дымкой, и свет далёких звёзд оттого был более тусклым и рассеянным, однако Гарри всё равно чётко видел самый краешек созвездия Большой Медведицы. Немного подумав, Гарри-волк перекинулся обратно в человека, а потом, посмотрев по сторонам, выбрал одно из самых высоких деревьев на границе поляны и леса, куда и забрался с некоторыми затруднениями — внизу на стволе не было веток, а потому ему пришлось подпрыгивать до самой нижней, находящейся сильно выше него самого. Ещё и магией себя подталкивать пришлось, иначе даже в прыжке он бы до этой ветки не достал. Дальше дело пошло полегче — опыт в лазании по деревьям у Гарри был из детства, и спустя всего минуту он был на самой верхушке дерева. Сидеть было не на чем, а потому юноша с помощью той же магии временно увеличил диаметр одной из веток, растущей практически горизонтально, до диаметра ствола небольшого деревца; также, укрепил получившуюся конструкцию, потому что даже небольшой порыв ветерка грозился опрокинуть всё дерево из-за непропорциональности всей структуры. На ветке сидеть было не сказать, что удобно, но Гарри было всё равно — он как заворожённый смотрел на тёмное небо, которое с высокого места просматривалось как на ладони. Вот Большая Медведица, которую теперь видно полностью; Малая Медведица должна была быть где-то недалеко от неё, однако юноша всё никак не мог её найти — с детства не получалось; вот созвездие Большого Пса, вот Сириус, который забавно перемигивается с ним своим светом. Где-то за спиной должно быть созвездие Кассиопеи, которое Гарри упрямо продолжает называть созвездием Веги — из-за того, что по виду это созвездие напоминает букву W. Млечный путь видно совсем немного — он большей частью скрывается за деревьями, — но и так парень не может отвести от него глаз. «Нужно будет как-нибудь залезть ночью на Астрономическую Башню, она выше, и с неё скорее всего будет видно всё получше», — думает Гарри и поудобнее устраивается на жёсткой ветке, приваливаясь спиной к хлипкому стволу на самом верху дерева.∆∆∆
«Нет, ну в конце-то концов! Я должен понять, что тогда пошло не так, иначе на всей этой затее с контрзаклятьем придётся ставить жирный крест!» — Гарри уже вторую ночь подряд сидел за книгами по Чарам, однако сути проблемы так и не сумел понять. Тот день, когда его эксперимент — заклятья Экспеллиармус, Петрификус и Инкарцеро, объединённые в одно — провалился, стоял перед глазами уже давно, однако ранее до этого то руки не доходили, то времени или сил не оставалось после трудных учебных будней. Сейчас же у него была короткая передышка — они с профессором Снейпом решили сделать небольшой перерыв в их занятиях, прежде чем приступить наконец к приготовлению Зелья Жидкой Удачи. Да и прошёл уже тот месяц, во время которого Гарри был на «отработках» профессора, а потому им было опасно встречаться по вечерам без основательной причины. Снейп в их последний вечер сказал, что если он прямо сейчас вновь загремит к нему на отработки, это будет выглядеть очень странно и подозрительно, а потому им стоит выждать хотя бы неделю перед тем, как продолжить дополнительные занятия. Разумеется, на полноценный отдых и не стоило надеяться — зельевар снова нагрузил его кучей книг, но теперь они были по их основной теме: Феликс Фелицис. Как и когда его правильно варить, какие ингредиенты нужны, какими ложками мешать всё это варево на разных стадиях приготовления, какие котлы нужны для различных составляющих самого зелья, — всё это Гарри предстояло заучить наизусть, а после пересказать профессору. Гарри в общем-то и не возражал — сам понимал, что зелье весьма опасное и капризное в приготовлении, а дорогие ингредиенты или оборудование зазря портить не хотелось, — потому безропотно постигал новые знания перед сном или по ночам. Сейчас же юноша решил сделать перерыв от всего Зельеварения в целом; конечно, домашние задания к парам он делал, но без фанатичного сидения в Библиотеке до победного конца. Старик Слагги отметил его пониженную активность на уроках, но уровнем знаний оставался всё так же доволен, а потому никаких замечаний не делал. И вот поэтому он сейчас сидел в глубоком кресле в Выручай Комнате, обложившись с ног до головы разными книгами и тетрадками со своими ранними записями, которые по идее должны были пролить свет на совершённую им ошибку. Но нет! Никаких упоминаний, никаких объяснений в книгах или своих пометках он так и не нашёл, а потому всё чаще и чаще допускал в своей голове мысль о том, что он случайно изобрёл совершенно новое заклинание. Если дела обстояли именно так, его головная боль только начиналась, потому что Гарри даже близко не представлял, как воспроизвести это заклинание снова. Нужно будет вспомнить, о чём он думал в тот момент, когда чертил палочкой замысловатый узор в воздухе, потому что этот момент едва ли не самый важный — заклинание он колдовал невербально. А в основе невербальной магии всегда стояли мысленные образы, благодаря которым заклинания и получались. Также, необходимо вспомнить, какой пасс палочкой он тогда в итоге сделал и воспроизвести его с точностью до малейшей детали... Дела-а-а... Работы много, и стоит её доделать именно сейчас, пока у него ещё есть свободное время и, собственно говоря, сама свобода; ибо он помнил, что именно на шестом курсе Дамблдор начнёт затирать ему про некие крестражи, личность и детство некоего Волдеморта и важность Любви и Победы над Злом. Помотав головой, Гарри отогнал от себя пока что бесполезные мысли: приватные встречи с Директором были неизбежны, да и не несли они в себе опасности для него самого в частности, а потому делать с этим хоть что-то парень не планировал. В этой ситуации он предпочтёт плыть по течению, чтобы лишний раз не волновать Дамблдора. А то он уже старый, сердце у него слабое, может и не выдержать того, что его самая главная марионетка выскользнула прямо у него из-под носа. Воскресив у себя в памяти примерный пасс палочкой, Гарри поднялся с кресла, и Комната тут же его убрала; стол с книгами оказался задвинут в самый дальний угол увеличившегося зала, где ничего более не было. Тренировочный зал — это хорошо, в случае чего он ничего важного не разнесёт, а потому можно отпустить свою магию полностью, не полагаясь на сдерживающие силу артефакты. Отпущенная на свободу магия пела вокруг него, носилась по всему залу невидимыми тёплыми вихрями и ластилась к его рукам словно маленький несмышлёный щенок. Гарри рассмеялся, когда в его лицо подул свежий ветерок, принёсший с собой высотный запах горных цветов, и раскинул руки в стороны. Хотелось закрыть глаза, упасть на спину в высокую траву и оказаться там, где воздух имел именно такой аромат, который принесла сейчас его магия, но у него было ещё много незаконченных дел, которые банально не дадут ему покоя; и нужно сосредоточиться именно на них. Магия всё ещё витала в воздухе, но юноша больше не позволял ей взять над собой контроль — всего хорошо в меру; открыв глаза, он достал из крепления на предплечье палочку и слегка её приподнял. Да, примерно в таком положении и была его рука тогда, на первом в этом учебном году уроке ЗоТИ. Не отвлекаясь ни на какие посторонние мысли, Гарри представил себе связку Экспеллиармус-Петрификус-Инкарцеро в голове, и взмахнул палочкой, в точности, как он думал, повторяя движение с урока. Из палочки вырвался ослепляюще-малиновый луч, на высокой скорости рванул к противоположной стене и там, ударившись о вертикальную преграду, расплылся по ней словно какая-то жидкость. Последним, что Гарри услышал, был оглушительный грохот, который звоном отозвался в его ушах.∆∆∆
— Гарри, тебя Директор к себе вызывает, — раздался за его спиной тонкий детский голос уже в самом конце завтрака. Юноша обернулся: за ним стоял, переминаясь с ноги на ногу, первокурсник Гриффиндора и протягивал ему небольшой плоский конверт. Не спеша брать это в руки, Гарри вгляделся в лицо мальчика: — Что это? — Д-Директор просил передать, — заикнувшись в начале пискнул мальчишка и сразу же, как только Гарри взял-таки в руки бумажный конверт, сбежал из Большого Зала. — Что, Потти, уже получаешь любовные записки от самых маленьких? — с ехидной усмешкой протянул проходивший мимо Малфой. — Да отстань ты, — беззлобно фыркнул Гарри, отворачиваясь обратно к столу и убирая конверт во внутренний карман своей мантии. Если бы на месте парнишки-первокурсника была девушка, то — Гарри даже не сомневался — сразу после завтрака её бы назвали его девушкой или прямо сразу женой. А так как это был мальчик, ни о чём можно было не волноваться, не станут же другие сочинять небылицы о его нетрадиционной ориентации, так ведь? Собственно говоря, к конверту Гарри смог вернуться лишь после окончания всех уроков; преподаватели словно с цепи сорвались, давая ученикам промежуточные тесты и контрольные, к которым не был готов практически никто, и целый день юноша силился вспомнить всё то, что в их головы вбивали с начала года. По его подсчётам, Превосходно можно было ожидать только по Зельеварению и, возможно, ещё по Чарам, а вот по другим предметам было скорее всего или Удовлетворительно, или Выше Ожидаемого. ЗоТИ сегодня отменили, и парень впервые вздохнул по этому поводу с облегчением — весь этот год он с превеликим удовольствием посещал эти пары, но сейчас был невозможно рад тому, что Снейпа не будет в школе весь день. Тот вроде бы упоминал как-то, что ходит по некоторым дням лунного цикла в Лес за различными ингредиентами, и скорее всего, сейчас он был именно там. В конверте оказалась маленькая карточка, на которой было написано всего пару строк:«Настало время, Гарри, перейти к действиям. Жду тебя сегодня у себя в кабинете после ужина. Пароль: мармеладные тянучки. Альбус Дамблдор»
Прочитав это лаконичное послание, юноша раздражённо фыркнул. Вот ведь, стоило только прошлой ночью вспомнить про эти пресловутые дополнительные занятия, как сразу же на горизонте объявился Дамблдор. Припомнив окончание вчерашнего дня, Гарри раздражённо потёр голову пальцами в области висков — она, как и уши, всё ещё болела после неудачной попытки воссоздать неизвестное заклятье. Он тогда очнулся спустя примерно час, лежащий на полу со стекающей из носа и ушей кровью. Как же он тогда перепугался, понимая, что не слышит абсолютно ничего, словами было не передать, но затем вспомнил оглушающий грохот, и всё встало на свои места. Разрыв барабанных перепонок для маггла всегда оканчивался больницей, но магу можно было только перетерпеть боль одну ночь, и магия практически полностью залечивала это ранение. К тому же, верный Кричер, которого Гарри вызвал под эмоциями, принёс ему зелье, ускоряющее регенерацию, так что всё пошло на лад ещё быстрее. Уже утром парень задумался, мог ли Директор узнать о том, что на вверенную ему территорию пробрался эльф, не принадлежащий общине эльфов Хогвартса, но ещё до завтрака подумал о том, что даже если бы и знал, то махнул на это рукой. Потому что если бы Дамблдору это было действительно важно, он бы поднял всех учителей прямо посреди ночи и пошёл разыскивать хозяина неучтённого эльфа. Утром все учителя выглядели вполне сносно, а потому можно было сделать вывод, что все они ночью спали в своих покоях. Волнение было излишним.∆∆∆
— Пришло время, мой мальчик, — загадочно проронил Дамблдор, стоило Гарри только перешагнуть порог кабинета. — Время для чего, Директор? — Узнать тебе, с чего началась история Войны и расставить для себя приоритеты. Я покажу тебе, каким Волдеморт был в своём детстве и юношестве, и ты своими глазами увидишь, насколько ужасные вещи он творил ещё тогда, — Директор взмахом руки предостерёг Гарри, чтобы тот пока что не садился в кресло, и встал сам. — Ты ведь помнишь свой второй курс? — Конечно, сэр, его сложно было забыть, особенно окончание года. Дамблдор досадливо поморщился, он был полностью согласен с этим мальчишкой — в конце девяносто второго на него посыпалась куча обвинений в неспособности сохранять безопасность в вверенной ему школе. Он отодвинул эти мысли в сторону — что было, то прошло, сейчас важно настроить Гарри против Волдеморта, пока не нашлись другие, с противоположной стороны, которые бы тоже имели свои, отличные от правильных, взгляды на всю ситуацию: — Тогда ты должен помнить об этой вещи, мой мальчик. И Дамблдор достал из ящика своего стола черную тетрадь в кожаной обложке, начисто залитую тёмными чернилами. Тетрадь Тома Риддла, его самый первый крестраж, который он создал в свои шестнадцать лет, но который был в мгновение ока уничтожен двенадцатилетним подростком — это ли не ирония? — Ты знаешь, что такое крестражи? — Нет, сэр, не встречал даже упоминаний, — Гарри нахмурился, делая вид, что что-то вспоминает, но затем вновь отрицательно покачал головой: — Нет, Директор, я уверен, что учителя не задавали нам эту тему даже в качестве дополнительного изучения. Так что это такое? — Ох, Гарри-Гарри, это очень тёмное колдовство, я бы даже сказал чёрное, — Дамблдор с брезгливостью откинул тетрадь на свой стол, и та, ударившись о глянцевую поверхность с тихим хлопком, проскользила по ней почти до самого края. — Некоторые люди, мой мальчик, жаждут могущества: над другими людьми или народами, или же над самой Смертью; и тогда они обращаются к этой магии, магии, которая способна обмануть Смерть. Крестражи — это предметы, в которых заключена частичка души мага, благодаря которым они могут жить вечно. — Частица души? Но как же?.. — Ты всё правильно услышал, мой мальчик. Могущественные тёмные чародеи совершали тяжкие преступления, чтобы разорвать свою душу — они убивали ни в чём не повинных людей, а затем, используя высвободившуюся магию Смерти, заключали осколок своих мыслей, своей памяти, в какой-либо предмет, а затем прятали его, чтобы никто больше не смог его найти. — Так Волдеморт... создал для себя этот крестраж? — в его голосе звучала тревога, потому что только сейчас он вспомнил о том, что Дамблдору известно о крестраже в нём самом. Скорее всего именно сейчас и начал зарождаться его план по тому, как более выгодно продать его, Гарри, жизнь. — Но зачем Вы показали мне эту тетрадь и напомнили о втором курсе, Директор? — он сглотнул, прогоняя от себя непрошенную дрожь. — Неужели это и есть его крестраж? — Да, Гарри, ты абсолютно прав. Этот дневник Том вёл ещё в школьные годы, и как раз во время обучения и создал из него свой первый крестраж. — Первый? — Верно, первый. Спустя годы он вновь убил человека и вновь создал Вместилище для своей души. — Но-но... Как такое возможно? Как же мы тогда будем с ним бороться, если мы даже не знаем, на сколько частей он разбил свою душу? — Обо всём по порядку, Гарри, хорошо? Сейчас я хочу показать тебе свои воспоминания о юном Томе Риддле, каким он был ещё в детстве — и ты поймёшь, что эти задатки были в нём с самого начала. Прошу, — он вышел из-за стола и подошёл к раскрытому шкафу, из которого при его приближении медленно выплыла гранёная большая чаша. — Тебе знаком этот артефакт, Гарри? — Думосброс, Директор, если не ошибаюсь? Профессор Флитвик как-то упоминал о нём во время одного урока, но не вдавался в подробности. — Да, это думосброс, — Дамблдор кивнул, но казалось, что этот жест был не для Гарри, а для него самого. — Принцип работы этого артефакта состоит в том, что он позволяет помещать в него некоторые воспоминания человека, но может также показать их другому. Этой функцией мы сейчас и воспользуемся — я помещу в чашу свои первые воспоминания о Томе, и мы вместе их посмотрим. Готов? Дамблдор приставил к своему виску волшебную палочку, и Гарри грешным делом подумал, что было бы неплохо, если бы слова «раз в год и палка стреляет» оказались пророческими, но старик всего лишь вытянул из своей головы несколько серебристых нитей, которые сбросил с палочки прямо в чашу. — Что нужно сделать? — Подойди поближе и опусти свою голову в чашу; её диаметра хватит на двоих, поэтому я следом за тобой. — Просто опустить голову в чашу? — недоверчиво переспросил Гарри, но перехватив раздражённый взгляд в свою сторону, покачал головой и сделал, как было сказано. В ту же секунду, когда его лицо окунулось в маслянистую воздушную массу, его закружило, но даже так он успел почувствовать, как в шею пришёлся укол каким-то тонким длинным предметом. «Игла», — с нарастающим ужасом подумал Гарри, но в следующее мгновение его ноги прострелило резкой болью от стоп и до колена. «Падение» прекратилось, он стоял в том самом грязном приюте, в котором с самого рождения пришлось жить Тому.∆∆∆
«Опустошение», — именно так Гарри мог высказаться на тему своего самочувствия уже после ухода из кабинета Директора. Самый первый сеанс по путешествию в прошлое оказался непомерно сложен; настолько, насколько парень даже представить себе не мог. В прошлом, когда он проживал шестой курс в первый раз, он, казалось, не умел чувствовать, потому что по-другому своё безразличие к чужой судьбе, так похожей на его, он более никак не мог объяснить. Хотя нет, он врёт самому себе, сглаживает углы, чтобы выгородить самого себя. Тогда он чувствовал, но не сожаление, не понимание, но злорадство с ехидной долей удовлетворения. Тогда он думал, что у человека, который стал Тёмным Лордом, убийцей и безумцем, другого детства быть и не могло. Он просто путал причину и следствие. Не «он стал Волдемортом, а потому его плохое детство было логичным», а «он стал Волдемортом, потому что у него было плохое детство». Ведь злость ребёнка, у которого на его же глазах сожгли все его вещи — пускай и не по-настоящему, — была понятна. Да, многие из этих вещей Том украл, да, это было неправильно, но всё же. Ведь Гарри по себе знал, что дети, которые выросли в неблагополучных семьях или семьях, где их не любили, хотели иметь что-то своё; они прятали от чужих всё — еду, чтобы если вдруг что, был запас на чёрный день; игрушки, сломанные, покорёженные, уже готовые отправиться на свалку, но которые могли быть только их. Но не были. Том с детства знал чувство лишения — у него не было матери, у него не было отца или хоть кого-то близкого; у него были воспитатели, беспричинно озлобленные на детей; у него были другие приютские, столь же обиженные Судьбой, что и он сам. У него никогда не было Любви — этого слова просто не было в словаре приюта. И доброта, сочувствие: если бы хоть кто-то подарил эти чувства ему — только ему, никому больше, — он был бы предан этому человеку ещё долгие годы. Ему можно было показать, что мир не останавливается на приюте, не вертится вокруг тех, кто сильнее, и мальчик с печальными карими глазами не вырос бы в безумного монстра с полыхающими алыми угольками в глазницах. «Тёмный путь разрушает тело, но ещё больше он разрушает душу», — именно так сказал ему напоследок Дамблдор, и Гарри захотелось крикнуть ему в лицо в ответ: «А ещё больше душу разрушает безразличие! Бесчувственность к чужой судьбе и жизни! Вы! Именно Вы сами, своими руками, озлобили маленького мальчика, вместо того, чтобы просто протянуть ему раскрытую ладонь без скрытых умыслов!» И не родился бы второй Тёмный Лорд за одно столетие, не было бы Тёмного Лорда Волдеморта; а был бы к примеру Том Риддл, профессор ЗоТИ; или умелый политик мистер Риддл; или же вообще Министр Магии Томас Марволо Мракс. Ведь изначально же Том не планировал геноцид магов с нечистой кровью, это Гарри помнил точно. Всё было сложно, и гадко было душе оттого, что Гарри понимал, для чего Дамблдору всё это — показывать ему эти воспоминания, корректируя его восприятие происходящего своими репликами «не к месту». Взрастить Злодея и Героя, проведя эксперимент: что же будет, если взять двух магов, выросших в похожих условиях, но одному из них протянуть руку помощи. Да, у него это получилось. И всё даже прошло по его сценарию. В первый раз. Сейчас же был второй; второй шанс, данный ему, Гарри, чтобы он смог предотвратить Последнюю Битву, спасти многих умерших напрасно людей; и возможно, спасти того мальчика с грустными карими глазами, если сделать это было ещё не поздно.