***
Разочарование, запасной вариант, всегда второй… Эти слова звучали в голове Лань Сичэня с того рокового понедельника. Его злило, что этот прекрасный человек, в детстве всегда тихий, вежливый, добрый и заботливый, пусть немного вспыльчивый, гордый и сердитый, вырос уверенным в собственной незначительности. Сичэнь, конечно, слышал слухи — все слышали — о семейных проблемах Цзянов. Их бизнес набирал обороты, расширяясь со скоростью взрыва, на публике семья демонстрировала образцовые манеры и безупречные отношения. Но соседям и обслуге рот не заткнешь, а маленькие дети бывают чересчур откровенны. Даже среди Ланей, которые «ненавидели» сплетни, разговоры распространились задолго до того, как Вэнь вывалили свой компромат в попытке разрушить репутацию Цзянов. — Неужели со мной так скучно? Сичэнь улыбнулся Не Минцзюэ, стараясь не рассмеяться над его попыткой надуть губы. — Попроси своего брата научить тебя правильно дуться, — с важным видом порекомендовал Сичэнь, потянувшись за своим напитком. Его лучший друг усмехнулся. — Ты сидишь в моём доме, ешь мое мясо и пьешь моё пиво! — Я не пью твоё пиво. Минцзюэ толкнул свою бутылку к Сичэню. Тот, сделав глоток, сморщил нос и покачал головой: нет, всё ещё не любитель алкоголя. — Именно! Не пьешь, оскорбляешь моё самодельное пиво — это прекрасное домашнее варево. И ещё нагло игнорируешь меня за моим собственным обеденным столом. — Прости, прости, теперь ты полностью захватил моё внимание, — сказал Сичэнь и, положив руку на сердце, пропел: — Вообще-то я храню всю свою любовь для тебя*. — Не смей втягивать в это Уитни Хьюстон, ты, невоспитанный поросёнок! Он хотел было продолжать свою торжественно-извиняющуюся клоунаду, но Минцзюэ изобразил оскорбленную невинность и так горестно фыркнул, что Сичэнь разразился хохотом. — Вот оно, — указал на него пальцем Минцзюэ, когда Сичэнь, наконец, перестал смеяться. — Вот твоя настоящая улыбка. А теперь, может, расскажешь мне, что, чёрт возьми, с тобой происходит? Да, это его лучший друг. Терпеть не может красивых слов и всегда говорит в лоб все, что думает. — На днях у нас с Цзян Чэном был небольшой разговор. — Неужели ваш избранник отказался от предложения руки и сердца, мистер Дарси*? Сичэнь метко бросил салфетку ему в лицо. — Это был серьёзный разговор. По большей части говорил он. Услышав всё это, я постарался изменить некоторые из его предположений, но… — он не знал, как много из того, что сказал Цзян Чэн, можно доверить Минцзюэ. — Хуайсан рассказывал мне кое-что о своих друзьях, — пожал плечами Минцзюэ, — всё дерьмо, которое никогда не попадало на страницы желтой прессы. Такое дерьмо, узнай о нем Вэни — плакали бы от счастья. Ведь на дружеских ночевках чего только не услышишь. В том числе в доме Цзянов на Бикон-Хилл*. Я подозреваю, что Хуайсан знает о Цзян Чэне такие вещи, которых не знает никто — мелочные и ревнивые мысли сына, который чувствует, что отец никогда его не любил и что для матери он всего лишь разменная монета. Как поделишься такими мыслями с братом и сестрой? Но ты можешь поделиться со своим лучшим другом, с тем, кто выбрал тебя. — И потому, что твой лучший друг поймет, как никто другой, ведь он боится того же. Минцзюэ печально кивнул. Судьба не баловала братьев Не. Глядя на них сейчас, вы видели двух братьев, ведущих спокойную обеспеченную жизнь. Минцзюэ — преуспевающий владелец охранной фирмы, Хуайсан — компании по организации торжественных мероприятий. Созданный образ надежно скрыл все пережитые испытания. Не начинали как мясники — одни из самых успешных в стране. Владельцы сети магазинов мясных деликатесов и множества скотобоен по всей Новой Англии. В семье никто никогда не смел заниматься чем-то другим, опасаясь достичь слишком многого, слишком далеко зайти и тем самым отвлечь силы и средства из семейного предприятия. Потому каждый член семьи Не становился мясником. А потом пришли Вэни. Отказавшись продать им семейное дело отец Не Минцзюэ подписал себе смертный приговор. Одна автокатастрофа лишила восемнадцатилетнего Минцзюэ отца и мачехи, сделала его главой семейного бизнеса и опекуном младшего брата, единственного выжившего и главного свидетеля по делу об убийстве собственной семьи. Как было заманчиво переложить всю ответственность на кого-то другого, сославшись на неудачи. Но Минцзюэ никогда не отступал перед вызовом. Спотыкаясь и ошибаясь, он преодолел все препятствия и достиг успеха. Когда Сичэнь думал о силе во всех её проявлениях — он думал о Минцзюэ. Не Минцзюэ никогда не хотел быть мясником. Чтобы достичь большего, он поступил в колледж, который пришлось бросить для решения свалившихся на них проблем. Но старший Не оказался не из тех, кто легко сдаётся, найдя для себя выход в вечерних занятиях и онлайн-курсах, пока однажды не придумал надежный способ воплотить в жизнь мечты свои и брата, сохранив семейное наследие. Конечно, Не всегда будут мясниками, но теперь они не обязаны быть только мясниками. Минцзюэ передал управление скотобойнями одной из своих тетушек, оставив за собой решающее слово в любом деловом вопросе. Его подозрительный характер как нельзя лучше подходил для владельца охранной фирмы, которую он открыл. Используя все знания, которые приобрел, все связи, которые он установил, и свой неугомонный характер старший Не стал одним из лучших в этой сфере. Ферма и пивоварня появились позже — не ради дохода, а для удовольствия. Они стали страстью Минцзюэ, глотком свежего воздуха в темной и кровавой духоте его основного бизнеса. А Хуайсан? Хуайсан, который нарушил семейную традицию и не убил свою первую свинью, а вместо этого сбежал с ней подмышкой, чтобы спрятать и спасти ту, пока еще крошечную Лулабелль. Хуайсан, который никогда особо не разбирался в математике, но читал по памяти поэмы так, что даже прислуга застывала в неподдельном интересе. Хуайсан, который был так похож на свою мать и так непохож на всех Не, которые когда-либо ходили по земле… Ну, он получил свою долю наследства и стал одним из самых востребованных организаторов мероприятий в Бостоне. Помогло то, что люди любили разговаривать с Хуайсаном, а он любил их слушать, и безжалостно использовал чужие слабости, обсуждая условия договоров. Всегда удачно — его клиенты плакали от радости, когда подписывали контракты. Хуайсан получал выгоду, торгуя сплетнями и одолжениями. И пусть его сильные стороны очень отличались от тех, которыми привыкла гордиться семья Не, они приносили не меньше пользы и прибыли. Хуайсан был тем, кто предложил Минцзюэ расширить его любимое детище — пивоварню, еще до того, как крафтовое пиво* вошло в моду. Однако, отношения между братьями не всегда складывались легко. Минцзюэ был в гневе и отчаянии от того, что горе разъедало душу, а мечты рухнули. Его маленький брат так отличался от него, что Минцзюэ не мог, да и не хотел понимать его. Он говорил обидные, горькие вещи, о которых все еще сожалел. И Хуайсан постарался стать маленьким и незаметным, сохранить себя и не сломаться под гнётом разочарования брата. Конечно, в конце концов, они прошли через это и стали ближе друг другу, но старые раны все еще оставались ранами. — Думаю, тяжело будет разгрести всё это дерьмо, — сказал Минцзюэ, делая еще один глоток пива, — но Цзян Чэн стоит этого. Сичэнь внимательно посмотрел на своего друга. — Ты говоришь так уверенно. Минцзюэ кивнул. — Сичэнь, ты отдаёшь, отдаёшь и отдаёшь, и не ждёшь ничего взамен. Ты киваешь, улыбаешься и соглашаешься. Но знаешь, что я только что услышал? Сичэнь в замешательстве покачал головой. — Ты «постарался изменить некоторые из его предположений». Ты спорил с ним. Отстаивал своё мнение, пусть в мелочах и даже если он тебе не возражал. Ты не уступил ему, и это чертовски хорошо. — Это что-то значит? — спросил Сичэнь. — Это значит, что тебя не стошнило, как обычно с тобой бывает, когда ситуация начинает нагреваться, — Минцзюэ едко улыбнулся и подмигнул, — и у меня такое предчувствие, что кое-кто будет спорить и дразнить несчастного парня, только чтоб увидеть его рассерженное лицо. Сичэнь не хотел признавать, но так и было. Сердитая маленькая морщинка между бровями Цзян Чэна всегда заставляла его улыбаться. Минцзюэ рассмеялся. — Судя по румянцу на твоем лице, я угадал, — он похлопал Сичэня по руке. — и это очень хорошо. — Да? — Да. Но имей в виду, я надеру ему задницу, если он разобьет тебе сердце, а потом нарежу на маленькие кусочки и скормлю Лулабелль. Огромная пузатая свинья фыркнула из своего роскошного загона на заднем дворе. — Видишь, она согласна. — Минцзюэ широко улыбнулся, отчего его лицо удивительно помолодело. — Не переживай, из тебя получится отличный трофейный муж*. Сичэнь прищурился, тщательно продумывая контратаку. — А кстати, теперь, когда мы обсудили мои сердечные дела, можем поговорить о том, что ты трахаешься с моим бывшим любовником. Он позволил себе легкую победную улыбку, когда Минцзюэ поперхнулся пивом. — Конечно, сначала он был твоим бывшим, — рассудительно продолжал Сичэнь, — и я действительно счастлив за вас, но мне любопытно - как? Как вы снова в это ввязались? Хотя, чему я удивляюсь, зная вас двоих. Полагаю, ничего нового… Минцзюэ всё ещё кашлял, вытирая брызги с кухонного стола. — А Цзян Чэн знает, какой ты мстительный маленький засранец? — сдавленно прохрипел он, — рассчитываешь обсудить это сейчас? — Нет конечно, не сейчас. Только когда ты будешь готов. — Сичэнь услужливо протянул ещё одну салфетку из корзины на столе. — Давай, когда допьешь это пиво? — Мстительный засранец, — повторил себе под нос Минцзюэ.***
Сичэнь ложился спать, когда пришло сообщение: фото одной из его картин на стене роскошного кабинета и часть глянцевого письменного стола. На заднем плане виднелись небоскребы вдоль реки Чарльз, а на стеклянном столике несколько контейнеров с едой на вынос. Он взглянул на часы — Токийская фондовая биржа открылась час назад. Пожалуйста, не переутомляйся. Отдохни хоть немного. Сладких снов, Прекрасный принц.***
В основном Лань Сичэнь получал удовольствие, выполняя обязанности директора Академии Лань. Ему нравилось улучшать учебную программу, подбирать лучших преподавателей для Академии, совершенствовать учебные классы, столовые и общежития. Он поощрял все внеклассные занятия, которые могли бы понравиться или принести пользу не только студентам, захваченным спортом или наукой. В Академии относились с вниманием и к более спокойным увлечениям, таким как различные книжные клубы, и даже таким необычным, как официальный школьный клуб настольных игр «Подземелья и драконы». Чего он не любил, так это встречи с попечительским советом. Большинство членов совета были вполне цивилизованными, понимающими людьми, но всегда находились те, кто считал Академию недостаточно привилегированной и им приходилось напоминать, что задача школы обеспечить прекрасные знания и развитие талантов в учениках, независимо от влиятельности или финансового положения их семьи. После окончания заседания дядя взял на себя особо активных членов совета, возможно из-за того, что выражение лица Сичэня сегодня не располагало к разговорам. Проходя мимо, он, прощаясь, похлопал дядю по плечу и направился к своему кабинету. — Добрый день, директор! — поприветствовала его Мария Лопес, одна из его секретарей. — Вас ожидает сообщение и гость. Он взял записку и нахмурился: — Это точная формулировка? Мисс Лопес кивнула: — Абсолютно. Новая машина? Готов к тест-драйву? — Больше похоже на вызов, — задумчиво потёр подбородок Сичэнь. — А мой гость? Её улыбка смягчилась: — Я разрешила ему подождать в вашем кабинете. Это господин Мо. — Спасибо, Мария, — кивнул ей Сичэнь, прежде чем пройти в кабинет. Мо Сюаньюю пришлось нелегко в Академии Лань. Целью всей жизни его матери было стремление дать своему ребёнку самое лучшее. Благодаря этой неустанной борьбе, её сын, один из многих незаконнорождённых детей Цзинь Гуаншаня, мог учиться и жить в Академии Лань. Сюаньюй — тихий, творческий мальчик, имел прекрасные перспективы. Его проблема была в том, что кузены с обеих сторон семьи учились в этой школе. Им даже не нужен был повод, чтобы издеваться и запугивать подростка. Пока однажды сосед по комнате не обнаружил Сюаньюя без сознания на полу в ванной с пустой банкой снотворного в руках. Это ошеломило и заставило задуматься многих. Мо Сюаньюй стал причиной изменения политики Академии Лань в отношении травли и агрессии внутри школы. Он был причиной, по которой все преподаватели, тренеры, школьные психологи и коменданты общежитий не допускались к работе без тщательной подготовки по обеспечению безопасности детей. Для Мо Сюаньюя Лань Сичэнь создал специальную учебную программу, позволившую блестящему молодому художнику восстановиться, исцелиться и продолжать получать образование в собственном темпе. И тот не подвел своего наставника, окончив школу в срок и с отличием. Сюаньюй нередко навещал его, и каждый раз с увлечением рассказывал о последних театральных постановках, над которыми работал или изобретённых им техниках макияжа и грима для спецэффектов. Скорее всего, рано или поздно они потеряют его среди сверкающих огней Голливуда или Бродвея, но сейчас он предпочитал родной город и старых друзей. Когда Сичэнь вошёл в свой кабинет, Сюаньюй вскочил с места ослепительно улыбаясь и лучась энергией. На этот раз его волосы были окрашены в нежные пастельные тона, в ушах прибавилось ещё как минимум по два колечка, но макияж был довольно сдержанным для Сюаньюя, хотя яркие тени на веках были не для впечатлительных. Он выглядел очень счастливым. Вот за это Лань Сичэнь и любил свою работу. — Господин Мо, — поздоровался он. — Директор Лань, — почти подпрыгивая от волнения воскликнул Сюаньюй, — давно не виделись, я хочу пригласить вас на премьеру! В театр Гринфилда, на постановку «Магазинчик ужасов»*! — Вам наконец-то удалось создать Одри II*! — восхитился Сичэнь. Сюаньюй гордо усмехнулся: — Я сделал это! — Он вытащил флаер из сумки и протянул наставнику, — в следующую пятницу, в семь. — Я не пропущу её, — заверил его Сичэнь и жестом пригласил Сюаньюя сесть: — Я слышал, вы проходите практику в Бостоне. Гость смущённо опустил глаза, легкий румянец проступил сквозь макияж: — Так и есть. Хуайсан — я имею в виду, господин Не, помог мне устроиться на стажировку в Театр Цзян в Бостоне. Вы бывали там? — Мне говорили, что реконструкция проведена великолепно. Сюаньюй кивнул. — Он потрясающий внутри: места для инвалидов, кондиционеры… Я так много узнал, работая там. Они даже предложили мне вакансию на неполный рабочий день. Но в Гринфилде оказалось место на полную ставку, и он ближе к дому. Кроме того, здесь я могу работать над детскими спектаклями и кукольными постановками. Это то, что я люблю больше всего. — Я рад это слышать. В кабинете вдруг зазвучала «Влюблён в тебя»*. — Чёрт, — Сюаньюй выхватил из сумки телефон и тут же в ужасе поднял глаза, — вот дерьмо. Простите, я не хотел ругаться в вашем кабинете, директор Лань. Сичэнь очень старался не рассмеяться, — Эти стены слышали и не такое, господин Мо. — Он указал на телефон. — Может, вы ответите? Румянец Сюаньюя приобрел ярко алый оттенок: — Это Хуайсан. Он пригласил меня на обед, узнав, что я буду в Беркшире. На этой неделе он ночует на ферме, говорит, там легче думается. Планирует для кого-то мероприятие в субботу. — Полагаю, стоит сменить мелодию звонка, если не хотите, чтоб телефон признался в чувствах раньше, чем вы сами будете готовы… — Да, директор, — Сюаньюй с готовностью кивнул. — Сюаньюй? — Да, директор? — Я давно для вас не директор, вы же знаете. Уже пять лет, почти шесть. — Да, директор, — Сюаньюй вновь энергично кивнул. Сичэнь сжалился над бедным мальчиком: — Можете идти. — Спасибо, директор, — с явным облегчением Сюаньюй вскочил из кресла, — надеюсь встретить вас в следующую пятницу. — Я обязательно буду, — пообещал Сичэнь. Прежде чем рассмеяться, он подождал пока молодой человек закроет за собой дверь. Достав личный телефон из ящика стола, первое, что он увидел — сообщение от Цзян Чэна. Суббота. Полдень. Излучина реки. Ферма Финнеганов. Повседневно-деловой стиль. Не сомневаешься, что соглашусь? Когда ты отступал перед вызовом? Что ж, ему определённо нравилось. Вызов принят. Ответный вызов: следующая пятница. Семь вечера. Театр Гринфилда. Удиви меня.***
Тест-драйвом оказался пикник, организованный для сотрудников «Цзян Индастриз» в знак признательности за их заслуги перед корпорацией. После того, как Лань Сичэнь припарковал машину в поле, на площадке приспособленной под автостоянку, он проследовал за указателями, которые привели его к большому шатру рядом с основательным фермерским домом, где трудно было не заметить огромный баннер со словами благодарности работникам компании. Сичэнь не должен был ощущать ответственности, но всё происходящее становилось по-настоящему серьёзным. Это была компания Цзян Чэна, его сотрудники, его жизнь. Это было достояние его семьи, и он просто пригласил Сичэня в качестве гостя, как будто это нечто само собой разумеющееся. Внутри шатра по принципу шведского стола были сервированы различные блюда: закуски, салаты, горячее, не обошлось без десертов и напитков. Кто-то из присутствующих принарядился, другие были в поношенных джинсах, фланелевых рубашках и удобных ботинках, многие с детьми. Глаза Сичэня скользили по лицам, пока он не обнаружил Цзян Чэна, отчитывающего кого-то по телефону, возле стола, заваленного подарками в холщовых сумках с логотипом «Цзян Индастриз». Он выглядел прекрасно. Волосы, закрученные в высокий пучок, оставляли лицо открытым и обнажали шею. Рубашка цвета лаванды в сочетании с угольно-серым костюмом отражала, по-видимому, его представления о деловой повседневности. То, что Цзян Чэн был без галстука, только подтверждало эту версию. На его фоне Сичэнь чувствовал себя скромно одетым в своих темных брюках цвета хаки и синем свитере. Цзян Чэн всё ещё ничего не замечал, слишком занятый телефоном, отмахиваясь от одетой так же элегантно женщины, пытающейся вырвать этот самый телефон. Сичэнь пересек помещение, избегая детей и взрослых с тарелками в руках. В то время, как он приблизился к паре, молодая женщина, наконец, выхватила телефон из рук Цзян Чэна. — Идите. Поговорите с людьми. Будьте вдохновляющим и полным оптимизма лицом нашей компании, — приказала она. — Я кое-кого жду, — Цзян Чэн отвлек её и успешно вернул свой телефон: — Я уверен, тебе нужно пойти и съесть что-нибудь. — Если я оставлю вам телефон, вы будете работать. — Цинъянь, если ты оставишь телефон себе, ты будешь работать. Похоже, их разговор зашёл в тупик, поэтому Сичэнь шагнул ближе, одной рукой обнял Цзян Чэна за талию, а другой подхватил предмет спора. — Привет, — он не мог не улыбнуться. — Привет, — Цзян Чэн выглядел немного сбитым с толку и совсем не рассерженным. — Теперь ты сможешь общаться, а она поесть, — слова прозвучали слишком близко к уху Цзян Чэна, слишком интимно. — Сичэнь, здравствуй, — повторил он. — Я вижу, ты снова нарушаешь личные границы и спасаешь девиц. — Или пытаюсь захватить в плен своего собственного принца. Он не мог видеть, но был уверен, что «принц» закатил глаза, и это заставило его улыбнуться в теплую кожу шеи Цзян Чэна. Женщина смотрела на Сичэня, распахнув ресницы. — Охренеть, — сказала она. Цзян Чэн вздохнул: — Лань Сичэнь, познакомься с моей помощницей Ло Цинъянь. Госпожа Медуза*, позвольте вам представить директора Академии Лань. Сичэнь протянул руку Ло Цинъян, на лице которой застыло всё то же восторженное выражение. Она приняла её и встряхивала дольше, чем это было необходимо. Сичэнь прикусил губу, стараясь не рассмеяться при виде её ошеломленного лица. — Вы… он… ух ты, — наконец выдавила она, — фотографии - да… я видела, да… Но ничего себе… Синий — это ваш цвет. — Спасибо, — Сичэнь вежливо кивнул. — Хорошо. Так что… хм… простите. Да, не самая профессиональная моя реакция… Она повернулась к Цзян Чэну: — Ваш телефон останется у него. Разговаривайте. Ешьте. А мне похоже нужен перерыв. Но если вдруг исчезнете, я притащу вас обратно за этот пучок на вашей голове, и мне будет все равно в каком состоянии я вас найду. — Она подмигнула ему, прежде чем уйти. — Я сокращу твой отпуск до шести недель, — пригрозил ей вслед Цзян Чэн. Цинъянь от души расхохоталась. — Обсудите это для начала с Джанетт из отдела кадров, если сможете преодолеть свой страх. — она покинула их, направляясь прямиком к десертному столу. Сичэнь рассмеялся: — Она мне нравится. — Конечно, я справлюсь со всем и без неё, — сказал Цзян Чэн с нежностью в голосе, — но она делает мою жизнь намного проще. — Он вышел из захвата Сичэня и указал на пестрое общество вокруг. — Ну что, пойдем? Сичэнь огляделся, поймав на себе несколько любопытных взглядов. — Ты знаешь, что все вокруг подумают, верно? — Все уже подумали после твоей маленькой выходки. Неважно, делаем мы это потому что хотим или ради удобства, нас ждёт немало подобных событий. Почему не начать здесь и сейчас? - Мы хотим этого и это удобно, — Сичэнь взял его за руку, переплетая их пальцы. Цзян Чэн лишь крепче сжал ладонь: — Сичэнь, я пригласил тебя, потому что хотел видеть здесь, со мной. Я точно знаю все разговоры и сплетни, которые пузырятся у нас за спиной. — Он наклонился ближе, понизив голос. — Я не собираюсь ничего скрывать и прятаться, делать вид, что наши отношения — мелкая неприличная тайна. Честно говоря, мне наплевать, что думают люди вокруг. Я ценю их работу и их преданность, но никому не позволю вмешиваться в мою личную жизнь. Я уже в деле, а ты? Ты решился? И это открытое пренебрежение общественным мнением было тем, что отличало этого мужчину от мальчика, которого когда-то знал Сичэнь. Цзян Чэн не желал соответствовать чужим ожиданиям, он был таким, какой есть, а весь остальной мир — да пошёл он к черту! Сичэнь мог поцеловать его уже за это. Снова и снова. Но только не здесь. И не сейчас. Ещё нет… Вместо этого он сказал: — Давай сделаем это!***
Стоило им смешаться со служащими фермы, последовала бесконечная череда знакомств, рукопожатий и улыбок. Сичэнь был поражён, увидев, что Цзян Чэн помнил мельчайшие детали о жизни своих сотрудников, расспрашивая их о детях, партнерах или домашних животных. — Ферма — интересное место для подобного мероприятия, — сказал Сичэнь, когда они спрятались за одним из зданий от чересчур дружелюбных сотрудников «Цзян Индастриз», захватив пару тарелок с едой. Наконец, им выдалась свободная минутка, чтобы отдышаться и перекусить. — Серьезно? — приподнял бровь Цзян Чэн, — Скажу Марджи, что уважаемый Лань Сичэнь считает, что благодарственный банкет нужно устраивать в модном ресторане или лучше — в бальном зале шикарного отеля, а не на своей территории, где каждый может прийти и уйти, когда заблагорассудится. — Ты владелец этой фермы? — Нет, она не моя. Марджи Финнеган и её жены. «Цзян Индастриз» - их деловой партнер. — Зачем «Цзян Индастриз» ферма? — удивился Сичэнь. Он знал, что бизнес семьи Цзян включал в себя разнообразные предприятия и другие активы, но ферма вдали от цивилизации?.. — На десятый день рождения Яньли захотела пони. И та-дам! У неё есть пони. И пастбище. И зёленые лужайки. Не задумывался, почему ресторан Яньли, где готовят только экологически чистые блюда называется «У Финнеганов»? Вот отсюда эти продукты. Яньли бывает здесь чаще, чем я, но сотрудники должны чувствовать заботу. Они должны знать, что Цзяны — это не портреты в кабинетах. Цзян Чэн отставил тарелку в сторону и с удовольствием потянулся, подставляя лицо солнечным лучам: — Здесь так хорошо… Если не обращать внимания на запах навоза. — Не скучаешь по городу? — спросил Сичэнь. Цзян Чэн всегда казался идеальным жителем мегаполиса, с его острым умом, едкими словами и вечной раздражительностью. — Перефразируя Шрека — великаны и луковицы многослойные. — Цзян Чэн усмехнулся, — Мне нравится город за его удобство, но жить я хочу там, где бескрайние луга и воздух чистый. К сожалению, моё положение в компании всё ещё шаткое, чтобы я мог ослабить контроль и переехать. Акционеры и совет директоров обожают устраивать заговоры, я должен постоянно присутствовать в Бостоне, но однажды… У Сичэня был дядя, чтобы сдерживать стервятников. У Цзян Чэна не было никого. Его отца вынудили уйти в отставку. Юй не имели влияния в компании Цзянов. Не было никого, кто занимал достаточно высокое положение, чтобы стоять рядом с Цзян Чэном и прикрывать ему спину. И вдруг Сичэня осенило: — Вэй Усянь должен был стать твоим финансовым директором. Вместе вы были бы несокрушимы. Никто и никогда не посмел бы поднять свой голос против вас. Улыбка Цзян Чэна была печальной и смирившейся: — Обстоятельства изменились. Мой брат наконец счастлив. Воплотил в жизнь Американскую мечту — ребёнок, любимый муж, дом с белым забором. Думаешь, он мог бы иметь все это, работая со мной? — Цзян Чэн покачал головой: — Не с моим графиком. Как сказал писатель — меняются не вещи; меняемся мы… — Цзян Чэн, — Сичэнь с трудом сдерживал своё желание крепко обнять, утешить, успокоить его боль. Но он знал, что не должен… Не здесь, где сотрудники «Цзян Индастриз» могли увидеть в этом уязвимость своего руководителя. Цзян Чэн пожал плечами: — Он не знал. Не думаю, что он вообще когда-либо осознавал. И ты не скажешь ему! Потому что он будет всю жизнь чувствовать себя виноватым. Просто… он был уверен, что моя мать не позволит ему занять высокую должность. Увы, Вэй Ин забыл, что мама никогда не имела права голоса в «Цзян Индастриз». Все решения принимал отец, а он, несмотря на все свои недостатки, заботится о своих детях. Цзян Чэн наклонился вперед, нежно обнял лицо Сичэня ладонями, легонько провел большим пальцем по его губам и тихо рассмеялся. — Не расстраивайся так. Это старая история. Дороги разошлись, Рубикон* перейден, жребий брошен, мосты сожжены, назад не повернуть. Я в порядке. Он в порядке. У меня есть Цинъянь и ещё пять тузов в рукаве. — Тебе только тридцать, — мягко прошептал Сичэнь, осознавая тяжесть принятых решений. Конечно, он знал о них, он всё понимал, но и сейчас не мог осмыслить… — Эй, еще семь месяцев до тридцати, — притворно возмутился Цзян Чэн, и откинулся назад, лишая тепла своих рук. — Что это меняет? — Сичэнь, всё в порядке. — Цзян Чэн приподнял клетчатую салфетку над одной из тарелок, — А теперь заткнись и ешь чизкейк. Я видел, как ты смотрел на него. Он не мог поверить, что Цзян Чэн уже нашёл его слабое место, но чизкейк выглядел чертовски аппетитно. — Давай, — кивнул Цзян Чэн, протягивая вилку с большим куском пирога. — И не рассказывай, что десерт противоречит семейным принципам Лань. Сичэнь ничего не ответил, вместо этого наклонился вперед и с наслаждением отправил кусочек в рот.***
Значит, когда ты сказал: удиви меня… Удиви меня.***
— Ты просил его «удивить тебя», — с явной насмешкой пожал плечами Минцзюэ, поднося пакет со льдом к лицу Сичэня. — Я не ожидал такого. — Сичэнь раздраженно оттолкнул руку Минцзюэ. — Все не так уж плохо. — Ты врезался в стену! Ты. Образец невозмутимости и изящества. Увидел своего дорогого Цзян Чэна в кожаной куртке, рваных джинсах и с распущенными волосами и блять, впечатался в гребаную стену. — Минцзюэ едва сдерживал смех, — Хотя я впечатлён — у него отличная задница. — Эй! — Не "эй", а "ты прав, Минцзюэ"! Сичэнь, куда делось твое хладнокровие? — Минцзюэ схватил его за плечи и встряхнул с нарочитой серьёзностью: — Он всего лишь парень, которого ты знаешь с детства. Тот самый, кого вырвало радужной рвотой на твои колени. Ты научил его танцевать, драться и складывать лебедя из салфетки. Я знаю, что с того времени прошло почти двадцать лет, но он все ещё тот самый парень. Дорогой брат, умоляю, приди, блять, в себя. — Это было неожиданно. — Сичэнь разглядывал лицо в зеркале туалетной комнаты и с облегчением убедился, что синяков нет. — Так, а теперь я должен вернуться туда, — он посмотрел на дверь. — надеюсь он не видел, как я врезался в стену? Минцзюэ отрицательно покачал головой. — Тебе повезло, что Хуайсан и Сюаньюй так восторженно бросились его обнимать. — Хорошо, — Сичэнь разгладил рубашку и поправил волосы. — Как я выгляжу? — Как человек, который должен быть достаточно умён, чтобы не врезаться лицом в стены. — Говорит человек, который… — Не сейчас, — перебил его Минцзюэ. В холле театра, Хуайсан повис на руке Цзян Чэна, указывая на цвета в волосах Сюаньюя. — Это как красивая пастельная радуга, — объяснял Хуайсан, — я уверен, тебе просто необходим фиолетовый в прическе. — Меня устраивает моя прическа. — Всего одна или две пряди, Цзян Чэн. Давай. Это будет отлично смотреться. — И будет предметом обсуждения на следующих пяти деловых встречах. Хуайсан надул губы, и Цзян Чэн как всегда сдался - это ясно читалось в его расслабленных плечах. — Я подумаю о фиолетовых прядях к твоей вечеринке на Хэллоуин. У вас, ребята, есть полгода, чтобы найти краситель, который будет держаться всю ночь и смоется с первого раза. — Вызов принят, — Хуайсан перепрыгнул с руки Цзян Чэна на руку Сюаньюя, — пойдём, спросим у гримеров, что они могут нам предложить. Цзян Чэн рассмеялся, наблюдая, как они уходят. Он наконец заметил Сичэня и Минцзюэ, и подошёл к ним. — Не забывай дышать, — прошептал Минцзюэ. — И вытри уже эти слюни. — Ты трахаешься с моим бывшим, — пропел Сичэнь. — Сначала он был моим бывшим, — проворчал в ответ Минцзюэ. — Я думал, мы договорились не давать Хуайсану сладкое после пяти, какой-то он чересчур энергичный… — Цзян Чэн перевел взгляд с одного на другого. — Парни, с вами всё в порядке? — Всё прекрасно, — широко ухмыльнулся Минцзюэ. — Не похоже, чтобы кто-то врезался в стену или что-то в этом роде. Минцзюэ абсолютно заслужил удар локтем в ребра. — Может быть ты принесешь нам что-нибудь выпить? — предложил Сичэнь. — Может быть принесу. Если ты уверен, что восстановил свои двигательные функции. — Не обращай внимания на то, что несёт этот человек, — Сичэнь наконец-то смог обнять Цзян Чэна и вдохнуть сладкий запах, запутавшийся в его волосах.— Привет! — Привет, — улыбнулся Цзян Чэн, отстраняясь, лишь на секунду задержав пальцы на чужих бедрах, — удивлён? — Очень, — ответил Сичэнь. — Я так привык видеть тебя в костюме или смокинге. — Он провел пальцем по одной из металлических пряжек куртки. — Но в этом ты выглядишь сногсшибательно. — Он окинул взглядом Цзян Чэна, безуспешно пытаясь найти фиолетовый блик. — Где он? — Ты о чём? — спросил Цзян Чэн. — На тебе всегда что-нибудь фиолетовое, — пояснил Сичэнь, — но сегодня не вижу. — О, — Цзян Чэн покраснел. — Кхм…поверь, он есть. — Где? — Сичэнь настойчиво ощупывал его взглядом, — Сегодня это не серьги и не резинка для волос. Ни браслетов, ни шнурков. Кольцо не считается. И ремень тоже без фиолетового. — Смотрю, ты действительно обращаешь на это внимание, — сказал Цзян Чэн. — Звучит подозрительно, но я люблю смотреть на тебя, — легко признался Сичэнь. Оттенок розового полз вверх по шее Цзян Чэна, ещё более выделяясь на фоне его белой футболки. Он откашлялся. — Ты поверишь мне, если я скажу, что фиолетовый точно есть? — Конечно. Бессонница ему обеспечена — всю ночь будет думать, где именно. Но он справится с этим. Возможно. Цзян Чэн вздохнул: — Не будешь спать всю ночь? Сичэнь в себе не сомневался - так и будет. — А если я скажу тебе, что это носки или трусы, тебя устроит? — Ну, только не таким тоном. Не надейся теперь, что поверю. Цзян Чэн закатил глаза и пробормотал что-то под нос, затем взял руку Сичэня и положил ладонью себе на грудь. — А? — Сичэнь широко раскрыл глаза. — Не могу поверить, что позволяю тебе щупать меня в центре этого маленького театра, но ты настоял, — сказал Цзян Чэн, сильнее прижимая ладонь Сичэня к груди. О. О! Там было что-то твердое. Металл? Да, определенно кольцо для… ох. — Не думал, что ты именно так узнаешь о моих проколотых сосках, но ты же не заткнёшься, — Цзян Чэн, осторожно подтолкнул ладонь Сичэня вниз и отпустил руку. — Удовлетворён? — Да-а, — пробормотал он. — Я не… когда ты вообще это сделал? Цзян Чэн покачал головой. — Прости, достигни сначала десятого уровня как "Перспективный Любовник", и возможно я расскажу на что растратил студенческие годы. — И как же его достичь? — Сичэнь использовал всю свою выдержку, чтобы голос звучал ровно, а глаза смотрели в лицо Цзян Чэна. Цзян Чэн наклонился вперед, обдавая дыханием мочку уха: — Удиви меня, — прошептал он, прежде чем направиться туда, где появился Хуайсан. Сичэнь закрыл глаза и глубоко вдохнул, отчаянно желая, чтобы возбуждение немедленно покинуло его тело. Он вздрогнул, когда в руки сунули бутылку холодной воды. — Почему у тебя такой вид, словно ты опять врезался в стену? — спросил Минцзюэ. — Если я умру до бала Эспланады, пожалуйста, помни, что всё моё состояние достанется фонду школы и маленькому Юаню. Минцзюэ рассмеялся: — Не преувеличивай! Ещё никто не умер от боли в яйцах, Сичэнь. Ты не первый. Давай, поищи-ка свое хвалёное терпение. Двери театра наконец открылись, и Сичэнь как никогда был благодарен полутьме в зале, скрывшей его пылающее лицо. ПРИМЕЧАНИЯ ПЕРЕВОДЧИКОВ: 1. Сичэнь перефразирует строчку «So I'm saving all my love for you» из песни Уитни Хьюстон «Saving All My Love for You» (с англ. — «Храню всю свою любовь для тебя»). 2. Мистер Дарси* — главный герой романа Джейн Остин «Гордость и предубеждение». Образец настоящего джентльмена. Возлюбленная мистера Дарси отказала ему, когда он впервые сделал ей предложение о замужестве. 3. Бикон-Хилл* — (Beacon Hill) — исторический район Бостона, известен своими старинными краснокирпичными зданиями. Один из наиболее престижных и дорогих районов города. Расположен неподалеку от реки Чарльз. 4. Крафтовое пиво* — пиво, сваренное частной пивоварней по собственному рецепту. Крафтовые пивоварни приобрели популярность несколько лет назад, благодаря яркому вкусу напитков, качественным ингредиентам и запоминающимся этикеткам. За последнее время их количество по всему миру сильно выросло, как и количество крафтовых баров, в т.ч. и в России. 5. Трофейный муж* — муж, который не является добытчиком и главным кормильцем, а исполняет функцию, обычно присущую женам обеспеченных мужчин — является подарком, «трофеем», украшением в жизни женщины (в нашем случае мужчины;)). Красивый, воспитанный и часто известный человек. Не Минцзюэ подшучивает над Сичэнем, называя его так. 6. Магазинчик ужасов* — (англ. Little Shop of Horrors) «Лавка ужасов», «Маленький магазинчик ужасов» — рок-мюзикл ужасов, созданный на основе одноименного фильма - комедии чёрного юмора 1960 года. История о бедном служащем цветочного магазина, который вырастил растение, питающееся человеческой кровью и плотью, и даже дал ему имя — Одри II, в честь девушки, которой увлечен. 7. Одри II* — (англ. Audrey II) или Двоечка (англ. Twoey) — чудовищное инопланетное растение и главный антагонист рок-хоррор-комедии «Магазинчик ужасов» (см.выше) питающееся людьми. 8 «Влюблен в тебя»* — «Crush On You» песня в стиле диско группы The Jets. 1986 год 9. Медуза Горгона* — существо с женским лицом и змеями вместо волос. Её взгляд обращал человека в камень. 10. Перейти Рубикóн* — крылатая фраза, означающая, что сделан бесповоротный шаг, совершен решительный поступок, пройдена «точка невозврата». Рубикон — река, которую Юлий Цезарь со своими легионами пересек, воскликнув «Жребий брошен!»