***
Руки Сичэня всё ещё дрожали, когда он припарковался напротив того, что выглядело как старый склад. Чтобы войти в спортзал, он воспользовался ключами и кодом от двери, которые ему дал Вэй Ин. Зал был не из тех, что сейчас на каждом углу — современных и глянцевых, похожих друг на друга. Жёлтые лампы, винтажные боксёрские плакаты... Было что-то очень ностальгическое во всем этом, навевающее мысли о старых добрых временах, поединках и декорациях к фильмам о Рокки*. Однако спортзал выглядел обжитым, чувствовалось, что его используют часто и с любовью. Рёв «Stronger» Бритни Спирс, это не то, что Сичэнь ожидал услышать, когда вошел в зал, но именно он встретил его, в отличие от Цзян Чэна, целиком сосредоточенного на боксерской груше. Его волосы выбились из пучка, он был босиком, в пропитанной потом серой футболке и фиолетовых спортивных штанах, низко сидящих на бедрах. Судя по всему, он пробыл здесь уже несколько часов. Вероятно, всё то время, что Сичэнь провёл в ресторане. Сичэнь аккуратно примостил принесенное угощение на скамейку, и подошёл к стереосистеме. В паузе между треками он выключил музыку, и прежде чем повернуться к Цзян Чэну, постарался взять себя в руки и успокоиться. Тот не выглядел злым или сердитым, и это ранило Сичэня больше всего. Потому что Цзян Чэн не должен быть таким. Его Цзян Чэн всегда полон эмоций; громкий, яркий, с чувствами, хлещущими через край, будь то злость или радость. Но сейчас его лицо ничего не выражало. Маска. Внутри Сичэня что-то сломалось, когда он увидел это пустое лицо, обращенное к нему. — Прости меня! Это совсем не то, чем кажется! — выпалил он. — Ты не читал второе сообщение, — вздохнул Цзян Чэн, отвернувшись от него. Сичэнь в замешательстве покачал головой: — Нет, как только твой брат нашел меня, я … — Прочитай, — Цзян Чэн подошёл к скамейке, разматывая боксерский бинт на ладонях. Я всё понял. Я доверяю тебе. Увидимся дома. Обними за меня домашних животных. Мне просто нужно несколько часов. О. Сичэнь не знал, как справиться с тем, что его присутствие рядом с Цзян Чэном не приветствовалось. Более того — было нежеланным. Как случилось, что за несколько часов всё рассыпалось, как карточный домик? Неужели их отношения были настолько хрупкими? Он не мог поверить. Особенно после двадцати лет дружбы и нескольких месяцев чего-то большего. — Что ж, — сказал он, прочищая горло и глядя в пол. — Тогда я пойду. — Ты уже здесь, — пожал плечами Цзян Чэн, — Просто дай мне помыться. Хорошо? Сичэнь кивнул. Он вздрогнул от неожиданности, когда, проходя мимо, Цзян Чэн поцеловал его в щёку. — Эй, всё в порядке? Ты весь дрожишь. — Всё в порядке, — Сичэнь поднял голову и попытался улыбнуться. — Иди, я подожду тебя здесь. — Сичэнь, — Цзян Чэн вздохнул, обхватил ладонями его лицо и заставил их глаза встретиться. — Это не тебе я не доверяю, а этой ёбаной гадине, которую ты называешь другом. Но это моя проблема, понимаешь? Я не собираюсь диктовать тебе с кем дружить, а с кем нет, пока ты принимаешь то, что я никогда не буду уважать, доверять, или спокойно находиться рядом с этим ублюдком. Договорились? Сичэнь вцепился в него, как в спасательный круг: — Мы были рядом всего пять минут. Он просто проходил мимо. — Я знаю. — Я бы никогда так с тобой не поступил. Ни с кем, но с тобой особенно. — Я это знаю. — Я даже не понимаю, зачем кому-то фотографировать меня. — У меня есть одна теория. Придём домой и всё обсудим. Только дай мне сначала принять душ. Сичэнь не хотел отпускать, вместо этого ещё крепче прижал его к себе и уткнулся носом в плечо. — Я пахну как спортивный носок, — тихо рассмеялся Цзян Чэн. — Мне все равно. Смех Цзян Чэна был как подарок, прикосновение губ к шее Сичэня чем-то вроде отпущения грехов. — Это что, «Кока-Кола»? — Цзян Чэн широко распахнул глаза. — И мороженое! Сичэнь засмеялся и почувствовал, как это разрушает застывший в нём ужас, ощутил, что он оправдан окончательно и бесповоротно: — Я рад, что твои приоритеты не меняются. — Ну вот, всё тает.***
Сичэнь мог сосчитать по пальцам одной руки, сколько раз в своей жизни он был по-настоящему разъярён. Не просто зол или раздражён, а взбешён до такой степени, что тряслись руки и что-то уродливое поднималось в груди, требуя мести. Он редко поддавался гневу — традиции семьи Лань учили быть выше подобных эмоций. Но эта чудовищная ярость была совсем другим зверем, и сейчас он просто задыхался от неё. Ему наконец-то удалось убаюкать Цзян Чэна после того, как тот несколько часов беспокойно ворочался с боку на бок, и под его прекрасными глазами явственно проступили темные круги, вызванные перенапряжением и тревогой. Кто-то угрожал всему тому, что было между ними. Об этих отношениях Сичэнь мечтал много лет, уже смирившись с судьбой, где он и Цзян Чэн никогда не будут вместе. Последние месяцы он провел как в тумане, с сердцем, замирающим от счастья, в нетерпении предвкушая каждые выходные и то время, которое он проведёт с человеком, лежащим сейчас у него на груди, хмуря брови даже во сне. Сичэнь продолжал легонько перебирать пальцами волосы Цзян Чэна, водить рукой вверх-вниз по его спине, уже не зная, кого он этим успокаивает больше. Защитная часть его натуры требовала крови. Око за око. Все было спланировано заранее, специально, чтобы посеять семена сомнения между ними, сыграв на слабостях и страхах Цзян Чэна. Разочарование, запасной вариант, всегда второй… И самое отвратительное, что его вновь предали. Тот, кого Сичэнь когда-то любил и прощал. Снова. Он не мог понять, почему Мэн Яо, спустя столько лет, так жесток с ним. Но непременно выяснит. Цзян Чэн не сомневался, что всё это имеет какое-то отношение к запутанным юридическим вопросам и разногласиям между Цзинями, Вэнями и Цзянами в деловой сфере. С удовлетворением шлепая огромную порцию ванильного мороженого в свой столь же огромный стакан «Кока-Колы», он что-то расплывчато объяснял, стараясь избегать деталей, ссылаясь на клятву о неразглашении, показания под присягой и желание удержать Сичэня от малейшей причастности к этому делу, но упомянул о времени рассылки и своих подозрениях. Сичэнь думал о том же. Особенно после того, как Цзян Чэн обратил его внимание на метки времени. Мэн Яо с удовольствием разыгрывал сложнейшие партии, но только тогда, когда сам расставлял фигуры и диктовал правила игры. Цзян Чэн же провел всю жизнь, играя по чужому сценарию, но с тех пор, как он возглавил «Цзян Индастриз», единственный, перед кем ему приходилось отчитываться, был он сам и его собственный набор ценностей. Мэн Яо дважды нанес удар человеку, который казался легкой мишенью, и оба раза Мэн Яо побили. Поэтому, вместо того, чтобы признать свое поражение, за неделю до бала Эспланады, он попытался устроить скандал в одном из ресторанов, где любила бывать деловая элита города. Те самые люди, в чей круг входили топ-менеджеры и деловые партнеры Цзян Чэна. Сичэнь мог с уверенностью сказать, что всё произошедшее сегодня не имеет ничего общего с бизнесом. Это что-то очень личное. Он знал, что Мэн Яо не спланировал бы этот жестокий спектакль, встречайся Сичэнь с кем-нибудь другим. — Малыш, — Цзян Чэн приоткрыл глаза, — давай спать. — Сейчас лягу, — пообещал Сичэнь, запустив пальцы поглубже в волосы Цзян Чэна, массируя голову, пока у того вновь не закрылись глаза. Конечно, Сичэнь ляжет спать. Сразу, как только продумает свой боевой план.***
Сичэнь выскользнул из постели ещё до рассвета, позволив Перчинке и Мускатному орешку занять его тёплое место под одеялом, и вывел Сахарок на утреннюю прогулку. Так, прекрасным субботним утром, он сидел на скамейке в парке, рассеяно наблюдая за толпой очень ранних туристов и набирая знакомый номер. — Какого чёрта тебе не спится? — ворчливо ответил на звонок Минцзюэ. — Мне казалось, ты должен быть привязан к кровати Цзян Чэна или ещё что похуже. Знаешь, я слышал, что у Цзянов кнут — одна из самых ценных семейных реликвий. Интересно, берёт ли Цзян Чэн его с собой в спальню? — Где он? — спросил Сичэнь, прерывая болтовню своего лучшего друга. Минцзюэ вздохнул: — Не знаю. Было понятно, что он разрывается, пытаясь защитить и Сичэня, и Мэн Яо, но Сичэню нужно поговорить с Мэн Яо, и как можно скорее. — Ты всегда знаешь, кто из нас где. — не отступал Сичэнь. На заднем плане послышались шаги и щёлканье клавиатуры. — Сичэнь, я тебе клянусь, со мной он не связывался. Я узнал о вчерашнем от Хуайсана. — Найди его. — На его телефоне нет никакой активности, машина не трогалась с места. — Это же Бостон. Ему не нужна машина. Фотографии прислали с неизвестного номера. — Видимо, левый мобильник. — Найди его, — повторил Сичэнь. — И скажи, что я горю желанием поскорее с ним увидеться. — Сичэнь. — Минцзюэ. Я так понимаю, ты попытаешься успокоить меня и достучаться до нашего с ним благоразумия. Но подумай о том, что он сделал. И через что мне пришлось пройти. Ты даже не представляешь, как он меня разозлил. Минцзюэ молчал. — Я не знаю, чего он добивался, хотел подшутить или проверить. Скажу откровенно — мне плевать. Но я не потерплю подобные выходки. Только не с Цзян Чэном. — Ты действительно так любишь его? Сичэнь не колебался: — Да. — Понятно, — Минцзюэ тяжело вздохнул. — Я найду Мэн Яо.***
Цзян Чэн ещё спал, когда Сичэнь вернулся в квартиру. Перчинка уже стояла на кухонном столе, глядя на него в надежде на скорый завтрак. Воплотив кошачьи надежды в жизнь, и угостив Сахарочек, Сичэнь занялся приготовлением черничного кофе. Именно его Цзян Чэн предпочитал по выходным. Пончики, купленные по пути домой, были еще теплыми, прежде чем направиться в спальню, он надежно спрятал их от любопытных носов и лап на самой верхней полке. Стоило Сичэню вспомнить, как легко он мог потерять всё это, его вновь охватило тревожное беспокойство. — Любуешься, как я сплю? — пробормотал Цзян Чэн, сонно протирая глаза. — Да, — улыбнулся Сичэнь. — Ненормальный, — Цзян Чэн вернул ему теплую улыбку, и неожиданно громко втянул носом воздух: — Кофе? — Скоро. — Еда? — Здесь, или?.. — Здесь, — ответил Цзян Чэн, — сегодня же суббота. А по субботам можно просто валяться в постели. — Тогда жди, я сейчас вернусь. Сичэнь задержался на мгновение в дверях, наблюдая, как Цзян Чэн еле тащится в ванную, всё ещё неуклюжий ото сна. Его взгляд скользнул по комнате, остановившись на картине у входа в гардеробную. Сичэнь нарисовал её после Гавайев. В свой медовый месяц Лань Чжань и Вэй Ин пригласили туда всю семью. Было ясно, что Сичэнь отправился с ними в качестве бесплатной няни, но из-за того, что его брат и Вэй Ин ночью и днём занимались строительством семейного счастья, а Яньли и её жених с радостью брали с них пример, ему и Цзян Чэну, по умолчанию, пришлось проводить всё это время вместе. Сичэнь помнил, как боялся и не хотел этой поездки. Его сердце всё еще кровоточило после недавнего разрыва с Мэн Яо. Было просто невыносимо находится в таком прекрасном месте, с людьми, ошалевшими от собственного счастья. Ещё хуже быть там с человеком, которого он желал долгие годы, но знал, что ему никогда не ответят взаимностью. Маленький Юань просто спас его тогда, став барьером между Сичэнем и его чувствами. Часто только они втроём: Сичэнь, Цзян Чэн и их новый племянник, отправлялись исследовать пляжи и интересные места, что рекомендовали местные жители. На одном из таких пляжей, он остался на берегу, когда Цзян Чэн осторожно повел Юаня купаться. Сичэнь сидел на полотенце и смотрел, как тот, кто заслужил репутацию вспыльчивого и жестокого человека, нежно покачивал своего племянника в волнах, как самое драгоценное сокровище этого мира. Он смотрел, и его руки чесались от желания рисовать, но единственное, что он мог себе позволить - это запомнить тот пляж и океан во всех деталях. Когда Сичэнь вернулся домой, первое, что он сделал — нарисовал этот момент, хотя там были только океанские волны и песок. Так много его картин связано с их общими воспоминаниями. Просто пейзажи тех мест, где они по каким-то причинам оказались вместе. На другие холсты он выплёскивал свои желания и мечты о будущем. Все они были о них. А Цзян Чэн об этом даже не подозревал. Сичэнь всё ему расскажет. Очень-очень скоро. — Чему это ты так улыбаешься? — спросил Цзян Чэн, выйдя из ванной. — И где моя еда, мой кофе, и мои звери? — Мускатный орешек под одеялом. — Сичэнь раскрыл объятия и притянул Цзян Чэна ближе. — Ммм, это замечательно, но всё равно не кофе и не еда. Твои очки Прекрасного Принца тают на глазах. — Избалованный, — фыркнул Сичэнь, и украл свежий мятный поцелуй, который закончился смехом, когда в животе Цзян Чэна заурчало.***
Солнце уже клонилось к закату. Воскресный день плавно перетекал в вечер. Сичэню давно пора было ехать, но двигаться не хотелось. Терраса, где они расположились, погрузилась в тишину и безмятежность. Цзян Чэн положил голову ему на колени, Сахарочек навалилась сбоку, распушив свою великолепную шерсть. Здесь, в их маленьком прекрасном мирке, было безопасно и уютно. Сичэнь боялся, что стоит ему выйти за дверь, как этот мир станет хрупким, вырвется из его рук и разобьется. — Как только Минцзюэ его найдёт, я поговорю с ним, — произнес он, нарушая тишину. Цзян Чэн должен знать, на случай, если кто-то вновь попытается им манипулировать. — Тебе не нужно, — пальцы Цзян Чэна нежно погладили его щёку. — Я знаю, — ответил Сичэнь, ласково целуя его ладонь. — Ты ненавидишь выяснять отношения. — Мы не будем выяснять отношения. Просто побеседуем. Он пересёк черту. Я хочу предупредить его, в первый и последний раз. Расставить все точки над «и». Ты не заслуживаешь того, чтобы мое прошлое бросали тебе в лицо. — Это не твоя вина, Сичэнь, — сказал Цзян Чэн, уже, наверное, в сотый раз за выходные. — Послушай, не ты сделал меня настолько неуверенным в себе. И вряд ли ты просил использовать себя как пешку в его маленьких интеллектуальных забавах. — Он закатил глаза. — Не могу поверить, что я все еще пытаюсь помочь этому ублюдку — мальчику с пальчик. — Всё потому, что ты хороший человек. — Тсс, не говори такое вслух. Не дай бог, кто-то услышит. Вот так, незаметно для себя, ты и погубишь мою репутацию, Лань Сичэнь. — Это будет наш маленький секрет, — прошептал Сичэнь. — Обещаешь? — Мммм, — он наклонился, чтобы попробовать на вкус эту соблазнительную улыбку. — Запечатываешь тайны поцелуем? — Всегда! — поклялся Сичэнь.***
Итак, по сведениям Хуайсана, этим утром у тебя по расписанию война? Не война. Бодрая прогулка. Это звучит не так горячо, как выглядит в моем воображении. Ну всё, теперь зрелище в моей голове просто невыносимо — лучше надень свою чертову рубашку на свой чёртов обнажённый торс, Прекрасный Принц.***
Они встретились в «Пивоварне Не»: в общественном месте, на нейтральной земле. Минцзюэ держался на расстоянии, делая вид, что обсуждает что-то с управляющим ресторана, разумеется, совершенно случайно, расположившись так, чтобы легко следить за ними обоими. Сичэнь не притронулся ни к еде, ни к напитку. Мэн Яо очаровательно улыбался, разрезая свой стейк, словно ничего не произошло, и они встретились только ради того, чтобы вместе пообедать. — Как ты можешь быть таким бесстыдным? — спросил Сичэнь. — Мы встретились за обедом, и я бы не хотел, чтобы работа кухни пропала даром. Ешь свою еду, Сичэнь. — Ты сейчас отчитываешь меня? После того, что сделал? Мэн Яо отложил столовые приборы и промакнул губы салфеткой: — Если бы твой маленький приятель был уверен в ваших отношениях, моя шутка никогда не произвела бы такого эффекта. — Чушь, — выплюнул Сичэнь. Этого оказалось достаточно, чтобы стереть улыбку с лица Мэн Яо. — Я не знаю, что он сделал, чтобы вызвать твой гнев, кроме того, что стал встречаться со мной. Но разве это не ты начал первым? Преследуешь его. Пытаешься вывести из себя. — Сичэнь ухмыльнулся, заметив, как руки Мэн Яо дрогнули, — О, так ты надеялся, что он мне не расскажет. — Возможно, я недооценил его доверие к тебе. — признал тот. — Возможно. А теперь оставь его в покое. Раз и навсегда. — Сичэнь, мы вращаемся в одних и тех же кругах… — Вращайся, но от него держись подальше. Улыбка Мэн Яо не достигала его глаз: — Вы мне угрожаете, господин Лань? Как недостойно. Не ожидал от вас. В эту ловушку Сичэнь больше не попадется: — Ты выполнишь мою просьбу, если у тебя осталась хоть капля уважения ко мне или к нашей дружбе. Некоторые вещи даже я не могу простить. Мэн Яо рассмеялся: — Так вот каков знаменитый Лань Сичэнь, когда влюблен. Такой яростный. Так защищает своего взрослого мальчика. Совсем не похож на Лань Сичэня, которого я знал когда-то. — Наши отношения с самого начала были ошибкой, — нахмурился Сичэнь. — Два человека, оплакивающие свои безответные чувства, и в отчаянии цепляющиеся друг за друга, в надежде хоть как-то заполнить пустоту — вот, что это было. Попытка оказалась неудачной. Я думал, всё осталось в прошлом. — Так и есть. Сичэнь растерялся: — Тогда почему? Мэн Яо слегка пожал плечами: — Некоторым людям само всё падает в руки. Они словно рождаются с серебряной ложкой во рту. Может, я хотел увидеть, как он хоть раз напряжёт свою задницу, чтобы что-то получить. В мире, где все равны, он никогда бы не достиг своего положения в таком возрасте. — Цзян Чэн не выбирал, в какой семье родиться, как и ты. Разница лишь в том, как вы оба распорядились своей жизнью. И в этом он очень сильно тебя обыгрывает, потому что много работает, и посвящает своей компании каждую свободную минуту. Это не то же самое, что организовывать светские скандалы и плести интриги за ужином в ресторане, не так ли? Что посеешь, то и пожнешь, Мэн Яо. Сичэнь перевел взгляд на бар, где стоял Минцзюэ, встал и помахал ему рукой: — Если ты не собираешься извиняться передо мной или Цзян Чэном, то извинись перед ним. Ты заставил его выбирать между нами. То, что мы поклялись никогда не делать. Мэн Яо выглядел почти пристыженным. — Мир никому из нас ничего не должен, Мэн Яо. Оглянись, в твоей жизни много хороших вещей, которые ты заработал сам или получил благодаря собственным заслугам. Но они вот-вот проскользнут сквозь твои пальцы. Снова. К ним, наконец, присоединился Минцзюэ: — Сичэнь, почему ты не притронулся к еде? Сичэнь покачал головой: — Боюсь, что у меня пропал аппетит. Ты съешь? — Конечно. Уже уходишь? — Мне пора. — кивнул Сичэнь. Он указал на стол. — Тебе стоит присесть. Минцзюэ обвел взглядом стол и молчаливого Мэн Яо. — Я не сажусь за стол, если меня не приглашали. — Пожалуйста, — прошептал еле слышно Мэн Яо, не поднимая глаз от тарелки. Сичэнь ушёл, оставив своих друзей наедине с их собственными проблемами.***
Нам придётся встретиться на балу. Хуайсан бесится из-за украшений, цветов и складывания салфеток. Если я не помогу ему, он может прыгнуть в реку. Тебе не нужен твой смокинг? Нет, я планировал представить нас как пару толпе светских сплетников в моих брюках карго и футболке с Бейонсе. При условии, что эта одежда сочетается с моей. Почему ты мне нравишься? Мне сказали, это как-то связано с моими руками. Точно! Руки и многое другое, что ты можешь сделать своим языком.***
Для прибытия большинства гостей бала Эспланады было ещё очень рано. Но поскольку Сичэнь являлся другом организатора, гостем одного из почётных участников бала, и сам имел приглашение, он полагал, что его присутствие вполне оправдано. Особенно, учитывая, что Цинъянь встретилась с ним раньше и сунула в руки смокинг Цзян Чэна вместе с сумкой, в которой находились его туфли и запонки. Он нашёл Цзян Чэна и Не Хуайсана, расставляющих в безумном темпе столы и свечи, в одном из залов. Неподалёку располагался удивительный, похожий на ствол дерева фотофон. Сичэнь оставался в тени, незаметно наблюдая за их работой. — Этот фасад для фотосъемки создал Мо Сюаньюй, — рассказывал Хуайсан. — Он такой талантливый. — Ты подожжёшь свои волосы, если не перестанешь ежесекундно любоваться его творением, — предупредил Цзян Чэн, установив последний стол, свечу и кушетку. — Слепить эту «гостиную для миллениалов» в последнюю минуту — твоя идея? — Да, — согласился Хуайсан. — Но мы пригласили так много молодёжи, что мне пришло в голову организовать для них специальное место, где они могли бы по-настоящему наслаждаться балом. Так что здесь у нас есть диджей, стенд для фото и крафтовое пиво. В главном бальном зале у нас будет дорогое шампанское, симфоническая музыка и все традиционные атрибуты. Он окинул взглядом обстановку: — Я думаю, мы закончили. — Уверен? — саркастично изогнул бровь Цзян Чэн, — Нигде больше не нужно заменить цветочные композиции? Или столовые приборы? — Ты должен признать, что те тарелки для главного стола имели неправильный оттенок золота на ободке. Вот почему я всегда беру с собой два комплекта. — Хуайсан снова осмотрел зал. — Нет, я думаю, мы закончили. — Тогда могу я украсть его? — спросил Сичэнь. Цзян Чэн резко повернулся, схватившись за одну из белых колонн, чтобы удержать равновесие. — Да, братец, любой бы зашатался, будь у него такой горячий шикарный парень. — Хуайсан одобрительно кивнул. — Прекрасный смокинг, Сичэнь. И этот карманный платок — превосходный штрих. Он был фиолетовым. В конце концов, Сичэнь хотел соответствовать. Цзян Чэн подошёл, забрал свои сумки с одеждой и передал их Хуайсану, а затем прижал Сичэня к ближайшей стене, целуя его ненасытно и яростно. — Тебе так нравится нагрудный платок? — спросил Сичэнь, как только снова смог дышать. — Мне нравишься… ты. — Я, наверное… пойду, — пробормотал Хуайсан. — Не запачкайте тут ничего!***
Гостей значительно прибавилось. Они, потягивая коктейли, прохаживались вокруг, - те, кто не заботился о своем торжественном появлении, или вовсе не жаждал пройтись по красной дорожке. Сичэнь нашёл себе спокойный уголок, ожидая, пока Цзян Чэн переоденется и выйдет, полностью готовый к «веселью». Там и нашёл его Минцзюэ. Друг выглядел разбитым, как будто не спал уже несколько дней. Снова подстригся, практически выбрив голову. И пришёл слишком рано. — Я думаю… Покачав головой, он развалился рядом с Сичэнем, задумчиво покрутил стакан виски в своей руке. — Я порвал с ним, — сказал Минцзюэ, одним глотком допивая свой бокал. — Но даже если моя личная жизнь снова в дерьме, я не собираюсь упускать превращение Золушки в принцессу. — Он показал на Мо Сюаньюя, который в этот момент вошёл в двери. — Малыш пытался прийти одетым… ну, как все. Не хотел смущать Хуайсана, или меня. Я отвел его прямо к нему домой и заставил переодеться. Стать самим собой. Сегодня в волосах Мо Сюаньюя, среди волн цвета воронова крыла, сияли серебряные пряди. Его тёмно-синий, с чёрными вставками смокинг идеально сочетался с туфлями в оттенке тёмный хром. Бесспорно, Мо Сюаньюй был одет лучше всех здесь присутствующих. — Завтра он будет во всех модных блогах, — улыбнулся Сичэнь. — И под руку с Хуайсаном. Там, где ему самое место. — Минцзюэ подозвал одного из проходящих мимо официантов, чтобы тот принес ему ещё выпить. — Хоть кто-то в моей семье должен получить счастливый конец. — Минцзюэ… Тот покачал головой: — Только не сегодня. И не завтра. А может быть, никогда. — он посмотрел в свой стакан, — Как я могу всё ещё любить его? Сичэнь жалел, что у него нет ответа на этот вопрос. Как бы ему хотелось, чтобы их жизни сложились идеально и правильно, но всё, что он мог сделать — это обнять своего друга за плечи, стараясь хоть ненадолго облегчить груз, лежавший на душе. — Эй, ты уже видел остальное? Твой брат проделал потрясающую работу. — сменил тему Сичэнь. — Да, чёрт возьми, он умеет удивлять! — наконец улыбнулся Минцзюэ.***
Его лицо болело от улыбки. Хорошей улыбки. Из тех, что приходят вместе со смехом, радостью и хорошей компанией. Рядом был лучший друг и самый любимый человек, это делало бал, обычно такой чопорный и напыщенный, чем-то забавным и даже милым. Лицо болело, в хорошем смысле, даже сейчас, когда он положил свою голову на плечо Цзян Чэна пока тот вел их в медленном танце. Долгие годы Сичэнь страстно мечтал о таких мгновениях, с этим мужчиной в его объятиях. Он поднял голову, когда музыка прекратилась и Цзян Чэн остановился. От сладкого поцелуя у него перехватило дыхание. — Хочешь подышать свежим воздухом? — спросил Цзян Чэн. Сичэнь кивнул и последовал за ним. Он бы последовал за ним куда угодно. На балконе, Цзян Чэн подошел к самому краю, глядя на реку Чарльз. Несколько мгновений назад - мягкий и ласковый, сейчас… словно на что-то решился. — Я знаю, ты был влюблен в кого-то семь лет назад. — произнёс он, всё ещё глядя на воду. — Все так говорят, но, похоже, что всё же девять. Фигурки на твоих картинах. Впервые они появились девять лет назад. У Сичэня перехватило дыхание: Цзян Чэн догадался? — После твоей первой персональной выставки под псевдонимом, без упоминания Ланей. Когда ты в первый раз выставлял свои картины как Цзэу-цзюнь. Помнишь? Они появились сразу после той выставки. Тогда Цзян Чэн был единственным из его друзей, кто приехал в Род-Айленд только для того, чтобы увидеть его работы. Приехал до начала выставки, специально, чтобы помочь разместиться, и оставался до конца, чтобы помочь убрать и упаковать картины. Он приехал, несмотря на средину семестра в университете. Приехал, когда даже Минцзюэ отказался. Он приехал, потому что Сичэнь попросил его. Потому что хотел увидеть картины Сичэня, и всё отведенное время изучал его работы снова и снова. — Я люблю тебя. — произнёс Цзян Чэн. — Мне было двенадцать, когда я понял, что ты мне нравишься больше, чем друг. В четырнадцать, я уже точно знал, что люблю тебя. Он не выглядел счастливым. Почему он не выглядит счастливым? — И хотя я гребаный эгоистичный мудак, я не могу оставаться эгоистом по отношению к тебе. — он повернулся к Сичэню, в его глазах стояли слёзы. — Поэтому мне нужно, чтобы ты нашёл этого человека… того, которого так долго любил. Просто… прошу тебя, сегодня вечером побудь со мной. А потом… Потом, я хочу, чтобы ты нашёл его. Потому что ты этого заслуживаешь. Сичэнь больше не мог этого выносить. Он прижал ладонь к губам Цзян Чэна: — Замолчи. Пожалуйста, замолчи. Не пытайся порвать со мной сейчас. Даже не смей. Цзян Чэн потянул его ладонь вниз, заставив опустить руку, и слабо улыбнулся: — Ты заслуживаешь счастья. — Да… И я думал, что ты… я думал, что мы вместе. — Мы вместе, — ответил Цзян Чэн, — Но я не могу удерживать тебя при себе, если есть кто-то, кто… — Нет никого другого. — Сичэнь. — Поверь, — настаивал он. Цзян Чэн прижался лбом к виску Сичэня и резко выдохнул: — Девять лет, Сичэнь, уже девять лет ты любишь этого человека. Ты должен ему сказать. — Да, должен… Цзян Чэн сунул руку в карман Сичэня, вытащил телефон и протянул ему: — Ну так сделай это. Если он не ответит, попробуй ещё раз. И ещё раз. Затем он резко поцеловал его, а потом отступил назад, в бальный зал. Сичэнь смотрел ему вслед. Восторг, возмущение, смятение — всё… Цзян Чэн заставил его почувствовать всё. Он набрал телефонный номер и стал ждать, когда на другом конце возьмут трубку. — Да? – жёстко ответил Цзян Чэн, очевидно, даже не посмотрев на номер звонившего. — Какой же ты дурак. Вернись сюда, чтобы я мог сказать, как сильно люблю тебя, глядя в лицо, а не на твою спину.