Внутривенно

Это был День рождения Артура Уизли. Шестое февраля. Он праздновался без детей, потому что все были в Хогвартсе, что давало взрослым большую свободу. Здесь был только семилетний Луи Уизли, сын Билла и Флер, и Молли Уизли-младшая, дочь Перси и Одри, которая отправлялась в Хогвартс в следующем году. Но они проводили свое время наверху, в бывшей комнате Джинни, потому что торжество взрослых их мало интересовало. Рон опаздывал, потому что забирал подарок для своего отца, но Гермиона была рада не видеть его как можно дольше. После фотографии, где она с Малфоем была на квиддичном поле, а так же после их дуэли в коридоре Министерства, жизнь теперь больше напоминала непрекращающиеся боевые действия. Как будто кто-то запустил Бомбардо в их брак, в результате чего он в самом деле начал походить на брак. Все рушилось. Обвинений стало больше, больше ссор. В доме больше не было детей, которые могли их сдерживать. А самое странное и обидное, что никто из них так и не догадался просто все обсудить. Никто в Норе не смотрел на нее осуждающе, но она чувствовала всеобщее напряжение. Недавно Роза прислала ей письмо, где спрашивала, поговорила ли ее мама с папой. Гермионе стало по-настоящему стыдно, потому что она всегда хотела быть для своих детей примером. Она прошла войну, была на волоске от смерти, подвергалась пыткам, а попросить Рона отпустить ее не могла. Язык не поворачивался. К середине вечера, когда все были уже разгорячены огневиски, Перси Уизли неосторожно обронил фразу, которая окончательно выбила Гермиону из колеи. – В нашем мире сейчас так быстро все меняется, что и не успеваешь замечать, как твои родственники начинают брататься с неприятелями. На него тут же все зашикали и упрекнули в слишком длинном языке, но Гермиона больше не могла выносить всего этого. Она попросила прощения и вышла из-за стола, отправившись в старый сад Уизли. Она чувствовала, что переборщила с алкоголем и от быстрого перепада температур (а февральский мороз мигом обжег ей щеки), Гермиону затошнило. Она вцепилась рукой в ржавый забор и попыталась успокоить то ли подступившие к горлу слезы, то ли тошноту. – Что ты творишь, Гермиона? Голос Рона раздался со стороны дома. Она слышала, как он остановился шагах в пяти от нее. Сказать было нечего. Точнее, она не могла выдавить из себя ни единого слова. – Я ведь думал, что ты в самом деле меня любила. – Снова сказал он. Гермиона нервно рассмеялась, спазм схватил живот и ее вывернуло. Что-то не так. Она ведь… она не пила так много. Рон попытался подойти, но она вытянула руку, не позволяя ему приблизиться. – Мерлин, Рональд, ты же видишь, что наша любовь теперь полная херня! – Вырвалось у нее. Она не видела лица мужа. – О чем ты говоришь? – О том, что мы теперь чужие люди. Разве ты не понимаешь? Всё сломалось, Рон, – Гермиона выпрямилась, но тошнота все еще не проходила. Холод не трезвил ее. – Это из-за Малфоя? – его голос едва слышно дрогнул в конце. – Да... это из-за Малфоя, - шепотом повторила Гермиона. Она знала, как он боялся этого услышать. Рон шумно втянул воздух через нос, напрягся всем телом. – Я лучше сдохну, чем буду видеть тебя с ним. – Выплюнул он. Гермиона нервно рассмеялась. – О, Рональд, может, тогда не поторопишься умереть? Потому что я хочу быть с ним гораздо раньше, чем все это произойдет. – Зло прошипела она в его сторону. Это был все еще алкоголь. Она осознала, как жалко выглядит сейчас и ее вырвало снова. На этот раз Рон подошел к ней, убрал волосы и набросил сверху свой меховой жилет. – Гермиона, но это же Малфой! – воскликнул он. – Мы ведь все вместе ненавидели его, презирали, издевались. Как ты только смогла... можешь. После всего. Она была удивлена, когда увидела, что он смотрит на нее без злости и даже без разочарования. Просто огромная горечь. Необъятная боль в его глазах. – Да. А теперь… – она не могла подобрать слов. – Просто отпусти меня. – Почему? Разве ты никогда не любила меня? – его нижняя губа дрожала. Ох, Рон. Такой ранимый. Такой Рон. И Гермиона поняла, что в самом деле когда-то любила своего мужа. Любила его глупый юмор, его недалекость, всегда уместную мудрость и неожиданно правильные советы. Любила, что он был сильнее, когда сил не хватало у нее. Любила, что он вернул ее родителям память, когда у нее дрогнула рука, что всегда носил в кармане делюминатор, потому боится, что, когда она позовет, он не сможет ответить. Она любила это «Рассечь воздух и взмахнуть» на внутренней стороне их обручальных колец. Но эта любовь больше не делала ее счастливой. Она знала, что к Рону всегда будет эта неподдельная нежность, потому что они вместе столько пережили, потому что он отец их детей. Но к своему ужасу Гермиона понимала, что прожила столько лет с человеком, который так и остался для нее лучшим другом. – Я любила, но это было так давно, что я уже и сама забыла об этом. – Гермиона не врала. Рон судорожно втягивал в себя морозный воздух. – Отпустить тебя к нему? – К нему. – Я ненавижу его, Гермиона. Я никогда не смогу этого принять. – Слова такие же холодные, как и воздух вокруг, впивались в ее разгоряченный мозг. – Я тоже… ненавидела его. Раньше. Рон позволил аппарировать ей прямо из Норы. Он вернулся туда один, сказав, что жене стало плохо, что она решила отправиться домой. Все нутро обжигало горькое чувство, поселившееся в нем и пустившее корни, начиная с того момента, как он увидел свою жену в одном кабинете с этим. Ревность. Отчаяние. Но ему ничего больше не оставалось, как разжать ладони. Через неделю Розы Уизли получила письмо от матери. Она торопливо разорвала конверт и углубилась в чтение. «Здравствуй, милая! Как твои дела? Надеюсь, что в учебе все хорошо и ты не запускаешь особо важные предметы. Помни, что СОВ у тебя хоть и будут через два года, но от них зависит твоя дальнейшая карьера. Очень надеюсь, что твое поведение тоже в полном порядке, потому что у меня все еще не выходят из головы два взорванных унитаза в женском туалете, что случилось год назад. Если к важным новостям, то мы с твоим отцом разводимся. Я в какой-то мере прислушалась к тебе, но и к себе. Мы все выяснили и решили, что нам лучше разойтись хорошими друзьями, чем становиться врагами с каждым прожитым вместе днем. Я уверена, что папа скоро напишет что-нибудь тебе или Хьюго. Мы по-прежнему вас любим, и в нашем разводе нет вашей вины. Это осознанное решение двух взрослых людей, которые поняли, что по раздельности у них будет больше шансов на гармонию и счастье. Ты и Хьюго все еще можете и должны (как я думаю) обращаться к нам за помощью, потому что, что бы не случилось мы были и всегда будем вашими родителями. Я пишу тебе это письмо, потому что будет справедливо, чтобы вы узнали об этом лично от нас, а не из газет. Передай все брату и Поттерам, если сочтешь нужным. Еще я должна сказать тебе, что очень люблю отца Скорпиуса, Драко Малфоя, и мы собираемся с ним сойтись. Может даже пожениться. Думаю, ты догадывалась. Точнее, знала. Поцелуй брата за меня и скажи ему, что я очень люблю его. Я очень люблю и тебя, я благодарна жизни за то, что у меня есть такие сын и дочь. Искренне твоя мать Гермиона пока что У.». – Что там, Рози? – рядом с ней на диван плюхнулся Ал. – Да ничего. – Она пожала плечами. – Просто все хорошо.