please enough.

А Авери, даже если и собиралась сыграть, всё равно ощущала где-то внутри важность того, что в её жизнь вошёл кто-то новый. И она позволила ему пройти дальше порога. Обычный субботний день, едва начавшись уже став особо богатым на впечатления, и потихоньку тишина на улице сходила на нет — в один момент шум моторов и голоса разных людей заполнили пространство за окном комнаты Авери, в которой девушка насчитала уже второй час, как всё закончилось. Сначала это было трудновато — вот, только что ты потеряла одного человека, помирились с другим и познакомилась? с третьим. Трудно понять, как быстро всё меняется в этой жизни — иногда ты едешь домой из какого-то места, где тебе было безумно хорошо — и понимаешь, насколько же быстро это всё закончилось. Закончилось ещё давно, а ты только что осознала. Почему это так происходит… Мало кто знает. Никто никогда не научится ценить моменты, и тебе всегда будет не хватать того, как вы с друзьями где-то гуляли — и всегда, постоянно хочется вернуться в то мгновение, когда никто ни о чём не думал, — все просто сидели и общались, глядя на такие далёкие звёзды в глубине тёмно-синего неба. Когда телефон выключен и идти домой не хочется. Когда рядом стоят те люди, которых хочешь видеть, и никто не может разрушить эту безумно комфортную атмосферу, потому что, ты уверен, — абсолютно все чувствуют то же самое. Иногда чего-то не хватает: повода, чьей-либо возможности, времени, или, наконец, нужных для момента людей, но, в конце концов, ты сможешь прийти к тому, что в спокойной тишине дома тебе будет хорошо — смотреть на всех, кто собрался вместе с тобой и точно так же смотрит на тебя. Всегда нужно лишь немного постараться — найти путь к контакту с человеком; освободиться от планов или придумать повод. Сейчас в голове творился полный хаос — я смотрю в потолок и просто не понимаю, что мне нужно делать дальше. Что я могу делать дальше. Забыть обо всём, что случилось и олицетворять предательство прямо с этой секунды как глаза Ноена Юбэнкса. Серо-голубые, они теперь не были, не казались, во всяком случае, таким океаном, тихим и спокойным — в который вот-вот войдёшь, ощутишь теплоту этих вод и вряд ли, прочувствовав весь комфорт, находясь в воде, захочешь из него выйти. Сейчас они вспоминались как грозное небо перед крупным затянувшимся дождём — когда куча серых, недружелюбных облаков скапливается на небе, которое — удивительно, но поглядывает и смотрится светлее, чем остальные детали этого огромного пазла. Предатель. Сначала она не хотела злиться, правда — потому что если злиться в этой ситуации, то только на саму себя. Но потом боль и разочарование пересилили крохотный остаток здравого смысла и тогда Авери поняла, что всё это время он того не стоил. — Авери, у тебя были гости? — За дверью тихо постукивают каблуки туфель, и в щелке показываются тёмные волосы, а потом лицо мамы. Самая красивая женщина на Земле, как всегда считала девочка — это её мама. На собственный возраст она не выглядела никогда — может, разве что в детстве. Тёмные, почти чёрные волосы, светло-серые глаза, у которых всегда получался добрый взгляд, даже если миссис Эстел была в неважном настроении — Авери бы хотелось быть похожей на свою мать — не теряться в семейных заботах и всегда выглядеть просто чудесно. Сейчас, кажется, она отправлялась на работу и была полностью собрана — но решила заглянуть к дочери, просто почувствов, что, возможно, кое-что пошло не так. — Нет, никто не заходил, — девушка садится на кровати, чтобы можно было смотреть в глаза матери. Женщина кидает недоверчивый взгляд на дочь, но всё же решает не беспокоить её. Потому что она итак всё знала. Когда на улице разыгрывалась нешуточная драма — с Ноеном Юбэнксом в главной роли, миссис Эстел из дальнего окна наблюдала за поведением троих ребят, которые, как Авери, были для неё кем-то вроде своих детей. Сердце разрывалось от взгляда на эти несчастные лица всех ребят. Как и несколько часов назад, эта боль и в настоящее время буквально висела в воздухе над лужайкой перед порогом дома семьи Авери. — У меня много неотложных дел, я поеду, — мама подходит к кровати и раскрывает руки для самых приятных объятий — прощание, которое так правильно и тепло умела использовать только она. Я на мгновение торможу, но когда щеки касаются её мягкие волосы, когда я чувствую приятный запах какого-то дорогого парфюма, — я буквально забываю обо всём, что произошло и руками обнимаю её в ответ. Её глаза смотрят на меня не так, как обычно — она что-то чувствует. Она, как и я, может распознать любое состояние внутри души и наверняка уже знает о моём. Но я благодарна ей хотя бы за то, что она уважает мои переживания и не собирается расспрашивать о том, о чём я не то, что бы в состоянии рассказывать. Погладив руками мою спину, мама отстраняется и направляется к двери, помахав мне рукой на прощание. — Спасибо, мам, — дверь мягко закрывается с обратной стороны и стук каблуков постепенно удаляется, а через несколько секунд исчезает совсем. Телефон так и стоял на беззвучном режиме — и теперь я решаю всё же проверить одно из приложений. Ладно, шучу. Я не могу просто переписываться, потому что это тупо и по-детски. Я правда хочу позвать тебя…на свидание? Чтобы не засмеяться, я сильно прижимаю ладонь ко рту и думаю, насколько глупо выглядит человек в тот момент, когда решает написать что-то подобное. Свидание с Николасом Остином — по-моему, даже звучит как приговор. Но я же уже поставила всё на победу, так? Я никогда его не видела и не знаю, чем может обернуться даже единственная наша безобидная встреча — мне страшно и я этого не отрицаю. Даже если понимаю, что человек, который знает о том, что я имею хоть какое-то отношение к такой достаточно уважаемой личности как Хадсон, вряд ли сможет мне навредить, — мне всё так же не по себе. И теперь, когда я осталась практически одна, мне просто необходимо учиться заново жить — как в первый раз ходить и говорить, так приспосабливаться к тому, что больше передо мной не стоит стена, способная защитить меня от ударов внешнего мира и спасти от трудных ситуаций. Она дала трещину ещё в день нашей общей ссоры, а развалилась тогда, когда Ноен с Чейзом всё же не смогли найти общий язык и решили расстаться так, чтобы больше никогда не появляться друг у друга перед глазами. Они были моей опорой и спасением. Всегда приходили на помощь и были рядом, во что бы то ни стало. А я ничего не смогла сделать для того, чтобы возродить эту дружбу даже из пепла. Если общение с сомнительными людьми — ошибка, значит свою первую я уже сделала. Слова сами набираются в мелкую строку ввода, и я не верю своим глазам, когда бегло перечитываю написанное. Конечно, а что ты мог ещё предложить? Ладно, я бы с тобой на самом деле встретилась, поэтому как насчёт сегодняшнего вечера? Глаза раскрываются шире, и я опять не успеваю удалить написанное сообщение до того, как значок меняется с «доставленно» на «просмотренно». Чёртов Ник Остин. Куколка, не спеши, ладно? Сегодня я уже не в настроении, поэтому давай подождём ещё немного, идёт? Чёртов Ник Остин. Куколка? С детства все мальчики, парни и мужчины, дающие хоть кому-нибудь какие-то прозвища, казались мне немного слабоумными и я не испытывала при виде таких ничего, кроме дичайшего чувства стыда за их манеру речи. Ну правда — у людей есть имена, а ты используешь посторонние предметы для обозначения человека, которого родители итак уже назвали. Тогда дай знать, когда всё будет нормально. Плевать мне на то, в каком он расположении духа — просто дай мне отвлечься, чёртов Остин, тогда, когда мне этого захочется. Моё на миг поднявшееся хорошее, игривое настроение сразу сходит на нет, и я бросаю устройство куда-то в противоположный угол кровати, прикрывая глаза рукой. Мне, правда, надоело делать что-то для других людей и быть своеобразной «подушкой безопасности», смягчающей удары. Мне хотелось делать всё так, как хочу я и не думать ни о каких последствиях — изучать разные дороги, по одной из которых неизменно придётся пойти, как только выбор будет сделан. Возможно, если бы люди чаще доверяли жизни, моменту, или, наконец, целой Вселенной — многие вещи были бы другими. Риск должен быть оправдан — и после либо удачи, либо провала человек так или иначе меняется — и эти изменения и есть результат всех ваших рисков. Мне не по себе, и мне определённо не хватает его. Одного человека из всего мира — того, кто тормозил мои плохие мысли и останавливал принятия неверных решений. Он направлял меня в верную сторону и всегда был готов помочь. И он был со мной тогда, когда я была уверена в том, что сдамся прямо сейчас. И этот сильнейший удар от него пришёлся прямо в сердце. Разбил его и даже не подумал, что теперь этот шрам останется навсегда. И ничего не будет так, как было вчера. — Чёрт возьми, я не знаю, что мне делать, — блондин, одиноко сидящий на обочине, уже даже не кричал — он выл, просто ревел от осознания того, насколько беспомощен он был прямо сейчас. И насколько ужасно обошёлся со всеми, кто был ему дорог на протяжении всей его небольшой жизни. Вторая пачка кончалась, и поблизости не было ни единой души — закурить ни у кого не попросишь, но здесь можно даже пустить слезу, хотя этот бонус выглядел сомнительным. Он не знал даже, как оказался в этом месте и как долго он шёл — мобильный в его кармане уже давно разрядился, и всё, что оставалось — кричать, всё больше и больше сажая голос. Кричать громче, всё равно понимая, что эту боль не поймёт никто, ни один в мире человек кроме неё. Пока была она, существовал его маленький мир. Блондин то ложился, то садился на ужасно пыльную от выбросов выхлопных газов проезжающих здесь изредка автомобилей траву. Он выглядел ничуть ни лучше, чем эти усердно борящиеся за жизнь растения — такой же усталый, измотанный и грязный. Он знал, кто научил его быть лучше, уметь ценить моменты и дружбу — он благодарен ей за каждый день, когда она была рядом. И до сих пор не понимал, почему так поступил. Она стала для него лучом света в этой ужасающе страшной темноте — а он подошёл и потушил эту лампу. — Авери… Я безумно люблю тебя… — Юбэнкс уже прислоняется лицом к твёрдому асфальту и складывается как будто пополам — ладони сжимаются, и костяшки на ладони соприкасаются с мелкими камешками на дороге, и когда они впиваются в кожу, принося сильные болезненные ощущения, губы блондина расплываются в улыбке — чувство физической боли на фоне внутренней пустоты совершенно не ощущается и от этого даже приятно — приятнее вредить себе хоть в тысячу раз сильнее. Казалось, даже выстрел в голову не был такой уж плохой идеей. Перед его глазами неизбежно возникал образ, образ единственного человека, о котором Ноен только и мог думать. Появляется и смотрит своими большими, блестящими от накатывающихся слёз глазами — осуждающе, с такой сильной тоской, что прямо сейчас хочется вонзить нож в своё сердце — убить себя, потому что он позволил себе обидеть её. Больше нет сил. Ладони разбиты в кровь и больше ничего не чувствуют. Лицо, кажется, тоже в крови — и выглядит Юбэнкс сейчас прямо как герои фильмов ужасов — и хорошо бы, если бы это всё оказалось идиотским, неудачным фильмом или чьей-то провалившейся книгой. Казалось, что такие ситуации могут быть только на бумаге или в голове. Руки и вся одежда испачканы собственной кровью парня, а на дорогу из открытых ран капают тяжёлые красные капли. — Авери… Я не… — внезапно сознание выключается и Ноен оказывается лежащим на той самой грязной траве, которая сейчас кое-где окрасилась в ярко-алый цвет. Один на пустой дороге, с разбитыми напрочь сердцем, душой и кулаками. На кровати в полуметре от только что заснувшей девушки телефон издаёт негромкий писк и уведомление высвечивается на экране. Жду тебя завтра в семь, тут рядом есть небольшая кофейня, надеюсь сама меня заметишь. Без опозданий, куколка.