На моем опыте самое дорогое - это поддерживать внешние приличия. Делать вид, что всё хорошо, имитировать удовольствие от работы или жизни в целом, при этом руками и ногами подпирая вываливающиеся из всех шкафов скелеты. И “дорогое” здесь не в смысле бесценности для души человеческой, а в плане затрат времени, сил, денег. Во сколько раз проще и эффективнее бывает просто рассказать, что где-то есть problem и оперативно решить её? Ты можешь быстренько разобраться со всем, что тебя беспокоить и продолжить струячить дальше на пути к саморазвитию или благополучию, или к спокойному существованию в режиме “сидеть на жопе ровно и лишь бы меня не трогали”.
Но некоторые люди испытывают особый азарт от перепрятывания своих скелетов в шкафу. Мой напарник по бару шутил про свидания и любовную любовь с Дарьей, которая в самом начале пути научила меня готовить кофе — но он никогда не решался пригласить её по-настоящему и тихо страдал от неразделённой любви, Снежная Королева говорила, что работает, чтоб обеспечить своей дочери хорошее образование и достойную жизнь, а на самом деле винила девочку в уходе мужа и — особенно в моменты слабости — ненавидела. Я, работая в кафе, занимала время и мозг, который, лишенный других дел, начал бы нарезать круги вокруг всех упущенных за последние месяцы возможностях. Я работала так, чтоб устать и провалиться в сон и не думать об институте, который должны были вот-вот расформировать, об отце, который в очередной раз оставил нашу семью без денег, смотавшись в отпуск с друзьями, о матери, которая ломала руки и пыталась найти работу, и — вишенка на торте — о парне, который смотался за границу к ждавшей его возвращения девушке, пост-фактум известив меня о том, что наши отношения назывались сексом без обязательств. На фоне всех этих событий радоваться мелочам было сложно. Либо же эти мелочи были реально незаметными, как капля в море, так что в конце концов я решила, что просто сбегу от проблем в имитацию деятельности и, возможно, они сами решатся без моего участия. Позже я поняла, что проще было бы с заработанных денег купить себе визит к психологу. Но я, как человек, получивший зарплату впервые за долгое время, символически купила маме тортик за терпение, а остальное — пропила.
Так вот. У кафе, как у живого человека, тоже есть свои проблемы, которые качественно скрываются от простых смертных. Это и пережженный в запару кофе, и коктейль, в который добавляется все,что попадется под руку, и мусор. Горы мусора, которые остаются от гостей в зале, на кухне, на баре. В мусорном ведре оказываются упаковки, пергамент, на котором подогреваются утренние круассаны в специальной печи, и продукты, срок жизни которых подошёл к концу, проще говоря — списанка. По вечерам огромные мешки с мусором мы выставляли за служебную дверь, чтоб проезжавшая по утрам машина забирала эти огромные черные баулы и увозила их, как нам говорили — на переработку. Иногда в середине дня к нам заруливал Азим — низкорослый грузчик, учившийся в свободное время на барбера — надевал перчатки строителя и поднимал многокилограммовый пакет, выносил его через служебный вход, заряжал нам новый пакет, а мы продолжали носиться вдоль барной стойки в облаках пара из капучинатора, кидая друг другу то лёд для коктейлей, то молоко. Судьба отходов нас не очень беспокоила, пока однажды весь наш мусор не оказался перед нами.
Как это произошло?
Одним ясным июльским утром я заменяла Альфи, которая осталась сидеть с разболевшейся трехлетней дочкой. Разбудила она меня с просьбой подменить в четыре часа утра, спустя полчаса, как я уснула, промучавшись от очередного приступа бессонницы, разбавленной паническими атаками. “Отлично”, — подумала тогда я. — “Отработать две смены — то, что мне нужно, чтоб потом спать сном младенца”. Кажется, именно так начинал наш милый друг Тайлер Дерден.
Я приехала в кафе, в утренней промозглой прохладе чувствуя, как холодит спину не успевшая высохнуть после стирки форменная футболка. В ботинок закатился камень, и через каждые два шага приходилось остановиться и произвести ритуальные танцы в попытках вытряхнуть его. На третьей такой остановке я подняла голову и увидела небольшую матерящуюся толпу, собравшуюся перед входом в кафе. Гневно кудахтала кухня в лице двух поварих, качала головой косоглазая мойщица Тсуна, Ваня на пару с помощником, которого все просто называли Раннер*, орали благим матом. Надо всем этим горой возвышался Вышибала. Он тоже орал благим матом, широко шагал в своих скрипучих лакированных ботинках, так и ища повода, всадить кому-нибудь смачный подсрачник.
Причиной всеобщего праведного гнева был мусор, рассыпанный вокруг главного и служебного входа в кафе. Как будто ночью кто-то спасался от демона, а соли под рукой не оказалось. Вышибала звонил на все номера офиса, требуя, чтоб подняли записи с камер и увидели, кто это сделал. Там сонные секретари объясняли, что сделают это, когда проснется служба безопасности, и предлагали вызвать полицию. Вышибала возмутился, прикрикнул, чтоб ему дали номер службы безопасности.
— Это их работа! — он крепко сжал маленький кнопочный телефон своей лапищей, до хруста. Из динамика раздался ответный вопль, как будто менеджер пережал руку девочке на другом конце провода.
— А ваша работа — открыть кафе и не пиздеть! Если вам не разнесли все здание ядерным взрывом — приступайте!
И бросила трубку.
Вышибала остался в слепом гневе. Он достал звенящую связку ключей, открыл главную дверь, разбросав ногами остатки пластиковой упаковки и помятые круассаны и, со словами “только насрать осталось” открыл кафе. Тсуна тут же шмыгнула внутрь, и уже через минуту вернулась с мусорным мешком, и принялась собирать развал на пороге. Ваня и Раннер бросились помогать ей, но Ваньку Вышибала остановил и пинком погнал в зал — открываться.
Главный вход убрали мгновенно, и об утреннем происшествии напоминала только недовольная рожа менеджера. В остальном же день был практически отличным: было тепло, но не душно, прогноз погоды относительно дождя не сбылся, и, выходя на перекур в провонявшую сигаретами и бомжами подворотню, мы подставляли лица солнечным лучам. Гостей было немного, а те, что заходили — неконфликтные, и просили только капучино со льдом, без изысков. Вышибала попытался подрючить меня за выход на смену вместо Альфи без разрешения, но в очередной раз оказался послан нахрен. Чтобы он не дулся, я сделала ему латте на миндальном молоке — несусветную гадость, которую пил только он и пафосные сученьки с накачанными губами. Вышибала побухтел и успокоился.
В момент затишья, когда опустился полуденный жар, и многочисленные туристы, бродившие по Арбату, рассосались в заведения, где показывали футбол, а на верандах стояли вентиляторы, мы окончательно выдохнули. Утреннее происшествие забылось, полностью заслоненное прошедшей запарой, после которой уже не до мусорных разборок. Мы вытирали пятна пролитого молока, на раздаче одиноко стояла тарелка с сендвичами, которую Ваня принес из зала и собирался разделить с Раннером. Раннер, ещё не знавший, что в команде не самые теплые отношения, подошел на бар и шикнул мне: “У нас там сендвичи… кто-то не съел и с собой не забрал. Но они хорошие! Будешь?”
От еды отказываться неприлично, хотя бы потому, что в течение рабочего дня ты не знаешь, когда успеешь поесть в следующий раз. Кухня кормила нас остатками бизнес ланча, но готовили повала только когда у них было время, а персонал ел, когда была возможность. Однажды моя тарелка простояла два часа в ожидании, пока я до нее дойду, и добралась я до неё только в ночи, перед самым закрытием, когда оттуда успели поесть все желающие.
С сендвичем в руке я прошмыгнула через служебку в затененную подворотню, села на сгруженные неподалеку ящики, заботливо накрытые картонками, и принялась с упоением жевать успевший засохнуть хлеб с примерзшим сыром. Я не ела с прошлого вечера, когда закрыла кафе, и теперь от удовольствия закрывала глаза. Под рукой у меня стоял большой стакан неудавшегося кофе — то ли гостю что-то не понравилось, то ли он просто был лишним, но пропасть в раковине у него шансов не было. В такие моменты через облака депрессии и усталости пробивается что-то вроде счастья, и, вроде бы, что ещё нужно в этой жизни? Немного отдыха, еда, чтоб не свалиться замертво, и кофеечек…
Главное, чтоб в этот момент сравнить было не с чем.
Вот только, стоило мне открыть глаза, как передо мной материализовался бургер. Огромный, с двумя сочными котлетками, поджаристой булочкой и соусом, капавшим прямо на асфальт подворотни. Счастье сменилось болью. Огромный верзила в майке соседнего заведения — дверь их служебки располагалась напротив нашей — аккуратно держал бургер кончиками пальцев, когда я смогла оторвать взгляд от бургера и перевести на лицо парня, наполовину закрытое челкой, сосед кивнул мне и шлепнулся на соседний ящик. На этот раз я закрыла глаза, чтоб не видеть, что у кого-то обед выдался лучше, чем у меня.
Над ухом раздавалось блаженное чавканье и причмокивание, и я могла слышать, как свежее мясо с кровью поддается зубам. На минуту парень взял передышку, откашлялся, и севшим от обилия соусов голосом спросил:
— Можно хлебнуть кофе?
— Ага. Весь забирай, я не люблю американо, — ответила я, чувствуя, что даже кофе сегодня не принесет мне удовольствия.
— Я тоже не люблю, но я задолбался пить одно лишь пиво, — скривился парень и, не дожидаясь специального приглашения, схватил стакан и залпом всадил половину чуть-теплого кофейку. — С молоком что ли?
— Да, — у меня снова начали трястись руки, как от усталости или злости. Недавно Снежная Королева даже спрашивала, не употребляю ли я наркотики. Я честно ответила, что нет, но мне не поверили, и, если я была в смене Снежной Королевы, на перекуры она выходила со мной, чтоб удостовериться.
— Круто. Уже не так мерзко.
— Сделано с любовью, — выдавила из себя я. Потом посмотрела на остатки сендвича и, обреченно вздохнув, выбросила несчастные корочки в урну.
Подняв голову, я поймала пристальный взгляд из-под челки, даже слишком сфокусированный на мне. Я попыталась выдавить рабочую улыбку, и парень передразнил. Он выглядел даже забавно: все его лицо было вымазано содержимым бургера, из-под отбрасываемой в сторону челки виднелись по-детски светлые глаза, он всем своим видом напоминал подростка-переростка.
— День хреновый? — спросил он.
— Не больше, чем обычно.
— Понятно. Можешь передать кое-что вашему манагеру? — поинтересовался парень, вгрызаясь в бургер. Я кивнула, отведя глаза. — Хотя, лучше не надо. Я сам с ним поболтаю, когда он выйдет. Прости, не надо. Некрасиво выйдет.
— А что случилось? — стало интересно мне. Парень смерил меня смеющимся взглядом и, засунув в рот остатки бургера с кусками оберточной бумаги, пробубнил.
— Ну, ваша кафешка — пидорасы, которые подбрасывают нам мусор. Вас предупреждали так не делать.
— Меня никто не предупреждал, — тут же выдала я и почувствовала вспышку стыда. Но, честно говоря, такая реакция была оправданной, парень выпрямился и сделался похожим на громилу, который без труда мог поднять меня одной рукой вместе со всей поставкой.
— Я догадываюсь, поэтому на тебя не наезжаю. Да ты и не выглядишь, как человек, который может поднять ваши же мешки с мусором, — добавил он.
Я хотела добавить что-то ещё, но тут служебка нашего кафе распахнулась, и на пороге показался Вышибала. При виде моего собеседника его лицо перекосилось, как после хорошего такого хука справа.
— Ты старбар? — спросил он, сжимая кулаки. Парень тут же бодро вскочил на ноги и наклонил голову, как готовый начать бодаться баран.
— Ну, я…
— Хорошего дня, — пискнула я и свалила нафиг за служебку, чувствуя, что уровень тестостерона на квадратный метр повысился до критических отметок.
***
В обед меня пришла сменять Манефик. Мы принялись обниматься с итальянским акцентом и, размахивая руками, обмениваться последними новостями. Гостям было весело наблюдать это и они даже сами с радостью включались в разговор. В этот момент в дверях показался мокрый от пота и злой Вышибала с наливавшимся бланшем на скуле. В два шага он оказался перед баром, встал, широко расставив ноги, уперев руки в боки и выпятив живот, и принялся сверлить нас таким взглядом, будто все его проблемы из-за нас.
‒ Ну и почему я опять за ваши косяки выслушиваю? ‒ спросил он, лихо мотая головой. Мы с Манефик продолжили убираться, томно оглядывая пустое кафе.
‒ Тебе кто-то пожаловался? ‒ спросили мы исполненным жалости тоном. ‒ Кто это туть такой недовольный? Кому тут что-то не нравится?
‒ Владельцу соседнего заведения. Это он вывалил все дерьмо нам на порог, а твой друган ему помогал, ‒ рыкнул Вышибала, тыкая в мою сторону пальцем. ‒ Значит так, после закрытия мусор и списанку выбрасываете в баки дальше в подворотне.
‒ Но там идти сколько! ‒ возмутилась Манефик. ‒ И освещения нет! У нас же забирали мусор.
‒ Ага, ‒ фыркнул управляющий. ‒ До сегодняшнего дня.
‒ Почему? ‒ спросили мы.
‒ Потому что сегодня с утра из соседнего заведения сбежала крыса с нашим круассаном.
Вышибала ещё немного посверлил нас взглядом и двинул в сторону офиса. Лестница заскрипела под его тяжёлыми шагами, а мы с Манефик пытались понять, в чём наша вина в сложившейся арбатской пищевой цепочке.
‒ Мы это не донесём, ‒ сказала я, указывая на пакет с мусором, скопившимся за день. Манефик согласно кивнула.
‒ А ну сюда иди! ‒ рявкнул снизу Вышибала. Послышался удар по стене и скрежет навернувшегося принтера, а затем грохот падения лежавших на нём бумаг и нескольких пачек кофе. Потом полилась ругань, сопровождаемая ещё большим грохотом, так что зашедшая в кафе пара застыла на пороге, слушая это, извинилась и начала медленно пятиться к выходу.
‒ Не бойтесь, ‒ крикнула им вслед Манефик. ‒ Это он таракана увидел.
Пара начала активнее давать задний ход.
‒ Он с улицы забежал, ‒ добавила я, как учила делать в таких случаях Снежная Королева.
***
Пакет был действительно тяжеленный. Под конец полной смены в восемнадцать часов, когда я еле стояла на ногах, испытывая блаженную усталость, едва получилось вытащить мешок из бака с мусором. Манефик замывала бар и промывала кофемашину, мы договорились, что она закроется, а я вынесу мусор и пойду домой.
Я завязала мешок узлом, приподняла его на пару сантиметров над землёй, чтоб трение не продрало пластиковый бок, и потащила его к выходу. Открыв дверь служебки, я увидела стоявшего возле противоположной двери Старбара, составившего мне компанию за завтраком. Он докуривал крепкую сигарету с едкой кнопкой. Увидев меня с мешком в руке, он помахал мне — тлеющая сигарета чиркнула в темноте оранжевую линию. Я махнула в ответ.
— Следишь, чтоб мы правильно мусор выбрасывали?
— Ага, делать мне больше нечего, — фыркнул он. — Но манагер у вас — животное просто.
— Удиви меня, — фыркнула я и, поднапрягшись, подняла мешок. Старбар фыркнул и, двумя шагами преодолев расстояние между нами, схватил мою ношу и закинул себе на плечо.
— Эй!
— Так, — прервал меня Старбар. — В сильную и независимую будешь играть, когда, чтоб ровно стоять, тебе не нужно будет за стенку держаться. Поняла?
Я кивнула.
— Умний женьщинь, — сказал он и, насвистывая, ушёл в темноту подворотни.
***
На следующий день у меня был выходной. Как мне потом рассказывали: об акте вандализма со стороны соседей новая смена не знала, и вечером по привычке выставили мусорный мешок на улицу. Тогда перед самым закрытием в кафе ворвался Старбар, сказал, что мы все тут охуели, и с размаху забросил нам мешок обратно.
_______________________
* Раннер — помощник официанта, не принимает заказы, не рассчитывает гостей, просто перемещает заказы с кухни на стол.
