***
Проснуться было делом неприятным: ломало шею, тяжёлая голова с отвращением прокручивала кадры прошедшей ночи, как просмотр порченной плёнки. Комната озарялась светом ярким, привычным. Настенные часы скромно цыкали на стене, показывая первый час дня. Немного проспал, думалось мне – всего шесть часов. С пола меня никто не разбудил, а учитывая заботливый нрав Жанны, то я должен был быть разбужен с первыми же петухами. А может, я просто спал богатырским беспробудным сном? Как бы то ни было, пол был тёплым, кашель потихоньку сошёл, но всё ещё подступал к горлу. В доме было тихо, как в эхо-камере – ни единого шороха: Не бренчала посуда в руках хозяйственной волчицы на кухне за стеной. Диван был пуст. Мии там уже не было, как и пледа, которым она укрывалась. Тот был уже на моём плече. А часы всё тикали, как поминальный метроном... Тик-так... Тик-так... Слишком тихо. В таком шумном доме это несколько наводило чувство тревоги. «Может ушли? — думал я. — Наверное.» Легонько цокнув в такт часам, сбросил с себя тёплый плед. Прошёлся по комнатам, оглядел каждую и во всех них было пусто, кроме спальни Жанны и Гуна. Дверь в спальню отворилась для меня сама – Гун вышел навстречу, учуял, услышал. — Как спалось? — с намёком на улыбку напел хозяин. — Нормально. А... А где все? — Ушли в магазин, а я тут остался – выходной у меня. — Ага. Ну, хорошо, пойду я тогда вниз, на диван, в ящик попялюсь. — кивнул я в сторону коридора, к котрому прилегала лестница, и зашагал. В груди как будто кольнуло чувством стыда, пустотой разговора, но как-то пытаться заговорить с Гуном ещё не поворачивались мысли. Осторожно ступив по ступенькам, вошёл в гостиную. Схватив пульт, устроился на диване, нажал кнопку. —„Сегодня ночью на перегоне Маруноутинской линии был найден труп грейхаунда, — рука, держащая пульт замерла в вытянутом положении, на душе навис груз неприятной тяжести, нос припомнил запахи вчерашней ночи. — Самец, примерно двадцати девяти лет, имеет татуировку с изображённой на ней бабочкой. Потерпевший, по версии следствия, скончался на месте от длительного поражения электрическим током. Причина – самоубийство. Просьба всех, кто знает о татуировке жертвы обратиться в морг, — название прозвучало неразборчиво – внимание не уловило. — Для опознания. — павлин-ведущая грузно вздохнула. — Далее о погоде вам расскажет мой коллега...“ Пум. Телевизор погас – палец скользнул на красную кнопочку. Рука рухнула на колено, взмах кисти уронил пульт на диван. Согнувшись, я закрыл лицо руками, опираясь локтями о колени и, громко вздыхая, ладони мои поползли на лоб, пальцы просачивались через неряшливые локоны, и дойдя до макушки, руки свесились вниз, а я словно обессилевший чебурахнулся на спинку дивана. В горле застрял едкий ком, воспоминания опять, по накатанной, стали вертеться в голове. Мысли отвратные, а кадры жуткой картины дрожащего, жарящегося всем телом на земле пса бегали перед глазами, совсем перекрыв обзор на комнату передо мной и глубокий чёрный экран телека. В комнату зашагал Гун, аккуратно присел рядом, помолчал с полминуты и тряхнул за плечо. — Уработался вчера, да? Спал как убитый. Тебя было не разбудить. — Тип того. — пробубнел я. — А чем занимался, в ночь-то? — в голове замкнуло. Захотелось солгать, отмахнуться, просто закрыть тему. Нет... Нужно поговорить, расскажу правду, не стану врать, Гун поймёт. — Хреновое дело было вчера... Знаешь, Гун, я вот только подумал, что с вашей помощью смогу на ноги встать быстренько, не заскучаю, заживу тихо-мирно и так далее, — волк выгнул бровь, но продолжал молча слушать, навострив уши. — Да только, вот, зараза такая, меня как будто преследует вся эта дичь с преступностью. — Снова в какую-то бандитскую группу ввязался? — распереживался он, но я покачал головой. — Не-не, наоборот, с копом. — Гун ошеломился на мгновение, глянул в пол призадумчиво и снова заглянул мне в глаза. — Я думал моя история с полицией закончена, а оказывается, у него есть моё дело и он может пустить его в ход, если не буду ему помогать. А помочь я ему должен в борьбе с красным льдом, чтобы тот поднялся по карьёрной лестнице, как по эскалатору. Благо платит. Уже дал аванс. — волк чесанул ухо, шмыгнул носом, усмешливо выдохнул: — Везёт так везёт, что сказать. — он откинулся на спинку дивана, положил под затылок ладони, перебросив их через шею и уставился в потолок. — Но знаешь... Как-то странно это может прозвучать, но я хочу чтобы ты это сделал. Я хочу, чтобы этот город был чище, безопаснее. В первую очередь для Мии. Не хочу, чтобы по улицам бродили наркоманы. — Я тебя понимаю. Этой ночью был в их улье, жуткое место, там такого насмотришься... — в животе закрутило от новых кадров, всплывших в памяти. — Поэтому постарайся, — он положил мне руку на плечо. — Сделай этот город чище. Ради Мии. Ради моей девочки. — Да. Ради неё, и моего будущего. — просветился в словах скупой эгоизм. \ Ведь без того дела, я как на крючке. — пожав свободным плечом выдавил я улыбку скромную. — Только Жанне и Мие не говори – разозляться ещё. — Я – могила. — подмигнул он и отпустил руку.***
Прошло три дня. В чате Оджи отписал, чтобы ждали известий: Как отреагирует тот, с кем пытался связаться грейхаунд и предупредить, что он предпримет. По новостям от Пуро тот не сделал ничего. Все три дня подряд в одно и тоже время приходил в "Туфельку", уходил оттуда же в свое, строго запланированное время. Я заезжал в наш штабик в пентхаусе, видел фото цели: Неприметный белобокий заяц без отличительных черт, известен в крайне узких кругах, потому даже охраной не пользуется. "Биг"... Необычная кличка для такого обыкновенного, ну, может не совсем, зайца. Чёрные и маленькие, как черника, глаза зайца на фото смотрелись так, будто Биг вечно чем-то недоволен, огорчён. Не похоже, что он бедствовал, судя по часам на одной из фоток, но одевался скромно и просто. Почти неприметен, прозрачен. До событий с грейхаундом он был призраком для нашей компашки, но теперь, точно охотники за привидениями, мы его схватим. Сделаем это на четвёртый день.***
В воздухе витал запах дымящегося табака. Сердце сотрясалось от громкой музыки, играющей на весь клуб. Горячие самочки плавными движениями тел, демонстрируя обнажённые груди, завлекали посетителей, заигрывали с ними, прикусывая языками, подмигивая с наигранной страстью. Всех их движений было невозможно разглядеть. Этому мешал смешавшийся с сигаретным дымом пар сухого льда, слабый пурпурный свет. Звери при деньгах кидали на танцполы банкноты, чтобы внушить себе самому исключительность от танца, становящегося ещё более горячим. В руках я сжимал бокал виски с колой, покачивал его, прислушиваясь к глухому стуку кубика льда о стеклянные стенки ёмкости. Горячая львица, видимо, приметив меня в полумраке, приближаясь, хищнечески поползла ко мне на четвереньках, села на край своего неонового подиума, раздвинула ноги, демонстрируя свои прелести, спрятанные под тонкой нитью танцевальных трусиков. Она спустилась, приблизилась ещё, арканя взглядом, присела мне на колено и прилегла к плечу, горячо дыша прямо в ухо. Львица повела тонкой ладонью по груди, спускаясь всё ниже, щекотя живот, шутливо надавив на бляшку ремня, провела кончиками когтей по ширинке джинс. — Уйди. — смахнул я головой её гриву с виска. Обиженная отказом, оставшаяся без денежной награды за ласку, вернулась к своему месту и продолжила танцевать. Другие самцы, позади меня, громко зацокали, зашептались с вопросами, посмеялись со своего. В этом шуме было невозможно хоть что-то разобрать. Взглянув направо, встретился взглядом с Оджи, укрывшимся в тёмном углу за столиком близ входа в клуб. Он отпивал какой-то дорогой алкоголь, ухмыляясь с меня – увидел сцену с отказом танцовщице. Пригубив алкоголь, по рту уже через мгновение пробежало шипение газировки, смешанное с горечью янтарного пойла. Не хотелось пить, но Оджи на кой-то хуй приказал взять себе что-нибудь. Наверное, чтобы не выделяться. Я отложил бокал и ещё раз оглядел огромный зал. Девушки кружили вокруг шестов, демонстрировали чудеса гимнастики и жаркого флирта телом. Звери-мужчины, не разбрасывающиеся деньгами, распивали алкоголь, тягали сигареты, что-то бубнели. Музыка рвалась из колонок басом разрывающихся динамиков. Бармен в своём деле был настоящим фокусником, первоклассным жонглёром, за его молниеносными движениями рук было чертовски трудно уследить. Суппоту, кстати, я вовсе не видел после того, как мы вошли в клуб. Он затерялся где-то в зале, растворился в сумраке клуба, слился цветом шерсти с дымом и паром, облака которого летали над полом. Я потянулся за телефоном. В чате было три новых сообщения:==========
Оджи: Неплохо держишься, малый. Итан: Ну да. Давай, подсядь ко мне. Старый. Тут отличный вид. Оджи: Откажусь. Итан: А че не так? Не стоит? Оджи: Сходи-к ты нахуй. Пуро: Какая страсть!)) Суппота: Хорошо сидим, я смотрю. Итан: Волшебно, я бы сказал. Меня сейчас вырвет от этого места. От алка особенно. Когда там уже этот хрен придёт. ? Пуро: Он уже давно там. Итан: И хер ли мы сидим тогда? Суппота: Он сейчас с кем-то перетирает. Знать бы с кем и о чём, но мне не слышно. Сидите пока. Я махну вам когда он будет свободен.==========
Спрятав телефон в карман, снова взялся за бокал и выпил остаток залпом, жмуря глаза от неприязни. Плечи задрожали произвольно, то ли от наслаждения, то ли от отвращения. Минуты проходили спешно. Я смог занять себя взглядом, погрузившимся в танцпол. Куртизантки и танцовщицы здесь были на любой вкус: Малые, большие, плоские или с фигуркой, хищники и травоядные дамочки. Одна из таких прошагала мимо меня, рисуя широкой талией круги, погладив воротник моей куртки. Она ждала взгляда в след, подманивания пальчиком, но я и взглядом не повёл в её сторону, пялился на тех, что крутились на блестящих шестах. По глазам били лучи декоративных лазеров, они заставляли жмуриться. Красные звёздочки ползали по стенам то в одном направлении, то в другом. Карта лучиков прокручивалась, танцевала своё танго, просвечивая дальние углы, ещё зверей, стреляли по соскам титек танцующих. Накатила тоска. Место вызывало у меня по отношению к себе, конечно же, приятное чувство, но в то же время было не по себе. Как будто не в своей тарелке, непонятно почему. Гибкие движения художниц, что своими телами точно кистями рисовали пошлые картинки – надоели, как-то быстро приелись. Даже там, за ширинкой, уже отошла кровь – дружок успокоился. От члена к мозгу, да только мозг ничего занимательного уже не находил в тех красотках. Подложил кулак под челюсть и, уставившись в пустой бокал, смотрел на тающий на дне кубик льда, призадумываясь от скуки о глупостях. Зачем все эти мужики приходят сюда? Я, вон – молодой, во мне гормоны бушевать должны, а я просто скучаю. Может и у этих подвыпивших глядаков так же? Тогда зачем приходят? Почему этот бизнес ещё существует? Может всему то, что некоторым здесь просто хочется внимания женщины, чтобы не чувствовать себя одиноким? Потому они укрывают пол подиума деньгами? Мне этого не понять. А может, как бы я ни привык к этому звериному миру, все равно не могу полюбить ни одной души так, чтобы от мысли о той самой трепетало сердце, в нос врезался бы запах её меха, теплота касания? Загадка... На такую умом не ответить. Сердце могло бы подсказать, да только не стучалось оно здесь, в этом клубе... Из транса гарпуном меня вырвала упавшая на плечо тяжёлая рука. Вес знакомой лапы узнался сразу. Оджи, наклонившись передо мной, указал свободной рукой на белобокого зайца в старой чёрной кожанке, чья фигура просветилась сквозь облачко дымовой завесы. Он сидел в крайнем левом углу помещения. Через два дивана за ним краем глаза посматривал ирбис. — Я подойду первым. Если через минуту-две к нам двоим никто более не подсядет или не появиться кто-то подозрительный, то подходи. Если будут – бери со спины. — нашептал лис. — И ещё. Вот, для самообороны. — он силой всучил мне мелкий прямоугольник и двинул по залу, обступая столики, уклоняясь от цепких, длинно-худых ручек проституток. В руке держался складной нож. Осторожно, не поднимая его высоко над животом, нажал кнопку – щёлк! – выпрыгнуло лезвие. Спрятав холодную сталь обратно в канавку, вырез в рукоятке, убрал нож под рукав и стал искать рыжий затылок в толпе. Нашёл: Оджи уже сидел на одном диване с Бигом. Они о чем-то скромно, без эмоций, переговаривались, не смотрели друг на друга. Так продолжалось ещё три минуты. К ним подсел Суппота, важно раскирув руки на спинке дивана. Поднялся и я, осторожно всматриваясь в силуэты, прячущиеся по дальним углам, выискивал смотрящие на Бига и двоих, к нему подсевших, зверей, но никого не приметил. Разговор я все равно уже упустил, потому пристроился рядышком, в сторонке, а о рассказанном спрошу в машине.***
Узнали много. Как о самом Биге, так и о красном льде: Биг – скромный заяц, честный и сговорчивый. Для него наркотики не больше чем бизнес, лёгкие деньги, чтобы обеспечить семью, исполнить любой их каприз. Он без утайки рассказал Суппоте и Оджи откуда он закупает наркотик – порт. В порту есть склад: в нем идёт вся варка, там кипит процесс производства этого яда, поставка этой смертоносной чумы. Чума эта паразитирующими клеточками травит здоровые клетки города, душит их и поражает безумием, и те, зараженные этим ядовитым наркотическим укусом, начинают вредить уже самому организму, восстают против него. После того, как Оджи закончил цитировать мне сказанное Бигом, я понял, что мы – антивирус, антитела этого огромного организма. В короткий срок мы приблизились к финишной черте всего за один большой шажок. Осталось только нанести решительный удар, низвергнуть чуму, вывести её из крови Денко и дать ему залечиться, выработать иммунитет. «Всё закончится следующей ночью...» — пробубнел я, возвращаясь домой, сжимая в руках пачку денег – оплата за работу.