Но я люблю тебя, Итан...
Но я люблю тебя, Итан...
Но я люблю тебя, Итан...
Эти чёртовы слова даже на следующий день всё никак не могли вылететь из головы. Как зациклившаяся запись на диктофон. Прямо у меня в голове Джуно продолжала повторять. Повторять. Повторять... Снова и снова и снова и снова... И всякий раз, когда её голос эхом отбивался от виска к виску, проносясь по мозгам, как по рельсам сердце пропускало по удару. А пред глазами так и маячила её спина и вздрагивающие плечи в отдаляющемся неслышном рыдании волчицы. Она шла к своему дому в тот поздний час. Но даже когда она скрылась за дверью, я почему-то долго не мог уехать. Пялился на её парадную дверь, как баран на новые ворота. Мотор урчал, кажется, минут пятнадцать, за зря расходуя бензин и натирая свои железные суставы, пока я не опомнившись тронулся и не повернул к себе домой. Но даже там она не покидала меня. Всё повторяя и повторяя те же самые слова. И во сне покоя не было: Она всё лезла и лезла, воспроизводя записанную дорожку в неспешный такт в моей голове. Из-за этого, я всю ночь слонялся по квартире, не в силах уснуть. До конца я не мог понять что со мной происходит. Хотелось бы сказать "Но, вот – наконец!", только пытаясь разглядеть этот самый конец я так и ничего не мог разглядеть – бездна. Густая чёрная мантия, окутывающая еле заметную тропу, края которой, где была бы прибита табличка «Финиш» – не было. В своей голове я так и шёл вперёд, то ускоряясь, то замедляясь, по этой вымышленной тропинке, что словно полотно беговой дорожки мешало продвинуться вперёд. И я полностью был погружен в этот процесс. В эту бесконечную ходьбу. Познавая только усталость от монотонности в мозговой активности. Активности, что свелась почти к нулю. Я шёл. Шёл и шёл и ещё раз шёл. Свое реальное тело я совсем не ощущал. Последний момент, когда я ещё помнил, что жив и у меня есть реальное тело, был той самой бессонной ночью. Но момент, когда я внезапно вспомнил о том, что оно должно у меня всё ещё быть, был дан мне чужим: В повторяющийся жалобный говор волчицы в моей голове неожиданно вклинился чужой, грубый голос. Я вздрогнул. Пустота и тропинка тут же обернулись сначала в стену передо мной. Потом в кресло, поближе ко мне. Рядом возник столик – ещё ближе ко мне, между креслом и моими ногами. Потом ещё одно кресло, левее от возникшего первее всех. Надулось оно, как и всё до этого из ниоткуда. Край глаза зацепил книжную полку слева – растущую в доль стены коллонаду корешков одинаковых книг с кучей томов. Как пьяница, я не повернул туда – влево, взгляд, а направил его путем вращения головы. Осмотрел полку, прекрасно помня как трепетно относиться Гоухин к тому как расставлены книги в его кабинете. А то, что это был кабинет Гоухина – не было сомнений. Я ещё помнил этот кабинет. Но кое что, при осмотре книжной полки бросилось в глаза – новинки. Это были точно такие же книги, как и другие. Но нехватка места среди других бумажных на законном для всех книжек месте вынудила Панду складывать новичков в бережно расставленые башенки. Друг на друге на меня смотрели корешки разных цветов: Красные, зелёные, синие, коричневые и белые. Больше всего в башенках, которых я насчитал три штуки, находилось красных корешков. Затем я повернул голову вправо. Там не было ничего нового. Знакомая маленькая кухонька в его кабинете, кофемашина в уголке, ну и всякое остальное, что обычно есть на кухнях. Только хозяина не было, что показалось мне странным. Но ведь он же секунд пять назад вытащил меня своим словом из пучины безсознательного. — Вечно с тобой какая-то дичь, когда ты приходишь ко мне, Итан. — послышался басок над головой. Но не успел я и головы поднять, как панда уже важно заходила за меня, оказавшись уже напротив. Он уселся в кресло, переложив толстую тетрадь из левой руки в правую, чтобы тут же осторожно бросить её перед собой на середину столика лёгким качанием исполиновой ручиши. — То хрень всякая снится, то пока тебе затрещину не дать, так ты в сознание не придёшь. На ходу спишь? «Что? Какая ещё затрещина? О чем он вообще? — И тут в затылке загудело, а кожу защипало от жуткой боли. Меня как будто приложили чугунным казаном с серьёзного такого размаху. — Ааау!» — я немо зажмурился, раскрыл рот, лоб опустил к самым коленям и прошипел, претерпевая нанесённый секунд десять назад удар, боль от которого, пришла лишь спустя секунд восемь. — За что ты мне так? Просто позвать меня – никак?! — шипел я недовольно, стараясь пригладить волосы на воющем от боли затылке. — Начни ты слушать мою речь, а не тупо пялиться в точку, то я думаешь стал бы? Я сам себе должен приподносить информацию по-твоему? — ворча огрызался черно-белый, удобно рассаживаясь в кресле напротив меня. — Ну завтыкал от скуки! — оправдывался я. — С кем не бывает, в конце концов?! Не лупить же людей за это своей медвежьей силой! — Если я над ухом должен глотку рвать, чтобы ты хоть как-то отреагировал, то зачем вообще согласился? Как ты сюда вообще "живым" добрался? Вот какие вопросы ты задавать должен. — Что значит "живым"? Вот же я – говорю с тобой. Дышу, моргаю и все остальное. Но... — в горле ком встал. Я совсем не мог понять, когда я вообще был в дороге. Как я тут оказался? Вопрос даже не в том, жив я или мертв. Я не помнил, чтобы вообще ехал сюда. — Гоухин? На лице панды проскочила ухмылка. В ней читалось "Ну наконец-то!". — М? — промычал он вопросительно. — А как я вообще тут оказался? — Вижу голова у тебя по-тихоньку начала работать. Неудивительно, что ты глючил у меня тут. Ты мне ещё на трубке показался странным. Я тебе два часа назад позвонил – в шесть. Ты тут же поднял трубку и когда я пригласил тебя к себе, ты как-то мямлил что-то, потом еле-еле разбочиво пробурчал, что приедешь. Вот ты приехал, пришёл, но был как будто на автомате. Даже в недосыпе дело, признаки которого у тебя на лице написаны. Дело в чем-то другом. В чем же, Итан? Я понял, что Гоухин хотел выведать, почему это я такой загруженный приехал сюда, с читаемым минут десять назад синим экраном в глазах, и чем таким была забита голова, чтобы загулшать мощный крик медведя над ухом. — Да так. — пожал я плечами, готовясь отнекиваться от вопроса, стараясь свести его куда-то в сторону, чтобы его больше не нужно было поднимать. — Екзистенциальный кризис на почве денег и недавней судимости. — Без тяжёлого лёгкого нет. — с ленвым сочувствием выдохнула панда. — Значит ты все забыл, что по телефону я тебе говорил. — он многозначительно цокнул, выгнулся вперёд и стал пояснять: — В двух словах: Нужно разобрать вопрос твоей красной луны, а потом разберёмся с малым – твоим "психозом". Начнём с первого... Я прикипел взглядом к панде, что протянула руки к тетради. Он раскрыл её на какой-то из страниц. Встал, направившись к ряду книг, стоящих столбами на книжном стеллаже. Аккуратно вытащил нужную, стараясь не дать всей колонне рухнуть. Он извлёк одну, поправил остальные чтобы те стояли ровнее и вернулся к столику. Он положил мне книгу в угольно-черном переплёте, где жёлтыми буквами было написано: «Джон Мендоза. Дневник выживания на планете инопланетян.» Я вопросительно вскинул бровями и взял в руки книгу. С обратной стороны книги не было написано ничего интересного. Никаких слов автора, только наименование издательства, на которое было даже лень обращать внимание. Я отложил книгу обратно. — И что? — пожал я плечами. — Как это к луне относится? — Это я тебя хотел бы узнать. Я пробежался по куче книг бегло. Все книги, — он кивнул на столбики книжонок. — как-то упоминают иные миры или красную луну. Но все они, в чем я лично убедился, посредственная фантастика. Художественные произведения без какой-либо документальной основы. — И тут есть "Но". — вставил я догадку. — Но, — подтвердил её Гоухин. — не эта книга. В ней было кое что. — я наклонился ближе к панде. — По началу я, как и со всеми книгами, бегло воспринимал написанное в ней. И тут стали появляться совпадения. Я прочёл книгу полностью. Выписал себе немного в ежедневник. Потом прочитал про книгу. Издательство, давно не существующее из-за банкротства, выпустило эту книгу как документальную. Но, судя по рецензиям, её читатели-конспирологи восприняли за фантастику, а автора сильно возненавидели. А вот любители художественной литературы, что странно, оказались более недовольными. Большинству книга показалась скучной, топорной. В общем, при её цене, за плохую фантастику автора вовсе засыпали угрозами. Но тот давно умер и письма с ними пришлось читать издательству. — Давай ближе к делу, что ты там вычитал? — он взял в руку тетрадку и нахмурившись на ней, пробежался по тексту: — «Двуногие безволосые создания. Недостаток шерсти в условиях холодных лесов создания компенсируют за счёт толстой одежды.» — прочитал он заметку. — «Живут в строениях, как и звери. Современными технологиями не располагают.» — со следующей заметкой, в прочтении появилась интонация напряжения: — «Группа существ заметила меня. Кажется, обладают огнестрельным оружием (по направлению ко мне вспыхнула белая точка света)». «Оказывается, пользуются транспортом. В основном – юрты, запряженными в них собаками, передвигающиеся исключительно на четвереньках. Запечатлён самый настоящий паровоз! Даже автомобили.» — Это чей-то дневник? — кивал я на книгу. — Можно сказать и так. В ней автор полностью описывает свою нелёгкую жизнь в ином мире, где животные крайне несговорчивы друг с другом, а подобные тебе влавствуют над природой. Вот я и хочу узнать. Так ли это похоже на твой родной мир? — На сто процентов похоже. Но, погоди. Но какой это такой зверь должен быть, чтобы люди его не заметили? — Автор – горилла. В книге сказано, что он попал в другой мир из-за красной луны непонятного происхождения, а потом оказался подо льдом замерзшего горного озера. — Хочешь сказать, что горилла, из этого мира, попала в снежные горы? — со скепсисом спросил я Гоухина. Тот кивнул. — Да он бы не выжил там, если бы его обнару... Начал я высказывать сомнения, как в голове сразу начала расти картина, кем являлась эта горилла людям, обнаруживавшим её в снежных горах. Я сразу заметил эту третью ногу, растущую из темы о сущности красной луны. В голове пронёсся ворох разных мыслей, но все они складывались вокруг одной загадки человечества. Кишки скрутило от осознания. Моё лицо вытянулось в удивлении от осознанного, а глаза превратились в блюдца. Мне тут же захотелось поделиться с Гоухином тем, что тут же появилось в моей голове. — Это же!...Конец второго сезона