Арбатские

Недосып и усталость от таскания подносов с посудой привели к постоянно трясущимся от перенапряжения рукам. Из-за границы в час ночи мне сыпались слезовыбивающие смс-ки от человека, на которого я с гордостью нацепила ярлык «бывший» — как на кота бантик, и делала всё, чтоб мои безвольные ручки не сняли с него этот титул ни за какие коврижки. «Нет уж, второй раз я на эти грабли не наступлю», — повторяла я сама себе, сонно перечитывала ночную переписку. Не без гордости: мои слова даже на экране смартфона сочились сарказмом и иронией, на расстоянии трёх с лишним тысяч километров, в защитном коконе мегаполиса, я позволяла себе сказать парню гораздо больше, чем когда мы стояли на балконе — плечом к плечу — с видом на маленькую улочку. Я гордилась собой ровно до того момента, пока в глаза не ударяло утреннее солнце, когда поезд выезжал на наземную станцию. Тогда, при свете дня, вся моя ночная бравада звучала жалко, как вопли маленькой обиженной девчонки. Соплячки. Пиздючки. На Смоленке я в последни раз пробежалась по сообщениям, стёрла диалог от греха подальше, врубила погромче музыку и пошла на работу. В утреннем тумане умывалось солнце, а у меня от открытия, что на той стороне диалога никого не впечатляет моя самоназванная крутизна, так и тянула зарыться во что-нибудь головой и проораться. Ну да ладно, — думала я, — именно для этого боги общепита ниспослали мне поставку. Возле кафе уже стояли несколько ящиков со свежей выпечкой, заполнял накладные Вышибала. Увидев меня, он кивнул на ящики и начал ещё мое-е-едленнее заполнять Документы, чтоб подольше посмотреть, как я корячусь. На ходу сбрасывая джинсовку и рюкзак, я принялась таскать хлеб и булочки. Это отвлекало. Работа вообще тем хороша — что не даёт времени на депрессию. На тот момент я с улыбкой вспоминала, как в первую неделю работы в кафе я забыла вообще обо всех своих проблемах, потому что под вечер я просто оседала в коридоре, где нас не видели камеры, и плакала от усталости. Или пыталась засунуть голову под кофемашину. Теперь вместо чувства опустошенности оставалась только «легкая усталость». И трясущиеся руки, куда же без них. Как-то Снежная Королева даже спросила меня, не употребляю ли я наркотики. Но я честно сказала ей, что у меня нет времени на это дерьмо, да и денег лишних тоже нет, потому что «Зима близко, а зимнее пальто само себя не купит». Её этот ответ удовлетворил, но она ещё пару раз намекала на нарколога. Вышибала, до которого дошли слухи об этой сцене, теперь постоянно звал меня в подворотню «раскуриться». Шутил он тогда или нет, не знаю, но уже осенью до меня дошли слухи, что Вышибалу тихо уволили, дав огромную взятку офицеру полиции, когда его словили курящим что-то запрещённое. — Давай, работай, солнце только взошло, — подстегнул он меня, когда закончил с бумагами. Свернул Документы в трубку и отвесил ощутимый шлёпок по заднице, прибавив, — Приседай побольше, а то жопы почти нет. За что тут же получил вслепую пинок назад, как в документальном кино про лошадей. Моя пятка попала ему прямиком в берцовую кость, оставила синяк. — Ты свою жопу-то видел? — поинтересовалась я, ставя последний ящик. Я старалась сглаживать все конфликты, не доводя до скандала, а то Вышибала мог поставить максимальную загрузку или не дать смен вообще и просто оставить меня без зарплаты. — Ой, да со мной всё понятно, ты посмотри на меня, — сказал он, указывая на свою одутловатую фигуру. — Я уже женатый человек, у меня охуенная жена с хорошей зп-шкой, так что товарный вид мне больше не нужен. И ей тоже, ибо она скоро родит, — и злорадно заржал. — А ты пока у нас неприкаянная, тебе нужно собой заниматься. — Обойдусь без советов знатоков. — Ну-ну. Ухажер-то твой заходил все дни, что ты на выходных попец свой перед компом плющила, — гоготнул Вышибала и ещё раз замахнулся бумагами. Я не выдержала и перехватила его орудие, переломила пополам и кинула в помойку, а сверху засыпала кофейным жмыхом. — Оставь в покое мою жопу! — хотелось сказать что-то ещё, горло прямо таки сводило от кучи слов, которые все разом захотели вырваться и броситься в лицо этому мужлану, но рассудок пережал им путь, чтоб я потом не оказалась виноватой. К тому же зашли первые гости, а это значило, что нужно было улыбаться и пахать дальше. — И нет у меня ухажера, — пробубнила я, пробивая первый капучино. Когда случился долгожданный перекур, я выскочила через служебки в нашу подворотню. Не то, чтобы я была заядлой курильщицей — просто это был единственная уважительная причина для перерыва на работе. Вышибала, например, так уставал, что бегал курить каждый час. Только я устроилась поудобнее, как вдруг рядом что-то закопошилось в груде картонок рядом со служебным входом соседей. Я огляделась по сторонам в поисках какой-нибудь палки или остатков стройматериалов, чтоб ткнуть в источник звука, но под рукой ничего не нашлось. — Эй, — окликнула я, про себя надеясь, что в груде картона копается не бомж и не крыса. Возня прекратилась, и из-под коробок показалась взлохмаченная голова Старбара. Он ползал на коленках, высматривая что-то на земле. — О, здорово, — отозвался он, рассмотрев меня, и вернулся к своему занятию. — Помощь нужна? — спросила я, потушив бычок. Старбар ещё раз зыркнул на меня из-под челки. Потом встал, отряхнулся и достал пачку сигарет из кармана. — Забей, невелика потеря, — сказал он с нескрываемой болью. — Ты линзу потерял? — А? — Ну, линзу, — повторила я. Единственный глаз, который было видно из-под челки, был весь расчерчен сосудами, которые вот-вот готовы были лопнуть. Старбар как будто чувствуя мой взгляд, потер глаза ладонью и болезненно зажмурился. — Ну, типа. Надо будет капли себе купить, — буркнул он и тяжело сел на пустую кегу из-под пива. Стукнул по ней пяткой. — У меня вчера такая взорвалась. Звук был такой, что кто-то пытался полицию вызвать. Ну, особо нервные. — Не удивлюсь, если это был кто-то из наших. — Ага, — усмехнулся Старбар. Он шумно выдохнул и тяжело согнулся вдвое, свесил голову и на минуту сделался похожим на огромного школьника. — У тебя всё хорошо? — дернулась я. Он снова щзыркнул в этой своей манере, как будто спрашивая: «Серьёзно?». То ли проверял, специально я туплю или нет. — У меня всё офигительно. Просто, блин, я в восторге от жизни своей. Я работаю со вчерашнего дня, уже восемнадцать часов, и сейчас мне ехать домой три часа, а вечером опять на смену. Как тебе такое, а? Ну, классно же! — он откинул волосы с высокого лба, показывая во всей красе улыбку маньяка, расплывшуюся по лицу. — Ну... — я замялась. Это тот самый момент, когда ты понимаешь, что происходящее — не твоё дело, но что-то, какая-то гребаная эмпатия или отсутствие других людей вокруг, заставляет принимать проблемы других людей на свой счёт и пытаться помочь им. — Извини, конечно, я не знаю, как у вас это делается, но... ты можешь взять такси. — Нет. — Поспать на работе? — Нет, — отрезал он и снова испытующе уставился. — Забей. Это не твоя проблема и... — он завис. — Прости, пожалуйста, что я на тебя сейчас это вывалил, я обычно так не делаю. Устал, видимо, просто. Ещё раз извини. На длинных фразах было слышно, как у него заплетался язык. Если короткое «нет» он произносил мощно, даже припечатывая им, то на длинных предложениях он выдыхался и даже немного оседал. Весь его образ «большого и страшного» тут же сползал куда-то на блеклый асфальт. — Ладно, тогда я тебя просто обниму. — А? — и прежде, чем кто-либо из нас успел сказать что-то по поводу удачность этой идеи, я неуклюже обхватила Старбара за плечи и притянула вперед, так что он неуклюже ткнулся носом мне в живот. Он немного поелозил на кеге, пытаясь поудобнее поставить свои огромные ноги, потом поднапряг спину в слабой попытке освободиться, но, почувствовав, что я его не держу — руки просто лежат у него на плечах — немного подуспокоился. Сквозь ткань футболки я почувствовала шумный выдох. — Это очень неловко, — произнёс он в складку ткани. — Тебе от этого хоть немного легче? — Не знаю. Мне неловко. — А мне несложно так ещё минутку постоять. Всем нам иногда нужны обнимашки. Старбар что-то угукнул, потом приподнял забитую крестами ручищу и пристроил её мне на талию, весом конечности пригвождая меня к месту. И в этот момент я поняла его неловкость, когда слух как будто обострился, и с двух сторон могли выйти на перекур остальные барики и офики, а то и Вышибала собственной персоной — от шуток же не отмоешься. Но в то же время все это волнение оставалось где-то снаружи, а внутри, от самых легких во все стороны, начало разливаться мягкое обволакивающее спокойствие. Чужое размеренное дыхание, тепло, пропитывавшее ткань униформы, вес руки, оказавшиеся под пальцами волосы, которые я инстинктивно начала перебирать. — От тебя пахнет сиропом. — У меня пролился, — честно ответила я. — И сейчас вытираешь его об меня, да? — шутливо спросил Старбар, отрывая лицо от моего живота. Потом осторожно убрал руку с талии, ещё раз пробубнил извинения, а затем одним резким движением выпрямился, возвращая себе вид «большого и страшного». — Полегчало? — спросила я. — Ага, — ответил он таким тоном, словно эти неловкие объятия были недоразумением, вроде однородной интрижки по-пьяни. — Слушай... — Обращайся, если что, — отмахнулась я и помахала ему рукой, за секунду удержавшись от желания зарыться пальцами в его пепельные спутанные волосы и хоть немного пригладить их. Старбар каким-то образом угадал мое намерение и принялся сам приводить в порядок свою шевелюру. — А можно кофе? — спросил он. Солнце попало ему в видневшийся из-под челки глаз, и на секунду подсветило ледянисто-голубым, так что взгляд из замученного и полусонного стал игривым. А может, дело было и не в солнце. Но его искристая веселость разбрызгалась и немного всколыхнула спокойствие, обосновавшееся у меня под рёбрами, убив всякое желание воспринимать всё вокруг слишком серьезно. Даже сарказм взял и задохнулся в очередном заготовленном «Ха!» — Можно. Но в обмен на бургер, — ответила я, ожидая такой же веселый и шутливый торг. Старбар отбросил сигарету и встал, выпрямился во весь рост и, смерив меня взглядом, кивнул. — Окей. — Ладно. — Ладно, — повторил он, как-то сбавив уверенности. В воздухе снова натянулась неловкость, и чем дальше мы отступались друг от друга, тем сильнее она пружинила и подчеркивала каждое слово. — Тогда, после смены заскочу? А то меня уже потеряли. — Да, давай, — с нескрываемым облегчением кивнул Старбар. Под его пристальным взглядом я шмыгнула обратно в служебку и, на ходу завязывая фартук, прыгнула за бар. Вышибала, подменивавший меня на кассе, злобно зыкнул в мою сторону. — Ты вообще чем думала, прежде чем уходить так надолго? — Да всего пара минут, — пробубнила я, тесня его к выходу из-за барной стойки. — Много заказов? — Нет, одни булки. И я в душе не чаю, какие из них с чем, — пыхтел он. — Ну, во время перекура можешь проштудировать меню, — пожала плечами я. Вышибала уставился на меня пристальным, изучающим взглядом, а потом расплылся в глуповатой лыбе. — Ты чего такая спокойная, мать? О, и руки не трясутся? Что, новые успокоительные себе прописала? Или в подворотне с ухажером целовалась? — не дожидаясь ответа, Вышибала залился гоготом. — Даже если и так, это пока ещё легально. В отличие от твоего допинга. Вышибала залился краской и свинтил в офис, оставив меня наедине с кофемашиной. Сквозь стекло витрины золотистыми хлопьями на плитку падал солнечный свет. Гости замирали в этих пятнах, как ленивые коты, нежась в ласковом, ещё не удушающем тепле. Оно ощущалось примерно как то послевкусие объятия, что я чувствовала. И в его бархатной, кофейной и немного сиропной сладости было так уютно, что до конца смены я отработала на одном дыхании, и только передавая кассу напарнице заметила — руки перестали трястись.