please enough.

Можно ничего и не говорить — я лишь прижимаюсь к Юбэнксу так, чтобы быть максимально близко к нему — к его сердцу и душе. Почувствовать его дыхание. Почувствовать его запах и раствориться в этом моменте. Прощаюсь с Юбэнксом и в это же время в голове снова появляется нерешенная сегодня проблема — срочно набрать Хадсону, как только зайду за порог своей комнаты. Замок поддаётся с одного поворота ключа, и я легонько толкаю тяжёлую дверь от себя, сразу же оказываясь в окутанном тьмой коридоре, в маленьком помещении, из которого проскальзываю в не менее мрачную столовую, которая в отсутствие света выглядит устрашающе. Тихий дом, в спокойствии и молчании которого можно невольно услышать стук собственного сердца. Почувствовать глупый страх, неудобное ощущение дискомфорта, когда стоишь перед окном, в котором все вдруг стало тёмно-синим, как нависшее над этим миром небо. Ощутить беспокойство вместе с хрупким пониманием, что здесь ты в безопасности — но спустя пять минут, когда привыкнешь ко всей этой пугающей обстановке, чувства успокоятся и дышать станет легче. Глаза привыкнут к теням, которые отбрасывает шкаф, стулья и деревья по ту сторону тонкого стекла в оконной раме. Ночь скоро закончится — в глухом синем, почти чёрном, небе начинают появляться проблески белого света, присмотревшись к которому, можно было увидеть жёлтые пятна. Будто бы завороженная этим утренним рассветом, я на несколько минут совсем забываю обо всём и просто наблюдаю за сменяющим цвета небом, чётко отслеживая, как высоко поднимается солнце. В самом конце, когда тёмная комната одним мигом стала освещённой тёплыми лучами солнца, я отрываюсь, наконец, от окна и замечаю, как по лестнице спускается заспанная, видимо, только вскочившая, сестра — она направляется в ванную и не замечает, проходя в буквально пяти метрах от расположившейся возле окна, меня. Решаю, что, раз уж ночь закончилась так неожиданно быстро, то нужно делать то, что я хотела, ещё выезжая на машине с Ноеном из дома парня, который и устроил весёлые, шумные и интересные на события посиделки. Чейз Хадсон. Пока сестра не выходит из ванной комнаты, я, предварительно деликатно постучавшись в дверь, за которой спокойно, ничего не подозревая, находилась сейчас девочка, быстро ускользаю, стараясь без лишнего шума проникнуть в свою комнату и запереться на замок, чтобы никакие малявки не стали утолять свой детский интерес с помощью моих вещей. Когда защелка успешно поддаётся, я прохожу внутрь и, уже не отвлекаемая совершенно ничем, спокойно изучаю помещение. Обстановка здесь не менялась, кажется, даже больше, чем десять лет и каждая стенка, каждая маленькая, редко попадающаяся на столе игрушка или пуговка, помнит всё, что случилось со всеми нами — мной, Чейзом, Ноеном — в 7, 8, 9 и так далее, всегда — все наши секреты, тайные исчезновения из дома на каких-то пять минут (и даже на эти пять минут мы могли почувствовать себя взрослыми, поступающими так, как хотелось!), злость, грусть, счастье — каждая эмоция проникала глубоко в стены и ничто не могло остаться до конца незамеченным. Рука касается краешка зеркала, на котором висит маленькая фотография — кажется, с прошлого лета, где только я и Ноен вместе. Я перестала фотографировать всё вокруг; со стен, на которых когда-то давно не было даже маленького свободного места, я сняла постеры, плакаты и фотографии, которые всё сильнее напоминали о том, как нам с ребятами было весело в детстве — с каждого лета у меня хранилось буквально миллион ярких картинок, на которых все мы ещё такие счастливые и беззаботные. Детство заканчивается всегда. Как бы этого не хотелось, но в какой-то момент ты проснёшься, и тебе почему-то не захочется идти кататься на велосипеде, играть в догонялки или, например, в игру «кто последний до озера — тот весь вечер будет выполнять желания». Когда-то это заканчивается. В какой-то из жарких летних, дождливых осенних, прохладных зимних или цветущих и пахнущих цветами весенних дней — но непременно всегда. Непременно хоть один из любой компании просто говорит, что играть ему не попросту не хочется, нет настроения, — и это очень просто объяснить: он проснулся и внезапно стал другим человеком, подростком. Ребёнок превращается в подростка не тогда, когда ему исполняется тринадцать — а тогда, когда в его голове начинают рождаться странные, неведомые раньше мысли — проблемы в семье, непонимание окружающих или и вовсе постоянное осуждение в школе — всё это становится тяжёлым грузом, под которым можно отлично сломаться. Сломаться изнутри — пусть никто этого не видит, но ощущения рядом постоянно. Ты в этом живёшь — да, конечно, некоторые избегают редких несерьёзных депрессий и продолжают радоваться жизни и каждому мгновению, но лично я давно не встречала тех, у кого на самом деле нет никаких проблем. Подростковые проблемы — как вам кажется, звучит весело и совсем несерьёзно? Попробуйте хоть раз залезть реальному человеку в голову — это невозможно, правда? Подростковые проблемы… Какие проблемы могут быть у детей, перешедших в среднюю школу? Много домашнего задания? Как бы не так. Становление личности, определение своей роли в социуме вместе с дюжиной таких же маленьких людей, которые едва ли смогли повысить голос на маму; наконец, нахождение друзей и, к сожалению, первая любовь. Первая и чаще всего невзаимная. Кто был моей первой, настоящей любовью — человеком, на которого я не жалела потратить ни единой слезы, ни секунды, чтобы о нем подумать? Очевидно, Ноен Юбэнкс. С первого дня нашего знакомства я понимала, что это не просто мальчик-друг, как Хадсон — разумеется, я не ощущала этого в семь лет, но по мере взросления я представляла, что он может быть мне приятен совсем не как друг. Кажется, лет с двенадцати я уже запиралась в комнате и могла часами сидеть в кровати с фотографией блондина и счастливо улыбаться, смотря на его радостное лицо. Зная, что уж я-то точно не больше, чем подружка для него — он относится и относился ко мне всегда как к своей сестре и в какой-то момент это начало сильно меня огорчать. И я пыталась закрыть это в себе, запихнуть гребаные чувства так глубоко, чтобы никогда о них не вспоминать. Но каждый день видеть его лицо и пропускать внутренний удар сердца, чувствовать разлившееся по телу тепло от его улыбки было с каждым днём всё труднее и труднее. Я не хочу, чтобы он мне нравился. И ничего не могу с собой поделать. Верчу в руке фотографию, размером едва с половину моей ладони, и аккуратно приклеиваю на место. Одинокая слеза проходит путь вниз по щеке, оставляя за собой влажную дорожку, и мягко приземляется на мой свитер. Мне хотелось бы, чтобы мои чувства взяли и испарились завтра — но одновременно с этим, я не хочу пробовать не чувствовать ничего. Это же так бессмысленно — жить без чувств, без определённой симпатии к другому человеку; или не чувствовать друзей, не ощущать их поддержки, не испытывать желания быть счастливым. Чувствовать себя живым человеком — то, что я чувствовала сегодня тогда, когда Хадсон едва коснулся моих губ. Быть здесь, в этом моменте и ощутить то, что это всё — благодаря тому, что тебе досталась жизнь. Глаза прикрыты, я едва дышу, но всё-таки набираюсь смелости для того, чтобы взять телефон в руку и найти давно забытый контакт в телефоне — Чейзи. Так он записан у меня лет с десяти, и это имя для его номера не менялось никогда больше. Я не надеюсь на многое, проводя по кнопке вызова, ведь он вполне мог сменить номер телефона. Долгие гудки, и я сбрасываю вызов — по крайней мере, номер не заблокирован и не выключен. Не буду звонить ещё раз — всё-таки, если он остался на вечеринке, то и набирать бесполезно, и мне кажется, что он никуда не уезжал, только потому, что знаю, — если у него есть возможность уйти из дома на всю ночь и появиться только вечером следующего дня — тогда он ни за что не упустит шанса шляться где-то, вместо того, чтобы возвращаться туда, где, как ему всегда и казалось, никто его не ждал. Что бы я не говорила, я надеялась, что вот-вот через пару секунд телефон громко зазвенит и я увижу, что Хадсон все-таки соизволил мне перезвонить. Секунды ожидания превращаются в минуты, минуты — в десятки минут. В глубине души нарастает паника, неопределённое чувство страха за Чейза — мог ли он, не подумав хорошо, вдруг сорваться и поехать к Юбэнксу? Или он просто среди многочисленных девочек нашёл себе одну, с которой решил поразвлечься и именно сейчас делал это? Может, просто не хотел брать вызов от меня, после того, как когда он фактически обозначил мне свои чувства, я просто даже и не думая, взяла и ушла с Юбэнксом? В голову лезли разные мысли — я не знала, что и думать, и, в конце концов, просто залезла под одеяло и закрыла глаза. Долгий сегодняшний день, тянувшийся будто бы вечность, вымотал меня ничуть не хуже, чем кросс в два километра, который заставляет нас бегать учитель физкультуры. И всё-таки, сегодня я могла немного, но похвалить себя — я впервые за долгое время вышла на разговор, на контакт с тем человеком, который, один из немногих, значил для меня столько же (и, может, даже больше), сколько значила для себя я сама.