***
выйти на «молодежной», понять, что молодежь — не твой уровень, уже — пройденный этап за плечами, оставшийся на другой платформе. шагнуть на ступень и чуть не упасть — за дух и руки хватаешься. собственные — мертвой хваткой для давно усопшего. долго наблюдать за другими: встречают и встречаются, сталкивают и сталкиваются, саня любит такое: с разбегу врезаться в грудь, чтоб заболело и с ног сбило, бесконечно извиняясь, что опоздал, отлипнуть только через секунд пятнадцать – и тоже молить прощения, что не навсегда. может, на зиму, на три месяца, или с погодой в москве – всего на один остаться, и то с натяжкой – с вечными побегами и перепадами. шумно, чтоб весь двор слышал. сане, санечке идет станция «молодежная»: взгляд влажный и значимый, улыбка небрежная и живая, и сам он еще хочет жить. хочется верить, что проживет он еще долго-долго. у санечки на ресницах снежинки тают как весенняя капель, и сам он больше к весне ластится, а зиму недолюбливает. носит шарф красно-синий — теплый, шутил еще про него, что по пидорски в нем выглядит; засовывает руки под него и греется. живет и обходит лужи на асфальте. — леш, ну ты чего, — берет того под руку и отводит от крыш подальше, смотрит вверх пристально-пристально и добавляет: — тебя не учили не ходить под крышами? видишь, сосульки висят — для таких как ты, знак придумали: «осторожно: сосульки!» — а леша ни в одном глазу. ни в одной капле. бледный и губы обветрились — потом на кухне сидеть и объедать корочку на них, чтобы кровь пошла. чтобы хоть что-то пошло и напоминало о том, что живет и дышит — пар изо рта выходит. казалось, что его уже, того, шарахнула та сосулька. большая-большая и острая — сильно по голове дало. убило.***
— а помнишь, как ты сказал, что я — твое море? — саша улыбается, запрыгивает в автобус и крутится около поручня — шапка съехала набок и окно все в трещинах: походит на карту метрополитена, только без цветных веточек. леша боится за сашу, как бы на него это стекло не обрушилось и не порезало — разорвало. как бы он сам не треснул, как лед под ногами, и не упал в бесконечность из швов и синевы; из тонких прозрачных нитей: вены — голубо-зеленые и продольные. — помню, — у леши глаза — безбожно холодные, взгляд то ли исподлобья, то ли из-под темноты мешков. будто кровь застоялась и совсем закоченела — настолько, что пигментация пошла и полное обморожение — конечности синеют. саша улыбнется — у лехи руки покалывают, хочется к батарее пригреться, и обжечься тоже хочется, чтобы хоть что-то блеснуло в сознании, кроме зеленых глаз. сядут вместе на последних сиденьях, санечка — жемчужина в этом беспробудном море — ляжет головой на лехино плечо — на куртку синюю — бормочет что-то себе под красный нос, шмыгает им — руки в боки. у лехи мочки ушей горят — щеголяет без шапки. выйдут практически на конечной, саня побежит вперед как маленький — склонится к белому снегу — руки тут же алыми станут. наберет горсточку в ладошку, сделает более-менее ровный шарик и кинет в леху. лехе холодно и поскорей бы домой греться: сунуть руки под теплую воду и радоваться, что не отвалились по дороге, а тут санечка: прутик на голом дереве в феврале, весело раскачивающийся на ветру. тут санечка — жив и румянен, как яблочко наливное. леха из последних сил вытащит руки из карманов, начнет тоже кидаться — когда придут домой, куртку еще сушить надо будет, а потом сквозь обстрел подойдет и обнимет — тоже из последних сил (и задышится в два раза легче). — бля, лех, из-за тебя руки мерзнут, — санечка, а из-за тебя сердце тает. бежит по первым ручейкам, как кораблик — не успеешь оглянуться, а он пропадет уже из виду: уплывет по синей москве-реке, под мостом, под другими туристами какими-нибудь. ресницы хлопают, как крылья у бабочки, санечка обнимает в ответ и слезы идти у него начинают — трет уставшие глаза и шмыгает — снежинки на макушку падают.***
долго-долго, мучительно-красно́ лилось время на улице. все по домам сидят — не вылазят без причин. а тут причина. весомая. сашенька. — ты че, плачешь? — может, ну, спросить нужно было чуть нежнее, но если перейти эту грань — не поймут. если обнять чуть не так — оттолкнут. саша сложен, как головоломка, но для чуть более смекалистого человека может саня и не такой уж и кубик рубик. может, это только в их отношениях он такой неординарный и хрупкий — перед глазами то стекло и отражение свое. не прислоняться. — нет, зима просто. холодно, — саня залезет пальцами в рукава куртки и чуть дольше позволит себя обнимать, а леша чуть дольше будет ныть о том, как руки болят и горят может, потому что, и вправду зима. может, потому что лед тронулся на москве-реке и еще — у лехи злостно под ребром. осколком раздробило — сердце задело. и ведь убило.