please enough.

Телефон, до этого покоившийся в моей сжатой ладони, неприятно жужжал, и мелодия, раньше казавшаяся вполне успокаивающей и приемлемой, начинает раздражать сразу, буквально через секунду после того, как испортила мой первый спокойный вечер, разрушила такую редкую атмосферу таинства, загадок и искомого мной давно состояния возвышенности жизни — тот момент, когда кажется, что жизнь дана вовсе и не зря. С удивлением смотрю на имя, высвеченное на главном экране и думаю, почему же так некстати. — Чейз? — провожу пальцем вправо, и тут же подношу аппарат, плотно прижимая, к правому уху, по привычке прикрыв рот рукой, чтобы говорить немного тише — сейчас вокруг кроме Остина абсолютно никого, и любое моё слово, даже сказанное шёпотом, будет отчётливо слышным для моего спутника. Николас, стоявший практически около меня, разворачивается и отходит метров на пять — без понятия, что было там на его лице, но со стороны, по его шагам, довольно понятно, что молодой человек чем-то недоволен. Похоже на разочарование из-за неудачного свидания. Что же делать, если этот вечер неудачен вовсе не только для него, — я тоже не слишком рада звонку брюнета прямо сейчас. — Ты где? — Хадсон звучит спокойно, вопрос задан не со злостью или ноткой дружеской ревности. Ему стало скучно и он решил набрать меня — и если мы с Ноеном, на самом деле, были единственными для него друзьями — то, кажется, эти три года нанесли ему огромный урон, потому что поговорить было совершенно не с кем, как я могу заметить — после того, как мы помирились, я видела и слышала его уже чаще, чем Юбэнкса за обычную неделю. Хадсону не с кем поговорить, и это ранит меня, — стрела виновности за секунду попадает прямо в сердце, пронзая его и разрывает на части снова. Эта наша дружба причиняла и продолжает причинять мне боли гораздо больше, чем, как положено, радости и счастья. У меня не было выбора — и Хадсон был прав, когда говорил, что у него когда-то не осталось выбора — иногда это работает. В детстве не стоял вопрос — дружить с кем-то или нет. Но становясь старше, такие проблемы, такие странные вопросы почему-то начинают возникать. Я не выбирала дружить с обоими — но, тем не менее, в первом классе, когда я подошла к Чейзу, он уже разговаривал с Юбэнксом — представьте себе, я всего лишь на несколько дней позже вернулась из отпуска — и вот, Хадсон уже вовсю обсуждал с блондином какую-то новую видеоигру, когда я нерешительно подошла поздороваться. Потом они продолжили говорить, я стала слушать. Мы пошли домой втроём. Это случилось на каком-то подсознательном уровне — я осталась без выбора, так никого и не выбрав в итоге. В один момент это так затянулось, что как можно по-другому уже никто из нас не представлял. И всё-таки обстоятельства вынудили нас разделиться — на одного и двоих. Но видимо, в конце концов, я выбрала неверную сторону — и сейчас всё встало на свои места для этой жизни. Может, всё было так задумано изначально — я и Хадсон, а кто такой Ноен — видимо, только одному ему известно. И мы не должны были с ним общаться, не должны были быть лучшими друзьями. Не должны были его знать. Почему.? Может, он плохой человек… Но, в оправдание Юбэнкса, могу сказать, что видела его любым, абсолютно разным — он совсем не стабилен, но не так уж плох. Он слишком особенный для всех нас, но слишком слаб для всего этого мира. Я видела в нём эту слабость, неспособность принимать ситуации и бороться. Понимая это, и до сих пор не получив от него объяснений происходящего — не зная о том, что с ним и в порядке ли он, мне становится немного тревожно. Но, пожалуй, не настолько, чтобы прямо сейчас идти бить тревогу и разводить панику. Завтра он вернётся в школу и мы попробуем разобраться с этими возникшими между нами проблемами и, наконец, нормально всем вместе поговорить. — Я… — взгляд бегает из стороны в сторону, и я поздно понимаю, что пауза будет звучать гораздо убедительнее любого вранья — сейчас он точно поймёт, что я от него что-то скрываю — да, так и есть, и от этого моя совесть уж точно не может чувствовать себя спокойно. За отведённую себе ещё одну секунду, которая спасла бы меня от слишком уж неловкого, да и к тому же, звучащего очень странно, молчания, я собираюсь со словами и, не стараясь так произнести свой ответ, но воздух самостоятельно выдыхается — ничего не скажешь, звучит хуже некуда. — Гуляю, — прочищаю горло и успокаиваю себя тем, что отчасти это правда — я вышла на прогулку, да и в любом случае, такие выходы совершенно не похожи на свидания или на что-то в этом роде. Оборачиваюсь и проверяю, на месте ли Остин — он, совершенно безмятежно, облокотившись о стену какого-то, похоже что очень старого здания, напротив которого мы всё рассматривали различные постройки — но до этого момента практически не обращали внимание на то, что происходило позади, листал что-то в своём мобильном. Он не поднял на меня глаз, но, должно быть, заметив поворот моей головы в нужную сторону, чуть смущённо улыбнулся. Его рука в кармане, плотная ткань брюк, скрывающая пальцы внутри, но всё ещё неспособная закрыть другую половину ладони — напряжённую кисть, не слишком сильно выступающие вены и большой палец, спокойно устроившийся поверх тёмно-серой материи, уже могла свести с ума кого угодно — особенно тех, кто очень ценит мужские руки. Я отвлеклась от разговора с Хадсоном, и, надо сказать, это вышло слишком произвольно, слишком без моего желания — уверена, брюнет, голос которого всё ещё звенит в моём ухе, будет не совсем рад тому, что я совершенно потеряла ниточку мысли и практически бесстыдно разглядываю Николаса. Как можно аккуратнее и стараясь дольше остаться не замеченной самим Остином, скольжу взглядом по фигуре, стоящей в нескольких от меня метрах, стараясь выцепить ещё некоторые значимые детали в его внешнем виде. Высокие острые скулы, вид на которые прекрасно открывался с того места, где я стояла — его чуть повернутая в сторону голова, проколотые мочки ушей — глаза долго бегали по всему его телу, а потом уставились на ту часть лица, на которую стоило обратить внимание в первую же очередь. У всех людей в моей жизни были светлые глаза — почти никогда я не встречала кого-то, кто мог бы иметь не голубой или серый цвет глаз — вот и теперь, выудив из всей полученной моими глазами информации о его лице только маленькую её часть, я смотрела на него, смотрела только на его опустившийся на экран телефона взгляд и, точно завороженная, не могла оторваться. Очерченная воротником чёрной водолазки шея, немного сглаженные углы челюсти, — весь его внешний вид, всё его отражение в моих глазах, на которое, как я думала, я смотрела чуть меньше минуты, — всё что было в нём, сразу сводило с ума. Я понимала всех тех, кто попался ему в руки, — ведь если такой парень заговорил с тобой, то начинает казаться, что это самый удачный расклад, — сразу возникает ощущение, что ты выигрываешь у всего мира разом — и, естественно, не имеешь права упустить момент, возможность, которую предоставляет жизнь — остаться с ним на ночь. Почему-то даже если понимание того, что это всего одна ночь, и ты — одна из всех тех многих, что сменяют друг друга каждый день в его комнате на белых простынях, приходит, то ничего не меняется — каждая мечтает об идеальном, каждая читала в детстве сказки про Золушку, Белоснежку и Бэлль. И все надеятся на то, что вот она — возможность наконец превратить свою жизнь в сказку! Вот этот принц, он влюбится в меня и я обязательно его поменяю. Реалии жёстче — кто же об этом не знает. День за днём в кроватях таких же, как Ник Остин, парней, просыпаются блондинки, брюнетки, рыжие — любые — с всё ещё теплящейся после проведённой вместе с ним ночи надеждой внутри — и в который раз она разбивается стандартным «возьми деньги на такси». Всё так просто и очевидно, иногда не верится даже, что после всех похожих историй кто-то до сих пор продолжает верить в чудо, надеясь встретить в рядовом клубе ту самую свою судьбу, выезжающую с парковки на дорогом лексусе, — и всё продолжается, потому что это уже — своеобразный закон равновесия. Без таких ситуаций общество не сможет существовать. Как бы грубо то ни звучало — снять глупенькую, возможно красивую девушку бесплатно где-то в нескольких метрах пешком от своего дома — вариант идеальный. И может в глубине души я даже понимала этого человека — с виду такого идеального. Но что таилось внутри его души, за всей той колючей проволокой, за толстым слоем бетона, за вереницей одноразовых кукол? Возможно, я впервые смотрю на него так близко — впервые я смотрю так близко на кого-то, кто не является членом моей семьи, Ноеном или Чейзом, — но уже вижу в нём что-то, что очень сложно назвать пустотой. И всё-таки по определению своему, ни один человек не может быть настолько пустым, что бы все его чувства поглотились им самим, оставив такой личности глубокую дыру внутри — каждый всегда из-за чего-то плачет. Кто-то больше, кто-то меньше — но ни в ком нельзя наблюдать полное отсутствие эмоций и чувств. Просто есть слово «месть» — и люди, закрывшиеся от целого мира людей, используют эту твёрдую броню для того, чтобы отомстить тем, кто их обидел. Целый мир жертв, которые становились таковыми даже не по своей вине — разве такое можно было вообразить? Но тем не менее, мы живём именно в такой реальности. Чёткие границы плеч, которые облегает чёрная ткань водолазки, очертания рук — да, это, кажется, и правда, один из самых идеальных вариантов. Сомнение вызывал, разве что, интеллект. Но на самом деле и отсутствие в его голове разумных мыслей было под большим вопросом — я мысленно ещё была в том моменте, когда он так вдохновенно рассказывал о том, почему ему нравится это место — не поверить в такое всё же очень трудно. — Авери? — Отворачиваюсь от Остина и выдыхаю. Сколько я рассматривала его? Минуту? Вечность? Я не знаю, но, кажется, Чейз не слишком доволен таким монологом, который длится уже, кажется, вечность для него — переворачиваю руку и меняю её положение, — теперь я смотрю на таймер вызова, и счётчик идёт уже около пяти минут — и за все эти пять минут я говорила с Хадсоном, от силы, секунд сорок — конечно, когда человек больше двух минут не получает от собеседника ответа, возникают вопросы. Прости, что я прямо сейчас в течение нескольких минут не могла оторвать взгляда от одного твоего чертовски привлекательного знакомого. — Да, прости, я… Задумалась. — Надеюсь, это не звучало как слишком жалкое оправдание моего долгого молчания. Я хочу надеяться, что не поступаю слишком цинично и несправедливо по отношению к брюнету. И вдруг почему-то понимаю, что всегда была к нему абсолютно равнодушна — выигрывал постоянно Ноен, и это настолько вошло в привычку, что я перестала замечать то, что даже в каких-то мелочах вполне могу его проигнорировать. Он мне звонит и надеется на меня. А я в это время разглядываю ещё одного симпатичного парня. И мне так противно от самой себя — но в это же время я знаю, что ничего с собой не поделаю. — Можешь прийти ко мне? — Вопрос звучит как-то громко, совсем неожиданно — и я зачем-то пытаюсь убавить звук — кажется, что этот его вопрос слышали все. Нервно вдыхаю воздух, и когда чувствую в глазах скопление слёз, тогда глаза самостоятельно расширяются и я поспешно смахиваю их подушечками пальцев. Мне становится очень обидно за то, что в не таких уж стабильных ситуациях Чейз ищет поддержку во мне — в той, на которую не стоило бы вообще надеяться. Но, разумеется, я не могу сказать «нет» и оставить его ни с чем, поэтому за пару секунд интересуюсь, где он находится и примерно прикидываю, в какое время уложусь. — Хорошо, Чейз, скоро буду. — Я открываю и закрываю глаза, когда делаю глубокий вдох и снова смотрю на Николаса, из ладони которого исчез смартфон, и он сосредоточено, но со снисходительно улыбкой на губах, заглядывает в мои глаза. И теперь я точно замечаю, какого на самом деле цвета его. — Вижу, тебе уже пора? Остин не дожидается ответа, резко отворачивает от меня своё лицо и большими быстрыми шагами отдаляется от меня метров на семь, пока я пытаюсь осознать происходящее со мной сейчас. — Да, прости, ему нужна помощь. Сейчас как никогда. Больше ни слова не говоря, я выхожу из переулка и уже через несколько метров попадаю на оживлённый тротуар. Контраст бесподобный — правда, вряд ли я могу вспомнить, чтобы хоть где-то видела что-то подобное и настолько интересное. Остин, безусловно, удивил. И мне бы хотелось удивиться с ним хотя бы ещё один раз — отторжения его образ не вызывал, наоборот — безумно притягательный, такой, которого правда не захочется отпускать. Но всё-таки с ним надо быть осторожнее — это, пожалуй, слишком опасный из всех существующих типов мужчин. И даже Ноен не стоял в ряду с такими, как Остин. Едва начав игру, я уже понимаю, насколько опасным будет её продолжение.