Капкан

В тот же день, когда я распрощался с Пуро и Оджи, немедля направился к дому Гуна. Волк был дома, когда я туда приехал лишь к позднему вечеру: Когда ослепляющий кругляшок спрятался за горизонтом, освещая небо, усеянное пушистыми облаками, своим бледно-оранжевым нимбом. Дабы избавиться от скуки пока я наблюдал, чтобы они уехали, вглядывался в облака. Замечал, как лениво они меняли форму, дробились, сталкивались или обгоняли друг друга, пока в какой-то момент не исчезли – на город опустилась ночь. Из-за неё небо окрасилось в чёрный чернильный цвет и только потом, когда глаза привыкли, на лице ночного неба проявились её белые веснушки – звезды. Так долго всматривался в них, что временно утратил чувство глубины. Чудилось, что вот они звезды – прямо тут. Думалось: протяни руку и точно ухватишь жменю этих серебристых блестяшек, украдёшь такую важную деталь картины, которую рисует ночь, с её необъятного полотна. Но стоило лишь раз моргнуть, чтобы эти маленькие точки света убежали обратно в глубь космоса на тысячи и тысячи миллионов километров. На улице была приятная до мурашек тишина. Лишь цикады перепевали друг друга раз в несколько минут. Иногда с окраин основной части города до моего слуха долетали гудки автомобилей. Вскоре глаза устали, хотелось спать. Точно вспомнив про то зачем я здесь, с трепетом повернул голову в сторону окон дома Гуна: Только-только, прямо на моих глазах погасла последняя лампочка в окне на втором этаже. «Следовало пойти за байком. Нечего тут ждать. Тут либо уйти и вернутся утром, или торчать до самого утра... И почему я сразу об этом не подумал? Какой же я дебил!» — вот на остановку подъехал автобус. Изрисованный в рекламе: "Суперклинер!". С передней части был нарисован олень, в задней – шакал. И над каждым своя отличительная надпись: "Полируй рога!", "Полируй клыки!". И лишь по центру, будто связывающее две звенья цепи слово — "Сияй!". «Точно специально засунули хищника в жопу автобусу. Мол, травоядные впереди планеты всей. Не, херню думаю... Пуффф...» — откачал я воздух из себя тонкой струёй выпустив его через щель между губ и снова взглянул на дом Гуна. И насторожился. На пороге, в тёмноте, отчётливо были видны какие-то шевеления. Неспешные, но явно смелые. Кто-то быстро направился к машине Гуна, припаркованной на обочине. Открыл её дверь без труда и залез внутрь. За ним ещё два силуэта тут же нырнули в авто. В салоне зажгли свет и тогда я удивился. Машину занял никто иной как Гун, Жанна и Мия. Зажглись фары, зугудел двигатель под капотом. Колёса завращались и они куда-то уехали, миновав меня, прячущегося за автобусной остановкой. Куда они направились? Что стряслось? Я пошёл к дому. Перешёл ограду, приготовил ключ и встал на порог дома. Что-то нехорошее зашевелилось внутри. Я провернул ключ и аккуратно, как мышка прокрался внутрь. А внутри было тихо. Ни намёка на то, что кто-то помимо меня может быть в доме. Тогда я выдохнул, но всё равно остался на чеку. Пробрался на верх, в комнату, где эта прекрасная семья меня временно разместила. Сразу направился к комоду и сгреб из него своего немногочисленного: Шприц из нескольких зверей, аттестат с пометкой "Не оконченное УО", паспорт и пару тысяч долларов. Вернулся вниз и собирался было выйти, как вдруг что-то меня остановило, точно на шею забросили аркан. Это странно чувство вызывало дикий зуд на шее и оно же тянуло меня за пятки подальше от двери. И я оглянулся, но так толком ничего не разглядев, зажёг свет. Прошагал в зал и там не найдя ничего, повернул на кухню. И там я понял, что меня притягивало: Какой-то малоизвестный журнальчик сиял заголовком: “Жестокий вид неизвестного происхождения!”. А ниже «Рассмотрение судебного дела над маньяком, совершившим серийное убийство в Моргане». Фотографий не было. Только пара цитат, моё краткое описание внешности и заключение дела, которое данная контора прокомментировала как «Правильно поступил суд, вынося такое наказание убийце?». Даже ни слова о Гуне и что он для меня тогда сделал. Я смял новость и бросил её к чёртовой матери в урну под раковиной, шикнув смятой бумажке:       — Суки. Но помимо этой мерзкой новости, было ещё кое-что – тетрадка. Она уже была раскрыта на второй странице и в ней были записи. Слова в них обращались ко мне: "Итан, тебя долго нет. Мы волнуемся. Будем каждую ночь объезжать отделения полиции. Надеемся, что найдём тебя. Если ты читаешь это, то пожалуйста оставайся на месте." "Итан. Мы все ещё переживаем. Сегодня отправимся искать тебя в северной части города. Переживаем за тебя." И за сегодня запись. Совсем свежая: "Итан. Отправляемся в центр. Узнали тебя в мелком журнале и тут же помчались узнавать. Что же с тобой случилось?" Читая это стало не по себе. Они ведь реально за меня все пекутся. Меня ведь, почти неделю не было. Вот и ищут теперь. Планировал, уйти по-тихому, не оставив и следа, но после прочтения стало стыдно. И я бы не мог не думать о том, что просто бросил бы их. Так хоть успокою. Взял ручку, лежащую рядом и записал: "Это Итан. Простите, что заставил вас всех переживать. То, что вы прочли в той новости – ложь. Не было никакого суда. Со мной всё в порядке и будет в порядке. Вам больше не стоит переживать по поводу меня. Я нашел себе жильё, заработал денег и теперь немного буду занят. Как-нибудь заскочу, когда появится время. Забрал свои вещи. И хотел бы сказать огромное вам спасибо. Всем вам. Желаю удачи. Пусть Мия учится хорошо. До скорого.

Итан

В углу накалякал неосторожный смайлик: Кругляшок с глазами-точками и ртом-дугой, чьи кончики тянуться к верху в улыбке. Да, я лгал в записке, что все у меня хорошо, что обязательно заскочу. Я поглубже заталкивал стремление поступить по-иному куда-то прочь. Ещё раз окинул взглядом эту зелёную кухню, ещё раз уронил тяжёлый взгляд на тетрадку и ещё раз развернулся к выходу.

***

      — Двадцать! — прокричал я, соскочив с турникета. Весь я обливался липким солёным потом. Полностью был покрыт им, как саламандра защищающаяся от солнцепёка слизью, не дающей ей иссохнуть живьём. Жутко хотелось пить. Я тяжело поднял глаза на чёрный турник, что приделал к потолку, прикинул силы и понял, что ещё один подход даже по десять разов выжмет из меня все соки. Попив воды, утираясь полотенцем, я заглядывал в свой новый телефон, что купил вчера. Уставшие руки держали чёрный прямоугольник с трудом: Они тряслись и пот на ладонях так и хотел выплюнуть телефон сквозь пальцы. Я смотрел в это чёрное зеркальце, любуясь своей новой причёской: Аккуратной, но всё такой же, в какой-то степени дикой. Виски были ровнее, намёк на рост хвостика тоже стёр. Так же подправил чёлку. Пусть всё и выглядело аккуратно, но один фиг на голове был бардак. Волосы стали совсем непослушными. Какие-то локоны будто стыдились своих земляков и отделялись группами друг от друга. Спутывались, как бы сражаясь. Или объединялись, чтобы заключить временное перемирие. А какие-то локоны давно были отшельниками: Надвисали над ушами, тянулись вниз по лбу, или устремляли кончики к верху. Вспоминать о недавнем визите в парикмахерскую было всегда забавно: Так и так я старался объяснять орангутангу, как меня подстричь, но разговаривали мы как будто на разных языках. Оно и понятно. В этом мире состричь волосы на большей части тела – обыденность. А тут мой запрос подстричь лишь голову как мне хочется. Тогда он был прямо в ступоре. Хах. А прежде чем начинать, травил мне голову вопросами о стойкости моих волос, о том, какие они обычно: Сухие? А может быть влажные? И ещё целая уйма вопросов, на которые как будто я сам знал ответ? В салоне я и парикмахер были как пришелец, что пытается на своём родном языке объяснить фермеру, что ему нужно, чтобы починить его звездолёт. В общем, это было до необычного непонятно, что собственно и забавляло меня. Я наконец включил экран смартфона, устав рассматривать причесон. Сам телефон, кстати, был мне очень приятен: Хорошие динамики, чёткий отзывчивый экран, быстрая память и приятный интерфейс. Слушать музыку на «Nightingale», или же просто – "Соловье", аналоге «Спотифай» моей старой жизни, или смотреть ролики на «БистТюбе», было одно удовольствие. Но, не удовольствием было узнать, что всего спустя ровно неделю, одна только Джуно настрочила мне тысячу СМС и тщетно пыталась до меня дозвониться. Узнал я об этом потому, что даже с новой симкой, все контакты и их сообщения сохранялись в облаке. В своих сообщениях она требовала только одного – встречи. И вот, в настоящем, когда телефон был включён, не успел я решить, чтобы в нем такого сделать, как Джуно, увидившая меня в сети, сразу стала строчить СМС. Я долго и упорно старался игнорировать её пару дней к ряду, но она всё продолжала писать. Когда я устал от этого, то попытался отмахнуться, отречься, но она была неумолима. Лишь встреча могла остановить этот нескончаемый поток из электронных писем. Тогда я и согласился. Нужно было расставить все точки над И.

***

Мы договорились встретиться там же, где давно встречались в прошлый раз. Вечером. Нацепив респектабельную одежду из моего обновлённого гардероба, кучу вещей для которого я накупил почти сразу, как полностью переехал в свою новую, бывшую квартиру Пуро. Приехал на своём Wing'е, что давно забрал со штраф-стоянки и прошёл в кафетерий. Колокольчик зазвинел над головой. Заведение в будний весенний день было полупустым. Прямо как и тогда. Мало чего изменилось с прошлого моего визита сюда: Дешёвая плитка. Высокие потолки, от чего я опять ощутил себя маленьким человечком. Даже кассир был все тот же – зелёный домашний попугай. Старые-добрые «Лапки». Последний меня припомнил. Удивился на мгновение, а потом замахал крылом, приветствуя:       — Это снова вы! Давно вас тут не было. Чего-то хотите? — я приблизился к кассе. Смотрел на попугая с холодным безразличием, что обижало птицу.       — Латте с молоком. Два сахара. — птиц как-то поник. Наверное, думает, что я его не узнаю. Но на деле, я просто разговаривать ни с кем не хочу. Хочется со всем по-скорее закончить. Кофе был готов. Я взял горячий напиток в руку, обогревающий пальцы сквозь пластик. Прошёл к одному из свободных столиков. Кажется, тот же самый, за которым Джуно ждала меня. Сёрбнув глоток, приобожгя кончик языка, зажмурился и решил пока отставить топливо. Взгляд упал на часы прямо над кассой – ровно пол шестого... Колокольчик позвякивал раз в пару минут. Но это были или парочка новых посетителей, или парочка старых, что уже допили свои напитки, угостились недорогим печеньем и шли по своим делам дальше. Но Джуно всё не было. Потому проводил минуты попивая кофе, пялился в окно на свой мотоцикл, припаркованный у тротуара, провожал взглядом проходящих вдоль улицы разных зверей. В шестом часу, когда Джуно всё-таки появилась в заведении, я заметил это не сразу. Увидел её краем глаза и не спешил выпрямлять взгляд в её сторону, точно старался спрятать его. Но видел, как она заметила меня, как тут же после этого её хвост качнулся пару раз туда-сюда, вправо и влево, пока она его не приструнила. Её шаги заставляли сердце неестественно покалывать в груди. И вот она присела передо мной, дружелюбно отчеканивая:       — Я уже думала, что не согласишься никогда. — я всё ещё прятал взгляд где-то в глубине улицы. Старался держаться кремнем, отвечая:       — Я пришёл лишь потому, что ты так упорно просила встречи. — и тут меня будто молнией ударило – почти теми же словами я отвечал ей на почти теже самые слова. — ... И о чем же хочешь поговорить? — бездушно, замогильным бормотанием спросил я и глаза нечаянно соскочил с резьбы и прыгнули прямо в её взгляд. Мои голубые глаза врезались в глубокий взгляд сиреневых глаз волчицы. И, глядя на неё прямо, я её с трудом узнал: Она как будто сияла. Не из-за света вокруг, пока солнце ещё было достаточно высокого, чтобы заливать теплом и светом улицы, а просто... её как будто покрасили в свежие краски. Даже не касаясь её напрямую, чувстовалась мягкость этой шерсти и её шелковистость. Гладкость выделялась в каждом волоске, растущем из её тела. Красивая... Мои слова были как пуд соли на язык – неприятны волчице. Она сверлила меня жалобным взглядом, наполненным лёгкой грустью, будто смотрела на того, в ком осознала предателя.       — Итан... — я не дал ей договорить. Вопрос так и сорвался с языка:       — Что это с тобой? Твоя шерсть... Как-то иначе выглядишь. — тут она приободрилась:       — Закончилась весенняя линька. — похвасталась она.       — Вот как... Тебе идёт.       — Спасибо. — благодарно улыбнулась она. Завиляла хвостом, что неуклюже шуршал по сидению и основанию спинки длинного сидения кофейной.       — Джуно... — будто с грузиком на языке, произнёс я её имя, наклонившись в её сторону. Она слегка наклонила голову:       — Да?       — Пожалуйста. Прекрати мне звонить. Прекрати писать мне сообщения. Удали мои контакты из телефонного журнала, из всех сетей. Особенно с отпишись с моей страницы на БистБуке. — всё тёплое снова сошло с её мордочки. Пропала улыбка и ослаб хвост. Уши слегка пригнули кончики.       — Но?... Почему? Ты меня за что-то ненавидишь? — с каждой секундой, я ощущал, как что-то внутри неё рушиться.       — Нет, Джуно. Потому что я не могу.       — Не можешь что, Итан? — ударив по третьему слову зубами, печалясь спросила она. Меняясь в лице. Будто готова была снова залиться слезами. Прямо как в тот раз. Но этот момент долго не наступал.       — Не могу подвергать никого опасности. — говорил я одно, а мыслил о другом. В голове крутилось и то, как она красива сейчас, моменты прошедших дней, в особенности время проведённое с ней, и чувство, будто мне лгут. Лгал я сам себе: — Сейчас я хочу только покоя. Всё, что происходит со мной – опасно. Я – опасность, Джуно... — она продолжала сверлить меня взглядом. Вздохнула, немного приуспокоившись. Это было, кажется, пока первое различие, отличавшее нашу прошлую встречу в этом кафе.       — Это ведь ты был той ночью напротив кинотеатра. Это тебя я видела. Узнала твой запах. От тебя прямо разило кровью. — она бросила взгляд влево – за стекло. Туда, где стоял мой байк. — Даже мотоцикл тот же. Что тогда случилось? Из-за этого ты не хочешь меня видеть? — сквозь зубы я выдавил:       — Да.       — Почему? Что такого случилось там, что ты так пытаешься избежать меня?       — Много чего. — вздохнул я, откинувшись на спинку. Руки оставил на столе, сцепив в замок пальцы. — Если вкратце: Той ночью я убивал. Убивал, чтобы... — я пристальнее заглянул в её сиреневые глаза, хмурость бровей над которыми портили её красоту. — Чтобы тебя не убили.       — И кто же меня хотел убить? — недоверчивым тоном спросила она, но прочитал я в ней принятие моих слов. Она спросила это как будто ради уточнения, что я не просто оправдываюсь.       — Те, кто хотел убить меня. Лишь после тебя и ещё кучи моих знакомых. Хочешь спросить – кто, например? — в ней тут же прочиталось согласие. — Легоси, например. Хару, например. Луис. Ещё и ещё. Весь список даже я не знаю. Лишь имена, что услышал. Теперь ты понимаешь? Дружба со мной – это один сплошной риск. Даже быть моим просто знакомым уже опасно. Я не хочу, чтобы из-за меня, магнита для проблем, рисковали все, кого я знаю.       — Почему? Ты же справился с этим? — спросила она твёрдо, как будто ей наплевать было на слова про убийства. Я точно почувствовал, что она это поняла, что я убийца.       — Почему? Справился? — фыркал я. — Решением суда я теперь должен отработать свыше тысячи часов метя чёртовы улицы! Через пару дней у меня визит к психологу! А ещё через пол недели у меня разговор со следователем! — на нас стали поглядвать и другие посетители. Я говорил дальше, не заметив, что сейчас Джуно меня не слушает: — Пойми. Если отнять у меня тебя, Легоси, Луиса, или кого-либо ещё, то я просто не знаю что с собой буду делать. Если потеряю всех, знакомство с кем я ценю, тех, кто стал мне семьёй в этом мире, то сойду с ума от отчаянья, понимаешь?       — Эгоист. — обиженно прыснула волчица. Я впал в ступор. — Ты, весь такой знаток зверей из себя. Так загляни же немного глубже в меня. Загляни за эту оболочку простой волчицы. Ты сам прекрасно понимаешь, почему я не могу тебя вот так оставить в покое! — с обидой и раздражением говорила она. Её тонкие, угловатые, но такие внешне нежные волчьи кулаки сжались на поверхности стола. Я сделал как она сказала. И я тут же понял к чему она клонила. Всё внутри забурлило от осознания и стыда. И того, что приходиться с невозмутимым видом смотреть на неё и отвечать колючим молчанием. Трепать её нервы фальшивым безразличием. «Причина всему – преданность. У собачьих такое часто. Понравишься ты им сразу, или после того, как пригреешь их, проведёшь с ними какое-то время, и они уже чувствуют в тебе своего. Кого-то, с кем хочется быть долго. Эта собачья преданность не даст ей никогда забыть меня. Будет приносить ей жуткие страдания. Но эта та мера, которая необходима, чтобы она просто была. Была живой, жила беззаботной жизнью добродушной волчицы. Какой же я эгоист?» — убеждал я себя. Но в груди так и чесалось что-то, что пальцем не почесать.       — Джуно, пожалуйста. Отстранись от мыслей обо мне. — как будто проигнорировав её просьбу проанализировать, стоял я на своём. Но и она игнорировала мои слова: — И почему я кручусь с придурками? — спрашивала она себя, точно стараясь достучаться до меня, не ожидая комментария в ответ. Я, отталкиваясь от цели, тут же процедил:       — То, что крутишься с придурками – только твоя вина... В сиреневых глазах тут же вспыхнули бледные огни. Её гладкая приглаженная шерсть тут же ощетинилась. Она надулась, злобно набирая воздух важным носом. На краткий миг послышалось рокотание рыка. А мой взгляд вдруг что-то увело в ближайший ко мне, левый угол стола. Я не сразу понял, что произошло. Ощущаю жжение в щеке. В голове вдруг всё опустело. Все мысли на минуту улетучились. Я прикоснулся к щеке и ощутил что-то горячее. Она остатки моего кофе пролила мне в лицо? Взглянул на пальцы. Те красные: кровь побежала по правой щеке. Я посмотрел на Джуно. Та в ужасе прикрыла острый конец морды руками, с ужасом наблюдая результат вспыхнувших в ней эмоций. Вспыхнувших, от огня моей спички. Всё кафе немо смотрело на нас. На кровь на моем лице, на три длинные не глубокие красные полосы от мочки уха до правого края губы. Вот оно – второе отличие. Волчица уже пыталась втереть виноватую морду в бледную поверхность стола, но, поняв, что в ней не получается спрятаться, протяжно скуля по-собачьи, вскочила, направляясь к выходу. Я вскочил следом за ней. Сумел схватить её за запястье лишь у самого выхода. Она оглянулась. Пыталась вырваться, будто мои прикосновения прожигают шерсть в местах, где я её касаюсь, обжигают её кожу каждую секунду удерживания её на месте. В её взгляде всё ещё читался ужас. Она боялась ни меня, ни того, что только что несколько свидетелей увидели, как хищник проявил агрессию, что запрещено, на уголовном уровне. Она боялась не крови, что стала подсыхать на щеке и рану стала закупоривать вязкая сукровица. Нет. Прямо сейчас она боялась себя. Волчица — один из самых грозных и опасных хищников в дикой природе боялся не, рыси, например, не человека, к которому привязался подсознательно. Этот волчонок боялся себя.       — Алло, полиция? — заговорил кассир в трубку. Я тут же, широкими шагами приблизился к ошарашенному сценой попугаю. — Тут... — договорить он не успел. Я вырвал телефон прямо из его рук. Сбросил вызов и положил экраном на верх кассовой стойки, громко хлопнув экраном. Джуно стояла на месте. Отпущенная из моей хватки, удивлённо наблюдающая, как я заступаюсь за неё.       — Пейте дальше своё кофе. Не на что тут пялиться! — прозвенел я угрозу всем присутствующим. — Идём, Джуно. Нахуй эту харчевню. — прошипел я и снова потянул её за запястье. Теперь она не пыталась вырваться, будто моя рука остыла и больше не жгла её, как раскаленный металл. Мы вышли наружу, пошли прочь от «Лапок», от окон кофейни, через которые сидящие внутри могли бы нас увидеть и дальше, чтобы они не нашли нас, если захотят преследовать. Я вёл её наугад, пока мы не остановились посреди того самого сквера, где я в прошлый раз успокаивал беспокойную волчицу. ...Всё как и раньше...       — Почему? — спрашивала она меня, глядя то в глаза мне, то на свои пальцы левой руки, на когтях которых были видны следы моей крови.       — Потому что я сболтнул лишнего. — неуклюже извинился я. Я не знал, что и чувствовать по отношению к волчице, что наливалась слезами. Как и раньше, когда мы были в этом сквере в прошлый раз.       — Но ведь я ранила тебя!... — слава богу улица была пустой. Пока. И никто не слышал, что она сказала, и не видел царапины на моей щеке. Я взял волчицу за её худые крепкие плечи, легонько встряхнул, приведя в чувства. Я и себя привёл в чувства. Я, наконец, понял, что я чувствую по отношению к Джуно. Я, держа её за плечи, наклонился поближе к ней.       — Иногда... дружба может ранить. Но мы обязательно помиримся. — я криво растянул губы в несмелой улыбке. Это на Джуно подействовало.       — Но я люблю тебя, Итан... Сердце сжалось в точку. Я смотрел прямо в эти сиреневые глаза. Мой язык точно отвалился. Нутро взрывалось от непонятных мне чувств, новых, незнакомых. А всё новое, всё неизвестное пугает человека. Во мне завелись мои природные инстинкты. Они задавили всё, что во мне только что растеклось, но не успело выплеснуться наружу. Реку чувств природные механизмы точно кляпом заткнули. И я выдохнул:       — Прости... — кривая улыбка смылась с лица, а взгляд снова спрятался от глаз Джуно где-то в стороне. Она с грустью закивала. Я коротко повернулся к ней: Она уже перестала плакать. Я стёр с её ресниц соленую влагу, снова спрятал взгляд в деталях улицы, что начали постепенно скрываться в сумерках. — Вечереет. Отвезти тебя домой? — она немо закивала.

***

Мой шлем не налезал на голову Джуно. Вытянутая форма рта мешала ей, потому ей пришлось ехать без него. Я гнал байк на высоких скоростях, аккуратно тормозя на светофорах и совершая обгонные маневры. И всю дорогу я спиной, к которой она прижималась, ощущал в каждом вздрагивании её плеч, что она плачет. Горько плачет. А я... ...Я просто вёл мотоцикл...