10:17:34
Дежавю. Чонгук совершенно обессиленный опирается плечом о фонарный столб и медленно сползает по нему вниз, к мокрому асфальту. После очередного обновления, показавшего ему резко уменьшившиеся цифры на таймере, Гук чувствует необъяснимую тяжесть, тянущую его на самое дно. Он смертельно устал, словно бы все эти десять часов, ушедшие с потерей жизни, без передышек и отдыха бежал марафон, не позволяя себя никому обогнать. Разбит и уничтожен. Десять часов. Много ли это? Достаточно ли оставшегося времени, чтобы найти ещё троих мемберов? А главное, сможет ли он продержаться, когда только подступающая недавно истерика сейчас уже входила в свои права? Чонгук сдерживает себя сохранившейся волей и старается успокоиться, крепко зажмурив глаза. Лишь на мгновение он окунается в родную атмосферу, чудом воспроизведенную в памяти: в общей гримёрке — да, они могли бы позволить себе отдельную комнату для каждого, но зачем? — слышится дурацкий смех Сокджина и хихиканье Чимина, приглушённый закрытой дверью разговор Юнги и Намджуна, громкие возгласы Хосока и отчётливое «А куда делся Чонгук-и?» Тэхёна, после чего вся суматоха затихает и раздаётся синхронное «Чонгук-а!». Гук хватается за металлическую ручку и, приложив оставшиеся силы, дёргает дверь на себя. Та поддаётся, хоть и не сразу, но вместо привычной обстановки и любимых хёнов Чона ослепляет яркий белый свет, причиняющий режущую боль привыкшим к уютной затенённости ввиду пасмурной погоды с затянувшими небеса тучами глазам. — Вам плохо, молодой человек? — Гук медленно возвращается в реальность — ту, что на деле игра — и нехотя глаза открывает. Видимо ноги, не способные удержать его вес, таки подкосились, иначе Чонгук никак не мог объяснить то, каким образом он оказался сидящим на тротуаре, щедро смоченном прошедшим недавно дождём. Перед Чоном остановилась миловидная девушка, наверняка разглядевшая золотые часы с отсутствующими на циферблате стрелками — единственный счёт, имеющий значимость для Гука, расположен в правом верхнем углу его зоны видимости — на запястье и вполне приличный внешний вид. Вряд ли бы юная леди решилась помочь забитому жизнью бородатому немытому мужчине, умирающему посреди этой самой дороги. Уткнулась бы носом в экран своего смартфона, сделав вид, что не замечает ничего странного вокруг. Чонгук не может обвинить её в безучастности и корысти, люди вовсе не обязаны действовать так, как предписано общепринятыми устоями и моральными принципами. Это сугубо личное и из искренних благородных позывов, потому что мир сейчас совершенно другой. Отвратительный. — Вы можете подняться? — девушка наклоняется и обхватывает ладонь Чонгука аккуратными пальчиками с длинным маникюром, пытаясь таким способом поднять его. Какая нелепость. Гук ведь больше её раза в два. Как именно она себе это представляла? — Ошибка ввода! Чон вздрагивает от неожиданно заговорившего роботизированного женского голоса, обычно оповещающего его о загрузке игры, и мотает головой в попытке прогнать возникшую громкую трель — своего рода сирену — из головы. Девушка, явно испуганная подобным поведением, отшатывается от него, отдёргивая ладонь от руки, и Гук с облегчением выдыхает, ибо оглушающий звон в ушах, разрывающий его на части, тут же затихает. — Внимание, произошла ошибка ввода. Пожалуйста, повторите свою попытку, — первое объяснение, которое Чонгук получил от создателей, однако это не сделало ситуацию понятней. Ощущение, будто бы что-то должно случиться, не покидает его — Чон ждёт подвоха ещё с того момента, как сумел отыскать Чимина. На его пути не было никаких препятствий, а все мемберы так или иначе, но были знакомы друг с другом. Поразительная случайность, не правда ли? Возможно, Чонгук просто накручивает себя, ведь ему изначально не предоставили никакого обучения или короткой инструкции, просто запихнули в игровой процесс, заставив учиться на своих же ошибках. Наверное, ему полагаются небольшие подсказки. Непрерывно мигающий после прикосновения всё ещё стоящей перед Чоном девушки таймер, наконец-то, замирает. Гук порывисто вдыхает холодный воздух, пытаясь заполнить им давящую пустоту внутри, чувствуя, как медленно уплывает сознание от выдуманным самим же Чонгуком приступом асфиксии — удавка на шее затягивается, вынуждая схватиться в поисках дополнительной опоры за фонарный столб.08:13:54
Минус два часа. Гук совершенно не понимает, за что судьба к нему так несправедлива. Почему игра, казавшаяся не такой уж сложно проходимой, вдруг начинает штрафовать его буквально за каждое лишнее действие? Он крепче сжимает пальцы на бетонной поверхности, ощущает, как ранит нежную кожу мелкой крошкой уплотнённой смеси каменного строительного материала, и упускает момент, когда участливая девушка вновь притрагивается к оголённой кожей его руки. — Ошибка ввода! — Не смей меня касаться! — взрывается Чон и отшатывается — насколько это было возможно в его положении — от незнакомки, прожигая ту ненавистным взглядом, словно именно она виновата во всех его неприятностях. Не во всех, конечно, однако по вине этой дамочки вновь звучит надоедливое: — Пожалуйста, повторите свою попытку.06:12:47
На сей раз Чонгук не позволяет себе поддаться панике и контроля над эмоциями не теряет. Выражением своего лица он окончательно отпугивает девушку, решившую, наконец, оставить его в покое и пойти по своим делам, сделав вид будто ничего и не было. Гук едва успокаивает трясущиеся как у наркомана во время ломки руки и, стараясь не отчаиваться, отключает себя от нависших проблем и связанных с ними переживаний. Шесть часов. Ещё совсем недавно Чонгук имел почти сутки на поиски последних мемберов, а теперь не уверен, хватит ли оставшегося времени, чтобы разыскать помимо Хосока Юнги или Намджуна, только если старший Чон, разумеется, чисто случайно не знает о местонахождении обоих хёнов Гука. Осталось только собрать имеющиеся силы и добраться-таки до Хосока. — Парень, ты в порядке? — Чонгук бы, несомненно, огрызнулся, не позволив очередному незнакомцу подойти к нему с благородным желанием помочь. Более того, он всерьёз собирался уже открыть свой рот и со скопившимся внутри гневом выплюнуть любое только что пришедшее в голову оскорбление. И обязательно бы сделал это, если бы сзади стоящий мужчина попросту не подхватил его под подмышки и не поставил бы на ноги одним резким движением. Чон пошатывается, однако чужие ладони придерживают и не позволяют вновь оказаться на мокром холодном асфальте. — Ну-ну, хватит. Насидел себе уже достаточно проблем со здоровьем. Идём, — незнакомец просовывает свою голову под руку Гука и, сжав его запястье в своей хватке и осторожно обвив его талию, помогает сделать первый шаг в сторону небольшого магазинчика, расположенного прямо перед этим треклятым фонарным столбом. Чонгук этому мужчине благодарен не только за помощь, но и за то, что тот не касается его кожи — его пальцы обхватывают предплечье в том месте, где оно полностью закрыто рукавом джинсовки, — и не уничтожает очередные два часа от оставшегося времени. Колокольчик приветливо звякает, нарушая привычную тишину подобных магазинов. Чонгук посещает книжные лавки ввиду своей профессии не так уж и часто. Да и желанием-то особо не горит, а потому искренне Намджуна, выбирающего всегда печатный вариант вместо электронного, не понимает, ведь для них куда легче отыскать нужную книгу в интернете и читать ту с телефона, чем попытаться выбраться в магазин. Но здесь — Гук нехотя признаёт — есть своё очарование: небольшие книжные шкафы, размещённые на достаточном для свободного прохода двух посетителей сразу расстоянии, уютные диванчики в центре небольшого помещения, как импровизированная зона для чтения, и ещё один, куда и усаживают Чонгука, прямо напротив прилавка, где помимо кассового аппарата располагалась кофемашина и витрина с пирожными. — Извините, а вы, — Чонгук, наконец-то, обращает своё внимание на добродушного мужчину и не удерживает в себе удивлённый возглас. — Хён! — Намджун вздрагивает, разворачивается к нему лицом и неловким движением сталкивает локтем банку для чаевых с прилавка. Чон, собственно, другого от Кима и не ожидал. Хён мрачно смотрит на стеклянные осколки и единственную купюру среди них номиналом в десять тысяч вон на полу, со вздохом пожимает плечами и, подняв откидную столешницу возле кассы, нагибается с кряхтением, чем очень Гуку напоминает Юнги. Радость от обретения Намджуна немного притупляется, как только взгляд встречается с обесцвеченной фотографией Мина. Чонгук не понимает, почему зациклен на нём так сильно, ведь своим кумиром и примером для подражания он признаёт лидера группы, а расстраивается именно из-за второй по счёту чёрно-белой иконки. — Я немного рассеян, — возвращает его голос Кима в реальность, где старший заканчивает заметать осколки в совок и вытряхивает стекло из него в мусорное ведро, — поэтому не могу припомнить тебя. Не представишься мне заново? — Чон Чонгук, — и с ощутимой горечью добавляет, — ты знаешь меня, хён, но не сможешь вспомнить. Не здесь и не сейчас, — с каждым словом Чон говорит всё тише, а на последнем — едва шевелит губами. Он так устал от разочарования, настигающего регулярно при осознании того, что хёны ведут себя подобным образом не из-за глупой ссоры или обиды, они попросту своего макнэ не знают. В этой игре в их жизнях не существует никакого Чон Чонгука, и это, пожалуй, причиняет наивысшую боль. Может, все хёны и не знакомы между собой, однако их связывает нить — тонкая, почти призрачная, — и Гук, слепо доверяя, идёт по своему тернистому пути, в ладони ту самую нить сжимая. Они помогают ему, не оставляют в неприятностях и заботятся, словно бы всё игровое пространство — разыгрываемая сцена из какой-нибудь дорамы. Вот только Чон не актёр ни разу, поэтому ему приходится смириться: эти люди — не его хёны. — Ну, мы ведь всегда можем познакомиться заново, верно? Ким Намджун — владелец этой уютной лавочки, но ты наверняка уже знаешь об этом, Чонгук-и, — Намджун отворачивается к кофемашине, а потому не замечает чужого страдания от ласкового обращения по имени на скривившемся от горя лице. Гук нисколько не преувеличивает: так тяжело ему не было ни на одной тренировке или отработке хореографии, даже если вспоминать преддебютные времена. Боль, не физическая, а психологическая. Боль, сравнимая лишь с разговорами о конце карьеры и потере АРМИ. Боль, затапливающая собой всего Чонгука, желавшего усесться посреди улицы и разрыдаться от отчаяния. Намджун ставит на столик перед ним кружку, аромат шоколада от которой наталкивает на определённые мысли, и, внушительно развалившись рядом с Гуком на диване, прячет руки в карман толстовки. Чон жалеет, что Ким не коснулся его ещё тогда, когда поднимал на ноги возле фонарного столба. Ему нужно предпринять хоть что-то и побыстрее, ибо таймер показывает неутешительные цифры. Но вместо того, чтобы просто, якобы случайно, дотронуться до шеи или лица — единственные оголённые участки его тела — Намджуна и сбежать, Чонгук тянет замёрзшие ладони к горячей кружке и тут же от неё левую руку отдёргивает, зашипев от боли. Кончики пальцев, поврежденные шероховатой бетонной поверхностью и обожжённые сейчас высокой температурой посуды, покалывает, и это становится для Гука чуть ли последней каплей. — И как тебя угораздило? Подожди секунду, — для Чонгука это мгновение растянулось бы в час, если бы не таймер, убеждающий, что не прошло и минуты. Намджун снова что-то роняет, однако Чон, полностью погружённый в попытку не сорваться — ему по горло хватило прошлого раза, когда за почти начавшуюся истерику игра отняла десять часов времени вместе с жизнью, что на этот раз уже будет означать для него конец всей игры, — не обращает на неаккуратного хёна внимания, пока его запястье с осторожностью вновь не обхватывают. Ким будто бы издевается над ним: опять не притрагивается к коже, лишь смоченным обеззараживающим средством ватным диском касается свезённой кожи и дует сразу же, как только Гук морщится. Как с маленьким ребёнком, честное слово.05:37:21
Ладно. Чонгук согласен рискнуть. Намджун — настоящий Намджун — учил его быть вежливым и воспитанным, поэтому Чон, купаясь в доброте его прототипа, отказывается от первоначального плана с последующим побегом и, оправдывая себя отсутствием выбора, решается: — Хён, могу я попросить тебя? — Чонгук-и? — Ким, не взглянув на своего гостя, старательно приклеивает пластырь с железным человеком — Чонгук ненамеренно акцентирует на этом — на каждый раненный палец. Своеобразное разрешение. Гук, несколько раз отдёрнув свободную руку, всё же едва касается ладони хёна, ощущая, как часть груза с его плеч в ту же секунду спадает. Ни голоса с «Ошибка ввода», ни уменьшения времени на два часа — ничего. Лишь фотография Намджуна, обретающая законные цвета, в маленькой иконке сияет и подрагивает. Чонгук больше не чувствует радости, только слабость как после неимоверно долгого и трудного дня и пустое разочарование из-за своей безэмоциональности. Он растратил всю энергию. — Подождите, идёт загрузка, — Чон руки не отнимает и глаз с замершего из-за игрового процесса хёна не сводит. Возможно, Гук впервые программе благодарен. Это своего рода шанс уйти тихо и безо всяких вопросов. Чонгук так сильно ненавидит себя за подобную мысль, но почему-то, ведомый ей, покорно встает с диванчика и отпускает чужую ладонь. Этот человек — не Намджун. Настоящего Гук ни за что бы не бросил. Именно так он себя и успокаивает, когда покидает уютный книжный магазинчик под остаточный тихий звон дверного колокольчика.