please enough.

— Накануне вспоминал про тот самый день. Не считаешь ли ты себя виноватой? — Виноватой в чём, прости? — стараюсь держаться. Всё ещё натягивать на себя гребаную улыбку и строить из себя дуру дальше. Да конечно я понимала, к чему он ведёт. К ещё одному разу, когда мы сядем рядом и начнём снова копошиться в том дерьме, которое произошло миллион лет назад. — Если шутка повторяется больше трёх раз, знаешь, она становится не смешной. — Я заглянула в его глаза буквально на долю секунды. — Это никогда не было шуткой. По крайней мере, для меня. Я не считал себя виноватым ни одной минуты и знаю, что в том, что так всё повернулось, виноваты вы оба. — Чейз многозначительно метнул взглядом за мою спину, как будто сейчас здесь стоял Ноен, и мне стало немного не по себе. — И всё же мне интересно — как получилось так, что, не прошло и двенадцати часов, как ты уже обо всём знал? — Я присаживаюсь на краешек дивана и провожу влажными ладонями по колготкам на ногах. Я буквально не знаю, куда себя деть — через несколько минут мне всё-таки придётся изъясняться насчёт всего того, что я сказала ему в тот день и секунды не подумав. — А, это… Здесь было всё слишком просто — она сама призналась. Ты же знаешь маленьких детей — может быть, стало стыдно. Да, шлюха, никто и не сомневался. После того, как всё у них случилось… Я в этот день — как сейчас помню — решил, что она спать легла. Что не дождалась, пока я ей позвоню и уснула. — Чейз пытался улыбаться, но получалось не слишком хорошо, — Я не ложился и смотрел на луну в небе. Больше всего мне хотелось понять, что мы из себя представляем — вообще все люди на Земле — для чего они нужны, для чего живут… К утру я и забыл, что мы с Синтией так и не пожелали друг другу спокойной ночи — как иронично… — Хадсон склонил голову и шумно вздохнул, с секунду помолчал, но продолжил, — А уже с утра — в пять или в шесть, — она мне набрала. Экран телефона загорелся белым светом, что оповещало о человеке, которому делать больше нечего, кроме как звонить Чейзу в пять часов утра. Хадсон устало и не совсем охотно подошел к кровати, вглядываясь в мелко напечатанные буквы — Синтия. Даже если вчера они не попрощались, парень не очень хотел слышать её сейчас. И не зря. — Доброе утро, — Чейз говорил без особого энтузиазма — после настолько долгой ночи он чувствовал себя немного хуже, чем просто плохо. — Чейз… Я не знаю, как об этом правильнее сказать — Ноен… — девушка говорила тихо, всхлипывая между словами — нетрудно догадаться, что она плакала, и, скорее всего, очень долго. — Он просто приехал! Он ко мне приставал и я не могла сопротивляться… Чейз, слышишь?.. — Синтия уже захлёбывалась слезами и просто не верить ей уже не получалось. Брюнет не стал слушать дальше, потому что всё, что девушка могла, она уже сказала. Мягкий щелчок заблокировал экран и Хадсон улёгся поперёк кровати на спину. — Так просто? Взяла и сказала? То есть она объявила тебе, что виноват во всём Ноен и ты решил, что так и есть? При том, что знаешь её от силы месяц, когда Ноена ты знал практически всю свою жизнь? Я, конечно, не обвиняю тебя в твоём доверии к Синтии — ты имел основания ей верить, но ведь ты знаешь Ноена чуть ли не с детского сада и просто пошёл, и, не разобравшись в ситуации, на него накинулся. Ведь так нельзя, Хадсон. — Я пришёл тогда разбираться. Я пришёл тогда поговорить и узнать чёртову версию Юбэнкса — как ты помнишь, он не сказал ни одного слова и я разозлился — а как бы поступила ты, если бы в то утро была мной? Твоя зарёванная девушка звонит тебе в пять часов и говорит, что её, фактически, изнасиловал твой лучший друг. Лежишь и думаешь — что, твою мать, ты сделал не так, чтобы всё это дерьмо в один миг вылилось на тебя. Конечно я не мог сразу ей верить просто потому что должен верить своей девушке — это правда был самый странный день за всю мою жизнь. — А что сейчас с Синтией? Вы общаетесь? — я стараюсь как можно дольше отодвигать разговор от его первоначальной темы. Скоро Хадсон всё-таки вспомнит, о чём хотел знать, но за три года вопросы появились и у меня. — Мы с ней расстались буквально через несколько недель после того дня. На самом деле отношения с ней — одна из моих самых больших ошибок. Я просто устал от того, что ей интересно, наверное, всё в моей жизни, всё в моём окружении — вечеринки, друзья, музыка — всё, кроме главного. Кроме самого меня. Я терпел и терпел, но это правда не то, ради чего стоило. Она красивая, но в один момент я всё-таки почувствовал, что это не совсем то, что мне нужно. Ноен одевался и собрался выходить, когда Синтия в который раз притянула парня к себе и сама прижалась к нему, надолго растягивая этот поцелуй. — Мне, правда, пора идти, — Юбэнкс чуть-чуть отодвинулся и поставил между собой и девушкой ладонь. Блондин обошёл Синтию и направился к двери — щёлкнул замок, а от Ноена, в комнате Синтии, остался только лёгкий запах одеколона. Девушка из окна смотрела, как, не оборачиваясь ни разу, парень дошёл до автомобиля, открыл дверь и уехал — за каких-то пять минут. За каких-то пять минут она могла сделать ещё хуже — и, хитро улыбаясь, набрала номер Хадсона. Вызвать жалость у такого миленького мальчика было раз плюнуть — а на слёзы ведутся все парни — даже, как оказалось, и не такой уж и неприступный Юбэнкс. Она представляла, что будет, если вдруг Ноен захочет рассказать Чейзу всё так, как было на самом деле — придётся ещё немного постараться, чтобы именно в данной ситуации Хадсон был на стороне своей девушки. Кто вообще в здравом уме будет поддерживать насилие? Синтии несказанно повезло, что в этот день Ноен проявил себя как того, кому совершенно плевать на всё — на чью-то честь, на свою невиновность и на долгую дружбу. Пока пальчики скользили по клавиатуре смартфона, девушка выдавливала из себя слёзы и вспоминала, как ей было обидно, когда бывший парень, ещё находясь в отношениях с ней, вдруг переспал со своей подругой. Так просто и обыденно, будто так и должно быть. Чейз ни в чём не был виноват — у него итак было всё и даже больше того, чего хотела от парня Синтия. Но Ноен… Он вполне мог самостоятельно первым рассказать Чейзу о том, что это она его позвала, она его поцеловала и она умоляла не останавливаться. Сейчас, рассказав сразу всё и немного приукрасив, она вышла сухой из воды. Ноен, по правде, никогда ей не нравился. На руку ей было и то, что парни прекратили контактировать совсем. — Пока мы разговариваем обо всём, о чём я не планировал заводить беседу — может расскажешь, что у вас с Ноеном? — Чейз присел рядом и повертел в руке пластиковый стаканчик. Я инстинктивно отодвинулась подальше, избегая опасно близкого контакта. — Мы просто хорошо общаемся. Ничего такого, что могло бы… — я чувствую как сердце стучит быстрее, а по телу разливается холод. Непроизвольно соединяю ладони в замок и ощущаю, как похолодели мои пальцы. Я поднимаю глаза и смотрю на Чейза, голова которого опущена вниз. Он выглядит гораздо хуже и неувереннее, чем когда сидел в окружении благородных дам на диване в гостиной. — Ничего такого, что могло бы нас связывать больше, — наконец заканчиваю фразу и выдыхаю. При каждой мысли о Юбэнксе у меня кружится голова, я перестаю думать о чем-либо другом. Чейз, зря ты спросил. — И всё-таки говорить с тобой я пошел не для того, чтобы узнать, как сильно тебе нравится Юбэнкс. — Хадсон уже смотрит в мои глаза, едва повернув голову. Я вижу своё отражение в его зрачках и, словно завороженная, не могу даже дать себе вдохнуть поглубже. Ещё немного и я задохнусь — мне стыдно за то, как я повела себя. Повернуть время вспять — и я бы молча оттолкнула Хадсона, не произнося ни звука вернулась к Ноену. И через несколько дней мы бы всё решили, помирились и не допустили бы таких ситуаций впредь. Вернуть время назад невозможно. Я пытаюсь что-то сказать, чтобы объясниться. Я хочу просто, чтобы его глаза перестали смотреть на меня так, будто он винит во всём этом меня. Хадсон, я сама виню себя каждый гребаный день, в который имею возможность жить. Я не хотела. — Я… — перед тем, как разрыдаться, я издаю короткий всхлип. Я бы рада сказать сейчас о том, что считаю себя виноватой больше всех. Я просто не могу произнести ни слова. В глазах размытые очертания мебели в комнате. А потом внезапно на мою щеку ложится его ладонь — второй рукой он гладит меня по волосам, прижимает к своей груди. Он нежно поглаживал меня по плечам, когда я заливала слезами его худи. Прошло три года, но ничего так и не поменялось.